Московская дорога

      Кремлёвские звёзды… не сияли. Миша долго стоял посреди улицы, сверля взглядом Кремль, но никакого зова, о котором говорили люди, не слышал. А ведь именно ради этого зова он пришёл из самых Раменок, он так надеялся…       Но ничего, пустота. Заброшенная Красная площадь, будто запыленный Кремль. Одна радость: люди не разграбили центр бывшей столицы. На эту злую бессмысленную радость Миша хмыкнул, и сразу вздрогнул. Он уже отвык от звука собственного голоса, а в пустующем центре города, где слышался лишь тихий шум ветра да далёкие, почти неуловимые крики и скрежетания, издаваемые им человеческие звуки были такими же лишними, как и он сам, стоящий на поверхности.       Он огляделся и нехотя поплёлся к метро. Люди были там, под землёй. И Мише стоило бы вновь спуститься к ним и попытаться помочь строить новый город, но он отчаянно этого не хотел. Люди разрушили Москву и бросили её умирать. Долгое время он оставался в одиночестве, ослеплённый взрывами и огненной болью. Он был оторван от людей, и вскоре о нём позабыли, будто и не было никогда Михаила Московского. Когда он проснулся после долгой зимы и, отряхнувшись от снега и пепла, пришёл к выжившим, тем он оказался уже не нужен. Они построили новые государства, совсем крохотные, и жили ими. Миша нашёл уцелевшее правительство, но, к собственному удивлению, не захотел принять участие в их планах. Он больше не чувствовал себя Москвой, хотя в то же время гораздо острее ощущал свой город. Заброшенный город.       Он подошёл к Боровицкой, и сел неподалёку от входа в метро, решил дождаться вечера. Люди теперь выползали лишь ночью, как слабые мутанты, не способные выживать в солнечном свете и боящиеся более успешных соседей. Значит, мерцание кремлевских звёзд они видели именно ночью, может, днём оно угасало. Он дождётся темноты и вновь пойдет к Кремлю, даже если ничего интересного не увидит. Не зря ведь он пришёл сюда, не хватало ещё разочароваться в собственной идее и не дойти последних шагов к цели. Это было на него не похоже… на прежнего него не похоже.       Тьма медленно опускалась на город, и Мише болезненно не хватало зажигающихся фонарей. Он будто вернулся в начало восемнадцатого века, когда никто ещё не озаботился уличным освещением. Миша никогда особо не любил императрицу Анну, да и вспоминал о ней не часто, но сейчас ему не хватало её заботы. Да хоть чьей-нибудь заботы, тени прежнего внимания. Раньше он мнил себя центром вселенной, сиявшим золотым ореолом, шутя распоряжающимся чужими судьбами. Теперь же даже твари не обращали на него внимание, он призраком слонялся по богато украшенным улицам, бродил по заросшим паркам и все никак не мог найти в мутирующем городе самого себя.       Он бесшумно поднялся на ноги и окинул взглядом библиотеку имени Ленина, вроде люди придумали ей новое название… да неважно. Мрачное здание щерилось на него разбитыми стёклами, изредка в проёмах окон мелькали фигуры. Гори внутри свет — и Миша мог бы принять их за людей, не обращая внимания ни на безобразный облик, ни на агрессивное поведение. Но мутанты не могли заменить людей и, несмотря на то, что Миша уже принял их за новых жителей столицы, признавать их полноправными владельцами Москвы он отказывался. Они не были способны позаботиться о людских творениях, и библиотека стояла пусть нетронутая мародёрами, но пожираемая безжалостной посуровевшей после трагедии погодой. Дожди заливали внутренние стены, деформируя отделку, а пол портил густо выпадающий снег, который никто не утруждался убирать.       Миша отвел взгляд от здания и заметил две тёмные фигуры, стоящие неподалеку от него. Их силуэты были подобны тем, что мелькали в библиотеке, но разглядывать их Миша не стал. Зачем ему изучать этих тварей? Он не собирался ни сражаться с ними, ни сожительствовать.       Миша повернулся спиной к библиотеке, но не поднял глаза, предпочитая рассматривать дорогу и оставленные на ней много лет назад машины. Раньше он думал, что ничего страшнее исчезновения людей не бывает, что может быть хуже ожидания людей, когда они оставили тебя одного, в неизвестности, и не спешат возвращаться? Миша смотрел на разбитые распотрошённые машины и знал ответ на свой глупый детский вопрос: страшнее, когда люди возвращаются лишь для того, чтобы забрать все самое ценное и вновь уйти. Лучше бы это были грабители, захватчики, пришедшие из Азии или Европы — неважно, но не свои же люди, которые то ли от бедности, то ли из отчаяния были готовы уничтожить всё то достойное, что у него осталось после недолгой смертельной войны, всю память, которую он скопил трудами десятков поколений их предков.       Миша ссутулился, ветер становился холоднее. За его спиной раздался скрип и металлический лязг, и он решился взглянуть на Кремль, лишь бы не думать о том, что позади разрушают мутанты.       Звёзды не горели. Миша бы хотел надеяться, что это обман зрения, он просто недостаточно пристально смотрит или слишком далеко стоит. Но нет, днём он смотрел примерно с такого же расстояния, и даже тогда они переливались рубиновым цветом в холодном свете солнца. Он вспомнил, что в сорок первом примерно в это время года звёзды горели в честь парада, несмотря на угрозу бомбардировки, несмотря на стоявшего под самой столицей врага, люди гордились своими достижениями и надеялись на светлое будущее. Сегодня, в тридцать третьем году нового века, бояться можно было чего угодно, кроме врагов и бомбардировок, и в новом мире люди не осмелились пройти по Красной площади и зажечь звёзды. И надежды у них не было. Миша тяжелее остальных воспринимал эту утрату, сколько он себя помнил, люди всегда верили, и он питался их силой, шёл вперёд, не оглядываясь на утраты и злость. Теперь вся его история позади, и никто, кроме него самого, о ней не вспомнит и не представит былое могущество, многовековую славу.       В библиотеке раздались выстрелы. Миша недоумённо оглянулся, но никого, кроме обеспокоенных серых тварей, не увидел. Неужто они научились пользоваться оружием? Он вспомнил, как тёмные фигуры смотрели прямо на него; бестолковые твари, не умнее животных, проходили мимо, не задевая его, но и не обращая внимания, будто чуяли в нём не человека, а элемент города. Но те серые… Они могли быть умнее, Миша слышал, что некоторые мутанты обладали разумом. И если эти полуразумные агрессивные мутанты овладели оружием, то прямо на его глазах рождалась новая угроза выжившим москвичам.       Миша пошёл в сторону шума, чтобы удостовериться в своей теории. Если он увидит, как эти человекоподобные монстры используют огнестрельное оружие, то переборет свою неприязнь к подземке и спустится к людям, чтобы предупредить их об опасности.       Из дверей библиотеки вывалился человек. Он тащил за собой ещё одного, и пока что не заметил Мишу, хотя и успел мельком оглянуться. Человек вновь выстрелил в открытые двери и крепче перехватил товарища. Миша отошёл в сторону и замер за фонарным столбом. Он не будет двигаться, и его не заметят. Зато теперь понятно, откуда в библиотеке оружие и кто им пользуется. Он решил дождаться, пока люди спустятся в метро, и уже тогда идти к Кремлю. Да, он пустой и совершенно не магический, но ведь он был целью Мишиного пути. Цели всегда нужно достигать, он знал это с самого детства, что же изменилось и заставило его усомниться в своих желаниях?       Люди не спешили уходить в метро. Миша не понимал почему, даже если второй уже мёртв, то донести его на себе можно без особых проблем, или — Миша горько ухмыльнулся на собственные мысли — можно было бросить своего товарища и самому скрыться в убежище. Но люди оставались на месте. Он выглянул из своего укрытия: оба были живы, попеременно смотрели на библиотеку и метро, старательно избегая взглядом Кремль.       Миша вслушивался в тишину, стараясь уловить их голоса и интонации возможного разговора, но вокруг шумел ветер и ничего, кроме ветра. Поэтому разрезавший беспокойную тишину выстрел чуть не оглушил его. Миша вновь отпрянул за столб, когда человек поднялся со своего места и прогрохотал что-то второму. А он уже успел забыть о противогазах и том, как они искажают голоса. Он почувствовал себя погано: ни полностью погрузиться в далекий мир воспоминаний, ни остаться всем собой в сумасшедшей современности он не мог, так и застыл где-то посередине, не видя ни богатства столичной жизни, ни безумия радиоактивного выживания.       Из библиотеки вывалился третий человек, поменьше первых двух. Теперь они втроём перераспределяли оружие.       Вокруг библиотеки появлялось всё большее количество серых монстров, они не нападали на людей, даже не пытались окружить их, но и взгляда от троицы не отводили. Изредка некоторые из них смотрели на Мишу, и тому становилось не по себе от того, что они осознавали его присутствие и считали его достаточно важным, чтобы отвлекаться от врагов. Вскоре люди поднялись с места и пошли к метро, старательно отводя взгляд от Кремля. Мише это было на руку, он мог идти поблизости, совершенно не таясь и не опасаясь обнаружения. Было бы сложно объяснить этим людям в полном военном противорадиационном облачении жалкий внешний вид и способность выжить на поверхности без хотя бы банального противогаза.       Но троица не смотрела в его сторону, раненый не поднимал головы, повиснув на спине товарища, и Миша вновь начал сомневаться, жив ли тот; остальные двое с трудом шли к метро, им было не до разглядывания местности. Они шли без остановки, будто убегая, и Миша задумался, зачем они проникли в логово чудовищ и какие могли понести потери там? «Это библиотека, — напомнил он себе, — даже в анархии и грязи люди тянутся к знаниям».       Но у метро люди притормозили, разговорились. Миша с удивлением наблюдал за тем, как один из них выставил перед собой оружие и поспешил прочь от метро, прикрывая рукой глаза. Он вновь оглянулся, и верно, человек боялся Кремля. Может, сияние все же было, только Миша его почему-то не видел. Недолго думая, он поспешил за отдаляющимся.       Миша смотрел в спину убегающего человека и вспоминал легенду о Данко, что ему пересказывала Настя. Она так гордилась, что талантливый писатель выбрал её, а не Сашу, что долгое время говорила только об этом. Сегодня Миша смотрел на грязных, прячущихся под землёй людей, и даже не мог надеяться на появление нового Данко. Возможно, только ему, помнящему прошлое, звёзды не светили, а остальным хватало их призрачного сияния. Возможно, люди до скончания веков проживут во тьме и грязи, и умрут под землёй, вцепившись друг в друга. И метро станет их общей могилой, а Москва превратится в город-призрак. Он ссутулился и в последний раз оглянулся на Кремль, на его тёмный зловещий силуэт. Он в любой момент сможет вернуться, куда пожелает, а вот люди нечасто бегают по поверхности.       Парень быстрым шагом приближался к библиотеке, но, пройдя по крыльцу, устремился дальше, к Воздвиженке. Миша не смог не оценить его бесстрашие: только вырвался из библиотеки и уже не боится срезать через неё путь. Выйдя на дорогу, парень застыл, уставившись на Храм Христа Спасителя. Миша оглянулся вслед за ним; насколько он помнил, храм должен был стоять неразрушенным, но, как оказалось, не непотревоженным. Гигантская тень кружила над куполом, и он поспешил отвести взгляд. Видеть осквернённой главную святыню… и ведь её не люди тронули, не перестроили в новое здание, да в тот же бассейн, её украли монстры из европейских сказок.       Парень зачем-то включил фонарь и посветил им в сторону храма. Миша смутно помнил что-то об условных знаках, но ему никогда не пригождались подобные навыки, поэтому он с интересом наблюдал за действиями незнакомца, вместе с ним дожидаясь результата. Тот подёргал фонариком, потом застыл. Миша начал в нём разочаровываться: да, он не запоминал современные сигналы, но помнил по прошлому, что, не дождавшись ответа, лучше убегать как можно скорее. Человек же последний раз осветил зачем-то переулок, и рванул вперед. Миша, стараясь не шуметь, последовал за ним. Он мельком взглянул в переулок, но там было пусто. Либо это очередная, недоступная ему магия, либо нечто страшное уже исчезло.       Человек пробежал около ста метров, огляделся и побежал дальше. Миша с лёгкостью поспевал за ним: может, он не чувствовал себя на пике сил, но на него хотя бы не давило грузное обмундирование и он не нёс на себе нелепое количество огнестрельного оружия. Человек бежал, и Миша бежал за ним, но опасности всё не видел. Может, парень просто рехнулся, это также объяснило бы, почему его оставили на поверхности. А Миша, как дурак, бежал за сумасшедшим. И это вместо того, чтобы следовать к своей цели, к Кремлю, который с каждым новым шагом отдалялся от него.       Парень вновь приостановился, заглянул в переулок, но не рванул дальше, как делал до этого, а прижался к стене и спустя пару секунд вновь выглянул из-за угла. Миша следовал за ним по другой стороне улицы и замирал чуть позади, когда тот останавливался. Но сейчас он не удержался и в несколько скачков поравнялся с парнем, также заглянул в переулок. Сначала он ничего не увидел, но напомнил себе, что у жителей метро зрение гораздо лучше и стоило подождать. Но парень, недолго повозившись, продолжил путь. Миша уже почти привычно подстроился под чужой шаг.       Парень ненадолго застыл, смотря в сторону метро. Миша помнил, что там должен быть вход на Арбатскую, но вряд ли человек сможет пробиться к спуску сейчас, когда боится чего-то неизвестного, когда небольшой пятачок зелени разросся, почти выступая на дорогу, когда люди своего товарища уже не ждали внизу. На мгновение Мише стало жаль этого человека, его ведь выкинули из новой Родины, оставили на поверхности одного. А Миша, как никто другой, знал, насколько мерзко и больно оставаться одиноким в этом ядерном аду. Только парень к утру будет мертв, а он остался один, наверное, навсегда.       Вскоре человек пошёл дальше, видимо, искать другой путь вниз. Миша уже не так охотно поплёлся за ним: одно дело ходить за любопытными смельчаками, изредка выбирающимися из метро, и совсем другое — преследовать почти мертвеца, в чьей цели он не может быть уверен.       Но шли они недолго: парень вновь застыл, на этот раз глядя вперёд и чуть вверх. Он стоял посреди перекрёстка, и, к собственному удивлению, Миша не замечал в нём страха, что заставлял останавливаться и оглядываться его раньше. Он прошёл вперёд и остановился справа от парня, поглядывая на него поверх остовов машин. Тот смотрел налево, долго разглядывая разрушенные здания, потом медленно перевёл взгляд направо, не замечая Мишу, не способный оторваться от куда как лучше на вид сохранившихся высоток. Миша пытался понять, что же видит этот человек, застывший посреди разбомблённой дороги, и сам взглянул вперёд, на улицу, что раньше называли Новым Арбатом.       Было слишком темно, чтобы он мог разглядеть хоть что-то, но память услужливо восстанавливала картину перед глазами. Там, далеко впереди, раньше виднелся комплекс Москва-сити, справа и слева возвышались чистые здания с тёплым светом из окон, а по шоссе двигались машины. Ничего этого в реальности уже не было, но Миша вновь взглянул на парнишку и понял, что тот и не видел ничего богаче закопчённых бетонных станций и совсем тёмных узких тоннелей с бесконечной вереницей шпал.       Сейчас же человек не высматривал опасность, которая всегда следовала по пятам на поверхности, а… любовался. Впервые за многие годы кто-то остановился, чтобы полюбоваться его городом. У Миши защемило в груди от жалости к этому ребёнку, который вырос под землёй и не имел возможности увидеть красоту и богатство родного города, но в то же время он почувствовал невероятный прилив сил: он вспомнил свою прежнюю жизнь, полную крови и золота; он вспомнил, как правил империями; он вспомнил, кем он был, чьё величие сейчас представляет себе этот молодой, явно неопытный мальчишка.       Из-за плотной завесы туч выглянула луна, освещая изуродованный город и тяжёлую маску, скрывающую лицо молодого человека. Только из-за того, что Миша решил взглянуть на этого необычного незнакомца, к которому неожиданно начал испытывать более тёплые чувства, чем ко многим бывшим «друзьям» в метро, он обернулся вместе с парнем. Сначала в глаза бросились далёкие отблески кремлёвских звёзд, но надежда не успела поселиться в его сердце: луна вновь сокрылась за тучами, и Кремль исчез из его поля зрения. Зато длинные фигуры каких-то смутно знакомых ему тварей остались стоять посреди дороги. Сначала Миша решил, что это серые монстры из библиотеки последовали за человеком, который стрелял в них, и даже успел удивиться: по его мнению, все животные должны бояться пороха.       Но вскоре фигуры опустились на четвереньки и медленно двинулись вперёд, совершенно бесшумно. Это точно были не серые, а какие-то другие монстры. И они преследовали парнишку, будто кошки, давая ему недалеко отойти и нагоняя вновь.       Парень медленно шёл вперёд, Миша чуть в стороне от него, а твари ползли за ними. За себя Миша не беспокоился, на него привычно не обращали внимания, но что будет делать его незнакомец?       Тот шёл, постоянно оглядываясь и держа автомат наготове. Почему не отстреливается? Боится привлечь кого-то более опасного? Или действительно безумец?       В очередной раз оглянувшись, парень остановился и повернулся лицом к мутантам. Миша отошёл ближе к стене, чтобы не отвлекать человека. Тот выстрелил в воздух, и это было очевидной ошибкой. Твари бросились на него.       Миша прыгнул к нёму, надеясь помочь, хотя никаких идей у него не было. Парень же не растерялся: выстрелил уже в монстров и рванул прочь. Болезненный вой раненой твари перекрыл охотничий клич с неба. Миша рефлекторно распластался по земле и накрыл голову руками.       Разумеется, это была не бомба, и даже не граната. Очередной, на этот раз летающий, мутант решил сожрать его человека. Миша мельком взглянул на монстра — тот схватил раненую тварь — и сразу же потерял к нёму интерес. Где же парнишка?       Он поднялся на ноги, чуть покачнувшись, до сих пор не привыкнув к появившейся в последние десятилетия слабости, и зашагал вперёд. Парень вряд ли успел далеко убежать, да и склонностью уходить на другие улицы он не отличался.       И верно, спустя всего полминуты Миша нагнал своего незнакомца и вновь подстроился под его шаг, прижимаясь к зданиям на противоположной стороне улицы. Человек вновь вглядывался в переулки. Миша оглянулся назад: тварей там не было. Вот, значит, кого он видел меж домов.       Но их прогулка недолго продолжалась, вскоре мутанты вышли на дорогу и снова начали окружать парня. Один из них прошёл совсем рядом с Мишей, но будто даже не заметил его. Значит, отвлечь их никак не получится.       Как и в прошлый раз, человек остановился, повернулся лицом к своим преследователям и пальнул в небо. Миша почти ругнулся на него, но сдержался, лишь хлопнул себя кулаком по бедру от напряжения. Твари, как сурки, поднялись на задние лапы и завертели мордами. Тишина.       В этот же момент человек рванул, но не вперед по улице, как ожидал Миша, а в сторону. Он влетел в подъезд. Миша удивился, что двери не были закрыты, а потом задумался: люди обычно не залазали в жилые дома, да и твари, помявшись под дверью, не пошли вслед за добычей, а сели ждать снаружи.       Миша остановился позади них, не решаясь приближаться. Как парень планирует выбираться, если эти монстры будут его караулить? Или он ничего не знает об их повадках? Как много о внешнем мире он знает?       Из дома раздался выстрел и треск. Сначала он дёрнулся к звукам, но потом догадался, что ничего с его незнакомцем не произошло: не было крика; скорее всего, тот просто занялся мародёрством.       Миша, тяжко вздохнув, уселся на бордюр. «Лишь бы безумец, — неожиданно подумал он. — Из библиотеки ведь ничего не взял». Спустя минуту из окна выглянуло дуло — раздалась короткая очередь, и твари разбежались. Теперь Миша видел, как они расходились по переулкам и поднимались на задние лапы, будто вынюхивая что-то или ловя потоки воздуха.       Ружьё из окна исчезло. Миша перевёл взгляд на дверь подъезда и остался сидеть на месте. Он и не помнил уже, когда в последний раз заходил в квартиры: точно ещё до последней войны, но насколько раньше это было? Он никогда особо не ходил по гостям в столице, когда ему? Да и к кому?       Зато он хорошо помнил питерские квартиры, вот уж где он действительно часто бывал. Саша говорил о «парадных» и хвалился тем, что у него не воруют. Миша кивал и делал вид, будто не замечает, что тот цитирует Булгакова. Было весело доводить его подобным образом: Саша доходил до того, что начинал цитировать фильмы, чтобы Миша уж точно вспомнил, на что он ссылается, а в ответ получал лишь кивки, пока сам не понимал, что над ним издеваются. Иногда он обиженно поджимал губы и отворачивался. А иногда…       Поток воспоминаний прервал оглушительный хлюпающий звук. Миша огляделся, но на улице никого и ничего нового не заметил: охотящиеся твари неподвижно стояли на задних лапах вроде даже на прежних местах, также смотря на дом, куда зашёл его человек. Раздалась ещё серия странных хлюпов, на этот раз приглушённых. Миша медленно подошёл к металлической двери, брезгливо обойдя тело убитой твари. Раньше о ботинках в «прихожих» спорили, ругались на воришек. Теперь не осталось ни воришек, ни их ботинок, но вряд ли Саша был бы этому рад. Да и где сейчас его Саша?..       Он приоткрыл дверь в подъезд и прислушался. Подозрительные хлюпы исходили откуда-то из подвала, но приближались. Нечто, издававшее эти, звуки поднималось вверх. А там его незнакомец.       Миша лишь понадеялся, что парень не вышел из квартиры, и заскочил в подъезд. Он прикинул, из какой квартиры стреляли, и поднялся на нужный этаж. Узнать дверь, которую недавно вскрыли, было несложно. Миша застыл перед ней, прислушиваясь к приближающимся тошнотворным звукам, и отвернулся от лестницы.       Мало кто из современных «москвичей» обращал на него внимание, но уж точно никто из них в него не врезался. Значит, и это должно пройти мимо. Миша уткнулся лбом в дверь квартиры и сдержал чих. Человек точно заметит его, а этого он бы хотел избежать.       Вплотную приблизились хлюпы, что-то прошуршало по ступеням. Неведомая тварь ненадолго застыла за его спиной и поползла дальше. Сработало.       Только когда отвратительные звуки совсем стихли, Миша поднял голову и оглядел ступени. Они странно блестели, он не заметил этого, когда поднимался на этаж. Чуть наклонившись, он разглядел наконец-то слизь. Вот, значит, что хлюпало. Но вряд ли оно вернется, по крайней мере, незаметно для него.       Миша бесшумно слетел вниз по лестнице, стараясь не вляпаться в только появившуюся гадость, и выбежал на улицу. У подъезда полукругом сидели твари. Он на мгновение застыл, но быстро одёрнул себя и проскочил между ними. Те, ожидаемо, не заметили его. Будь на его месте Коля, он бы точно толкнул какого-нибудь мутанта, просто чтобы изучить феномен, но Миша умнее, он бы не дожил до своих лет, если бы трогал всякую гадость.       Через несколько минут из подъезда выбежал его незнакомец. Он сразу же побежал вперёд, и твари медленно последовали за ним. Мише было просто бежать следом, парень был явно уставшим и, как бы он ни старался спешить, не с его нагруженностью пытаться бежать. Тем более твари были в разы быстрее, когда опускались на четвереньки, как нормальные звери. Миша мельком оглянулся: верно, сейчас они вновь расходились полукругом, передвигаясь на четырех конечностях. Он так надеялся, что и на этот раз их охота окажется неудачной…       Добежав до выезда на Новинский бульвар, парень вслепую выстрелил в своих преследователей. Ни в кого не попал, но те чуть притормозили. Миша прижался ближе к стене, не хватало ещё, чтобы человек случайным выстрелом задел его.       Воспользовавшись мгновением преимущества, парень забежал в переулок. Миша даже сначала не поверил своим глазам: разве не между зданий обычно сидели эти твари? Да и не боялся ли он забежать в тупик?       Твари ожидаемо последовали за ним. Человек почему-то не отстреливался, и Миша рискнул перейти на его сторону дороги. Тёмные высокие фигуры исчезали в тени переулка, и он нехотя последовал за ними. Человек исчез.       Но твари не толпились между домов, а значит, здесь был ещё один выход. Когда очередная тёмная тень проскользнула мимо него, Миша пошёл следом. Они прошли через арки, и он наконец-то узнал, куда бежал его незнакомец. Метро Смоленская. Всё-таки не безумец.       Твари столпились вокруг входа в метро, и Миша не стал подходить ближе. Они ведь боялись заходить в здания.       Он отвёл взгляд от знака метро и задумался, куда идти дальше. Не к Кремлю ведь возвращаться, там делать нечего. На периферии зрения что-то мелькнуло, и Миша вновь повернулся к тварям. Они заходили в здание.       Раздался грохот, звуки выстрелов, звериный вой и металлический лязг. Всё затихло. Миша мог лишь надеяться, что этот человек выжил, что его впустили в метро. Спускаться, чтобы проверить, он не собирался. Хватало и того, что никакого крика не было, да и твари не потащили наверх труп. Значит, живой.       Миша вышел на Садовое кольцо и задумался. Зачем этот человек бежал по поверхности? А самому ему куда идти? Вновь к Кремлю?       Он неторопливо дошёл до съезда на Новый Арбат, но прошёл дальше. Кремль его не вдохновлял. Ничего в обновлённом городе его не вдохновляло, если уж быть откровенным, но видеть Кремль, его сердце, в запустении было особенно больно. Стоит найти место, меньше всего напоминающее о войне.       Он шёл по Садовому кольцу почти полчаса. Его окружали потрёпанные осиротевшие здания. В них ещё можно было бы вернуться, если бы не радиация и мутанты. Но люди не смогли бы прожить на поверхности и дня, а Мише эти здания были без надобности.       Это ли ощущал Саша, бродя по осиротевшим улочкам блокадного Ленинграда? Раньше Миша и представить не мог, что окажется в схожем состоянии, но его будущее оказалось менее завидным, чем любые кошмарные предсказания. А Саша и вовсе мёртв. Может, оно и к лучшему.       Он задумался, что ему делать дальше. И понял, что слишком много думает для того, у кого нет будущего. Если бы была возможность вернуться в то состояние, в котором он пробыл почти два десятилетия, пока лежал на месте разрушенных Раменков. Он ведь может попытаться вновь уснуть, и если пролежать достаточно долго, то это состояние весьма вероятно перейдет в смерть.       На его месте появится Новая Москва, хотя уж скорее метро наконец-то объединится и зародится Подземная Москва. Метро Москва? Москва-Ме́тро.       Миша покачал головой и огляделся. Ему стоит найти место, где его никто не сможет побеспокоить. Твари мало его волновали, но вот люди могли бы попытаться его добудиться. Куда они не ходят?       Миша вновь отмахнулся от неуместных мыслей. Нет разницы, где ходят люди, а где — нет. Он выбирает себе место погребения, оно не должно зависеть от такой мелочи. Он не хотел оставаться в пустом Кремле, не чувствовал своё место на Красной площади, не после проигрыша в войне. Но и оставаться в случайном месте не хотелось. Нужно выбрать что-то подходящее.       Миша сел на капот покинутой, покрытой копотью машины и закрыл глаза. Какое-то место, соответствующее ему чуть больше остальных мест Москвы. Что-то важное, слегка разрушенное, но полное памяти. Что-то недалеко от него, сил почти не оставалось на долгие прогулки. Зря он бегал за человеком.       Когда-то по Садовому кольцу он бегал за Сашей. Обещал Дане погулять вдвоем, но терять целое утро выходного дня с Сашей не хотелось; каким-то образом они оказались втроем посреди оживленной улицы без малейшей возможности вызвать машину. Но казалось, что и Даню, и оживившегося Сашу, подрастерявшего часть пафоса, это устраивало. Сначала Даня кружил вокруг них, после Миша присоединился к нему, видя, как деланно недовольно Саша закатывает глаза на такое ребячество, и внезапно он осознал себя, врезающимся в случайного прохожего в неудачной попытке убежать от Саши. Тот его догнал, кинул поспешное «просим прощения» человеку и отскочил. Миша бросился за ним.       Миша встрепенулся и открыл глаза. Утро вступило в свои права, и обветшавшие здания выглядели еще более жалко в безжалостном дневном свете.       Тогда они добежали до зоопарка, куда Саша наотрез отказался идти, и в итоге прогулялись до Патриарших прудов. Мише стало интересно вновь увидеть то место. Как сильно изменились рукотворные облагороженные пруды? Они превратились во что-то отвратительно-неузнаваемое или вернули себе изначальный неприятный, но родной, облик? Стоило прогуляться хотя бы ради того, чтобы узнать это.       Он пошёл дальше по Садовому кольцу, стараясь не вглядываться в резкие тени. Утром ночные чудища скрывались, но Миша не был уверен, что не увидит кого-то худшего. Людей уж точно он не встретит, и этого знания достаточно, чтобы избегать взгляда на движение.       Сверху кто-то пролетел, громко шурша крыльями. Звук напоминал трение старой кожи, что рассыпается под прикосновениями, но Миша напряг память и представил, что это утки, пролетевшие над его головой в сторону водоёма. Были бы у него с собой хоть какие-нибудь крошки, он бы их даже накормил, не обращая внимание на запретительные знаки.       Миша позволил себе лишь один любопытный взгляд — в сторону зоопарка. Киоски рядом стояли неразграбленные, машины были нетронуты. Но зелень росла столь пышно, что под ней было практически не разглядеть высокого забора. В её глубине что-то шуршало, чирикало и изредка вскрикивало. Эта картина больше напоминала джунгли, нежели зоопарк в центре города, и Миша вновь уткнулся взглядом в дорогу. Где не успели люди, там пришли монстры. Разница-то.       Задумавшись, он забыл свернуть на Спиридоновку, но возвращаться уже не захотел. Чувствовалось в этом нечто неправильное, противоестественное. Да, с Сашей и Даней они шли именно там и прошли на пруды с главного входа, как и полагается. Но то время уже потеряно. Для него так точно всё время уже потеряно.       Миша решил пройти через Малую Бронную, так всё же выйдет к цели. Зелени вокруг становилось больше с каждым шагом. Будто он попал в петлю и возвращался к зоопарку, но нет, это определенно были Патриаршие пруды прямо перед ним. Неведомые растения стелились под ногами, но невысокий заборчик чудом сохранился, ограждая давно заросшие тропинки, чье местоположение он мог угадать лишь по памяти.       Миша оперся рукой о заборчик и огляделся. Потом горько хмыкнул, вспомнив, что людей вокруг нет и никто не увидит его неподобающего поведения. Да даже если бы были, никого в новом мире не смутить больше прыжками через забор. Он неловко перекинул ноги и чуть не упал, с трудом удержавшись в вертикальном положении. Оторвал руку от крепкой ограды — не зря столько денег потратил на благоустройство — и прошёл к водоёму.       Пруд превратился в болото, зловонная жижа отливала коричнево-зелёным, почти естественным оттенком, если бы в лучах солнца не переливалась изумрудными изломами. Миша не решился бы прикоснуться к ней, даже если бы знал, что она безвредна.       С гоготом и кряхтением на поверхность водоёма опустились существа, взявшие начало от уток. Их неточный полёт и шумное приземление отсылало к тем птицам, что прикармливали москвичи, но вид отталкивал. Миша смотрел на их движения, завороженной этой знакомой непохожестью. Столь отличающиеся мутанты двигались слишком узнаваемо, что эти утки, что те твари из библиотеки, напоминали о чужой Москве. Не Мишиной, но живой и процветающей, пусть и в столь извращенном смысле. Это уже не его место.       Но лучшего он найти не сможет. Очертания Патриарших прудов были узнаваемыми, и это большее, на что Миша мог рассчитывать. Он прошёл ещё ближе к воде и лёг на склоне, закрыл глаза. На этот раз он не собирался просыпаться.       Спиной он чувствовал холодные стебли растений. Возможно, ему повезёт, и они опустят его к самой земле и накроют сверху, закроют от чужих глаз. Со временем его пристанище совсем зарастёт, и лишь небольшой холмик будет намекать на место, где он уснул. Через годы — что продлятся всего лишь недели в новом мире — и этот холмик исчезнет, и не останется никаких напоминаний ни о Мише, ни о его последнем пристанище.       На него уже падали сверху неузнанные листья и потревоженный кем-то пепел, когда Миша только погружался в глубокий сон.       Холод поднимался по ногам, но его не хватало. Руки и лицо горели изнутри, огонь вспыхивал под кожей. Миша сжался в комок и прислонился к стене, как же больно. Он понимал, почему горящие улицы оставляют ожоги по всему телу, помнил, как чувствуются разлетающиеся на куски вековые здания, в которые попал вражеский снаряд. Но так и не смог за всю свою долгую жизнь смирится с неизлечимостью ожогов. Они болели столь долго, жглись со временем лишь сильнее.       В эту зиму люди не отстраивались. Миша понимал причину, но принять ее не мог. Жители о нем не заботились, так с чего бы ему задумываться лишний раз об их чувствах?       Он услышал скрип двери: неужели Митяй пришел? Но, подняв голову, Миша увидел лишь серое небо и кружащий пепел. Раменки. Ядерная зима.       Миша неловко поднялся на ноги и огляделся. Людская фигура вдалеке. Брат всё-таки пришел за ним?       Мужчина стоял недвижимо, пока Миша медленно подходил всё ближе. Человек был залит чем-то чёрным, даже цвет волос под грязью не угадать.       Когда расстояние между ними сократилось до десятка шагов, мужчина резко развернулся. Чернобыль? Миша отстранился при виде сумасшедшей улыбки, исказившей и до того обезображенное лицо.       На руках Чернобыль держал ребёнка, который выделялся светлым пятном на его измазанной груди. Миша позволил себе окинуть его взглядом и с удивлением узнал Пушкино. Что они здесь делают, да ещё и вдвоем?       Миша не решился приблизиться или задать вопрос. Пушкино, целиком пыльно-серый, умиротворенно улыбался и смотрел куда-то Мише за спину. Чернобыль тоже, при более пристальном внимании, смотрел не на Мишу, а над его плечом.       Кто еще мог оказаться в разрушенных Раменках? Миша оглянулся, и его встретила совершенно неожиданная картина: весеннее поле, с которого сходит последний снег, и строгая Камалия.       Она откинула косу за спину и выпрямилась, став еще выше. Миша смотрел на неё, не отрывая взгляда. Худая, потерявшая яркие краски, но всё же живая Камалия смотрела на него с медленно появляющейся теплотой во взгляде. Спустя минуту тишины, что для Миши пролетела в мгновение, розовые губы сложились в приветливую улыбку.       Миша подался ей навстречу, и Камалия сократила между ними расстояние в пару шагов, замерла перед ним, полы ее камзола распахнулись по бокам от Миши. Она вгляделась в его лицо и без размаха ударила ладонью по щеке.       Миша вздрогнул и отступил на шаг, но перед ним стояла уже не Камалия, а Саша. Изнеможденный, тонкий, как лист бумаги. Серые глаза звёздами сияли над острыми выпирающими скулами, под которыми темнели впавшие щёки. Саша не моргал и будто вовсе не дышал.       Его появлению Миша удивился даже больше, чем остальным. Саша ведь давно мёртв? Он утонул, как обещали все теоретики, и не видел всего того ужаса.       Но что, если Саша выжил? Как в двадцатом веке, Миша не помнил те события, не видел, но знал. И прошло уже… сколько же прошло?       Саша стоял недвижимой фигурой, и Миша рискнул к нему прикоснуться, уже поднял руку к лицу, и Саша позвал его, оборвал сон.       Первый звук за столь долгое время заставил Мишу содрогнуться в болезненном спазме и очнуться.       Над ним навис Мытищи.       — Живой, — сказал он куда-то в сторону и поднялся.       Миша лежал посреди густой травы и грязно-зелёного цвета листвы. Перед глазами зеркалом блестел пруд. Патриаршие пруды, куда он и пришёл. Он проснулся.       Миша перевёл взгляд на Митю и прячущегося за ним мальчишку. Его разбудили. Живые города.       — Как вы здесь?.. — хрипло начал и сразу же зашёлся в кашле Миша.       — Тебя искали, вставай, — Митя подхватил его под руку и с трудом поставил на ноги. — Нас здесь двое, я и Балашиха, он… новый. Королёв погиб сразу, Пушкино я потерял недавно.       Митя скривился и отвёл взгляд. Миша оглядел его внимательнее. Парень берег левую сторону, старался к нему не поворачиваться повреждённым боком. Балашиха, мальчик, прятался за братом, но кидал любопытные взгляды в сторону Миши.       — Я думал, вы все мертвы, — всё-таки сказал Миша сквозь боль в горле.       — Тебя отрезали от внешнего мира. Я узнал, потому что в Балашихе стоят глушилки, — Митя кивнул на мальчика и потянул Мишу к дороге. — Он показал мне машины с продовольствием, москвичи из какой-то Ганзы, не понял, что за район, привозят.       — Кольцевая в метро, — ответил Миша. — Что с остальными?       Втроём они медленно вышли к Садовому кольцу и остановились. Миша шагнул чуть вперед и повернулся к детям. Митя смотрел куда-то в сторону и крепко держал за руку Балашиху, который тоже заинтересовано оглядывался. Ребёнка не смущал вид разрушенного, мутировавшего города, он родился после войны и ничего иного не видел. Удивительно, что сам он выглядел, как обычный человек, а не порождение радиации.       Миша вздохнул и прикоснулся к Митиному плечу, приподнял плащ. Парень поморщился, но не оттолкнул. Вся его рука и часть груди были забинтованы, но не кровили, Митя вряд ли мог двигать левой рукой, но, видимо, уже приспособился.       — Думаешь, ожоги сойдут? — пришибленно спросил он у Миши. Тот лишь покачал головой и запахнул плащ. Митя сокрушенно опустил голову.       — Идём, — позвал Миша, продолжая путь по Садовому кольцу. Он шёл в эту сторону до того, как решил свернуть к прудам. — К Ленинградке.       — Я не знаю, жив ли Даня, — отозвался Митя по-прежнему тихо. Миша лишил его последней надежды.       — Узнаем, — Миша откашлялся. — И про Сашу.       Митя с сомнением на него посмотрел, но промолчал и продолжил путь рядом. Миша понимал чужое недоверие: слишком далеко идти. Удивительно, что этих двоих вообще отпустили люди. Это Миша москвичам был не нужен в их новой жизни, но вряд ли жители Подмосковья могли похвастаться такой самостоятельностью.       Но жизни людей Мишу больше не волновали. Он доживет оставшееся ему время и может лишь надеяться успеть найти своих родных. Теперь он должен думать только о семье.       Он не мог позволить себе умереть.