Её укусы по-детски наивные, хотя она старается. Её человеческие зубки не сравнимы с его клыками: они не приспособлены разрывать плоть, глубоко впиваться и осушать жертву. Людские укусы всегда забавны, ведь в детстве они кусаются от обиды, а во взрослой жизни — когда страсть сносит голову. Укусы почти миниатюрной девы веселят вампира, но он понимает, что кусает она его вовсе не из-за сладостной похоти. Она делает это для того, чтобы опробовать на вкус роль своей жертвы: впивается жадно в бледную кожу, чтобы полопать каппиляры и покрыть её гематомами, но не получается, поэтому остаются лишь следы от укусов. Принцу не больно, напротив, приятна её близость в любых её проявлениях. Он чудесно понимает, что ей психологически необходимо сделать хоть что-то иное в своей жизни. Например, побывать в чужой шкуре, зная, что своя никогда не сменит свою окраску, не отмоется от чужой крови, сколько не три.
Лан Фан — охотница.
Лин Яо — жертва.
А может наоборот?
Это не имеет значения вовсе, ведь это последняя ночь, которую они проводят вместе. Сегодня один любовник (или одна любовница) умрёт, поэтому нет смысла стыдиться или таить сокровенное. Пусть губы алеют от запретных поцелуев, ибо не будет после возможности выразить те искрящиеся чувства, возникшие между ними. Иногда даже невероятно обидно, что не во всех случаях работает закон алхимиков, иначе можно было бы пожертвовать всем ради одной-единственной жизни. Какое же глупое желание для убийц! Верно, это моветон.
Как в святых писаниях предначертано: охотник жертве — ей палач.
Лан Фан прикусывает Лина за мочку уха, оглаживает нежно щёку, а тот запоминает каждое её прикосновение, прижимается доверчиво к огрубевшей ладони. Она отстраняется, чтобы сменить позу, и вытягивается перед вампиром во всей своей красе. Яо рассматривает и умиляется с её лица: оно зардетое, как всегда. Лан Фан тревожится из-за задания, данного церковью, мелко дрожит от этого. Ей нужно убить Лина. Но она не хочет вставать с его бёдер, не хочет и переставать содействовать с его телом по-своему усмотрению. Только последствия её игр могут стать плачевными, но она же сильная дева и справится с подобной эмоцией. Правда, от вампира не утаишь физические нюансы человеческих чувств.
Не хочется умирать. У Лина были амбиции и дорога к престолу медленно, но верно вела его прямо к цели. Будет чертовски обидно, если его убьют на половине пути. Тем более, что эта дорога была залита кровью его друзей и семьи, уж такова жизнь принца. Лан Фан тоже нельзя, потому что она одна из сильнейших охотников на нечисть и являлась чертовски дорогой воительницей церкви. Пусть и на поводу чужих целей, но её жизнь много значила для людей, которые, впрочем, о ней даже не догадывались.
Чтобы не испытывать слишком сильную боль, они решили сыграть. Выиграет тот, кто умрёт от руки другого, вот и всё.
Кому более важна собственная жизнь?
Лин по-удобнее располагает деву на бёдрах, и теперь его очередь пробовать губами на вкус её тело. В объятьях любовника Лан Фан позволяет себе расслабиться окончательно, откинув голову назад, чтобы принять больше нежностей. Она чувствует, как её волосы накручивают на пальцы одной руки, пока вторая оглаживает обнажённую спину, что вызывает приятный жар.
Поцелуи Лина — холод по коже. Зато у него получаются засосы. Верно, охотница не могла себе представить, с какой мукой он сдерживается, чтобы не впиться клыками в тонкую шею. Он не чувствовал голода, и испитой ранее крови вполне хватало, чтобы функционировать по-человечески, но не сходить с ума от страсти оказалось не рассчитано тяжелее.
Лан Фан — настоящая воительница. Честно говоря, Лин никогда не встречал дам, обладающих твёрдыми мышцами от постоянных тренировок и даже сражений. Он довольно урчит, чувствуя великое уважение к маленькой девице, отдавшей всю свою дорогую юность на обучение и убийства пошлых вурдалаков. Не было отдельной части тела, на которой ни был бы загриммирован уродливый шрам. Зато лицо её мягкое, словно детское, с припухленными щёчками, покрасневшими от смущения — аж затискать хочется! Лина умилял такой контраст. Смотрит ей в глаза — видит скрупулёзность охотника и хлоднокровие убийцы. Они уже не блестели, как у обычных людей, находящих счастье иногда в поразительно глупых вещах. Ему жаль, ему правда жаль и он чувствует себя счастливым, испытывая подобное человеческое чувство.
Правда, знает, что она эмоциональней, чем кажется. Лин вспоминает Лан Фан при первой встрече. Они пересеклись случайно, когда лица украшали маскарадные маски. На балу у его отца охотница не выделялась среди вампирш и наивных человеческих дам, только одетая была чуть по-скромнее, чем остальные. Лин подметил, что она внимательно наблюдала за одной из вампирш-аристократок, но постоянно ловила на себе его взгляд.
Затем произошло то, чего не ожидал даже он и в ту ночь погибло не малое количество вампиров. Лан Фан подкинула яд в вина, пока все наблюдали за его танцем с иностранной принцессой. О, как она была в ярости, как горели её глаза, когда она внимательно осматривала своих жертв, прячась в тени, а затем удалилась из зала. Лин смотрел, как Лан Фан на его глазах травит почти половину его семейства и не остановил вовсе: конкуренция на престол была сокращена вдвое. Стоило бы поблагодарить охотницу за такую услугу, верно? Но её и след простыл. Что так могло разозлить её осталось загадкой. Возможно, после этого её изрядно и без того похвалила церковь.
Лин заканчивает с прелюдией. Лан Фан мелко дрожит от возбуждения и нетерпеливо ёрзает на его коленях. Восхитительно презабавная картина, думает вампир, рассматривая алые засосы на тонкой коже шеи, клюциц и плеч охотницы. На тех же местах у него глубокие следы от её укусов.
Лан Фан обнимает Лина за шею, почти умоляя его продолжать, и он не может позволить себе заставлять даму ждать. Тонкие, бледные пальцы проскальзывают вниз по женской фигуре. На ощупь Лан Фан ещё приятнее: крепкая и мускулистая, а кожа всё равно бледная, как у принцессы. Она по идеалу красивая, хотя скрывает это под закрытым платьем, даже многим красивее вампирш, которые ходят открыто, вовсе не стесняясь своих тел. Пришлось закусить нижнюю губу, от того насколько хотелось вонзить клыки в этот зефир, опробовать начинку, верно, сладкую до умопомрачения, впасть в эйфорию, упиваясь сахаром.
Пальцы заходят дальше, самого нежного касаясь, отчего охотница на Лине вздыхает горячо ему в шею и прижимается ближе к нему. Он закрывает глаза, всеми фибрами чувствуя как на нём испытывают сладкие муки, отчего только сильнее будоражится хищное сознание существа, превосходящего человека по пищевой цепочке... Боже, ну и мысли.
Нельзя убивать или обращать её, нет-нет. Пусть она умрёт человеком и не вовремя такого чудесного времяпровождения.
Лан Фан тяжело дышит от смелых ласк Лина, выгибает спину, еле двигает рефлексивно бёдрами, а затем, вжимаясь и дрожа словно от испуга, приглушая стон укусом в шею вампира, кончает. Даже боль её ногтей и зубов кажется Лину чем-то прекрасным, он совсем изнеживается от бури чувств и падает медленно на спину. Лан Фан удобно ложится на него, прижимаясь щекой к груди. Удивительно, но впервые за невероятно долгое время она вдруг почувствовала себя в безопасности и даже очередной спонтанный секс с врагом оставил в ней только позитивные эмоции. Вдруг хихикает тихо над своей глупостью, пока Лин мягко гладит её по голове, но не жалеет вовсе.
В конце концов, они договорились принять правила игры на равных.
Так кто же умрёт?
Они молчат. Нет желания выяснить ответ на поставленный вопрос именно сейчас. Лин слышит, как бьётся сердце Лан Фан в тишине. Она бесспорно глубоко влюблена и переживает, что её запретное, возможно, единственное счастье так быстро окончится. Так жаль её расстраивать, но нельзя поступить иначе, ибо противоречит задающим правила. Лин мается от нарастающей грусти. А Лан Фан засыпает.
***
— Расскажи, розочка, — шепчет вампир. — Как так получилось? Расскажи о себе, я хочу знать о тебе всё.
Лан Фан растерялась из-за неожиданной просьбы и отстраняется, чтобы посмотреть тому в глаза, верно, пытаясь увидеть в них лукавие. А Яо понимающе кивает, зная, что никому в голову не приходило просить у неё такое, пытается успокоить поцелуем в лоб, отодвинув чёлку.
Поддавшись безумному доверию, сомневаясь, Лан Фан робко начала рассказывать о своей жизни, а заметив, что Лин полностью обратился в слух, застеснялась и продолжила тише. Она говорила о фамильном древе, о тренировках, о первом задании. В голове её кружились воспоминания, бравшие начало с самого детства, как только ей внушили предназначение. Фамильное древо имело большое значение в её жизни и корнями уходило в древнюю Сингийскую империю, поэтому обучалась она традиционному искусству боя, о котором в стране Лина знали только путешественники и их слушатели. Всю жизнь, вопреки занятиям остальных юных дев из богатых семей, Лан Фан тренировалась из дня в день, ночью тихонько плача от боли в мышцах и окровавленных мазолей. Так проходило безрадостное детство, пока не настал момент, когда ей присылают письмо с гербом церкви. Ей говорят одеться в модное платье, легко накраситься и сделать соответствующую причёску. Она всегда послушно выполняет приказы, её не нужно просить дважды.
И когда в первый раз заворажённый вампир отвёл её в свою обитель, тогда Лан Фан впервые испытывала страх, сравниваемый со смертью.
Вампир всегда воспринимает тебя за кусок мяса.
Считать себя самой смертью, сдерживать слёзы и цепляться тонкими изящными пальцами, на которых только-только зажили мазоли от тренировок, Лан Фан могла не без животной муки. Смотреть в зеркало, видеть там отражение убийцы, вглядываться в свои же большие серые глаза, полные страха — чертовски больно, как по сердцу провести кинжалом. Благо, нужно было лишь бросить яд в бокал и предложить врагу, который, впрочем, всегда был не против принять вино от юной милой леди. Даже не зная, что напиток смертельный для него. Бывали и сражения, но вампиры обладали слишком высокой самооценкой, чтобы выкладываться на полную даже против действительно серьёзной цели.
Забавно получается, как охотник сам оказывается жертвой, когда берёт красавицу за тонкие запястья и ведёт в своё логово. Быть охотником или охотницей — значит быть хитрее и умнее жертвы, вообщем-то не всегда и физическая сила нужна, чтобы убить добычу. Даже хрупкая на вид девушка может сжечь до тла, что уж тут говорить?
Лан Фан плакала, верно, впервые за очень долгое время, Лин утирал её слёзы с зардетых щёк, прижавшись скулой с тёплому плечу.
Затем он начал рассказ о жизни аристократа. О роскоши, балах, прекрасных дамах, вкусной еде. О тренировках, о сражении с сородичами за собственную жизнь, о вечной конкуренции. Рассказал о том, как его отец так боится умереть, что пожирает людей целиком. О братьях, которые постоянно пытаются убить друг друга. И всё это настолько поверхностные предложения, будто Лин вовсе так не жил. Но в глазах его стояла грусть, а слёзы Лан Фан уже высохли на щеках. Они не смотрели друг на друга, но вампир с удовольствием понимал, что она внимательно слушает его.
Но продолжать не стал. В этом не было никакого смысла, ведь всё же он нечисть и его чувства отличаются от человеческих. Тем более, что её внимание его вполне удовлетворило.
С минуту погодя, они вместе смеются над тяжёлой жизнью и целуются, чтобы впечатать горький смех в чужие губы, ибо наконец-то они делают то, что хотят.
Это кажется счастьем, но такой страшный кошмар, на самом-то деле. Они оба враги и взаимно представляют опасность, даже являясь любовниками. Этот неправильный до содрогания момент, когда они смотрят друг другу в глаза, не в силах оторваться. Каждую злую секунду вампир и охотница знают, что хотят сжечь всё, что помешает им.
И всё же им пришлось начать игру.
***
Лин мучается. Он обнимает спящую Лан Фан, такую хрупкую и беззащитную, которую можно убить в любой момент. Возможно, она расслабилась именно для того, чтобы дать ему удобный шанс закончить игру. Но он не делает это. Пытается осознать почему и с треском получает по голове осознанием, что тоже влюблен и не хочет ей зла. Не хочет, но не может ничего сделать, потому что за их спинами стоят статусы намного выше, и защитить друг друга в этом мире просто невозможно.
Он судорожно обдумывает варианты, думает о побеге, но осознаёт, что везде их найдёт церковь, либо другие организации по борьбе с нечистью, либо сама семья Яо. Бесполезно, они не скроются в ближайшее время и их будут искать, чтобы убить, как предателей.
Лин аккуратно встаёт, тенью прошмыгивает к платью Лан Фан, роется в потайных карманах и быстро находит пилюли с вампирским ядом. Сомнения нарастают, он разрывается между природным эгоизмом и не до конца понятным чувством. По-настоящему больно. Лин теряется в собственных переживаниях, боится, верно, но уже не за себя, а что будет, если охотником в этой игре выйдет он. Глаза лихорадочно блестят, когда вампир бросает пару капсул в бокал с вином и усмехается от того, что оно правильно кровавого цвета, прямо как на том балу, где произошла его первая встреча с охотницей за нечистью.
Жертва отныне выбрана!
Лан Фан просыпается от того, что её нежно целуют в шею, переходя на надплечья. Сдерживает слёзы и с минуту, как ребёнок, капризничает. Но время уходит и скоро рассвет — время, когда она уже не сможет скрыться незамеченной. Приходится встать с мягкой постели, уткнуться в последний раз в жёсткую мужскую грудь. Лин пахнет смертью.
Вампир шепчет, что сам всё сделает и что не хочет, чтобы она наблюдала его за этим действом. В конце концов, их любовь с самого начала, с самого того злополучного момента была самоубийством. Это не могло принести с собой ничего более хорошего, чем несколько встреч в ночных переулках или тёмных углах зданий, где они толком не могли побыть вдвоём без риска быть застуканными. Взгляд Лан Фан стеклянеет, пока она сосредотачивается на своей изначальной миссии, но вдруг снова становится живым, не свойственным воительнице, и Лин отчётливо видит в нём огонь. Она живая, сердце её бьётся и человек в ней не мёртв.
— Мы сделаем это вместе.
Решительная, твёрдая до восхищения фраза смешит Лина, однако успокаивает и развеивает сомнения. Если умирать, то только с такой девой. Они в последний раз целуются и уже не сдерживают слёзы, ибо к чёрту все эти формальности: время есть только до рассвета.
Клинок прорезает плоть.
Яд прожигает изнутри.
Игра обернулась ничьёй.
