Зимний огонь

*** Просто для протокола — Лан Цяньцю хороший водитель. Он внимательный, все правила знает назубок, никогда не садится за руль пьяный или сонный. Цяньцю всегда следил за техническим состоянием своей машины, вовремя проходил ТО и менял резину. Ни разу его не штрафовали, ни разу он не влипал в аварии. Потому произошедшее сначала показалось Лан Цяньцю дурным сном. Словно какая-то необъяснимая сила вывела его машину на самый скользкий участок дороги. Авто почти не слушалось руля, и запаниковавший Лан Цяньцю вжал педаль тормоза в пол — но машина остановилась далеко не сразу. А только после глухого удара. Цяньцю выскочил из машины сразу, как только смог разжать судорожно сжавшиеся на руле пальцы. Худощавого парня, который выскочил наперерез его авто, он заметил тоже не сразу. Слишком быстро все произошло, слишком внезапно. — Папа, папочка, очнись! Папа! — детский крик заставил Цяньцю похолодеть. Он что, задел ребенка?! На обледеневшей дороге лежал бессознательный парень, примерно ровесник Цяньцю. Его тормошил за плечо, заливаясь слезами, ребенок четырех-пяти лет. — Папочка… вставай, — рыдал мальчик, цепляясь за плечо своего отца. Лан Цяньцю растерянно замер, тупо смотря на длинные ноги в потрепанных джинсах; на темные волосы, на кровь, текущую из раны на голове. Вокруг уже начинали собираться люди, обрывки их слов доносились до Цяньцю как сквозь толщу воды: — Наверное, с управлением не справился парниша… — А сбитый-то, он же ребенка вытолкнул из-под колес, вот ужас-то, а? — Отец? Молод больно… — Ой, мальчика жалко… — Что ж он за сыном не следил? Мальчик на дорогу выскочил, хорошо, что оттолкнуть успел… Плакал мальчик, цепляясь за плечо мужчины. Цяньцю сглотнул, отмирая. Надо что-то делать, надо вызывать скорую, полицию… Медики приехали быстро, а полиция задерживалась. Поколебавшись, Цяньцю решил отправиться в больницу вслед за пострадавшим. Нужно было выяснить, кого он сбил, как его состояние. Лан Цяньцю чувствовал себя виноватым и ответственным, потому не мог просто так оставить ни молодого мужчину, ни его сына, который, всхлипывая, залез в скорую, наотрез отказавшись расставаться с отцом. В больнице удалось выяснить имена пострадавших. Ци Жун и его сын — Гуцзы. Мальчик сидел в маленькой комнате отдыха рядом с палатой, куда пока что уложили его отца. Он волком косился на потерянно подпиравшего стенку Лан Цяньцю и отвечал на вопросы молодой медсестры. — А есть у тебя кто-то, кто может о тебе позаботиться? — мягко улыбалась медсестра. — Мама? Другие родственники? — Мамы нет, я только с папой живу, — шмыгнул носом Гуцзы. — А что, папа… папа не поправится? — большие карие глаза снова наполнились слезами. — Ну, что ты, конечно, он поправится, — поспешила успокоить его девушка. — Ему просто нужно будет какое-то время полежать у нас, подлечиться. А за тобой пока могут присмотреть твои родственники. Знаешь кого-нибудь? — Я… я лучше с папой тут останусь, можно? — Нет, малыш, прости, нельзя. Цяньцю открыл было рот, решив предложить свою кандидатуру. Конечно, о том, как надо заботиться о детях, он имел очень смутное представление, но не оставлять же мальчика на произвол судьбы? Это его вина. Потому что он не смог управиться со своей машиной, этот мальчик теперь может остаться один. — У меня есть дядя, — нерешительно помявшись, признался Гуцзы. Он достал из кармана курточки маленький телефон-раскладушку. — Папа сказал, что если что-то с ним случится, звонить ему. — Замечательно! — просияла медсестра. — Давай телефончик, я ему позвоню. Сейчас, посмотрим… Се Лянь, да? — Да, дядя Лянь, — уверенно кивнул Гуцзы. Цяньцю тихо вздохнул. Что ж, о ребенке есть кому позаботиться. А ему еще нужно дождаться полицию, которая должна приехать уже сюда, в больницу. И выяснить точно, каково состояние Ци Жуна. Разумеется, лечение он оплатит, этот вопрос даже не стоит… — Состояние — стабильное, — хмуро ответил на его вопрос пожилой доктор. — Сотрясение мозга средней тяжести. Ушиб плеча, трещина одного ребра. Ничего особенно серьезного, но некоторое время господину Ци стоит полежать у нас. — Если нужны какие-то лекарства — я оплачу, — произнес Цяньцю, мысленно выдыхая. Ничего критичного. Словно камень с души — он не убил и не покалечил человека. Он обязательно выпросит у него прощение, все будет хорошо. Цяньцю был уверен, что сможет загладить свою вину. И все снова будет хорошо. Непременно. Офицер полиции тоже считал, что все будет хорошо. Правда, прав Лан Цяньцю, похоже, лишится надолго. И получит крупный штраф. Если пострадавший не будет предъявлять дополнительных претензий — этим дело и ограничится. Лан Цяньцю молча кивал, но в душе был не до конца согласен. Казалось, этого было мало. Разве все это могло возместить ущерб? Стереть грусть и загнанное выражение с личика Гуцзы? Стереть его слезы? Вина усиливалась под внимательным взглядом Се Ляня, двоюродного брата сбитого им мужчины. Поразительно красивый и с мягким голосом — он моментально успокоил Гуцзы, вызвав слабую улыбку на лице ребенка. Передав его на попечение своего спутника — немного пугающего, с повязкой на глазу — Се Лянь отвел Лан Цяньцю в сторону. Выслушав сбивчивое описание случившегося, травм Ци Жуна и предполагаемого наказания для Цяньцю, он лишь задумчиво кивнул. — Я… я готов нести ответственность. Я возмещу весь ущерб, — Цяньцю понимал и сам, как жалко звучал его голос — как раз под стать его разбитому самочувствию. Се Лянь улыбнулся краешком губ, искоса наблюдая за тем, как общался его друг с племянником. — К счастью, ничего непоправимого не произошло, — тихо произнес Се Лянь. — Думаю, будет достаточно, если вы извинитесь перед Ци Жуном, когда он проснется, и оплатите лечение. — Конечно, — от улыбки и слов Се Ляня стало как будто легче дышать. — Вы думаете, ваш кузен меня простит? — Что? — переспросил собеседник. Затем хмыкнул, смущенно отводя взгляд. — Я думаю, вам стоит приготовиться к ругани и крикам, которые поднимут на уши всю больницу. Жун-эр очень вспыльчивый человек. С огромной любовью к нецензурной лексике. — А по его сыну и не скажешь, — растерянно пробормотал Лан Цяньцю. — В смысле, такой тихий и умный ребенок. — Ци Жун усыновил Гуцзы пару лет назад, — острый взгляд карих глаз. — Несмотря на некоторые свои недостатки, мой брат — хороший и заботливый отец. Потому я считаю, что все очень хорошо еще обошлось. Ци Жун крепкий, он быстро поправится. На время его лечения я заберу Гуцзы себе и позабочусь о нем. Однако если бы Ци Жун не успел и вы задели ребенка… — голос Се Ляня стал ниже. Возникло ощущение, что температура вокруг упала на пару десятков градусов. — Он убил бы вас на месте. Лан Цяньцю сглотнул. — А если бы не смог он, то за вас принялся бы я, — будничным тоном произнес Се Лянь. Вполне мирно улыбнувшись, он направился к палате кузена, бросив напоследок: — Не переживайте так. Просто будьте внимательнее на дороге впредь. *** Что имел в виду Се Лянь, говоря о предполагаемой реакции пострадавшего Ци Жуна на Лан Цяньцю, парень понял уже на следующий день, когда приехал навестить его. Столько отборного мата Цяньцю не слышал никогда. Потерпевший был миловидным, как Се Лянь, имел длинные прямые волосы того же оттенка, но на том сходство и заканчивалось. Если Се Лянь обладал аурой доброты, вкупе с мягкой улыбкой делавшей его похожим на небожителя, то его брат напоминал настоящего демона. Яркие зелёные глаза под густыми бровями, нос с горбинкой — видимо, когда-то сломанный и сросшийся неправильно — кривящиеся в злой гримасе тонкие губы. Резкий, грубый голос и лексикон портового грузчика. Лан Цяньцю, ошеломлённый, мысленно посочувствовал Гуцзы — каково жить с таким приемным отцом? — Ты, сволочь! — после первого потока ругани, Ци Жуну потребовалось сделать несколько осторожных вздохов. «Ребро с трещиной болит», — догадался Цяньцю. — Думаешь так просто откупиться? Ты чуть ребенка не сбил, идиота кусок! — Я понимаю свою вину, — терпеливо произнес Цяньцю. — Потому и предлагаю не только оплатить ваше лечение, но и моральную компенсацию… — Что, не хочешь, чтобы я на тебя заявление накатал? — цинично хмыкнул Ци Жун. — Так-то, если постараться, тебе условка светит. Мой брат — юрист, он в этом шарит. «Как такие разные люди могут быть вообще родственниками?», — грустно подумал Цяньцю. — Из-за тебя, мудака, я работу потерял, так что даже не надейся легко отделаться, — раздражённо фыркнул мужчина, потерев забинтованной лоб. — Вас уволили? — Даже не взяли! У меня вечером должно было быть собеседование, на которое я не попал! — Мне очень жаль, — искренне произнес Лан Цяньцю. Подумать только, из-за того, что он не справился с управлением своей машины, он создал столько проблем! — Ты в самом деле такой дохуя совестливый или издеваешься? — задумчиво спросил Ци Жун. Он уже успокоился; сейчас его лицо потеряло злобное выражение, став гораздо приятнее. — Я не издеваюсь, — возмутился Цяньцю. — Я на самом деле сожалею! — Ясно. Значит, идиот наивный, — заключил Ци Жун. — Другой на твоём месте ещё и разнос устроил за то, что ребенок на проезжую часть выскочил. Или вообще уехал сразу же. А ты тут виноватую рожу корчишь и компенсацию предлагаешь. — Разве поступать по правилам и совести так глупо? — нахмурился парень. Неожиданно болезненно кольнули спокойные слова — словно констатация факта, что в жизни не может быть честных людей. Ци Жун не ответил ему — только фыркнул и послал в пеший эротический путь, демонстративно отворачиваясь от Цяньцю. Тот, потоптавшись, вышел — может, из-за препирательств с ним Ци Жуну станет хуже, не стоит усугублять его состояние. Номер карты, на которую Лан Цяньцю мог перечислить компенсацию, ему сообщил Се Лянь. Об оплате лечения договариваться пришлось с врачами больницы. Все юридические мелочи, связанные с лишением прав и штрафом, Цяньцю решил через полицию. Так что у него больше не было никаких причин навещать вновь Ци Жуна, тем более что тот вполне мог обматерить его еще затейливее. Просто от общей гадостности характера. Лан Цяньцю и сам не мог объяснить, зачем вновь приехал в больницу. Купил гостинцев — яблок, мандаринов, связку бананов, йогурт. И почему так сложно было зайти в палату, из которой доносился радостный смех. На кровати Ци Жуна сидел и хихикал Гуцзы. На стуле, чинно сложив руки на коленях, расположился Се Лянь, мягко улыбаясь. А в углу устроился его спутник — тот самый, с повязкой на глазу. Лан Цяньцю, на которого все четверо уставились с разными эмоциями. почувствовал себя очень неловко. — Эм… Здравствуйте, — Цяньцю потоптался. Затем приподнял пакет. — Я тут навестить пришел… — О, это замечательно! — Се Лянь хлопнул в ладоши, не дав Ци Жуну, уже открывшему рот, сказать что-то неприятное. Поднявшись, он забрал у Цяньцю пакет, начав раскладывать гостинцы на тумбочке. — Какого… — Ци Жун запнулся, посмотрел на Гуцзы. — Зачем вообще приперся? Что, совесть покоя не дает, ромашка нравственная? Лан Цяньцю завис на пару минут, пытаясь понять, что ему сказали. Похоже, при ребенке ругаться Ци Жун все же себе не позволял, потому заменял бранные слова любыми другими. — Я просто решил навестить и принести гостинцев, — чуть обиженно ответил Лан Цяньцю, присаживаясь у стенки. — Да сдались мне твои гостинцы… — Знаешь, Ци Жун, не в твоих интересах отбрыкиваться от посетителей, — насмешливо произнес друг Се Ляня. — Кто еще будет по доброй воле приходить к тебе с подарками? Ну, кроме гэгэ. — Сань Лан, — с мягким упреком произнес Се Лянь. Он почистил один банан и вручил его Гуцзы. Сноровисто очистил второй и дал его Ци Жуну. — Прости, гэгэ, — названный Сань Ланом усмехнулся, глядя на надувшегося Ци Жуна, который, судя по гневно сверкнувшим глазам, очень много чего хотел сказать нелицеприятного. — Думаю, нам пора, — Се Лянь ловко ссадил Гуцзы с кровати Ци Жуна. Положил руку на плечо брату. — Бяоди, мы зайдем к тебе завтра. — Заходи, только без своей одноглазой псины, — буркнул Ци Жун. Наклонившись, он потрепал по голове сына. — Веди себя хорошо с дядей. С одноглазым — можешь вести себя плохо, я разрешаю. — Не учи ребенка плохому, — рассмеявшись, сказал Се Лянь. — Папочка, поправляйся быстрее, — широко улыбнулся мальчик, цепляясь за руку Ци Жуна. Тот в ответ улыбнулся. Лан Цяньцю тихо сглотнул. Он видел Ци Жуна третий раз в жизни — считая аварию за первый — но уже успел понять, что этот человек чаще строит гневные и ворчливые гримасы, поджимает и кривит губы, хмурит брови… Словом, увидеть его спокойным и радостным вряд ли возможно. Но своему сыну Ци Жун улыбнулся с радостью, теплом, нежностью. Это улыбка сделала его красивым — не мягкой красотой, какой обладал Се Лянь, а яркой, диковатой, но притягательной. Цяньцю видел много красивых людей. Как наследник крупного бизнесмена он вращался в высших кругах общества и видел много привлекательных женщин и холеных мужчин, которые заботились о своей внешности, посещали косметологов и даже хирургов. Подработка в качестве фотографа в свободное от учебы время — хобби, не особо одобряемое родителями — тоже позволяла увидеть множество интересных лиц. Но впервые ему удалось увидеть такое преображение. Редкое, но от того еще более ценное. Увидеть теплые чувства, тщательно скрываемые, разглядеть красоту, скрытую за маской гнева. И впервые Цяньцю захотелось самому вызвать такую улыбку. Как бы это ощущалось, если бы Ци Жун улыбнулся ему с такой же теплотой и радостью? Се Лянь со своим спутником и Гуцзы уже ушли, а Цяньцю все еще сидел тихо у стенки на жестком больничном стуле, сожалея, что не может, не имеет права сфотографировать ту улыбку. Ци Жун, доевший свой банан, молча смотрел в окно. Тишина не была уютной, но и не давила на плечи. Она просто была — полная странных, непроизнесенных слов. — Послушай, — Ци Жун заговорил первым, тихим и спокойным голосом. Общение с бяогэ всегда настраивало его на положительный лад. Даже ругаться на этого идиота, что чуть не сбил Гуцзы уже не хотелось. — Ты совсем не обязан сюда таскаться. Штраф честно заплатил? Компенсацию перечислил? Ну и все, гуляй дальше. Разве у тебя нет своих дел? Лан Цяньцю неловко улыбнулся. Почему-то спокойный тон сбивал с толку сильнее ругани. И почему-то возникало странное чувство обиды, что решительно не поддавалось какой-либо расшифровке. — И? Так и будешь сидеть там и молчать? Сделай уже что-нибудь полезное, не знаю… Мандарин мне почисти, что ли, — фыркнул Ци Жун. — А, да, конечно, — встрепенулся Цяньцю. Пересев ближе к кровати, он взял один фрукт и сосредоточенно начал его чистить. Хотелось о чем-то заговорить, заполнить неловкую тишину, но о чем? Не интересоваться же самочувствием или личной жизнью, к примеру. Стоп, минутку. Цяньцю даже перестал чистить мандарин от внезапного осознания. Если Ци Жун имеет приемного сына, значит, у него и жена есть? Воображение, попытавшись представить эту женщину, отчаянно буксовало. — Чего замер? — А… Извините… А ваша супруга вас навещает? — аккуратно спросил Цяньцю, заканчивая очищать мандаринку. Ци Жун уставился на него изумленными глазами. — С чего ты взял, что у меня есть жена? И давай на ты, я не люблю, когда мне «выкают». — Ну, у вас… у тебя же есть сын… — И что? Гуцзы усыновленный, — продолжал недоумевать Ци Жун. Через пару секунд до него каким-то чудом дошло, что имел в виду Лан Цяньцю. — А, ты думаешь, что я женат, потому что иначе мне не дали бы усыновить ребенка? Так, что ли? Ну, знаешь, если есть двоюродный брат — юрист, то многое в жизни решается проще. Связи и все такое… Лан Цяньцю понимающе закивал, протягивая очищенный мандарин. Ворчащий на тему копуш, которые его голодом уморят, Ци Жун забрал цитрус и начал с аппетитом его уминать. — Ци Жун, ты говорил, что не попал на собеседование… А кем ты хотел устроиться? — Цяньцю решил сменить тему. — Я тату-мастер, — кратко ответил Ци Жун. — Хорошо, — невпопад брякнул Лан Цяньцю, тут же мысленно обругав себя за тупость. — Что хорошего! — мгновенно взъярился Ци Жун. — Мало того, что мне пришлось переехать в хутуны, в эту ебучую дыру; так еще и работу найти не могу! Думал, найду быстро место, наберу базу клиентов, все в ажуре будет! А из-за тебя, мудака с дорогой тачкой, все по пизде пошло! Все, вали нахуй, видеть твою рожу не могу!!! Лан Цяньцю не оставалось ничего другого, кроме как очень быстро уйти — пока на вопли Ци Жуна не сбежались медсестры. Несмотря на резкие слова, внутри было тепло. Может, Цяньцю был все еще согрет той улыбкой, пусть даже предназначалась она вовсе не ему. И, наверное, он все же мазохист. Потому что, несмотря на ругань и крики, Лан Цяньцю продолжал навещать Ци Жуна через день, всю ту неделю, что он лежал в больнице. Конечно, его посылали. На него щедро выливали все запасы нецензурной лексики, скопленные за жизнь. Ци Жун не матерился только тогда, когда к нему приходил Се Лянь с Гу Цзы. Если Лан Цяньцю заставал его с сыном, то мог увидеть редкую картину — улыбчивого, немного грубоватого, но определенно заботливого отца. — Простите за бестактный вопрос, — окликнул однажды Лан Цяньцю Се Ляня, когда они покидали больницу вместе. Это было его последнее посещение — завтра Ци Жуна должны были наконец-то выписать. — Но мне все любопытно… Как так вышло, что Ци Жун усыновил этого мальчика? Не сочтите за грубость, но ваш кузен не выглядит любителем детей или вообще… добрым человеком. Се Лянь, ничуть не обидевшись, весело рассмеялся. — Вы правы, Ци Жуна сложно назвать тем, кто бескорыстно помогает окружающим. Это был очень забавный случай, да… Мужчина жестом предложил зайти в маленький кафетерий рядом с больницей. Там они взяли по чашке кофе — капучино с корицей у Се Ляня и эспрессо у Лан Цяньцю. Последний невольно задумался — какой бы кофе предпочел Ци Жун? Горький, грубый, как он сам? Ристретто? Американо? — Жун-ди любит латте, — произнес Се Лянь, лукаво улыбнувшись Цяньцю, выпучившему глаза от удивления. — А ещё питает редкостную любовь к айриш — кофе с ирландским виски. Ему подходит, не так ли? Возможно. Яркий, игривый вкус алкоголя, смешанный с мягкой горечью кофе… Да, пожалуй, ему действительно подходит. — То был непростой год, — негромко заговорил Се Лянь. — Мы с ним тогда были в ссоре. Не разговаривали, не переписывались. Я был занят своими проблемами, и даже не узнал, что тетушка, мать Ци Жуна, умерла от болезни. Се Лянь сделал глоток кофе. Посмотрел в окно, на пасмурное небо. — Ци Жун всегда был упрямым человеком. И у него есть такая дурная привычка, рубить с плеча. Резко, по живому, не оставляя пути назад. Но тогда… Извините, — будто опомнившись, Се Лянь застенчиво улыбнулся. — Вы задали конкретный вопрос, а я тут растекаюсь мыслею по древу. — Ничего, мне очень интересно, — поспешил заверить его Лан Цяньцю. — На Новый год у нас всегда была традиция — собираться в семейном доме для празднования. Но в этот год я Ци Жуна не ждал; и он сам ехать не хотел. Но пришлось. За неделю до праздника, когда он гулял по своему району, к нему бросился малыш лет трёх и начал называть папой, просить больше не оставлять… — Это был Гуцзы? Он что, перепутал Ци Жуна с родным отцом? — Да, именно так! Родной отец мальчика был алкоголиком, который как раз ушел из дома за выпивкой и пропал на несколько суток. Ребенок вышел из дома в поисках блудного папаши, а наткнулся на Ци Жуна. И намертво к нему прилип. Я до сих пор не знаю точно, чем руководствовался брат, но он забрал его к себе, позаботился, как мог, накормил. А через пару дней приехал ко мне в родительский дом. Ци Жун наступил на горло своей гордости, чтобы я помог ему усыновить мальчика — всё-таки, каким бы ни был родной папаша, молодой холостой парень, мастер тату без постоянного места заработка, не являлся подходящим опекуном с точки зрения закона. Я надавил на нужные рычаги — и вот, теперь у мальчика есть новый, любящий его отец. Се Лянь откинулся на спинку стула, светло улыбаясь. Лан Цяньцю задумчиво смотрел на свой нетронутый кофе. — Получается, благодаря этому случаю вы помирились, да? — Ну, это произошло не так легко, как кажется. Ци Жун очень гордый, и у него есть нехорошая черта — он всегда заранее ожидает неприятностей от людей, никогда сходу не верит, что они могут быть хорошими. И он легко теряет доверие. Мне он тоже долго заново учился доверять. Таким людям всегда нужен кто-то рядом, — Се Лянь прищурился с лёгкой грустью. — Кто-то, кому они будут верить. Всегда безоговорочно. Свое доверие и свои мягкие, светлые грани души Ци Жун доверяет сыну. Но, может быть, он сможет вскоре довериться ещё кому-то? Лан Цяньцю изумлённо посмотрел на весело подмигнувшего ему Се Ляня. Невольно он ощутил, как краска заливает его щеки и уши. Это что за намек сейчас был? *** Выходя из такси перед неприметным зданием в китайском старинном стиле, Лан Цяньцю пребывал в растерянности. После выписки Ци Жуна из больницы, все, что еще связывало его с этим необычным мужчиной — номер счета и фотография, сделанная тайком в день выписки. На ней Ци Жун вновь улыбался своему сыну, осторожно спускаясь с крыльца больницы. Позади него смеялся над чем-то Се Лянь, а его друг Сань Лан поджидал их около изящной черной Инфинити. Картина была мирной, а улыбка Ци Жуна вновь будто заставляла все вокруг искриться. Сверкали изумрудами прищуренные глаза, на щеках были видны ямочки. Будто яркий огонь горел, пылал, несмотря на зимнюю стужу. Цяньцю думал об этой улыбке и о Ци Жуне непозволительно много. Даже его родители заметили непривычную задумчивость и рассеянность. Лан Цяньцю даже нашел профиль Ци Жуна в соцсетях. Там было мало фотографий самого Ци Жуна — в основном фото его сына, случайные изображения красивых или просто любопытных мест в старинных кварталах Пекина; иногда мелькал Се Лянь — чаще в уютных кофейнях. Никаких постов Ци Жун не писал. Последние несколько дней он начал выкладывать фотографии татуировок, тату-салона, даже себя вместе с клиентами. Похоже, Ци Жун наконец-то нашел работу. Лан Цяньцю искренне порадовался за него, что заметила его мать. — Ты так улыбаешься, случилось что-то хорошее? Неужели ты себе нашел какую-то девушку? — Н-нет… С чего ты взяла? — У тебя такой взгляд… — женщина покачала головой, загадочно улыбаясь. — Твои глаза сияют изнутри. Ты встретил кого-то особенного, не так ли? Лан Цяньцю промычал что-то невнятное и сбежал к себе. Этот разговор заставил его задуматься о своих чувствах. О последних событиях. О том, почему его так тянет к Ци Жуну. И вот он здесь. В старых хутунах, где между лапшичной и магазинчиком сувениров втиснулся скромный тату-салон. В полной растерянности и непонимании, что делать дальше. Хорошо, он встретится с Ци Жуном… И что ему сказать? «Привет, как дела? Я следил за тобой по социальным сетям и наконец решил встретиться с тобой лично». Или, может: «Привет, я так давно хотел тебя увидеть! Как ты себя чувствуешь? Давай сходим на свидание?». Лан Цяньцю нервно смеется, осторожно подходя к салону. Ну и бред. Ци Жун снова обматерит его и прогонит. И будет прав. Немного потрепанная дверь открылась. Хмурый Ци Жун в небрежно накинутой поверх его формы куртке и с незажженной сигаретой в руках вышел на крыльцо салона. Цяньцю замер на полушаге. Внезапно невыносимо захотелось, чтобы в руках оказался фотоаппарат. Небрежно завязанные в хвост волосы, удивленно вскинутая бровь при виде него, яркие глаза, приоткрытый рот. Никакой злости или презрения — просто чистое удивление. И так сильно хотелось запомнить этого человека именно таким — до того, как горькая злость вновь исказит черты его лица. — Ты какого хера здесь забыл? — Ци Жун наморщил нос. Поджег зажигалкой сигарету, глубоко затянулся. С хитрым прищуром выдохнул горький дым в лицо Лан Цяньцю. Тот едва не закашлялся. Вновь посмотрел в зеленые глаза. Скользнул взглядом по темным кругам под ними, оцарапался об острые скулы и ключицы в вырезе футболки. Куртка вот-вот соскользнет с плеч — руки тянет поддержать, приобнять. И внезапно Лан Цяньцю стало смешно от самого себя. Ну что это такое, он же всегда старался все упрощать, шел по самому прямому пути, не лгал себе и окружающим, старался быть честным с собой, не отрицая чувств… И вот так вот сам себя запутал. Ведь на самом деле все так просто!.. — Я хотел пригласить тебя в кафе. На чашечку латте, — широко улыбнулся Лан Цяньцю. — Ха?! — Ци Жун подавился дымом сигареты. — Ты головой где-то ударился?! — Или все-таки лучше айриш? Во сколько ты заканчиваешь? Я заеду за тобой сегодня. — Мне еще после работы Гуцзы из школы забирать… Стоп, дебил, какое заеду, у тебя прав нет! Какого хуя ты вообще тут несешь, ебанутый?! — Хорошо, значит, вызову такси, заберем Гуцзы и поедем пообедаем вместе, — Лан Цяньцю все-таки подошел ближе и поправил куртку на плечах Ци Жуна. Растерянный мужчина не оттолкнул его. — Ты точно не заболел, а? — ладонь с длинными пальцами коснулась лба, сдвинув челку. — Да нет, жара вроде нет… Господи, да хуле ж мне на таких долбанутых на всю голову везет!.. Цяньцю рассмеялся, перехватывая прохладную ладонь, согревая в руках. Видимо, Ци Жуну действительно везет. Сперва его нашел сын, ухватившись крепко и больше не отпуская. А теперь и он сам — нашел и больше не отпустит. Непонятно, почему — но эти изумрудные глаза напротив казались до боли знакомыми и родными. И держать в руках его ладонь было так естественно, как и слушать притворно грубые слова. Непонятно совершенно — но Цяньцю было наплевать. Он решил поддаться странному ощущению, что подсказывало ему — все абсолютно правильно. Совершенно правильно стоять рядом с этим человеку, улыбаться ему и держать за руку. И наблюдать, как разгорается полное жизни изумрудное пламя в его глазах. *** Се Лянь с интересом смотрел в окно машины на мнущегося перед входом в тату-салон Лан Цяньцю. В руках у него был красивый букет из гиацинтов. Видимо, он ждал с работы Ци Жуна; и Се Ляню было до ужаса любопытно, как его строптивый бяоди отреагирует на букет и на самого Лян Цяньцю. Хлопнула дверь. Ци Жун возмущенно ткнул пальцем в букет, выговаривая Цяньцю достаточно громко, чтобы Се Лянь услышал даже в закрытой машине. — Я что, девка? Нахрен ты мне букет припер, идиота кусок? — Подумал, что они тебе очень подходят, — ничуть не обидевшийся Цяньцю протянул ему букет из нежных синих и белых цветов, перемежающихся острыми стрелами изумрудных листьев. Ци Жун резко замолчал, неуверенным жестом принимая букет. И Се Лянь не мог поверить своим глазам — на скулах кузена горел слабый румянец. Лан Цяньцю, бережно поддерживая его под локоть, проводил к поджидающему такси, открывая перед ним дверь. — Подумать только, твоему бяоди достался такой терпеливый юноша! — задумчиво произнес Хуа Чэн, сидящий на пассажирском сидении рядом. Се Лянь тихо рассмеялся. Он собирался забрать Ци Жуна, заехать за племянником и всем вместе посидеть в какой-нибудь уютной кафешке. Идеально было бы посидеть дома, но Ци Жун наотрез отказывался кормить Гуцзы тем, что готовил Се Лянь, и в свою очередь не желал готовить для Хуа Чэна. Так что кафе были идеальным вариантом для семейных посиделок. Которые вот только что накрылись медным тазом. Но Се Лянь был ничуть не расстроен. — Поспорим, как быстро этот Лан Цяньцю разглядит, что за фрукт твой братец, и сбежит? — с усмешкой спросил Хуа Чэн, заправляя упавшую Се Ляню на лицо прядь за ухо. — Ты ошибаешься, Сань Лан, Лан Цяньцю все прекрасно видит, — он мягко улыбнулся, накрывая ладонь Хуа Чэна своей. — Я думаю, они не расстанутся. И будут очень хорошей семьей. — Что ж, не буду с тобой спорить, гэгэ, — промурлыкал Хуа Чэн, щуря единственный открытый глаз. Се Лянь улыбнулся шире. Подумать только, а ведь увидев впервые в больнице Цяньцю, он собирался сделать все, чтобы защитить брата от него. Подумать только, как все обернулось… «В этой жизни ты уж точно не сгоришь в жестоком огне, — мысленно обратился к брату Се Лянь, прикрыв на минуту глаза. — В этой жизни ты не обагришь себя кровью и не погибнешь. И в этой жизни… В этой жизни Цяньцю никогда не посмотрит на тебя с ненавистью. Подумать только… Теперь ты сделаешь Лазурное бедствие счастливым, генерал Тайхуа, наследный принц Юнани. И сам тоже, пожалуйста, будь счастлив, хорошо?» Се Лянь неспеша завел машину. Интересно, какая из высших сил направила машину Лан Цяньцю, чтобы столкновение стало неизбежным? Сколько бы ни было в этом злого умысла по отношению к переродившемуся демону, так же перерожденный небожитель пошел своим путем. Вместо меча — протягивая букет цветов… Это так обнадеживало, не правда ли?