В тот вечер
он сидел на кожаном диване в домашней библиотеке и наблюдал, как снежинки опускаются на стекла окон. Они летели так медленно, что постепенно начали его раздражать.
Собственно говоря, в последнее время
его раздражало абсолютно всё. Даже то, что люди дышали, а их сердца бились, качая кровь. Каждый раз, когда
он проходил мимо человека на улице,
он хотел вырвать тому сердце, не прибегая к особым церемониям. Хотел вонзить клыки в его артерию и заставить кровь покинуть его тело, в то время как
он сам отправился бы в очередной раз травиться красной жидкостью, являющейся по совместительству
его эликсиром жизни. Хотел украсть воздух из легких любого прохожего, обречь его на страшные мучения, поскольку ему казалось, что
его личный воздух, в котором
он не нуждался уже более века, был варварски похищен. Больше всего
его раздражало, что почти каждый человек на улице хранил в себе её лицо. Однако каждое из этих лиц было лишь иллюзией, сотканной жестокими руками веры.
Здесь не было никого, кроме
него, обреченного провести Рождество в полном одиночестве.
Он не то чтобы переживал по этому поводу, ведь прошло так много времени, чтобы светлейший из праздников перестал что-то для
него значить. Впрочем, когда
он еще был человеком, — особенно, ребенком —
он любил Рождество. Дом становился особенно теплым в это время года и дарил ощущение невероятного умиротворения. Мама декорировала дом, как она того и хотела, каждый год используя разные украшения, сделанные своими руками. После её смерти большой особняк будто бы потерял свою, особую теплоту, так тщательно оберегаемую ею.
Рождество оставалось тем днем, когда строгие черты отцовского лица несколько смягчались, а
он и Деймон не рисковали вступать в словесную перепалку.
Его любимой частью праздника в детстве был выпавший снег, подающий им со старшим братом отличный повод для игры. В более позднее время, когда они выросли, подростки были бы рады появившейся возможности убежать из дома с целью потерять рассудок в близлежащем пабе.
После того, как их мать отошла на покой в мир иной, а отец стал тем, кого едва можно было узнать, Деймон всеми способами старался устроить
ему, своему младшему брату, самый лучший на свете праздник. Но в этом году он принял решение провести его с кем-то другим, лишь бы не оставаться наедине с
родственником.
Он налил себе ещё один стакан виски, пытаясь определить, каким тот является по счету: пятым или десятым. Кто знает, может быть, число выпитого алкоголя не ограничивалось этими числами и было несколько превышено. Ведь
он перестал считать, когда почувствовал спиртную карусель в организме, давящую на мозг, подобно тяжелому бремени.
Сколько
ему удалось выпить? Вопрос, ответ на который потерял свой путь.
Счастливого Рождества, черт побери.
ㅤ— Знаешь, складки на твоем лбу показывают, что для окончательного исполнения желания не хватало только меня, —
он не мог не услышать голос, источник которого находился за
его спиной. Невероятно знакомый, греющий изнутри и заставляющий подбородок вздернуться.
Он обернулся и увидел Елену, одетую в её привычную одежду: брюки, топ и голубой свитер — откинувшую волосы, по старой привычке, за спину и прислонившуюся к книжной полке.
Она была облачена в те же вещи, в которых она завершила свой земной путь. То было время, когда
он оставил её умирать.
ㅤ— Отлично, теперь меня посещают галлюцинации, — произнёс
он вслух, повернув голову в исходное положение и возвращая взгляд на оконную раму. Скорее всего,
он выпил слишком много.
Молодой человек, прикрыв глаза, медленно опустил стакан на стол, стоящий подле себя. Может быть,
его всего-навсего посетило коматозное состояние, помрачение рассудка. Возможно и таков исход, что
он спит уже целую неделю, поэтому, когда
он проснется, окажется, что никакого Рождества и не было. Все происходящее
он не хотел принять как реальность.
Человеческий запах заставил
его открыть глаза и увидеть перед собой Елену, нахмурившуюся и грозно опустившую руки на бедра. Она, хоть и была иллюзией, в тот момент казалось до неприличия реальной. Она пахла человеком, и
ему это нравилось —
он хотел упиваться ею до пресыщения, коего в ближайшей вечности не наблюдалось. Её аромат был таким приятным, щекотавшим задворки
его сознания и намеревающимся остаться там надолго. Она была похожа на Елену, она пахла, как Елена, но она не могла быть Еленой. Она покинула этот мир большим количеством дорог, чем одна.
ㅤ— Как ты здесь оказалась? Ты…
ㅤ— Мертва? — она прервала
его предложение с широкой ухмылкой на лице. — Да, я помню. Ты оставил меня и, вместо этого, спас Мэтта, — она повела бровью в
его сторону. — Знаешь, ты должен был сказать мне, что ты чувствовал в тот момент. Я бы в любом случае это приняла.
Её слова ранили
его, как покрытый вербеной кинжал, и
он опустил взгляд вниз, поскольку был уверен, что если будет смотреть на неё долго, слезы покатятся по щекам. А
он устал плакать.
Он устал от всего.
ㅤ— Слишком рано? Думала, что мы сейчас сможем говорить об этом с улыбкой, — она громко выдохнула, но все, что выходило изо рта, представлялось белым дымом, замерзающим в воздухе.
Она ждала
его ответа, но
он даже не удосужился посмотреть на неё.
ㅤ— Эй, — она сделала к
нему несколько шагов и опустила ладонь на
его щеку. Её прикосновение оказалось таким холодным, что
он вздрогнул.
Он посмотрел на её руку, её бледную жилистую руку, и по какой-то причине не смог отвернуться. — Ты поступил правильно, Стефан. Ты сделал то, о чем я просила. Ты всегда поступал благородно. Вот почему я любила тебя до своего последнего вздоха, — пробормотала она, убирая пальцы от
его лица.
ㅤ— Ты мертва, — резко заявил
он, как будто только что осознал это.
ㅤ— Да, — согласилась она.
ㅤ— Тогда почему ты здесь? — поинтересовался
он только потому, что её образ разрушал частицы
его сокрушенного донельзя сердца. Может ли разбитая часть тела разбиться снова? Единственный, кто способен так поступить, — Елена Гилберт. Он хотел бы, чтобы она осталась, и одновременно — чтобы она ушла как можно дальше. Девушка устало вздохнула.
ㅤ— Не хочу, чтобы ты оставался один на Рождество, — она опустила взгляд, играя со своими пальцами. — Никому не стоит праздновать в одиночестве, — сломанная улыбка возникла на лице, когда она немного подняла голову. — Ты видишь, где я сейчас. Ужасно несправедливо. Черство. Застряла, не в состоянии двигаться, смотрю на мир через грязное окно. Я вижу Елену в каждом из этих пятен, — девушка свела брови на переносице, когда упомянула себя, — или всё то, что от меня осталось, — поспешно поправила она себя.
ㅤ— Если ты не на Земле и не на небе, то где же ты? — отозвался
он голосом, трескавшимся на части, как и
его сердце, поскольку мысли о ней были невероятно тяжелы. Она лишь качнула головой.
ㅤ— Не знаю, — хрипло ответила она, заглядывая в самую глубину
его глаз. — Но многие из нас находятся там же, где и я. Они сказали, что мы можем устроить себе небольшой подарок, поэтому я и пришла к тебе. Ты был моей первой мыслью, моим единственным из возможных желаний. Думается, проклятые тоже заслужили право отметить Рождество, — сопрано постепенно сделалось печальным, и одна единственная слеза скатилась по её щеке.
Елена. Её имя казалось таким сладким. Её имя пробегало по
его разуму в поисках самых приятных мыслей, сохраненных за долгое время. Видя её здесь, стоящую перед собой, он ощутил, как боль расширилась до того, что стала приносить радость.
Он хотел бы обнять её, но не мог.
Он хотел бы поцеловать её, но не мог.
Он хотел бы заняться с ней любовью, не спеша, всю ночь напролет, отдавая себя без остатка. Хотел попробовать на вкус соленую кожу и взять её руки в свои, заставить её упиваться грехом и удовольствием от
его прикосновений к самым чувствительным местам. Но
он не мог. Ведь Елена была лишь призраком той женщины, которую
он любил, а женщина, которая любила
его в ответ, предпочла кое-кого другого.
Елена. Любовь всей
его жизни.
Его вторая половинка. Составляющая часть, так недостающая в последнее время остальным органам.
Его прелестнейший Инь. Крошечный кусок головоломки для несобранной мозаики.
Она сделала несколько шагов вперед, и, когда
его взгляд только тревожно всмотрелся в её лицо, она уже улыбалась и сидела на
его коленях. Осторожная, она наклонилась к
нему, утыкаясь лицом в шею, а грудью — в лицо. Девушка почувствовала, что твердые мускулы напряглись рядом с её хрупким, нежным телом. Он превратился в жесткую сталь под её руками. Она опустила ладонь на его сонную артерию и заманчиво шепнула ему на ухо:
ㅤ— Я замерзла. Ты не мог бы меня согреть?
Всё это время, сжимая её в своих объятиях,
он чувствовал себя так естественно, как будто бы держал её от начала времен и никогда не отпускал. Он опустила
его исчерченные линиями жизни ладони на свою спину и начала неспешно проводить ими путь, пытаясь согреть себя. Это выглядело так, словно
он никогда не прекращал этого делать, словно она была в
его руках всего несколько секунд назад. Однако её там не было. Прошли длинные дни с момента, как
он поддерживал её. Недели. Даже месяцы.
Он внезапно осознал: независимо от того, сколько времени пройдет, он никогда не избавить от Елены полностью.
ㅤ— Лучше? — спросил
он, продолжая водить руками вдоль её спины, в то время как она, уткнувшись в шею курносым профилем, играла с
его волосами на затылке.
ㅤ— Намного, — отозвалась она так, что
он почувствовал, как её горячее дыхание обожгло кожу. Внезапно девушка стала слишком теплой.
Он смотрел на неё другим, свободным взглядом, который способен лишь раскинуться вдоль и блаженно жмуриться от одного её вида.
Позже
он тоже это почувствовал. Медленный ритм стал сильным и громким.
Он чувствовал её, проникающую под кожу, внутри своей грудной клетки.
ㅤ— Я могу слышать стук твоего сердца, — сказал
он, замечая особенность останавливать
себя после каждого произнесенного слова. У неё было подозрительно сильное кипящее здоровьем сердцебиение. То, которое ему удавалось слышать во время тех ночей, что они провели вместе. Звук по-прежнему гудел в ушах, отдаваясь всему фибрами по организму.
Елена подняла голову и снова улыбнулась.
ㅤ— Да, это порой происходит, когда я думаю о тебе, — она взглянула на
его губы и, прежде чем
он успел осознать её намерения, бережно накрыла их своими, даря
ему робкий поцелуй. Не большой и не страстный, а такой, в котором
он нуждался больше всего. Вкус её губ, вкус по которому
он так сильно скучал. Этого было достаточно для
его счастья.
ㅤ— Помнишь прошлое Рождество? — спросила девушка, на долю секунды покинув е
го. Она смотрела на
него, от чего на
его лице уже появлялась улыбка. Конечно,
он не мог его забыть.
Он помнил всё, каждое мгновение, что они разделили на двоих.
***
На прошлогодний праздник пришелся сильный снегопад. Снег достигал района коленей, что затрудняло пешеходное движение. Люди предпочитали не выходить на улицы, запираясь в своих домах. Стефан же боялся, что она замерзнет, если выйдет на улицу в такую погоду, но упрямая девушка хотела насладиться природным белоснежным чудом, подаренным на Рождество. А он, как и всегда, следовал её желаниям. Таким образом, он заставил её надеть несколько свитеров, о чем позже пожалел, и они вышли на улицу. Она падала бесчисленное число раз, исчезая в ворохе белого пуха, но была счастлива. Он же радовался лишь осознанию того, что ей весело. Позже они нашли место, где можно было бы нормально пройти, так что он взял её за руку, и они отправились в неспешную прогулку, которая закончилась, когда Елена замерзла.
Он решил отвести её домой. Его комната дарила ощущения уюта и свободы, смешанные с теплотой. Она взяла свою мокрую одежду и, пока он заполнял ванну согревающей водой, зажгла ароматические свечи, расставив их в каждом уголке помещения. Он терпеливо дожидался, когда она выйдет из душа.
И потом, они занимались любовью. Один-два раза, а, может быть, пять. Разве кто-то считал? Ему лишь удалось запомнить, какое тепло она чувствовала и как сильно цеплялась за него. Из её памяти же были неискоренимы отрывки о том, что ей всегда его не доставало.
***
ㅤ— Снег, — произнесли её губы, и
он догадался, что она соскучилась по этому природному явлению. Как
он хотел, чтобы она получила желаемое! На этот раз
он бы позволил ей выйти на улицу в нижнем белье, если она того захочет. На этот раз
он хотел быть лучше, приобретя чуть больше достоинства. Если бы только
ему выпал хотя бы один шанс сделать всё правильно…
Он рассчитывал, что она будет счастлива. — Помню, я так сильно промокла из-за него, — она счастливо засмеялась. — Даже нижнее белье было чуточку влажным.
Он улыбнулся и ласковым жестом убрал ей за ухо выбившуюся прядь волос.
ㅤ— Помню, — всего лишь сказал
он. Так и есть,
он бы не посмел забыть ту ночь.
Её щеки покрыл густой слой румянца.
ㅤ— Ты помнишь, сколько времени мы пробыли в постели? — её большие карие глаза встретились с
его — ядовито-зелеными, блестящими в свете библиотеки. — Несколько часов, если память мне не изменяет, — она с легким намеком приподняла бровь. — Но знаешь, что особенно пришлось мне по вкусу? — спросила девушка, словно собираясь открыть большую тайну.
Он качнул головой, сосредотачивая всё свое внимание на ней — она здесь не навсегда, и
он это помнил. И
он хотел купаться во всем её существе, во всем, что провоцирует её улыбку.
ㅤ— Как ты заботился обо мне! — воскликнула она. Да, этого она никогда бы не осмелилась произнести при жизни, о чем успела уже тысячу раз пожалеть. Она должна была поговорить об этом раньше, возможно,
он бы чаще делал то, что приносило ей удовольствие.
ㅤ— Мы лежали в постели и наблюдали, как за окном падает снег, — вспомнил
он, — и когда я хотел зашторить его, ты помнишь, что ты сказала? Кажется…
ㅤ—
Пускай падает снег, — она оборвала
его на полуслове, воскрешая в памяти свои точные слова. — Я сказала тебе: «
Пускай падает снег», — в очередной раз она адресовала
ему улыбку.
Он просиял в ответ, прежде чем опустить глаза и прислониться лбом к её лбу в знак нерушимой никакими препятствиями связи.
ㅤ— Моя милая, моя дорогая. Елена, — сбивчиво шептал
он. — Ты и правда оставила меня? — слеза покинула веко и медленно скользнула вниз, минуя линию скул. — Ты все ещё внутри своего тела?
ㅤ— Всегда, — ответила она, плача с не меньшим запалом. — Только ты способен найти меня, — она горячо обвила руками
его шею и притянула к себе ближе, настолько, насколько это возможно. Их носы на краткий миг столкнулись, а губы — соприкоснулись. Она хотела всегда пребывать под
его защитой, поскольку она знала — в ближайший срок отведенное ей время улетучится, и она снова почувствует холод и непреодолимое одиночество. Ей придется вернуться к точке возврата, но кто сказал, что она этого хотела? Она хотела остаться со Стефаном.
ㅤ— Ты мне больше не принадлежишь, —
его слова сильно ранили её сердце.
ㅤ— О, Стефан, — она устало выдохнула, — неужели ты не знаешь, что ничего не зависит от того, с кем я сейчас провожу время? У тебя всегда будет часть меня. Я никогда не смогу перестать любить тебя, — она не выражала к
нему свою любовь таким образом при жизни. Теперь же ей оставалось лишь сожаление.
Он еще раз прижал губы к её губам, опустил руки на её спину. Часы пробили ровно полночь.
ㅤ— Стефан, — она нехотя оторвалась от
его губ, произнося
это имя.
Он, испуганный, посмотрел на неё, и она, не удержавшись, перевела взгляд на посторонний предмет, не принадлежащий их маленькому миру.
Он взглянул на её стопы и понял, что они постепенно исчезают.
ㅤ— Елена, что происходит? — спросил
он, отчаянно пытаясь удержать её.
ㅤ— Технически, Рождество подошло к концу, — объяснила она с болезненной улыбкой на лице. — Мне положено вернуться.
Его глаза расширялись, наблюдая за тем, как её ноги исчезают. Она разваливалась в
его руках, как будто бы была сделана из пепла, из мельчайших частиц земной материи.
ㅤ— Обещаю, я найду лекарство и принесу его тебе, —
он пытался удержать то, что от неё осталось, но прежде, чем
он успел взглянуть наверх, руки на
его шее стремительно покинули свое место.
ㅤ— Я люблю тебя, Елена, — воскликнул
он, наблюдая, как её фигурка рассеивается по воздуху.
ㅤ— Я тоже люблю тебя, — тяжело прошептала она, пытаясь отдышаться, — вздох становилось сделать всё сложнее. Она еще раз с осторожностью поцеловала
его и в последний момент, перед своим окончательным исчезновением, успела произнести: — До следующего Рождества, любовь моя.
Она в самом деле умерла, не оставив никаких доказательств своего присутствия здесь в этот вечер. Её запах, вкус, прикосновения — всё ушло, все следы её пребывания. Не осталось никаких доказательств, но сокрушенная память и разбитое сердце могли бы выбить их из
его груди.
А снежинки, тем временем, продолжали оседать на стекле и растекаться белыми слезами по поверхности окна. Снег улетал прочь, стремился к земле, оплакивая произошедшее между двумя обреченными людьми в это Рождество.
