***
Порой Скалл казался нормальным. Ну, нормальным, как цирковая обезьянка, которая всю жизнь знала лишь вкусные лакомства, после правильно выполненных действий (хотя чаще всего получала хлыстом по спине). Скалл порой смывал с себя яркий гримм, который-точно-не-косметика-или-вы-просто-все-не-понимаете, вытаскивал пирсинг из всех видных мест и просто выходил на улицу погулять. В свободное время Скалл не носил дурацкий комбинезон, что скрывал под собой сотни больших и мелких шрамов (простые сувениры, хранимые им с прошлого), а предпочитал свободный халат на голое тело. Чтобы все было видно, чтобы грудь была открыта и был ярко выделен яркий выделяющийся шрам по середине. Он получил его, когда какой-то ублюдок вынимал его органы из тела. Но Скалла не волновало это уже. Он даже любил этот шрам (и не потому что, он лично сожрал того ублюдка, что сделал это с ним). Морт, честно говоря, любил все свои шрамы. Даже самые незначительные. Вроде того, что находился между безымянным и средним пальцем на левой руке. Шрам оставленный после того, как грабители, много лет назад, отрезали его безымянный палец, чтобы стащить кольцо. Впрочем, это тоже не имело значения, ведь его почти-жена была давно мертва. Съедена каким-то собратом. Он убил грабителей чуть позже, когда годы чумы подошли к концу. Того ублюдка, что съел девушку, он тоже убил. Впрочем, это тоже уже не важно.***
Скалл видел многое в своей долгой жизни. И, как он думал сам, увидит еще больше. Умирать он не планировал. Хотя, даже если бы он и захотел он бы не умер, не так просто, по крайней мере. Он был одинаковым уже который век, не рос, не старел, ничего. Даже его взгляд не менялся уже который год. Все идентично. Единственное, что менялось — это его окружение. Скалл видел вокруг себя сначала одних людей, потом других. Он пытался запоминать их лица, голоса, имена, да хоть что-то, но все сменялось слишком быстро. В круговороте он просто забывал всех. Или же не хранил их в своей памяти с самого начала. Скалл был Аркобалено. Еще с давних времен он был тем, кого боялись и почитали. Он менял собственную внешность скрываясь за масками, выстраивая о себе легенды и самолично стирая их. Он слишком непостоянен. Иногда Скаллу даже хотелось быть как все. Не проходить изнуряющую процедуру превращения в младенца из раза в раз, не выслушивать по сути, одни и те же слова, крики и истерики от людей, что считали, будто их жизнь кончена после такого. Скалл жил в одном и том же теле веками. И что понимали эти люди, когда обвиняли других в своих бедах? Знали ли они что-нибудь об истинном отчаянии? Когда мир вокруг меняется, а ты нет? Когда те, кого ты знал с младенчества умирают от старости на твоих глазах, а ты остаешься таким же. Таким же молодым, как и сотни лет назад. Скаллу порой было даже смешно. Совсем немного и это чувство быстро угасало, словно сжигаемое внутренним отчаянием и просто привычкой быть цирковой обезьянкой. Цирковые обезьянки не могут убивать без причины. Не могут жрать людей из-за легкого чувства голода или простого желания мести и раздражения. Цирковые обезьянки не могут быть свободными. Цирковые обезьянки не могут умереть. По крайней мере Скалл точно не мог. …он проверял…***
У Скалла было много плохих привычек. Можно сказать даже омерзительных. Например, есть людей. Хотя… Это не совсем привычка, скорее потребность, все же он не мог питаться человеческой едой и мог есть только самих людей… Впрочем, не важно. Начнем сначала. У Скалла было много по настоящему плохих привычек. Вроде, пыток. Он не любил давать людям простую смерть. Это было глупо и нерационально, ведь Скалл убивал только в случает острой необходимости (он был послушной цирковой обезьянкой, хорошо?) и когда Скалл убивал, он убивал только тех, кто ну очень сильно раздражал. И Скалл убивал их медленно и со вкусом. Он знал множество пыток, которые приносили страдания жертве. Знал каждый миллиметр человеческого тела и все болевые зоны. И пользовался этим. Еще одной ужасной привычкой Скалла было курение. Он любил сигареты со вкусом, похожим на человеческую еду. Это было интересно. Но еще больше Скалл любил чистый табак. Он любил ощущение выпускаемого из глотки дыма, серого и мутного, горечь на языке и горячее, обжигающее внутренности и легкие ощущение. Скалл считал себя мазохистом. Ведь боль, это все, что позволено чувствовать цирковой обезьянке.***
Скалл прожил не одну жизнь. Но из всех своих жизней, это была самая длинная. В первой он не прожил и тридцати лет, умерев в канаве, после жесткого изнасилования. Во второй жизни, которая была похожа на сказку, он умер от смертельного заклинания «Круцио». Умереть от болевого шока, под днями пыток было даже приятно. Блаженная пустота. И вот третья жизнь. В которой он горел заживо, когда его приняли за ведьмака. И топили в воде, привязав к камню. И в которой он болел чумой, рассыпаясь буквально на кусочки. Множество омерзительных кусочков, который гнили, поняли и были все в личинках. И даже попадал под пули/бомбы/мины/снаряды. Но Скалл все еще был жив. И он сам в это мало верил. И вот он сидит на том же самом месте, что и столетия назад, в окружении многих людей, которые совершенно не откладываются в памяти, как и все остальные до них. Они такие же цирковые обезьянки, что и он. Только их роль куда короче и приятнее. Скаллу даже немного завидно. Совсем чуть-чуть, но это чувство проходит довольно быстро. Он привычно надевает на себя маску, тянет губы в улыбке, вскакивает с месте, отчего даже падает стул и с широко раскрытыми глазами, за эмоциями в которых скрывается пустота, произносит: — Я Бессмертный каскадер! Великий Скалл де Морт!***