Something

Рин никогда никому не покажет, что она устала от бездействия своего слуги. На брошенный Сэйбер вопрос она ответит что-то о домашнем аресте, на беспокойство Широ — что она и сама прекрасно справится. Да, справится. Блистательная Тосака, которой не нужна чужая помощь, великий маг, одолеющий любого слугу самостоятельно. Ей нравится этот образ. А потому она никогда никому не покажет, что устала быть одной. С первого мгновения, как Арчер появился в её гостиной, она поняла, что с ним будет сложно. Своенравный, красивый, отнюдь не покорный. На него нельзя положиться. Это не исправит даже печать. Однако она всё равно верит в него, потому что он — её слуга, а она — его мастер. Их различают эпохи, методы работы, идеалы и всё-всё на свете, но в чём Рин всегда была уверена, так это в том, что Арчер никогда её не оставит. Скрестит клинок ли с Лансером, вспорет ли брюхо Берсеркеру — это неважно. Он просто зависит от неё, а она... не так уж и сильно. К сожалению, фигуры на шахматной доске часто меняются, пока не прозвучит первый «мат». Рин не всесильна, Рин не может противостоять слуге. Проклятая Кастер, мерзкая Райдер — Арчер всегда оставляет её, когда она нуждается в нём больше всего на свете. Её заклинания ранят, но недостаточно сильно, а Широ нуждается в исцеление всякий раз, когда очередной слуга заставил его плясать на острие ножа, как безумного клоуна. Но что у Тосаки не отнять, так это чувство собственного достоинства. Даже когда её яркое небо заволокло серыми тучами, рояль никогда не сыграет реквием. Только ни ей. С закатными лучами Рин возвращается домой и не обнаруживает и капли стыда на его лице. Он говорит разное: что не успел, что препона отрезала их связь, что он делал всё возможное, но судьба оказалась не на его стороне. Рин приходит в ярость от такой очевидной лжи, но Арчер тут же её затыкает, смотря на побагровевшее лицо своего мастера, как на должное. Арчер всегда смятён, когда Рин указывает на его бездействие. Он знает, что если Рин переступает порог особняка и неистово сжимает кулаки, значит произошло «что-то». А Рин знает, что это «что-то» — это его враньё. Она всё чаще оставляет его дома по собственной прихоти. Арчер растерял всякий кредит доверия, и даже воспоминания с их общего времени до Битвы перестали иметь ценность. Он был горазд на поддразнивание вспыльчивой леди, часто язвил и пререкался, но ослушаться не смел. Как тогда, в бою с Берсеркером. Где же тот самый Арчер? Ядовитый, но столь горячо любимый. Настоящая героическая душа, о которой никогда бы не смели говорить, как о неблагородной. Которая никогда бы не оставила своего мастера в беде. Ох, Арчер... Он заставил девушку расстроиться. Почти что заплакать. Ну чем, чем эта дрянь Кастер лучше?! С ней якобы легче, вот только она никогда не будет верить ему, как верила Рин. Арчер пытается убедить Рин в ценности союза с Кастер, но она уже не слушает. Арчер смотрит ей прямо в глаза и снова врёт. Нагло, беспринципно, обо всём на свете. Словно их уже ничего не связывает: никакие деловые узы, никакие отношения слуги и мастера, ни даже нечто... большее. Рин больно, но постепенно она начинает догадываться, что это вовсе не «словно».