***
Камило еле передвигал ноги, двигаясь в свою комнату. День выдался насыщенным. В прочем, как и предыдущие. У паренька еле хватило сил поужинать. Нередко он ловил разговоры о том, что дар его "бесполезен", "лишь бы подурачиться", "смех один". Да, смех! Смех! Кто бы знал, что за смехом глубоко в душе у него боль?! Что каждая его улыбка заставляет ощущать себя всё более и более бесчувственным. Его перевоплощения ничто по сравнению с умением максировать эмоции. Каждый божий день Камило натягивает эту чёртову улыбку и спешит подбадривать горожан. Одни дети чего стоят. Паренёк наконец-то зашёл в свою комнату, в которой только ночует.Он ненавидит её. Ненавидит её зеркала... Они висят повсюду, перемещаются, из ниоткуда появляются, но никуда не уходят. Лишь выстилают стены зеркально-ледяного дворца, котором он чувствовал себя какой-то заколдованной принцессой, как в сказках у Антонио. А зеркала всё давят, душат его. Они отражают не его настоящего, а перевоплощения. Камило просто сходит с ума от этого. Он теряется в этих зеркалах. Он теряет свою личность. Это невыносимо. Кулаки парня невольно сжимаются от неожиданно нахлынувшего адреналина. Дыхание сбивается, становится невыносимо тяжёлым. Больше нет сил сдерживаться, нет сил подстраиваться под всех, изменяя себе. Звук битого стекла. Кровь на костяжках. Стон, перерастающий в крик. Ему не больно в руках. Настоящая боль намного глубже. Второе зеркало, третье, пятое, десятое. Парень сбился с счёта. Да он и не считал. Будь возможность, он бы все их уничтожил. — Камило, перестань! Прошу тебя! — в комнату вбежала Долорес. — Камило, хватит! Девушка в ужасе застыла. Её брат яростно бил и метал во все стороны зеркала. Стёкла резали его руки, они оставляли кровь на его любимом пончо, рвали одежду, цепляя её. Он не слышал Долорес. Он не слушал. Он был ослепнён отчаянием, обидой. Он так завидовал обычным людям, завидовал Мирабель. Уж лучше быть как все, чем выделяться таким. — Камило! — девушка схватила его сзади за плечи, заливаяясь слезами. — Пожалуйста, успокойся! — Я больше не могу! — взвыл он, отталкивая сестру. Несмотря на возраст, он был намного сильнее её и, не рассчитав силы, откинул её на несколько метров. — Лора... — парень будто очнулся от коматоза. Долорес лежала на полу. Она тяжко привстала и, щипя, стала убирала из кожи осколки, на которые упала. На их месте появлялись капельки крови. — Лора, прости меня, — он кинулся к ней и, упав на колени, начал помогать. Его руки, которые тоже были не в лучшем состоянии, дрожали, дыхание замирало. Что он наделал? — Камило, что случилось? — девушку больше волновало состояние брата. — Я не знаю... Я.. Я потерялся, Долорес, — он понурил голову насколько это было возможно. — Я уже не знаю, кто я... По его щеке скатилась одинокая слеза, затем на другой щеке. После слёзы вовсе было бессмысленно считать. Камило заревел. В голос. Закрывая своё лицо руками, кровь на которых уже успела подсохнуть. Девушка, видя это зрелище, тоже залилась слезами, прикусив губу, чтобы самой не раскричаться. — Тише-тише, — прошептала она, обнимая брата. Долорес прижала его кучерявую голову к своей груди, гладя спину и плечи. Парень начал всхлипывать, глотая воздух. Сердце сбилось с ритма. Тяжело успокоиться. — Поплачь, братец, — девушка начала его укачивать. — Легче станет. Поплачь тихонько. И он плакал. Да. И она плакала. Вскоре Камило уснул. Долорес не удивилась этому. Такой всплеск эмоций, столько сил. Она никогда не видела его таким. — Нам придётся придумать хорошую историю, чтобы попросить у тёти Джульетты лечебные пончики, — сказала она уже в пустоту, но адресуя брату, при этом рассматривая его руки. Девушка догадывалась о его проблеме. Ей не составляло труда разобрать его бормотание под носом о жалобах на дар и жизнь в целом. Но не лезла к нему. Думала, что он сам, если надо, подойдёт. Хотя нет. Она не хотела. Она не хотела и даже старалась не зацикливаться на секретах семьи, да и горожан тоже. В противном случае, Долорес просто с ума бы сошла. В прямом смысле. Её дар один из тех, которые не подвластны воле "хозяина". Она слышала. Не хотела, но слышала всё и всех. Единственное, что её выручало – беруши. Но и они не были идеальными звукоизоляторами. Её называли сплетницей. А как ей всё удержать в себе? Как сохранить все тайны, которые ты даже и знать не хочешь?! Девушку из-за этого часто мучает бессонница. Она может всю ночь не сомкнуть глаза, переваривая в голове новости первой свежести. А какого было слышать, когда её любимый воздыхал по другой, тем более по кузине? Она не в праве была лезть, влиять как-то на эти отношения. На тот момент, она думала, что Изабелла тоже его любит. Поэтому девушке просто банальное чувство достоинства не позволяло опуститься до того, чтобы их разлучить. Бесспорно дар Долорес был полезен. Хоть взять к примеру эту чёртову ситуацию – она услышала шум у Камило и поспешила, чтоб брат ещё более делов не натворил. Но минусов было больше. Учесть хотя бы то, что ей приходилось почти всегда находиться при бабушке, чтобы та знала, что творится в городе и что делают члены их большой семьи. Хорошо хоть, что сейчас она стала проводить время с Марианом. А раньше очень весёлая жизнь была, да. Но она терпела. Обидно конечно. Порой просто хотелось оторвать уши. А один раз, когда падала звезда, девушка сгоряча вообще пожелала стать глухонемой. С тех пор она от страха прикусывает губу, прислушиваясь к очередным новостям, когда её кто-то об этом просит. — Ох, Камило, — тихо шептала Долорес, поглажывая кудри брата. Он уже давно спит, спокойно вздымая грудь и опуская её. Она поцеловала его в лоб и, расстелив свою юбку пошире поверх осколков, легла на неё на бок, оставляя голову паренька у себя на животе. Дар – это жертвенность.***
Пеппа поднималась наверх к Антонио. Года идут, а её маленький Тарзан всё ждёт каждую ночь поцелуй от мамы перед сном. Над её головой нависала тёмная тучка, переодически пограмывая. Не смотря на то, что день подходил к концу, женщина оставалась напряжённой. День сегодня был не очень удачный. Началось с того, что она просто встала не с той ноги, и небольшой ветерок раздувал кроны деревьев. За завтраком она пролила на платье сок – средь ясного неба грянул гром. Но когда она ближе к вечеру споткнулась о кусочек выпирающей плитки, вызвав при этом пару-тройку молний, жители уже пришли с жалобами. Последняя капля была на ужине. Мама её отчитала. Как маленькую девчонку. Будто она это специально делала. Пепите нравился свой дар. Он был важный и по своему прекрасный. Всё ничего, но один нюанс её страшно подводил– характер. Вспыльчивая. Очень. — Со-о-олнечно — как молитва, не сходило с её губ, а руки расправлялись в стороны, отталкивая от себя негатив. Со стороны выглядело странно. Временами женщина задумывалась, что свеча сыграла с ней злую шутку. Почему нельзя было её одарить способностью исцелять, а сестру – управлять погодой? Джульетта отличалась своей сдержанностью. Этот дар хорошо бы к ней подошёл. Но по иронии судьбы всё сложилось, как сложилось. Когда Пеппа была ещё ребёнком, беззаботным и счастливым, над Энканто всегда светило яркое солнышко. Но уже с таких ранних лет, ей пришлось понять, что ясная погода может и навредить. И уже тогда маленькой девочке пришлось стараться вызывать дожди и ураганы. Сложно? Ещё бы. А сейчас ещё сложнее. Её дети тоже доставляют немало забот. Да и семья большая, шумная. Каждый чем-то да дёрнет. А вот мужу она была безумно благодарна. Он буквально каждый раз успокаивал и смирял её, старался как-то отвлечь от возникшей проблемы. Пепита умница. Сильная женщина. Старается держать себя в руках. Это важно. Так надо. Она зашла в комнату самого младшего и, сложив руки на пояс, стала искать сына. В глаза сразу бросился резво бегающий леопард. На его спине и сидел смеявшийся парнишка. Заметив, что кто-то зашёл, он направил своего скакуна а сторону двери и, заметив, что его гость – мама, на бегу прыгнул к ней в объятия. — Ах, ты маленький непоседа! — засмеялась она, поймав своё чадо. — Ну, что? Готов ко сну? — Ага. Я уже искупался и зубы почистил, — гордо заявил он. — Какой ты у меня самостоятельный, — женщина искренне улыбнулась и направилась к гамаку, где спал Антонио, по пути напевая ему песенку о волшебстве и качая на руках. — Ну всё, ложись скорее, — прошептала она, укладывая сына, и поцеловала его в лоб, укрыв одеялом. Друзья-звери тоже поспешили улечься как можно ближе к своему хозяину. — Сладких снов, моя булочка, — Пепа стала отходить в сторону выхода. — Мам, —Антонио окликнул её, заставив встревожиться и развернуться к нему. — Да, сына? Что-то случилось? — она обратно подошла. — Нет... Или да? Я не знаю... — Хей, что тебя беспокоит, Тонито? — женщина прилегла рядом с мальчишкой. — Ма, а дар – это хорошо, да? — К-конечно! А-а с чего такие вопросы? — Пепита не на шутку насторожилась, стараясь себя успокоить, прежде, чем над её головой появится тучка. — Ну, если честно, я немного другое ожидал от своего дара. Я не думал что так будет сложно. — Но ведь у тебя неплохо получается! — Я даже и представить не мог, что люди так далеки от животных. Они жестокие... Они не хотят понимать зверей, а уж тем более оставлять их в покое. По правде, я иногда врал, что всё хорошо. На самом деле животные сильно страдают, мам! А самое страшное, что я почти ничем не могу им помочь. А ведь они... очень нуждаются во мне. С каждым словом Антонио становился всё грустнее и грустнее, внедряя маму в шок. Бедный мальчик. Ему всего ничего, а уже постигает жестокость этого гнилого мира. Он уже встречался и с охотниками, и просто с невежными людьми, которые доставляли животным неудобства, а порой даже представляли угрозу. А бедным зверькам ничего более не приходилось, как просить о помощи самого младшего из Мадригаль. Но что он может сделать? Он всего лишь мальчик. Дитё, которого никто особо не слушает. У остальных членов семьи свои проблемы и заботы. А горожане не успокаиваются: то крысы в подвале завелись, то лемуры что-то украли, то птицы зерно склевали. Вот и приходится бедному находить какие-то решения, лишь бы не было вражды: и переселит зверей, и накормит, и вылечит. Непосильный ребёнку труд. Но Антонио старался. Он верил, что может хоть немного сделать этот огромный свет лучше. Благо его друзья никогда не бросали – навечно преданные ему звери. — Мальчик мой, — поджав губы и сдерживая слёзы, начала Пеппа, — дар – это не игрушка. Никто не обещал, что будет просто... Но ты у меня сильный. Ты всему научишься. Голос невольно переходил в шёпот от нарастающего в горле кома. Женщина, всё-таки не сдержавшись, заплакала, обнимая своё чадо. Ладно она, но отчего её детям такие мучения? — Не плачь, мам, — мальчик нежно обнял в ответ, сам чуть плача. — Я справлюсь. Я обещаю. А над Энканто моросил тихий прохладный дождик. Дар – это ответственность.***
— Что-то Луиза так и не спускается кушать, — тяжело вздохнула Джульетта, начищая посуду после ужина. — Надо было самой к ней идти. — Но согласись, если Иса к нам не вернулась с ответом, значит, она ещё у Луи, — выразил свою точку зрения Бруно, сидя за столом и вытирая насухо тарелки. — И я не думаю, что стоит сейчас влазить в их разговор. — Да, ты прав, — женщина поникла. — Я давно замечала, что Луизу что-то тревожит. Она последнее время сама не своя. И Камило тоже. Я всё надеюсь, что этого всего лишь переходный возраст. —...А если у них проблемы с даром? Джульетта дрогнула, выронив стакан из рук. Звук бьющегося стекла привлёк внимание обоих. Маленькие прозрачные крупинки расскидались по всему полу, отражая свет ночных свечей. — Присядь, я сам уберу, — первым очнулся Бруно. Он помог сестре сесть и, взяв веник, начал сметать осколки в кучку. — Думаешь, им тяжело? — она будто всё это время была не здесь. — Ну, в смысле, с даром? — Джули, — мужчина выпрямился и, склонив голову на бок, с грустью посмотрел на сестру, — будто тебе никогда тяжело не было, — он прикусил губы. Уже и не рад был, что завёл эту тему. Она невольно обняла себя за плечи. Да, ей было тяжело. Часто. Как только Джульетта получила дар, сразу появились нуждающиеся в её помощи. Поэтому ей с ранних лет приходилось покорять просторы кухни, а не играть со сверстниками на улице, как обычные дети. Частые ожоги, порезы нагоняли ужас на девочку. Она ненавидела эту зловещую комнату. И лишь одна Касита её никогда не бросала, стараясь всячески помогать ей. Но если детский страх сменился навыками, то потоку больных не было конца и края. Не было, нет и, похоже, не будет никогда. Годы идут. Джули уже не та бодрячка. Может Пеппа и находит силы резвиться, но её сестра и танцует уже в единичных случаях, при удобном же моменте вообще старается присесть. А раньше целительница могла не спать сутками. За её довольно долгую жизнь в Энканто пару раз бушевали эпидемии. Это был кошмар! Джульетта просто не выходила из кухни. Пока очередные пончики проходили последний этап в печи, она уже замешивала тесто для новой порции панацеи. Казалось, это будет длиться вечно. Возможно, из-за таких вот ужасных периодов её жизни старость подходила к ней беспощадно быстро. Это очень угнетало. — Джули, ты чего так задумалась? — её брат присел рядом на стул, закончив с разбившейся посудой. Он с волнением всматривался в её лицо, будто старался узрить, чем же так забиты её мысли. — Тяжело, Бруно, мне очень тяжело, — вздохнула она, встретившись с ним взглядом. — Я боялась, что то же будет и с нашими детьми. Джульетта прилегла на плечо брата. Тот в ответ обнял её, прижимая к себе. Прямо как в детстве. — Увы, мы бессильны против этого, — обречённо подытожил он. — Мы не выбирали свою судьбу. — Но ведь ты смог как-то изменить её, — не успокаивалась женщина. Действительно. Хоть Бруно и считали трусливым и слабым, он единственный кто пошёл против своего предназначения. Он просто не мог уже выносить презрение горожан и, самое обидное, семьи. Его никто не воспринимал всерьёз. Все беды взваливали на угнетающие пророчества. Но причём тут они? При чём тут он сам?! Брунитто видел. Просто видел и передавал узрящее. Он предупреждал о случившемся а не, как колдун какой-то, навораживал неприятности. Никто не понимал. Никто не принимал. Даже самые близкие, хоть те же сёстры, опасалися его. Мама, вообще, ни во что не ставила. Всегда Мадригаль, но лишь иногда член семьи. Будучи ребёнком, он уже чувствовал себя изгоем общества. Никто не хотел с таким странным играть, а уж тем более понять его. Неудивительно, что Бруно стал ярким примером социфобии. Но тем не менее, от себя не убежишь. Мужчина не раз клялся, что больше не будет заглядывать в будущее. И у него получилось держать обещание, только когда он "оставил" семью, если её таковой вообще можно было назвать. Но из-за Мирабель его жизнь вновь перевернулась, наконец встав в своё русло. Брунитто вернулся... и снова познаёт будущее. Хоть все стали относиться к предсказаниям содержанее, это занятие всё равно нагоняет трепет его душе. — Знаешь, — Бруно наконец-то вышел из раздумий, — у судьбы всё-таки странное чувство юмора. Он усмехнулся и, повернув голову на сестру, заметил что она уже сопит в его объятиях. — Я не смог её изменить, Джули, — горько вздохнув, наконец-то ответил мужчина. Возможно, если бы она не спала, он бы так и не сознался. — Я лишь сумел смириться с нею. Как и все вы. Бруно аккуратно встал, взяв Джульетту на руки и, поцеловав её в лоб, вышел из кухни, чтобы отнести её в её же в комнату к Агустину. Дар – это бремя.***
Альма сидела на террасе, наслаждаясь вечерней прохладой. Год прошёл, а она всё никак не могла поверить, что у Мирабель всё-таки появился дар. Да ещё какой! Её... Дар на второй шанс. Звучит красиво, но сколько боли в этих словах?! Какова жертва за эту цену? Какая же тревога за этим счастьем? Глава семьи Мадригаль всегда боялась. Она боялась потерять то, что было даровано ей за муки. Что было даровано за смерть любимого Педро. Как ей не хватало его. Не хватало тёплых объятий, простых разговоров, поддержки. Он бы гордился их детьми. Гордился и внуками. О, если бы была возможность, она отдала всё это чёртово волшебство, лишь бы муж был рядом! Но так не дано. И Педро больше нет. Остаётся дорожить тем, что было жаловано Мадригаль за такую плату. Пусть Мирабель и доказала, что все они больше, чем свой дар. Но всё-таки... страшно потерять, что очень ценишь. — Бабушка? Ты чего тут одна? — на свежий воздух вышла младшая дочь Джульетты. — Ты не замёрзла? Вот держи. Девушка стянула с себя плед и, аккуратно укрыв им Абуэлу, присела рядом. — Спасибо, Мирабель, — улыбнувшись сказала старушка. Её улыбки всегда были мечтою юной спасительницы, особенно если были адресованы ей. — Ну как сегодня прошла организация дел? — усмехнувшись, начала Альма. — Если честно, думала, что это так утомительно, — девушка неловко улыбнулась. — Особенно теряешься, когда от тебя ждут какого-то серьёзного решения. — Ты привыкнешь, — женщина положила свою ладонь на плечо внучки. — Это твоё предназначение. У тебя с рождения были способности распутывать проблемы. Жаль только, что я это поздно увидела... — Бабушка, ну хватит, — девушка обняла старушку. — Мы говорили об этом. Всё хорошо. Правда... мне немного страшно. Мой дар – такая ответственность. А что, если опять беда какая-то случится? Что, если... ах! Что, если снова кто-то будет несчастен? — Мирабель, — женщина отстранилась и, взяв маленькие ладони в свои, с трепетом прошептала, — запомни, где есть свет, там есть и тьма. Так было из покон веков. И всегда будет, пока мир этот существует. Дитя моё, бояться – это нормально. Дар – это страх.Дар – это проклятие.