Кукла

      Если спросить Изабеллу, какое было самым ранним воспоминанием детства, она бы гордо пожала плечами и задумчиво, с нотками ностальгии ответила:        — Как бабушка берёт меня на руки и говорит, у меня будет не жизнь, а мечта. Каждый раз, как я вспоминаю это, я стараюсь быть лучше, помогать всем. Я беру с бабушки пример.       Окружающих всегда восхищал такой ответ. Они искренне улыбались и хвалили Альму.        — У Вас такая замечательная внучка!        — Такой ребёнок, Альма, милая, я радуюсь за Вас.        — Аж зависть берёт, ангелочек маленький, а не внучка.       Изабелла смотрела на гордо выпрямлявшуюся бабушку, крепко и тепло сжимавшую её ладошку, и старательно растягивала губы в улыбке, глотая неприятную горечь.       Первым воспоминанием девочки были светившиеся нежностью глаза мамочки. Двухлетняя Иса сидела на коленях мамы поздним вечером, прижимаясь к её груди, слушая размеренное сердцебиение. Ласковые руки гладили её по голове, а тихий мамин голос красивой колыбельной плыл по всей спальне, убаюкивая.       Мама — это тепло даже самой холодной ночью, это спокойствие даже после самой сильного разочарования, это защита даже от самых злых монстров.       Если спросить Изабеллу, какой она раз и навсегда запомнила бабушку, она бы ярко улыбнулась и, ни капли не задумываясь, бросила:        — Самой лучшей.       Такой ответ девочка долго тренировала перед зеркалом в комнате, тщательно стирая все следы лжи, оставляя дрожь в коленях невидимой.       Бабушка запомнилась ей властной.       До получения дара Иса часто сидела с мамой на кухне или на площади. Ей нравилось смотреть на её работу и, конечно же, всегда можно было выпросить себе кусочек чего-нибудь вкусного, а девочка вкусное любила очень.       Один раз маленькая Изабелла встала позже мамы и поспешила на кухню, боясь её там не застать. К удивлению, у плиты стояла ещё и бабушка, что обычно так рано из комнаты не выходила, сердито хмурясь.        — Ты опять вчера вернулась раньше с площади, и Эрнандо на двое суток остался с синяком, — ругалась она, потрясая кулаком. — Ты должна работать дольше.       Джульетта спокойно перенесла кастрюлю на стол и перевернула пару сырных ареп, не оборачиваясь в сторону матери.        — Мама, я не могу с шести утра до десяти вечера проводить на площади, у меня есть семья: муж и дочь, которым я нужна.        — Ты совсем не думаешь о других!        — Синяк на руке - не такая страшная травма. К тому же, Эрнандо вполне мог прийти вчера до пяти, — голос женщины не на йоту не повысился, оставаясь таким же мягким и добродушным, как всегда.        — А как насчёт Хосе? Ему вчера не хватило арепы, потому что ты недостаточно работаешь, потому ты, видимо, забыла, кому обязана своим даром.       Джульетта устало вздохнула и обернулась к разозлённой матери.        — Я помню, мама, — она не успела договорить, её оборвали на полуслове.        — Недостаточно помнишь, — голос бабушки становился всё грубее, и маленькая Иса вжалась в угол. — ты плохо стараешься. Если бы ты не ленилась, твоей еды хватило бы. Сегодня ты обязана сготовить больше! Мы будем идеальными.       Джульетта собиралась возразить, как Альма подняла руку и грубо бросила:        — Ты помнишь наш уговор.        — Мама!        — Разговор окончен.       Бабушка вышла из кухни, хлопая дверью. Касита недовольно зашевелила плитками. Напуганной девочке показалось, дом приглашал её к маме, и та с удовольствием его послушалась.       Мама стояла у столешницы, схватившись за высокую кастрюлю, застыв на месте, и та не сразу её окликнула.        — О, Иса, — мама ласково улыбнулась, как будто никто на неё не ругался только что, и Изабелла крепко обняла её, словно пытаясь передать всю поддержку, дрожа всем телом. — девочка моя, что случилось?       Целительница обеспокоенно осмотрела дочку, пытаясь найти, что могло ту расстроить, и не находила.        — Что тебя напугало? — ласковые руки погладили Ису по голове. — Ты же знаешь, ты можешь мне рассказать. О, — в глазах появилось понимание. — Ты слышала?       Изабелла знала, что подслушивать нехорошо, неправильно, но она не смогла уйти, слишком испугалась, когда бабушка начала ругаться, и только ниже опустила голову, продолжая держаться за маму.        — Всё в порядке, mí vida, не надо бояться бабушку, она просто переживала за Хосе.        — А за тебя?       Ведь если мама станет больше печь, ей нужно будет вставать ещё раньше, возвращаться домой намного позже. Она же так сильно устанет и даже почти не увидится с ней, Исой!       Мамин ответ, к сожалению, уже давно стёрся из памяти, но девочка прекрасно помнила, что в тот день мама вернулась затемно.       Если спросить Изабеллу, кого та любит больше, она быстро переменила бы тему, ярко улыбаясь, так, что никто вокруг не заметил бы подвоха.       Девушка знала, какой ответ ждали от неё жители, но не смогла бы им удовлетворить их. Всё её естество было против, заставляя кривиться лицо, портя имидж идеальной куклы с заранее заготовленными фразами на все случаи жизни.       Изабелла больше всего на свете любила родителей, вот только деревня едва вспоминала, кто такой Агустин, а при имени Джульетты кисло улыбалась. От неё им нужен был только дар, ведь ни один мальчишка не мог пережить царапину на коленке больше минуты, ни одна девчонка не терпела укол от иголки дольше, чем уходило на дорогу до площади.       Виновата в этом была бабушка, разрешавшая и даже подстрекавшая дёргать Джульетту по пустякам иногда даже среди ночи.       Девушка любила бабушку, та действительно заботилась о ней, не отвергала, но и ненавидеть её порой было невозможно.       Если спросить Изабеллу, кто самый самоотверженный человек в Энканто, она бы натренированно идеально улыбнулась.        — А вы как думаете? — обязательно имея в виду маму и не желая кому-либо прямо сказать, мол, это бабушка, потому что так девушка чувствовала бы вину перед целительницей.       С пяти лет, с получения дара Изабеллой бабушка всерьёз ей занялась, скурпулёзно выдрессировывая её так, словно от этого зависела чья-то жизнь. В итоге постоянно проводившая дни только у плиты и на площади мама уговорила дядю Бруно заниматься племянницей.       Бабушка хотела обучить девочку всему и сразу, в первый же год — всё на благо Энканто — а дядя Бруно помогал племяннице для начала понять и принять дар, что привело к громкой ссоре между ними и присоединившейся к брату тётей Пеппой.       О чём кричали они, девушка уже не помнила, но мама в тот вечер вернулась с площади раньше настолько злая, что притихла даже Касита.        — Кто про уговор мне упоминал? — Джульетта не кричала, но её тихий голос пробирал до мурашек, ледяной взгляд заставлял кровь стынуть. — Я выполняю свою часть, работая с утра до ночи, почти совсем не видя мою семью. А ты?       Убежав от занятого Луизой отца, спрятавшись за одним из горшков с цветами, Изабелла могла в щёлке между листьями увидеть, как бабушка отошла на шаг назад от возвышавшейся над ней разъярённой мамы.        — Решила, что я не узнаю о том, как ты изводишь мою дочь, как ты нападаешь на моих брата и сестру? — с каждым словом градус в комнате понижался. Если бы Иса не знала, подумала бы, что это у мамы дар управления погодой. — Да, мне не сказали, как на самом деле ты учишь, нет, издеваешься над Изабеллой, желая смягчить, но сейчас я знаю.        — Джульетта, дорогая…        — Сейчас, мама, говорю я, — слишком холодно и спокойно для ситуации прервала её мама, и Иса поёжилась, радуясь, что никогда не гневала её так. — и ты выслушаешь меня до конца.       В тот момент пятилетнюю девочку нашла сбежавшая от тёти Пеппы Долорес, и Касита незаметно плотно закрыла дверь комнаты, не давая больше ничего услышать.       Изабелле до сих пор, в свои двадцать два, хотелось узнать продолжение того разговора, но мама умело переводила тему, а заводить диалог об этом с бабушкой означало подписать себе смертный разговор.       Зато именно тогда матриарх семьи Мадригаль на удивление остальным почти перестала придираться к тёте Пеппе и дяде Бруно, а уроки магии Исе стал преподавать только последний.       Если Изабеллу спросить, с кого она брала пример, та бы ни в коем случае не призналась, что отчаянно старалась подражать маме.       Всегда спокойная, дружелюбная, поддерживающая и любимая мама. Злой Джульетту девушка видела лишь раз, в первый год от получения даров, и никогда больше. Это её восхищало, и она научилась держать негативные эмоции в узде.       Иса только улыбалась, стараясь всем помочь в меру сил и никого не огорчить, что не заметила, как для деревни стала идеальной, снисшедшим с небес ангелом, благословением Энканто, señorita perfecta, что в конце концов оказалась заперта в построенной ею клетке без возможности вырваться.       Девушка ненавидела маску, за которой никто не видел её, ненавидела все ожидания и представления о ней. Каждое утро начиналось с ненависти к жизни, начиная от тошнотворно кукольного платья, заканчивая Энканто и даром. Каждый подъём начинался с болезненного падения с кровати и желания повеситься на вездесущих лианах роз, перерезать вены особенно острыми шипами, лечь на ковёр из чёртовых розовых лепестков и помереть. Но до ноздрей доносился запах утренней выпечки, и Изабелла с сожалением вспоминала маму.       Мама выдерживала ежедневные подъёмы в четыре-пять утра, кучу часов на жаркой кухне над плитой и до ночи стояла на площади ради незначительных царапин и обычных синяков жителей, неизменно дружелюбно улыбаясь каждому, зная, что им на неё наплевать, им от неё нужен только дар, только потому что никто не мог потерпеть хоть чуть-чуть боли!       Если мама могла выдерживать такое, Изабелла перетерпит маску куклы. Ей же не обязательно целыми днями торчать в деревне и улыбаться людям.       Девушка не заметила, как тёплая маска дружелюбной принцессы сменилась ледяным фасадом пустой куклы.       Если Изабеллу спросить, кто в их семье самый добродушный, она не ответит, лишь загадочно улыбаясь, внутренне содрогаясь от воспоминаний.       Девушка не узнала и, скорее всего, не узнает о подробностях той ссоры между мамой и бабушкой, но про странный уговор без труда услышала в ночь, когда Мирабель не получила дар.       Вечеринка не удалась, и жители деревни разошлись настолько быстро, словно пытались сбежать в сказку, где никогда не случалось ничего плохого. Двенадцатилетняя Иса долго и зло смеялась им вслед, абсолютно не скрывая эмоций, напугав этим мелкого Камило.       Не получилось этого праздника лени, не выйдет у Энканто переложить на Мадригаль ещё часть забот, и поделом! Когда Изабелла представляла будущее, перед глазами сама собой складывалась картинка стоящих в стойле людей, и как потомки Долорес, Камило, Луизы или её самой кормили их из ложечки, всё делали за них. Девушка считала, что пора бы жителям деревни брать ответственность за всё на себя, а не строить из себя ничего не умеющих младенцев.       Иса взглянула в спину убегавшего Камило и покачала головой. У Мадригаль даже только получившие дар дети с попущения бабушки вовсю трудились на благо Энканто.       Размышления девушки прервали крики взрослых на втором этаже и донёсшийся оттуда сильный порыв ледяного ветра. Изабелла переместилась ближе к спальне бабушки.        — Мама, хватит давить на Бруно! Ты обещала, — это холодным тоном отчеканила мама, явно собиравшаяся продолжать.        — Джульетта, это было слишком. Тебе не нужно было это делать, — ошеломлённо прервал её дядя Бруно, и девушка недовольно прислонилась к стене. Она точно пропустила что-то важное.        — Джульетта, ты с ума сошла? То, что ты старшая, не значит, что ты обязана защищать нас, тридцатипятилетних меня и Бруно так и от всего! — кричала Пеппа, бушуя вихрями ветров. — Мама, как ты на такое согласилась? Тебе настолько не хватало, не знаю, чёртового дневника для срывания злости на нём, что согласилась на это?        — Пеппа, не разговаривай так со мной! — властно, но чуть дрогнувшим голосом прервала ту бабушка, и Изабеллу чуть не снесло с лестницы последовавшим порывом ветра с крупным градом. Внезапный гром оглушил девушку, но не настолько, чтобы высокий, наполненный яростью голос тёти Пеппы не был слышен.        — Ты столько лет вымещала всю злость за всех на твоей старшей дочери! Я имею право так с тобой разговаривать, мама!       На фоне едва слышное бормотание дяди Бруно повторяло только одну фразу:        — Слишком большая жертва, Джульетта, мы не стоим того.       Изабелла присела за большим горшком с мгновенно разросшимся фикусом, обнимая себя за колени.       Мама запретила бабушке ругаться на тётю Пеппу, дядю Бруно, на кого-либо, принимая всё её разочарование на себя, выслушивая всю злость на других сама, лишь бы от тяжёлого характера матриарха семьи Мадригаль не страдали остальные.       Мама выдерживала всё и оставалась милым, добрым, всегда поддерживающим человеком, несмотря на это. Изабелла же не могла играть идеальную куклу.       С каждым откровением семьи путь до идеала, до мамы, становился всё более тяжёлым и длинным, и Иса уже сомневалась в том, что правда подражала ей. В том, что была достаточно сильной, чтобы быть похожей на собственную мать.       Девушка горько вздохнула. С того дня почему-то вставать стало легче.       Если Изабеллу спросить, каким она бы видела мужа, та бы нежно улыбнулась. Он точно был бы похож на папу, был бы таким же любящим, заботливым, забавным и, может быть, даже немного неуклюжим.       Иса любила папу безгранично, и видела любовь родителей идеальным вариантом для себя. Она верила, что стала бы такой же заботливой для него, как мама. Стала бы для него всем миром, как и он для неё.       Конечно, оба родителя так и остались бы для девушки недостижимым идеалом, но хоть немного от их везения в этом плане могло же достаться их старшей дочери?       Вот только для куклы Энканто нашёлся лишь идеальный манекен. Изабелла смотрела на стоявшего перед ней парня в прекрасно выглаженном костюме, великолепно уложенными волосами и гримасой высокомерия на лице и медленно закипала.       О, как она ненавидела эту жизнь! Как бесилась от одного только упоминания благословлённости от дурацкой свечи. Иса не могла говорить то, что хотела; не могла одеваться, как хотела; не могла показывать негативные эмоции, так ей ещё и в любви отказывали. Кому нужна такая жизнь?! Это ад!       Мир перед глазами плыл, словно двухлетний ребёнок грубо размазывал краску грязной кисточкой. Парень впереди неузнаваемо исказился, в ушах мерещился злобный смех довольной бабушки. Это она его привела, это она хотела его в женихи Исы, это она виновата во всём, что происходило в семье Мадригаль.       Девушка тонула в горько-сахарной, до того однообразной жизни, что её мутило от каждого встреченного человека. Все до одного называли её идеальной, ангелочком, señorita perfecta, а она в ответ их жестоко садистски избивала. В мыслях. Только по костяшкам пальцев по ночам текла настоящая кровь, каждое утро Иса прятала в цветах ладони с ноющими царапинами, сжимая действительно искусанные до ранок губы, крадучась добираясь до маминой стряпни.       Больно. Только эта боль не залечивалась арепами или пирожками, и девушка отчаянно пыталась перенести её на руки, пальцы и ноги, чтобы с любовью сготовленная мамочкой еда хоть немного испаряла горечь. Не помогало.       Изабелла чувствовала, что плыла, ощущала необходимость собраться, взять себя в руки и натянуто улыбнулась.        — Ты мне не нравишься.       Мариано безразлично пожал плечами.        — Ты мне тоже.       Это было так ошеломляюще и непривычно, что мир резко встал на место, а картинка приобрела чёткость.        — У тебя, кстати, кровь с губы капает, — парень протянул ей платок, Иса покорно приняла его и разжала зубы. — Мама мне не разрешает любить твою кузину, — он вздохнул, не опуская серьёзного взгляда.        — А мне бабушка не разрешает…        — Жить? — прервал её Мариано, и в его взгляде появилось сочувствие. — Поверь, это видно. Тем, кто тоже носит маску, это прекрасно видно, — он снова подошёл к ней и поддерживающе положил руку на плечо. — если что, могу побыть твоей подушкой. У меня есть друзья, а у тебя…       Фраза осталась недоговорённой, но оба знали, что он имел в виду. Парень улыбнулся.        — И спасибо за честность. Было бы сложно играть влюблённого болвана всё время.       С Мариано оказалось на удивление легко.       Никому не пришло бы в голову спросить, завидовала ли Изабелла кому-то. Впрочем, она бы никогда не ответила на этот вопрос честно.       О да, Иса завидовала и ещё как!       Мирабель ещё в своё пятилетие заявила всей деревне Энканто и бабушке: сами справляйтесь, а не эксплуатируйте меня; и девушка отчаянно хотела оказаться на месте младшей сестры. Сказать всему народу, как её раздражало это дурацкое прозвище, снять висевшую над головой табличку «ИДЕАЛЬНАЯ» и разбить вдребезги.       Над Мирабель бабушка не висела ежесекундно, проверяя, соответствовала ли та идеалам семьи Мадригаль, не портил ли какой выбивающийся из гармонии красок цветок на голове имидж бездушной куклы. Младшая сестра не должна была стоять у плиты с четырёх утра, постоянно сдерживать эмоции, всё время быть другим человеком, всю себя отдавать чужим людям или беспрерывно слушать «полезные» разговоры жителей деревни.       Мирабель больше предоставлена себе. Не идеальная, но с огромным сердцем, золотыми руками, всегда поддерживающая и спешащая помочь. Она обогнала Ису в попытках достичь тот самый идеал, она была так похожа на маму.       Мирабель имела всё, до чего никогда не дотянуться Изабелле, но и этого мало. Мирабель стала идеалом девушки без особых усилий, тем, кем та так хотела стать, и Иса в отчаянии выдирала розы с пола комнаты, неаккуратно хватая их за острые стебли. Ладони окрашивались красным, на платье появлялись бурые пятна, и спальня больше походила на перепаханное поле, в центре которого обессиленно лежала уставшая от собственных ненависти, страха и разбитых надежд идеальная кукла Мадригаль.       Перед каждым выходом в люди Изабелле приходилось заново собирать себя, заедая боль в ладонях заранее спрятанными мамиными пирожками, и заставлять себя радоваться хоть чему-то, лишь бы глаза не казались такими безжизненными. Хотя может, это бы понравилось бабушке и Энканто, куклы же пустые.       Иса проходила мимо каждого с гордой осанкой и высокомерным видом, провожаемая наполненным презрением взглядом младшей сестры, глотая горечь. Мирабель могла даже не скрывать эмоций, открыто показывая их миру вокруг, и никто ей и слова не скажет.       Изабелла не удивилась, когда их Касита рухнула даже после попытки младшей сестры спасти всех.       Слишком много ненависти скопилось в семье за последние годы, и идеальности только мамы и Мирабель на её излечение не хватило.