Макабр. Танец смерти

Надежда — это единственное, что сильнее страха С. Коллинз

31 декабря 1978 г. Крупные ливень вперемешку с мелкими снежными крупицами с шумом обрушился на землю, с особой злостью постукивая по крышам домов и оконным стеклам. Ставни скрипели под натиском ветра, завывающего за стенами, щели и трещины которых не без удовольствия пропускали свистящий холодный декабрьский воздух гулять по мрачной комнате. Сверкнула молния, и пророкотал гром, яркой вспышкой осветив небольшой зал старого паба сквозь мутные оконные стекла затхлого помещения. Странно все это было: погода за окном непрестанно буйствовала, вынуждая весь Лондон потопать в почерневшем от дождя снеге. Небо раскалывалось при каждой гневной вспышке молнии, и земля вздрагивала от каждого его грохота. Город оказался в объятиях безжалостной стихии, столь яростно изливающей злость на не успевших укрыться жителей всего Лондона. Неужели даже небо прогневалось и наказало ее? Девушка вздрогнула, нервно вскинув головой, и окинула помещение цепким взглядом. Очередная вспышка молнии вырвала из тени мужчину, одиноко сидящего за столиком в конце зала, листающего страницы «Ежедневного Пророка». Помимо него было еще несколько человек: две ведьмы в темных, потрепанных мантиях с плотно надвинутыми капюшонами, бродяга в тонком магловском пальто, с раздражающим хлюпаньем торопя поглощающий дешевую похлебку и позвякивая ложкой, и бармен, молча перебирающий стаканы и лениво протирающий стекло старой тряпкой. Она сглотнула и сморщилась, втянув носом воздух, и крепче обхватила дрожащими пальцами стенки керамической кружки. Рука, держащая наполовину опустевший сосуд мелко подрагивала, а трясущееся колено нервно подскакивало на мете, вызывая ритмичный глухой стук каблука о деревянный пол. Ведьма в очередной раз припала губами к кружке, надеясь, что обжигающий горло напиток успокоит содрогающиеся в волнении мышцы. Беспокойные глаза метались по залу, снова и снова останавливаясь на массивной дубовой двери. Она в жгучем нетерпении облизывала губы с трепетом на сердце уставившись на ржавые створки, как бык на красную тряпку. Ожидание всегда невыносимо. Но более терпеть она его не могла. Каждый раскат грома, на мгновение оглушающий возбужденный шепот сидящих за соседним столиком женщин, хлестал ее по телу, заряжая очередной затрещиной так, что она выпрямлялась стрункой и безумно сверкающими глазами в страхе упиралась в окно, боясь увидеть вырванные из тьмы рыщущие по переулку темные силуэты Пожирателей Смерти. Но всякий раз она видела лишь груды черного кирпича, из которого была вымощена половина зданий в Лютном переулке, или одиноко пробегающего по пустому кварталу в поисках укрытия колдуна или ведьму. Но это ее не успокаивало, она продолжала сидеть как на иголках и лишь плотнее надвигала длинный капюшон на отдающее в блеклом свете голубизной лицо. Пару раз она ловила на себе любопытный взгляд хозяина заведения, пожилого мужчины со впалыми водянистыми глазами и прорезью мелких суровых морщин на строгом лице. Он окинул хрупкую фигуру внимательным взглядом, останавливаясь на шелковой парадной мантии глубокого синего цвета, и, просчитав для себя на уме одному ему известное, вскоре потерял к девушке интерес. Неудивительно. В подобные места всяких заносит, вне зависимости от статуса и социального положения, и кому, как хозяину бара, повидавшего самый разный сброд подозрительных и не очень людей, этого не знать. Такое положение вещей ее вполне устраивало. Излишнее внимание было бы чревато последствиями, и ей повезло, что она не ошиблась с выбором места, хоть и не была для этого подобающе одета, но время было ограничено, а домой возвращаться опасно. Тусклый свет свечей заметно подрагивал, потревоженный холодными струями ветра, но никак не угасал, подпитываясь магией. Девушка не моргая смотрела на слабо мерцающий огонь, шаловливо отплясывающий свой озорной танец, и замирала всем телом. Нежеланные лики клубились перед глазами, черными тенями затуманивая взор. Резкий запах дыма и горелой плоти ударил в нос, и она так явно ощутила подкатившую волну тошноты, что ничуть не усомнилась в реальности происходящего. Она до хруста сжала кулаки, нащупывая пальцами тончайшую ткань атласного платья, и прерывисто выдохнула, проглотив предательски подступивший к горлу ком. Казалось, она была единственной в этом сыром и вонючем помещении, со страхом вскакивающей от каждого удара молнии. Жизнь будто бы застыла в незаметном заведении Лютного переулка, обрекая ее одну переживать муки бесконечного ожидания. В очередной раз приложившись губами к горлу кружки, она пропустила тот самый момент, когда массивная дверь с лязгом и грохотом открылась, заставив ее мгновенно забыть и о кружке, и об огневиски, мерно плескавшемся на дне сосуда. Холодный ветер проскользнул в помещение вслед за силуэтом, столь неожиданно объявившемся на пороге заведения, и, подхватывая со столиков салфетки, двинулся в самую глубь комнаты, вызвав негодование у стремившихся быстрее укутаться от холода посетителей. Заметив подскочившую в волнении девушку, фигура в плаще нервно зашагала в нужную сторону, осторожно оглянувшись по сторонам и плотнее надвинув на лицо капюшон, словно боясь увидеть в зале знакомые лица. Однако ведьму, томившуюся в затянувшемся тягостном ожидании, как ей казалось, целую вечность, такая осторожность теперь мало волновала, так что она не сразу заметила, как в порыве броситься вперед капюшон плавно сполз с лица, открывая обзор на черные, как смоль, встрепанные, выбившиеся из сложной прически волосы. Однако, прежде чем она успела сделать шаг, мужская рука крепко сжала ей плечо и усадила на место. Несмотря на твердость его намерений, она почувствовала, как подрагивала его конечность и страх исказил ее побледневшее лицо, и тело ее сразу же обмякло. Он заказал себе стакан огневиски и, присев напротив нее, долго хранил молчание, нетерпеливо перебирая тонкими, слишком изящными для мужчины пальцами волшебную палочку. Она видела, как желваки ходили на его беспокойном лице, как нервно бегал взгляд, беспрестанно выискивающий что-либо подозрительное в этой грязной дыре. Влажная пелена затягивала глаза, но отмахнулась, стараясь загнать эмоции поглубже, и, убрав за ухо дрожащей рукой прилипший к вспотевшему лицу локон, натянула на лицо капюшон, следуя примеру сидящего перед ней человека. — Эван… — голос звучал низко и сипло, неожиданно для самой хозяйки. Осекшись, она неестественно выпрямилась, пытаясь придать образу уверенности, и так же быстро отпрянула, когда юноша резко ударил кулаком по дереву, заставляя кружки с напитками со звоном подпрыгнуть. Яркая вспышка молнии осветила лицо молодого человека, устремившего на собеседницу горящий взгляд прозрачно-голубых, раскрасневшихся глаз. — Я знал, что ты не можешь принадлежать нашему миру, — Эван старался, чтобы его голос звучал строго, но в нотках отчетливо проступала горечь, которую он был не в силах скрыть. — Но не думал, что ты совсем лишена мозгов! Она стойко выдержала его озлобленный взгляд, наблюдая в юношеском лице свое собственное отражение. До чего ж удивительна может быть природа, наделяя двух совершенно разных по темпераменту людей столь похожей внешностью, но, наверное, в непредсказуемости и заключалось ее очарование. — Я не… — Молчи! — она терпеливо промолчала, наблюдая, как он громко втянул носом воздух, собираясь с мыслями, и осторожно оглянулась по сторонам, боясь, что их могут услышать. Однако парочка посетителей лишь изредка посматривала в их сторону, не имея возможности что-либо расслышать из-за заглушающих чар, поставленными Эваном. — Ты не просто разрушила все, что мы так долго строили, но и обрекла себя на верную смерть! Не в силах более терпеть обвинения в свою сторону она вскинулась, хлопнув ладонями по столу. — Это мой выбор и ответственность за него несу только я! — живот скрутило, перед носом снова встал тошнотворный запах горелой плоти, но она сдержалась, отодвигая ужасные картинки на самые задворки сознания, боясь, что эмоции возьмут над ней верх. — Ты вольна выбирать что хочешь, Ава, но не забывай, что за тобой не только твоя жизнь. — Благополучие семьи волнует меня не меньше, чем тебя, — разгневавшись, перебила его девушка. — Не тебе и не им рассуждать о ее ценности. Эван открыл было рот в попытке осадить ее, но Ава точным взмахом руки велела ему молчать. В горле саднило, но она пыталась придать голосу как можно больше строгости. — Я не дерзну взывать тебя к человечности, но не смей упрекать меня в том, что я сделала! — она глубоко вдохнула, пытаясь унять бешено стучащее сердце и посмотрела брату в глаза. — Я никогда с этим не смирюсь, слышишь? Моя единственная ошибка заключалась в том, что я позволила иллюзии затуманить себе разум, принимая желаемое за действительное, и я расплатилась за это сполна. Но я ни на секунду не разрешала себе забыть ни о тебе, ни о Феликсе, Эван. Что бы ни уготовила мне судьба, защищать семью я буду до конца. Ее глаза искрились решительностью и блестели от влаги, которую она пыталась незаметно смахнуть, но Эван изучил все ее повадки и впитал в себя каждую эмоцию, успевшую проскользнуть на девичьем лице за двадцать лет. И он нисколько не сомневался в правдивости ее слов. Знал, что любимая сестрица бросится в огонь, если понадобится, когда на кону будет стоять их жизнь. — Что насчет отца? — он также знал, что она встревожится и часто-часто заморгает в попытке отвести взгляд. — В конце концов отвечать за тебя перед нашим лордом пришлось ему. Я думал, ты захочешь справиться о его здоровье. Эван отпил из кружки, промочив горло горящим напитком, и отчужденно уставился в окно, где все еще буйствовала непогода, и лишь тяжелое дыхание и мрачно сведенные брови выдавали его беспокойное состояние. Ава стушевалась. Слабый стон вырвался из горла; стержень внутри нее словно обломался, тело отяжелело и рухнуло вперед, упершись локтями в деревянную поверхность. Она запустила пальцы в волосы, спрятав лицо от чужих глаз. Просидев в таком положении несколько минут, она прочистила горло и заговорила тихим, но на удивление ровным голосом, избегая смотреть собеседнику в глаз. — Все будет хорошо. Ему нужна голова предательницы, а лишние жертвы среди своих в это время ни к чему. Вас не тронут, если докажете, что отреклись от меня. Тебе не стоило рисковать и приходить сюда. Юноша невесело усмехнулся и устало потер шею. Между ними повисла гнетущая тишина, нарушаемая долетавшим со стороны позвякиванием приборов и тревожным завыванием ветра. Она сглотнула, проглотив вставший в горле ком, заерзав на месте от направленного на нее, но в то же время словно бы смотрящего сквозь взгляда. — Говори, что хотел, Эван. — Выдала она осевшим голосом, явственно ощущая тяжесть, повисшую в его молчании. — Не томи. Он долгое время молчал, погруженный в одному ему известные мысли, заставив ее терзаться догадками, и говорить не спешил. Спустя некоторое время размышлений, Ава увидела залегшую в его глазах тень, и лицо его мгновенно омрачилось. — В твоей душе еще теплится надежда, сестрица? — уголки его рта растянулись в усмешке, исказив красивое лицо. — Ты действительно не догадываешься, в каком дерьме мы все погрязли? Ава медленно моргнула и нахмурилась, плотнее сжав губы. Голос его звучал спокойно, но она уловила в нем такую усталость, что ей стало не по себе. Эван оттолкнулся назад и слегка склонил голову набок, одаривая девушку долгим задумчивым взглядом. В голубых глазах плескалось нечто темное и глубокое, доселе ей не знакомое. Ведьма ясно ощутила, как вспотели ладони. — Дом Розье теперь в немилости. — Ава протяжно выдохнула, чувствуя, как от его надтреснутого голоса сердце ускоряет свой ритм. — Уверен, что ты, как девочка весьма сообразительная, вероятнее всего, об этом догадалась. Досадно однако видеть, что даже скорбь и глубокое страдание не в силах развеять твое наваждение. Она вскинулась, как от звонкой пощечины, уставившись на него стеклянными глазами, в которых читалось только осуждение и непреодолимая горечь. Но несмотря на предупреждение в ее взгляде, Эван продолжил, наклонившись поближе к ней: — Ты ошибочно думаешь, что можешь обвинять нас в жестокости, сестрица, но наша цель оправдывает средства. Чистокровные волшебники не могут сосуществовать с грязнокровками, потому что это противоестественно для нас — преклоняться перед низшими. Мы видим мир, в котором каждый будет знать свое место, и совсем скоро Темный Лорд откроет нам новое будущее! — ведьма задрожала всем телом и до хруста сжала руки в кулаки. — Тебе не стоит винить себя в том, что случилось, сестрица. Это было неизбежно, ты стала лишь катализатором… Эван оборвал свою речь на полуслове, когда черная, изящная палочка уперлась ему в горло. — Ни слова больше! — на лице девушки выступили капли холодного пота, так что Эван на секунду засомневался, не ранена ли она, но холодный блеск в казавшихся ему сейчас совсем прозрачных глазах говорил совсем о другом. Ярость. Она плескалась в ней, заполняя собой все клеточки ее сознания. И хоть все его нутро противоречило ей, он медленно кивнул, проследив, как ее бледная рука убирает палочку обратно за мантию. — Черный орешник и сердечная жила дракона? — он вскинул в удивлении брови. — Я думал, она утратила свою силу. — Это в прошлом. — Ава уклончиво повела плечами и вновь уткнулась в свою кружку. — В любом случае, я рад, что твоя старая палочка снова с тобой. Сложно найти вторую такую палочку, которая подошла бы волшебнику так же идеально, как его первая. Она не ответила ему, углубившись в собственные мысли. Но, действительно, ее палочка, купленная ей у Олливандера девять лет тому назад, служила ей верой и правдой много лет, и Ава ни за что не согласилась бы променять ее на другую. Поэтому за время, что ей пришлось расстаться с верной подругой, она успела изрядно истосковаться. — Мне пора. — Она встала из-за стола и, поправив мантию, направилась к выходу, но остановилась на полпути, чтобы оглянуться на брата в последний раз. — Не связывайся со мной больше и забудь обо мне, я разберусь со всем сама. И присмотри за Феликсом. Сердце в груди бешено колотилось, но она старалась держаться невозмутимо и поспешила уйти, прежде чем Эван успеет сказать что-нибудь на прощание. Но так и не успела: — Я ведь не сказал самого главного, сестрица. Неужели тебе не интересно? — он сидел к ней спиной и не спешил продолжать, но она не нашла в себе сил поторопить его, всем телом замерев в ожидании. Эван не спеша потянулся к кружке и лениво припал к ней губами. Ава слышала, как он сделал несколько больших глотков, пока не осушил сосуд до дна. Кружка стукнулась о поверхность стола, издав характерный звук. Она нетерпеливо смотрела ему в спину, ожидая его слов. — Мне велено убить тебя, Ава. Или же умереть самому.