Однообразные мелькают.

«Однообразные мелькают Все с той же болью дни мои, Как будто розы опадают И умирают соловьи. Но и она печальна тоже, Мне приказавшая любовь, И под ее атласной кожей Бежит отравленная кровь». Н. С. Гумилев. - Я принесла вам отчет Ханджи, - бесцветным голосом произнесла Петра, входя в кабинет капрала и протягивая ему стопку листов. - И судя по всему, ты уже знаешь его содержание из первых уст, - констатировал он, мельком взглянув на понурое лицо девушки, и махнул рукой. – Положи на стол. Ривай был занят созерцанием внушительного размера платяного шкафа из темного дерева, абсолютно пустого внутри после генеральной уборки, недавно проведенной в замке, и теперь думал, чем бы полезным его заполнить. А Петра, с радостью избавляясь от отчета, подошла к капралу, который, повернувшись к ней, абсолютно серьезно спросил: - Ну и что там в нем? - Пожалуйста, не заставляйте меня пересказывать это! Я люблю Ханджи, но она два часа мучила меня и я... - Эй, Гюнтер! – вдруг раздался пронзительный крик Зоэ где–то в глубине коридора. – Ты не видел Петру? Она должна быть где–то здесь! - Нет, не видел! – крикнул Шульц, явно уносящий ноги, судя по звукам быстро удаляющихся в противоположную сторону шагов. Петра и Ривай замерли на месте, настороженно прислушиваясь, в какую же сторону двинется Ханджи. - Очень жаль, - крикнула она и, не сбавляя громкости, но более задумчиво, добавила. - Может она до сих пор у Ривая? – и энергичное бряцанье сапог, отчетливо слышное в тишине каменных стен, быстро приближалось к кабинету капрала. Лицо Петры позеленело от осознания, что придется снова выслушивать лекции из серии «В мире титанов с Ханджи Зоэ» и инстинкт самосохранения сработал мгновенно. Рал была отличным солдатом и скорость реакции у нее была соответствующая, вот только в обычной жизни был у нее один минус – порой она сначала делала, а потом думала о том, что сделала. И то, что она подписала себе смертный приговор, девушка поняла, когда уже оказалась в шкафу, куда втолкнула стоящего возле него капрала, и запрыгнула сама, умудрившись захлопнуть за собой створки. - Ну и что это значит? – тихо, тоном, не предвещающим ничего хорошего, спросил Ривай, сверля ее взглядом. «Мне конец!» - пронеслось в ее голове, и она судорожно сглотнула. И угораздило же ее додуматься до такого, словно она нашкодивший ребенок, прячущийся в шкафах и сундуках от строгой матери. Да еще и капрала застала врасплох, он явно не ожидал, что она может учудить такое, да еще и так неожиданно. И теперь они, как два идиота, в тесном пространстве шкафа, стояли почти вплотную друг к другу, не смея шелохнуться, потому что дверь кабинета с грохотом распахнулась. - Рив… - радостный крик Ханджи заглох, и она расстроенно остановилась на пороге. – Да куда же они все подевались? – она задумчиво постукивала пальцами, по скрученным в трубку листам бумаги с зарисовками. - Может тут подождать? Двое в шкафу даже дышать перестали от мысли, что она сейчас никуда не уйдет или, что совсем будет трагично – обнаружит их в этом импровизированном убежище. А что бы она ни подумала на этот счет – это было весьма паршиво. Сквозь небольшой зазор в дверцах пробивался скудный свет, но Петре хватило и его, чтоб увидеть мрачное лицо капрала и глаза, в которых она уже видела тысячу и один способ, как он ее прикончит. Ей было жутко. И от этой абсурдной ситуации, от его реакции и потому, что он был так близко, что она чувствовала его дыхание на своей коже. А капрал в свою очередь думал о том, что если эта сумасшедшая застанет их в таком виде, то до тех пор, пока кто–нибудь из них двоих не сдохнет, он будет объектом подколок и насмешек. Но хотя ситуация и была дурацкой и могла повредить его репутации, он испытал какое–то странное облегчение – выслушивать сейчас эту титанообожательницу у него не было ни малейшего желания. А Зоэ, еще немного повздыхав и пройдясь по кабинету, задержавшись возле заветного шкафа, чем чуть не вызвала у Петры сердечный приступ, пробормотала: - Они определенно должны быть где–то рядом, ведь она ушла от меня только десять минут назад, а отчет вот он – лежит на столе. Куда это они оба испарились внезапно? – ехидно продолжила она и с любопытством, блеснувшим в глазах, ретировалась в коридор, не удосужившись плотно затворить за собой дверь. Рал облегченно выдохнула, услышав удаляющиеся шаги и забывшись, уткнулась капралу в плечо. - Обошлось, - прошептала она, улыбнувшись. - Рано радоваться, она может вернуться, - ответил капрал, чувствуя себя полнейшим идиотом. Петра резко вскинула голову и виновато улыбнулась, но, встретившись глазами с Риваем, замерла. Капрал скользнул взглядом по ее лицу, на которое падал скудный свет, и, задержавшись на виноватой улыбке, обреченно вздохнул и закрыл глаза, вслушиваясь в звуки за стенами кабинета. «Он не злится», - поняла девушка с удивлением. Она уже давно научилась читать его эмоции и всегда интуитивно чувствовала творящееся внутри него. Вот только сейчас к гамме чувств усталости и раздражения от попадания впросак, примешивалось что–то еще, новое. Стало совсем неловко от вынужденной близости, ведь стоило чуть сдвинуться и пространства между ними не осталось бы вовсе. Случайно скользнув пальцами по его руке, она покраснела, проклиная себя за опрометчивый поступок, а он с все тем же беспристрастным выражением лица, не сводил с нее глаз, хотя смотреть-то больше и некуда было, успокаивала она себя. - Кажется, она ушла, - прошептала Петра, выжидающе посмотрев на Ривая и собираясь бежать так далеко и быстро, как только возможно, если ей все же удастся сбежать. Капрал кивнул, и девушка толкнула спиной дверцы, выходя из убежища. Но только ей стоило это сделать, как вдалеке послышались шаги и голоса. - Да я точно уверен, Ханджи! Она мимо меня проплыла, как приведение, явно к кабинету капрала, а обратно не возвращалась! – Ауруо, где–то пойманный Ханджи, шел вместе с ней к кабинету. Петра от неожиданности растерялась, но теперь Ривай, понимая, что иного выхода у них уже нет, резко втащил ее обратно, быстро и ловко закрывая дверцы. Спасительных сантиметров пустоты между ними больше не осталось, ведь он так крепко прижал ее к себе, что даже дышать было трудно, и она чувствовала, как бьется его сердце. А голоса все приближались. - Да я говорю тебе, что в кабинете пусто! Не могли же они сквозь землю провалиться, если никто их не видел, - судя по интонации, Зоэ уже было готово разорвать от любопытства, потому что ее интуиция подсказывала, что здесь что–то неладное. Петра начала глупо хихикать, с трудом пытаясь подавить смешки. - Ничего смешного, Петра, - раздосадовано заметил он, и девушка почувствовала, как он напрягся, ведь попасться этим двоим, для него было еще в тысячу раз хуже, чем одной Ханджи. - Это я от нервов, - ответила она, понимая, что дрожь, пробегающая по ее телу, уже не только из–за испуга быть пойманными. Но решив, что уже нечего терять, она осторожно приобняла его. А он, удивив ее еще больше, чуть сжал пальцы, словно удерживал ее от падения с высоты, и так давал понять, что не отпустит. Остатки здравого смысла его окончательно покидали, и он это понимал. Зачем он это сделал? Ему даже не хотелось отвечать на это. Но лгать себе было тоже бессмысленно. Петра своим глупым поступком растапливала его хладнокровие. И теперь он боролся с желанием прекратить этот фарс, как только исчезнет угроза быть застуканными, и с все больше нарастающим желанием остаться с ней рядом. Ведь сейчас они были просто мужчиной и женщиной, волей судьбы оказавшихся в объятиях друг друга, как двое влюбленных, уединившихся ото всех. Об этом подумал бы всякий, кто застал бы их в этом дурацком шкафу. Капрал отчетливо представил, как Ханджи, с горящими энтузиазмом глазами, будет готова пожертвовать даже своей жизнью, чтобы вскрыть его заживо, дабы посмотреть, какой же сбой дала его система защиты, выстраиваемая годами. А потом забальзамирует и оставит как экспонат потомкам, с собственноручно нацарапанной табличкой: «Влюбленный капрал Ривай. Редчайший экземпляр. Вымирающий вид». Мужчина ухмыльнулся и закрыл глаза, позволив себе просто насладиться моментом ощущения драгоценного человеческого тепла, которое разливалось по его телу, будто передаваемое Петрой и странного, давно позабытого щемящего чувства в груди. А ураган Зоэ властвовал на пороге кабинета, со смаком прикидывая варианты их побега. - Ладно, пойдем, у меня еще много дел! – внезапно и нарочито громко, подойдя почти вплотную к шкафу, произнесла Ханджи и, прихватив Ауруо под локоть, утащила его в неизвестном направлении, в этот раз громко хлопнув дверью. Петра почувствовала, как он склонил к ней голову, и ощущала его ровное дыхание, будто запутывающееся в ее волосах. Темнота понемногу сгущалась в комнате, и было так тихо, словно они были одни в целом замке, но почему–то до сих пор прятались в своем убежище. Прятались от внешнего мира и его ужасов. Но он ослабил хватку и убрал руки, по–прежнему уткнувшись в ее волосы, словно предоставляя ей выбор – уйти или остаться, но не прогоняя ее. Она немного отстранилась и готова была поклясться, что на секунду он перестал дышать, ожидая, что она выскользнет из темноты и исчезнет, оставив его наедине с собой. Но Петра глубоко вздохнула и, заставив рассудок умолкнуть, снова сократила расстояние между ними и, встав на носочки, обвила его шею руками, прижимаясь к нему и осторожно касаясь щекой его кожи. Нервная дрожь пробежала по ее телу, когда капрал замер на несколько секунд, явно не ожидая от нее такого. И было страшно, ведь он мог резко отстранить ее от себя, посчитать слишком вольной. Но сумасшедшее счастье стремительной волной поглотило ее, когда капрал, не говоря ни слова, резко обнял ее, сильнее прижимая к себе, словно пытаясь срастись с ней. И эти объятия были будто вздохом облегчения, который он не издал, хотя уже с трудом себя контролировал. Риваю становилось все труднее дышать от осознания того, что он совершает преступление; преступление, недопустимое в военное время – быть счастливым, а именно сейчас он чувствовал себя счастливым. Потому что, обнимая ее, чувствуя ее сбивчивое дыхание, волнующий стук сердца и атласную кожу, по которой так хотелось провести пальцами – он чувствовал, что оживает. Черт! Ведь порою ему хотелось заорать на весь мир, что он не просто угрюмая машина для убийства титанов и устрашения подчиненных, что он живой человек! Искореженный этой войной, загрубевший, безнадежно потерянный, но все же человек. Который все пропускает через себя и несет это неподъемным грузом сквозь череду однообразных и жестоких дней. Которому хочется вот так забыться в объятьях дорогого человека, ценящего его таким, какой он есть. И видящего в нем то, что никому видеть не позволительно. Сильный человек, который не побоялся показать ей свою слабость и с облегчением осознавший, что он не один, что она чувствовала, насколько он был несчастен, чувствовала ту боль, что навсегда наполнила его сердце, боль, которую невозможно было выразить и искоренить. И главное для него было то, что она не жалела его, не требовала ничего взамен, а просто искренне хотела быть с ним рядом, не потому что он надежда человечества и хоть трижды распрекрасный воин, а потому что он – это он. Они оба были отравлены этой войной, неизбежно отравлены, но как путники в пустыне, алчущие воды, искали капли противоядия, которое оказалось так близко. Странное, трагичное противоядие, которое могло принести намного больше боли и страданий, в качестве платы за минуты исцеления. От этой мысли его руки дрогнули, и пальцы судорожно сжались на теле пригревшейся девушки, заставив ее отстраниться. Разозлившись на себя, он толкнул за ней дверцы шкафа и вылетел из него, направившись к столу и опустив руки на прохладную столешницу. Петра в недоумении застыла и горько усмехнулась тому, что так размечталась. Осторожно ступив на каменный пол, она не смогла двинуться дальше, ей захотелось разрыдаться в голос и все силы ушли на борьбу с этим порывом. Ее губы подрагивали, а руки были сцеплены между собой, в попытке успокоить дрожащие пальцы. А капрал зажег свечу, наполнившую комнату скудным светом, и, успокоившись, приблизился к девушке, аккуратно поставив подсвечник, на стуле подле стены. Свет, падавший на Петру, предательски обнажил ее состояние, и она не смела, даже взглянуть ему в глаза, боясь увидеть привычное равнодушие. Печаль сковывала ее, а руки все сильнее дрожали, пока его теплые ладони не накрыли их, согревая. Он не говорил ни слова, потому что не видел в этом смысла, просто грустно смотрел на нее, понимая, что то, что зарождалось между ними уже давно – было неправильным, преступным и опасным. Они становились слишком уязвимыми, но на обратный путь уже не было сил. За дверью послышались шаги, на которые они в этот раз даже не отреагировали, продолжая, так и стоять напротив друг друга. - Ага! А я… - Ханджи умолкла, переводя удивленный взгляд с помрачневшего лица капрала на смущенную Петру, их сомкнутые руки и распахнутые настежь двери шкафа. – Эм… Прошу прощения, что помешала, но тебя, Петра ищет Гюнтер, а с тобой, Ривай мне нужно поговорить по поручению Ирвина. Срочно, - ей чертовски было жаль вмешиваться, тем более, что она рассчитывала хоть когда– нибудь увидеть что-то подобное, но срочные дела не могли ждать. - Выкладывай, - грубо бросил ей капрал, резко развернувшись к столу, а Петра не поднимая глаз, проскользнула мимо Зоэ и чуть ли не бегом скрылась в темноте. А Ханджи улыбнулась и подумала, подходя к капралу, который пытался убить ее взглядом: «Все–таки в шкафу прятались, как я и подозревала! Так и знала, что здесь что-то неладное! Ха! Влюбленный капрал – интересный экземпляр, как ни крути! Ну, ничего, что я помешала, у них еще будет время…».