Зови меня влюблённым идиотом

— Может, посмотрим вечером какой-нибудь фильм? — Возможно, - размытый ответ, произнесенный совершенно ровным тоном. — А какой? — Не знаю, выбери сам, — нарочито целомудренный поцелуй в макушку.       Я фыркнул и пригладил рукой взлохмаченные волосы. Он незамедлительно ретировался на кухню.       Кто-то бы расценил это как милый заботливый жест твоей пары, но я не "кто-то". Я, проживающий под одной крышей с этим чудовищем уже три года, прекрасно знаю, что вся напускная нежность и забота означают лишь то, что игра началась.       Стоило ожидать, что он сбросит этот выбор на меня, чтобы потом целую вечность говорить мне о том, что у меня дерьмовый вкус и вообще "выбирать фильмы для совместного просмотра – это не твоё, Мики". "Как и не твоё, раз уж ты скинул это на меня", — главное – заранее заготовить аргумент в ответ на колкость, остальное приложится.       Помню, как однажды я предложил ему посмотреть "Комнату". Целый месяц потом проходил с прозвищем "любитель артхауса". Затем был "Ла-ла-лэнд" на День всех влюблённых. Ему понравилось, мне не очень, а новое прозвище "тыж мой романтик", которое привязалось после просмотра, впечатление не улучшило. В итоге мне так это надоело, что я решил заставить его выбрать фильм. И он включил "Богемскую рапсодию". Не честно. Я сидел весь фильм, надув губы. Сидел, давился от злости, смотрел и наслаждался. Фильмом, само собой. Этот мерзавец пытался прижаться ко мне во время просмотра, но я всячески давал ему понять, что сегодня он точно пойдёт спать на диван (спойлер, на диван он так и не ушёл, но я таки достал для него второе одеяло).       В общем, суть вызова довольно проста. Кто-то (я) выбирает фильм, а после выбирающему придумывают забавное (кому как) прозвище, с которым он должен проходить долгое время. Трудно назвать это прям серьёзной игрой, просто локальная шутка, существующая в нашей паре с тех самых пор, как мы посмотрели наш первый фильм вместе. Трудно поверить, но это был тот же фильм, который я смотрел с Яриком - "Назови меня своим именем".       Меня каждый раз передёргивало, стоило кому-то произнести это название. В голову лезли не самые приятные воспоминания, казалось, уже стертые в подсознании: как мы с Яриком сидели очень близко друг к другу, как он то и дело клал свою руку на мои колени, как поднимался выше, а я останавливал его и убирал от себя руку, потому что мне было некомфортно. Потом я и вовсе стал избегать любых прикосновений с ним, а в момент, когда в фильме началась эротическая сцена, я и вовсе аки ниндзя увернулся от прямого поцелуя, потому что знал, какой он будет противный и влажный - такой же, как и все наши поцелуи. Их было всего восемь за два года отношений, но и такого количества оказалось достаточно, чтобы я убедился в том, насколько мне это не нравится.       Мне в целом много чего не нравилось в отношениях, в так называемых "обязанностях парочек". Почему у пар вообще должны быть какие-то обязанности? Кроме очевидных, например, уборки, готовки? Я прекрасно понимал, что Ярик из тех, кто привык удовлетворять свои проблемы прямо и быстро, но это было не по душе мне. Он всегда принимал на свой счёт если я отказывал, думал, что это из-за него, что это только с ним, хотя я много раз говорил: "Дело не в тебе, а во мне". Иронично, что я так и не сказал ему этой наитипичнейшей фразы, когда мы расставались. Думаю, это бы ещё больше его обидело, в конце концов, он считал себя особенным, таким, каким я был для него. Не могу сказать, что эти отношения были ужасными, но они явно были не для такого человека, как я. Ярику был нужен кто угодно, кроме меня, и эта любовь ко мне стала его своеобразным наказанием, так как искренне полюбить того, кто иногда сомневается умеет ли он любить в принципе – это та еще штука, и я рад, что мы успели расстаться до того момента, в котором пообещали то, чего никогда не смогли бы выполнить. Не успели сказать друг другу слова, о которых бы жалели, сделать то, что преследовало бы нас до конца наших жизней. Я был в равной степени и травмирован этими отношениями, и благодарен им, ибо именно из-за них я похоронил в себе попытки завести новые отношения на долгие годы - мне казалось, будто я просто не создан для этого.       Я брал за основу модель поведения моих родителей, но их взаимодействия всегда казались мне чем-то заоблачным. Я бы так никогда не смог. Чувство инаковости сохранялось до двадцати лет, пока в моей жизни вновь не появился он. — Ещё раз, почему именно этот фильм? — поинтересовался я, опускаясь рядом на диван и ставя бутылку колы на журнальный стол.       Я вообще не пил колу по той причине, что со мной всю жизнь прожил ярый оппозиционер, запрещающий любую "химозную гадость". Купил её только потому, что он попросил, ещё и сказал: "Ну какое кино без колы и попкорна?". Я заметил: "Можно же подогреть суп или сварить пельменей", на что мне ответили довольно красноречивым взглядом с круглыми от удивления (и, возможно, испуга) глазами. Время от времени он и правда смотрел на меня, как на пришельца, но, признаться, сам себе я тоже казался очень странным. По крайней мере, если сравнивать с другими моими сверстниками (насчет чего он уже успел много раз пошутить, и мне впервые в жизни не было по-настоящему обидно). Его комментарии не задевали, а напротив - заставляли улыбнуться, несмотря на то, что цель была явно высмеять меня. Это какая-то необъяснимая и древняя техника, когда смеются над тобой, но при этом тебе самому становится смешно.       Он возник буквально из ниоткуда с двумя глубокими тарелками, куда успел высыпать чипсы и попкорн. Перекинув ногу через спинку дивана, он тотчас оказался рядом и поставил всё на тот же журнальный стол и начал устраиваться на диване.       Его руки и ноги успели раз десять поменять положение, при этом всякий раз чуть не задевая меня, приходилось уворачиваться. В конце концов он принял наиболее удачное положение, вытянув ноги и положив их на журнальный стол, руки сложил замком на животе и практически лёг. Да здравствует искривление позвоночника. На его фоне я, казалось, сижу прямее тростинки. — Я спросил подругу, какой фильм бы она порекомендовала посмотреть двум парням, она сказала, что этот.       Слава богу я не пил в этот момент, иначе бы вся жидкость разлетелась в разные стороны. — Ты рассказал ей о нас?! — почти вскрикнул я. — А ты меня, по всей видимости, не слушал, — усмехнулся он. — Я разве сказал ей, что прошу для себя? — Нет, но она могла догадаться, — начал накручивать себя я. — Да даже если и так, то что с того? — Ты хочешь, чтобы об этом знало как можно больше людей? — спросил я, и у меня неприятно заныло внутри.       И вновь это тупое столкновение, когда партнёр хочет чуть ли не на каждом углу кричать о том, что вы встречаетесь, а твоё мнение по этому поводу ему абсолютно до лампочки. "Мы ведь геи и должны отстаивать свои права и свою любовь!". А что если я не хочу ничего отстаивать? Что если мне это просто не нужно? Я начал встречаться с тобой не для того, чтобы кому-то что-то доказывать, я просто люблю тебя, вот и всё. Но всем и всегда этого мало. Одна крайность в другой. Либо отношения напоказ, как у всех, либо одно единственное желание – бесконечно трахаться.       Я молил все высшие силы, саму вселенную послать мне золотую середину, которая была у моих отцов. Идеальная моногамия и гармония (временами) и контроль своих желаний. В первую очередь они люди, которые любят друг друга и только потом люди, отстаивающие свою любовь, хотя даже они начинали задуматься, а нужно ли вообще что-то отстаивать? Они прекрасно знают, что это их право и их выбор, так зачем об этом знать всем каждому? В общем, абсолютно детская хрень, которую я перерос и просто не хотел переживать в отношениях, но, видимо, Ярику и Глебу было мало просто любить меня.       И я думал, что с ним будет так же. Я думал, что вновь столкнулся с очередной крайностью, и если я сейчас не дам ему свободу слова, то взамен должен буду дать свободу действий. Ну уж нет, теперь я не тот зашуганный подросток, каким был раньше. Мне уже почти двадцать, и я могу сказать твёрдое уверенное нет, если мне что-то начнёт не нравиться, а если его что-то не устроит, то пускай проваливает. Идеальная стратегия, пускай и грубая, и жестокая, но я никогда не был подарком, так что либо сейчас он просто смирится, либо мы разойдёмся, как в море корабли. Поразительно, с какой скоростью я гроблю отношения, которые ещё даже не успели начаться. Я выбрал, казалось, идеальную тактику, но всё разбилось вдребезги, когда он ответил: — Нахера? Мы что, рок-звёзды или голливудские актёры, чтобы наша личная жизнь была кому-то интересна? Не неси фигни, Мики.       У меня отлегло от сердца в этот момент. — Да и потом, даже если бы наша жизнь и была кому-то интересна, я уверен, что все быстро разочаровались. — Почему? — Во-первых, мы встречаемся всего дня два, не считая целый месяц, что мы гуляли, и ты старался не пялиться на меня (кто ещё на кого пялился), а во-вторых, мы даже не целовались не разу. Только за руки держались. И то, потому что тебе нужна была помощь, и кто-то должен был довести тебя до дома.       Я почувствовал, как моё лицо мгновенно заливается краской. — Звучит так, словно тебя что-то не устраивает, — я всё ещё не верил ему, потому и звучал так едко и, возможно, мерзко, словно допрашивал. — Если меня что-то не устраивает, то я просто это не делаю. Логично? — Логично, — согласился я.       Не поспоришь даже. Боже, неужели мои молитвы были услышаны, но я ведь даже не верующий. Видимо, с этого дня мне придётся уверовать, потому что явно существовали какие-то высшие силы, позволившие мне вновь встретить этого человека, который оказался… Ну если не идеалом, то кем ещё?       Несмотря на то, что мне пришлось смотреть этот фильм всего второй раз в жизни с перерывом в несколько лет, в общих чертах я всё ещё помнил сюжет. Не столько фильм волновал меня, сколько его реакция и поведение. Особенно в определённые моменты фильма, когда возникала ситуация неловкого сексуального напряжения. Весь фильм состоял из него (ну и на 80% из скукоты, но это не так важно). Особенно беспокоила сцена с поцелуем, именно на ней Ярик предпринял попытку меня поцеловать. Её я ждал, как на иголках. И когда актёры на экране слились в поцелуе, я замер в страхе, думая, что, обернувшись, увижу перед собой губы, тянущиеся ко мне. Но нет. Вместо этого я услышал: — Ёпта, они что, правда голубые?!       Как же вовремя он подгадал момент, когда в моём рту находился запретный напиток – кола, который я не в силах был удержать в себе, как бы не старался. Она пузырями полилась отовсюду: из носа, рта, и даже, показалось, из глаз. Неконтролируемый смех накрыл меня с головой, я чуть не упал с дивана в попытке успокоиться, но не получалось. Сложность ещё возникла в том, что следом за мной начал смеяться и он. Это был тот самый тип смеха, когда ты смеёшься сперва из-за шутки, а потом вслушиваешься в чужой смех, и он с каждым разом звучит всё смешнее и смешнее.       Нам пришлось даже поставить фильм на паузу, чтобы просмеяться. Я уткнулся лицом в подушку на диване, он же давно съехал с дивана и катался по полу. Через какое-то время мы начали потихоньку успокаиваться, так как вероятность того, что к нам скоро нагрянут соседи возросла процентов на девяносто. — Так что, реально? — спросил он, вернувшись на место и подняв с пола весь попкорн с чипсами, после чего заметил расплескавшуюся повсюду колу и потянулся за салфетками на тумбе возле дивана. — Ты серьёзно? — усмехнулся я, принимая из его рук салфетку и начиная протирать все поверхности заляпанные газировкой. — А я откуда знал? — А постер тебе ни о чём не говорит?.. — Я на него обычно не смотрю. — Описание? — Не читаю.       Всё с ним стало ясно. Я уже было потянулся за пультом, чтобы выключить, но тут он выхватил его из моих рук и спрятал за спину. — Да давай уже досмотрим, раз начали. — Тебе что, понравилось? — усмехнулся я.       А ведь кто-то мне говорил, что любит только фильмы Гая Ричи и Квентина Тарантино, а не "эту вашу слезливую лабуду". — Не-е-ет, — протянул он, отводя взгляд. — Мне просто интересно чем в итоге всё кончится. — Могу спойлернуть, — сказал я, потянувшись за пультом, но он не дал мне его забрать, протянув руку подальше.       Я потянулся вновь, и когда достиг цели (не настолько же длинная у парня рука), понял, в каком положении оказался: практически сидел на нём верхом и тянулся за пультом, хватаясь время от времени за его плечи, когда терял равновесие. — Ну так неинтересно, — сказал он, вроде как отвечая на моё предложение рассказать ему концовку, но на деле я почувствовал в голосе нечто другое.       Я сидел прямо на нём, при этом он ничего не делал, только очень медленно говорил, растягивая слова, словно ему было всё равно, в каком мы положении. — Давай досмотрим.       Он продолжал растягивать слоги. Я наблюдал за его губами и руками. Он не шевелился, как и я – мои ладони будто намертво приварили к его плечам. Всё лицо полыхало, я чувствовал, как пульсируют виски, но шевельнуться не мог, и продолжал наблюдать за неподвижными руками, которые упираются в диван. Какие же тонкие у него губы… — Мики. Никто ещё не говорил моё имя так.       Ни в одном голосе, произносящем моё имя я не слышал столько эмоций и чувств. Возможно, я всё это себе придумал, но как же хотелось, чтобы он позвал меня ещё раз. Ещё и ещё. — Ч-что? — спросил я, заикаясь.       Моя рука так и тянулась к темноватым слегка рыжим волосам, но что-то удерживало от того, чтобы запустить в них руку. Я был уверен, что они мягкие. — Я, конечно, не жалуюсь, но не мог бы ты слезть с меня? Я тут же опомнился и завалился назад, отталкиваясь от него, но как-то поздно вспомнил, что позади меня ничего нет. Он среагировал быстро, я даже сперва ничего не понял – перехватил мою талию и притянул к себе. Я уткнулся в его грудь, услышал, как колотится его сердце, и почувствовал, что моё бьется с ним в унисон. Теперь я не решался поднять взгляд, чтобы увидеть, как переменилось его лицо, но теперь я был уверен – ему не всё равно и сейчас он чувствует тоже самое. Ему неловко, ему страшно, ему стыдно, ему так же жарко, как и мне.       Казалось бы, я не против того, что партнёр проявляет ко мне равнодушие. Но в подобном положении, в эту самую минуту, я бы всё отдал за то, чтобы он просто меня коснулся, а может и не только коснулся (вот как это работает?!). С одним хочется держать дистанцию, а на другого ты сам не прочь запрыгнуть! Неужели всё дело и правда в том, с кем? Или, может, правильнее сказать, кто с тобой и каким образом? Я не говорю, что Ярик не был искренним, но в нём меня всегда раздражала напористость. Это не порок, а мои личные предпочтения, к которым ему было трудно привыкнуть. Или он просто не хотел привыкать. Наверное, думал, что сможет меня переделать, "вылечить", заставить взглянуть на всё по-другому, а когда понял, что всё бесполезно, решил бросить это дело. Я никогда его в этом не винил, я бы и сам забил, сообразив, что человеку бесполезно помогать. Нужна ли мне была та помощь?       Сейчас всё, чего мне хотелось – это человека, на коленях которого сижу я, а он обнимает меня и весь дрожит, как осиновый лист, хотя до этого источал такую самоуверенность и непоколебимость. "Большой ребёнок", — подумал я и мысленно улыбнулся, хотя, кажется, уголки моих губ предательски дрогнули.       Я думал, что выше всех этих ласк, тактильных контактов с кем-то и прочее, но, как оказалось, всему своё время и место. Минуту помедлив, я приобнял его в ответ и ощутил, как грудная клетка вздымается всё сильнее от прерывистого дыхания и биения сердца. Господи, как же быстро оно бьётся. — Мне всё ещё нужно слезть? — спросил я. — Нет, — сказал он, и я почувствовал, как руки его слегка сжались, не желая отпускать меня.       Это был первый раз, когда мы оказались в подобной ситуации. До этого он, наверное, думал, что я и впрямь ледышка, которая ощетинивается при любом прикосновении, а я в свою очередь считал, что ему и без таких вот телячьих нежностей нормально. Короче, до этого дня мы оба были типичными влюблёнными идиотами. Хотя, я и впрямь был снежинкой, ведь я точно также не хотел растаять от тепла, исходящего от человеческих рук.       Мы просидели так ещё какое-то время, пока я не понял, что нужно прервать эту возникшую неловкость и молчание. Он, по всей видимости, сейчас боролся с тем, чтобы не потерять сознание, поэтому пришлось брать всё в свои руки. — Хорошо, давай всё-таки досмотрим. — Да… Досмотрим…       С большой неохотой мы отлипли друг от друга. С одной стороны это было хорошо, но с другой… "Дурак, зачем я вообще что-то сказал, я бы мог сидеть так с ним хоть всю жизнь!".       Наши движения были деревянными и крайне неумелыми, словно нам защемило пару мышц. Я чувствовал себя игрушечным болванчиком, когда слезал с него обратно на диван и совсем не заметил, что перелез совсем не не свою сторону, а на противоположную. Там я оказался словно в маленьком гнезде, между подлокотником и ним. — Если… Тебе не удобно… Я пересяду, — было настолько неловко, что мой мозг уже отказывался работать.       Подбор слов давался очень тяжело, я боялся ненароком ляпнуть глупость, ошибиться, в общем, максимально строил из себя идиота, пока внутренний голос орал на меня благим матом. В глаза мы друг другу так и не посмотрели. Если бы я это сделал, то скорее всего умер. — Да нет… Сиди… Если хочешь, конечно, если не хочешь, то не сиди… Я не настаиваю, но если ты правда хочешь… То сиди, да, — как же я был рад, что не мне одному сейчас настолько плохо от переизбытка чувств.       Когда у вас с человеком совпадают чувства, создаётся ощущение, будто кто-то провёл между вами невидимую связь. Я ощущал её, маленькую красную ниточку, ведущую от его сердца к моему. Слишком сопливо, но, видит бог, я не вру, это именно такое чувство.       Весь остаток фильма я провёл рядом с ним. К середине даже настолько расслабился, что всё стеснение и неловкость улетучились. Я разлёгся, как он, положил руку в его руку, он тоже вздохнул с облегчением, и вот мы уже сидим, приобнявшись, смотрим, как герои купаются в озере и целуются. Прямо, как все эти влюблённые парочки, только наши отличие от них от всех в том, что мы просто влюблённые идиоты, которые вместо того, чтобы поцеловаться на романтичном моменте, вообще не целуемся, а отпускаем комментарии и шуточки. — И там сзади сейчас акула подплывает! — Это пресный водоём, откуда там акулам взяться? — Ну откуда я знаю! Не акулы, ладно, крокодилы! — Точно, знаменитые итальянские крокодилы, которые подплывают и кормят всех спагетти. — Мики, это стереотип! Не все итальянцы едят пасту, крокодилы особенно. — И много ты знаешь итальянских крокодилов?       И так далее, и в таком духе. В какой-то момент мы вообще перестали следить за сюжетом, как и за своими действиями. Он перебирал в своей руке мои пальцы, мял руку, словно лапку кошки, а я игрался с его выбивающимися тёмно-рыжими волосами. Он любил характеризовать этот цвет как цвет ржавчины, но мне виделся лишь янтарь - такой же как он прекрасный.       Концовку мы досматривали со слезами на глазах. Со слезами от смеха, само собой. Кому-то могло показаться, что мы глумимся над чужой любовью и чувствами, и будет прав, но не только в этом дело. Просто от осознания того, что фильм скорее всего заимеет продолжение, мы стали рассуждать над тем, что же будет во второй части. Параллельно ещё читали комментарии, где многие люди сходились во мнении, что во второй части Элио просто с ноги влетит в грешную жизнь Оливера и заберёт его в свою радужную страну. — "Насрать на невесту! Насрать на семью! Похуй! У него есть горячий итальянский мальчик!", — читал я, и мы вместе смеялись. — Ну по факту же! — поддержал он комментатора.       Затем смех медленно начал затихать, пока вовсе не стих. Мы сидели, взявшись за руки, наблюдая за тем, как титры сползают вниз экрана. За всеми этими шутками и смехом я совсем не заметил, как мы оба резко забыли о своём смятении, как легко смогли отпустить ту ситуацию, и что удивительно, по итогу диалог перетёк в совсем другое русло. Обычно то, что произошло у нас, имеет немедленное продолжение. С Глебом было также, с Яриком было также, но по какой-то причине с ним я даже не вспомнил об этом. Только когда фильм закончился, а мы продолжали сидеть, взявшись за руки, думая каждый о своём.       Видимо, чтобы опять не смущаться он начал мять мою руку, словно у меня в самом деле были лапки, которые при каждом надавливании выпускали коготки. Но нет, когтей у меня не было, зато его движения казались мне приятным. Его руки оказались довольно мягкими. Я уже практически лежал на нём, так что периодически чувствовал на себе его дыхание, ровное и медленное. Я понимал, что так он старался успокоить себя и своё сердцебиение. Такой милый, когда пытается казаться крутым. Весь такой неприступный и холодный, а у самого сердце стучит, словно бешеное. Интересно, моё он тоже слышит? — А знаешь, мне даже понравилось.       Наши взгляды встретились, когда я посмотрел прямо на него. Мы словно видели друг друга впервые. — Правда? — Не то чтобы это лучший фильм, который я смотрел, но это первый фильм, который мы посмотрели вместе. Думаю, за это его можно вынести в топ три.       Я не знал, что сказать. Все слова, кажется, застряли в тот момент у меня в горле, не желая выходить наружу. — Только поэтому?       На самом деле меня не волновало, понравился ли ему фильм на самом деле или нет, честно сказать, мне он и самому казался довольно скучным, затянутым, практически один в один книга, только вживую. Мне просто ещё раз хотелось услышать, что он придал так много значения тому, что они впервые сделали что-то вместе. Первый фильм, первое свидание, что ещё у нас с ним может быть впервые? — А какие ещё могут быть причины? — я почувствовал, как он крепче сжал мою руку.       Я продолжал смотреть в эти голубые глаза неотрывно, словно в них находился весь неосязаемый мною мир, до которого я так хотел добраться. И чтобы разглядеть его я был вынужден приближаться всё ближе и ближе. Помню, как Ярик тянулся ко мне за поцелуем сам, а когда видел, что я пасую – начинал притягивать к себе. Естественно, я вырывался, и он оставлял меня в покое, но до чего же неприятно мне было в тот момент осознавать, что всё было задумано лишь с той целью, чтобы мы поцеловались. Каким-то образом теперь роли поменялись. Меня никто не тянул, не принуждал, я лез сам, все глубже и глубже погружаясь в этот омут, из которого нет пути назад, и вероятнее всего в нём же я сейчас утону и умру от стыда, но знаете что? Сейчас мне уже не страшно тонуть, я знаю, что меня вытянут и вернут обратно. Сюда. В эти самые объятия.       Поцелуй вышел коротким, мы почти не коснулись губ. Ни я не открывал рта, ни он, но от этот факт менее смущающим поцелуй не сделал. Моё лицо снова горело, сердце тарабанило так, что я слышал стук в своих ушах, а всё тело дрожало. И с каких пор я стал таким размазнёй? Из-за Ярика? Из-за Глеба? Они всегда первыми брали инициативу, поэтому мне ничего не оставалось, как просто отдаться течению, но сейчас я словно впервые оказался предоставлен сам себе и только своим желаниям. Опьяняющее чувство свободы и эйфории. Я обхватил его лицо ладонями и ещё раз притянул к себе, забирая ещё один поцелуй. — Ну как? — спросил я, словно интересуясь у него о качестве выполненной работы.       Целоваться за бабки – вот это работа, а то чем я занимаюсь – это чистейшей воды разврат. Стало настолько неловко, что я вообще пожалел, что задал этот вопрос. — Хотя, знаешь, забудь, — поспешил ретироваться я и начал вставать, но тут он перехватил мои руки, которые я убрал от его лица.       Мы оказались в положении, когда он навис сверху и держал меня за обе руки, прижимая к дивану, пока на фоне играла музыка и шли титры. Его взгляд в этот момент…       Я знаю его, но в то же время и вижу впервые. Так на меня ещё никто не смотрел. Так горячо. Так страстно и одновременно, так тепло и нежно. — Прости… Я, — он отпустил мои руки, в тот момент я был полностью свободен и никак не скован, мне дали возможность встать и уйти, я мог просто подняться и сделать вид, как будто бы это всё нелепая случайность.       Но я этого не сделал. Я обхватил его шею руками и с удвоенной силой притянул к себе. Единственное, что он успел сделать – выставить руки вперёд, чтобы не рухнуть на меня всем своим весом. Его тело с трудом оставалось подвешено в миллиметрах от моего. Я пытался опустить его, утягивая ниже, но он не поддавался, никак не мог полностью лечь на меня, и тогда я по-настоящему взбесился. — Если не нравится, то так и скажи!       После этого он окончательно сдался и лёг на меня. Его руки обхватили талию, а лицо уткнулось в торс. Пришлось лечь повыше, чтобы я мог опереться головой о подлокотник, чтобы видеть его и при этом не добивать свою и без того ноющую шею. Видна мне была лишь рыжая макушка, но и этого было достаточно. — Я не тяжёлый? — спросил он, не поднимая взгляда.       Я усмехнулся: — Нет. Но и не пушинка.       Была предпринята попытка встать, но я не дал ему это сделать. Что же я творю? И вообще, я ли это? Я ли сейчас тот, кто насильно прижимает к себе парня и играется с его вьющимися кудрями, пока его лицо упирается в мой живот? Не я ли поспешно вскакивал с кровати, стоило нам с Глебом закончить, и бежал в туалет, чтобы проблеваться? Не я ли избегал любых телесных контактов с Яриком? Наверное, меня в самом деле подменили. — От тебя пахнет лесом, ты знал? — Что? — искренне удивился я. — Ну ягоды там, цветы, травы. Ты пахнешь ими. — И как? Не противно от такого разнообразия ароматов?       И тут он поднял голову, чтобы на этот раз он мог заглянуть мне в глаза. — Нет. Это прекрасно.

***

      Говорят, что "счастливые часов не наблюдают", это не совсем так. Мы, скорее, были влюблёнными идиотами, которые также не наблюдали часов, пока целовались. Был ли я счастлив в тот момент? Нет, скорее напуган, растерян, озадачен и возбуждён, но недостаточно, чтобы самолично сорвать с него толстовку и отдаться полностью. Он как будто чувствовал это, потому и не заходил дальше того, что я мог позволить. А позволил я, как мне тогда казалось, достаточно. Я позволил углубить поцелуй, я позволил его рукам блуждать по мне, даже приподнимать футболку, чтобы коснуться кожи, но на этом всё. На сегодняшний вечер это было всё, что мы могли позволить друг другу и чем могли насладиться.       Сейчас, когда прошло уже пять лет, я сижу и думаю, какими же мы раньше были наивными. И недотрогами. Со временем все эти границы как будто стираются. То, что ранее казалось диким, теперь превратилось в приятную домашнюю рутину. Моменты редкие, поскольку нам не всегда удаётся побыть вместе дома из-за работы, но когда это всё-таки случается, мы не ограничиваем себя ни в чём, потому что так долго не виделись, что успели соскучиться. А когда за кем-то скучаешь – тебе хочется этого человека ещё больше.       Новый вечер пятницы. Завтра у нас обоих выходной, и мы вновь выбираем фильм для совместного просмотра. — На этот раз точно выбираю я! — заявил я, выхватывая пульт. — Да ладно тебе! Не такие уж и плохие фильмы я выбираю! — В последний раз ты включил порнуху! — Ну так это шутка была! — Плохие шутки!       И снова эта игра, в которой я никогда не выйду победителем. Игра, в которой меня переиграют только потому, что я разучился ему отказывать.