The sun goes down The stars come out And all that counts Is here and now My universe will never be the same I'm glad you came... ○ Glad You Came - Boyce Avenue
У людей всегда есть негативные стороны. Никто не идеален и никто, соответственно, не плохой. Если человек всегда сидит один, ни с кем не говорит, а о нем могли нашептывать разные слухи — это не значит, что он плохой. Это не значит, что он обязательно избегает социума, не любит общение или ненавидит окружающих. Чую так учила мама. Каждый раз, когда мальчик приходит домой после школы, он с неприязнью смотрит на свои темные перчатки и спрашивает: — Мам, я выгляжу страшно? Я действительно плохой? Я какой-то другой? Красивое лицо его матушки сразу освещает добрая улыбка, а нежный, словно пух, голос тут же дает ответ, который Чуя слышал много раз до этого: — Милый, ты самый лучший на свете мальчик и никогда не был плохим. Мальчик почувствовал привычное облегчение, но сложные и тяжелые мысли все равно не хотели покидать его голову. Девушка, махнув своим густым рыжим хвостом, отвлекла внимание сына, бережно сжимая его спрятанные в перчатках руки. Чуя, удивленный, поднял свой взгляд и тогда его мама сказала: — Мы все разные, Чу-чу. Нету в этом мире «других» или «странных». Во всех нас живут ангелы и демоны. Это правда, что ты отличаешься, — Чуя нахмурился, неосознанно сжимаясь, но девушка тут же отогнала напряжение, погладив мальчика по голове. — Но смысл в том, что мы все одинаковы в том, что уникальны. Мы отличаемся друг от друга, но мы не особенные. И никто из нас никогда не сможет найти название своего характера или поведения, так что… — она взяла в свои ладошки маленькое лицо Чуи, приближая его к себе и легко стукнулась своим носом о его, хихикая. — Тебя никогда нельзя будет описать словом «плохой», так же, как и «хороший». Всегда помни об этом. И Чуя помнил. Он не забывал об этих словах не на секунду. Даже сейчас, смотря на свои испорченные тетради — все промокшие и раскрашенные, он помнил. Небольшая группа детей хихикала, наблюдая реакцию Накахары, когда тот удивленно ахнул, замечая беспорядок на своей парте. Голубые глаза посмотрели на одноклассников, которые не скрывали своего веселья. «Никто из нас никогда не сможет найти название своего характера или поведения». Значит ли это, что его одноклассники — не плохие? — Отойдите. Мешаетесь, — грубо прервал чужой смех кудрявый брюнет. Накахара уже видел его. На самом деле он должен быть в классе помладше, но, как сказал учитель, мальчик уже хорошо знал программу, поэтому его перевели на класс постарше. Чуя не совсем понимал, как это работает. — Ха? — ответил один из группы, не отходя от своего места. Он отрывисто почесал веснушчатую щеку. — Чего так грубо? Мы ведь старше тебя, разве нет? Учителя всегда говорят уважать старших и вежливо с ними общаться, новенький. Разве тебя не перевели в этот класс из-за большого ума? — Именно, — сразу подтвердил слова мальчик. — Поэтому я, скорей всего, один понимаю, что ваши учителя не правы, и учат и без того тупых детей еще более бредовым вещам, — выговорил брюнет, не меняясь в лице. — Теперь подвинешься? — Да ты… Да ты! — воскликнул мальчик и кинулся на новенького. Кулак встретился со скулой брюнета и Чуя, движимый инстинктами, оттолкнул от незнакомого ему парня напавшего одноклассника. — Не лезь! — веснушчатый сразу поменял траекторию руки и в этот раз его кулак мазнул по лбу рыжего. Чуя не растерялся — он уже не раз дрался со своими обидчиками, хоть и старался сдерживаться по просьбе мамы. Он легко уложил мальчика на спину, давая сдачи. Его хотели скинуть, даже умудрились пнуть по коленке, когда почти выбрались из захвата Чуи, но мальчик держал крепко. В какой-то момент веснушки на щеках становятся блестящими от слез. — Отвали! — кричит одноклассник, отталкивая от себя Чую, и тот не сопротивляется. — Я расскажу учителю, псих! — мальчик убежал, вместе со своей «свитой», не прекращая громко всхлипывать. Чуя, тяжело дыша, потрогал саднящий лоб. У мамы снова будут проблемы, так?.. — Долго будешь тут сидеть? — спросил его знакомый голос. Пыхтя, Чуя поднял взгляд, встречаясь с карими глазами новенького. Скула его покраснела, лицо не выражало ничего, только брови были чуть-чуть нахмурены. — Дай до парты пройти. Соображая, Чуя начал вставать с пыльного пола. Боль в колене дала знать о себе сразу — он схватился за ближайшую парту, чтобы не упасть. Новенький наблюдал спокойно, не пытался помочь. — Ну и зачем только полез? — спросил брюнет так, будто не к Чуе обращался, а сам с собой говорил. — Доволен? Выпустил злость? — Чего? — в шоке пробормотал Накахара. — Что ты несешь? Он же тебя ударил! — Меня? — хмыкнул новенький, по-птичьи склонив голову, от чего волнистые пряди чуть соприкоснулись с плечом. — И это твоя отговорка? Ты просто отомстил им, — сказал он, взглянув на мокрую парту с испорченными тетрадями. — Не строй из себя героя. Брюнет грубо отодвинул Чую со своего пути и сел за парту — самую крайнюю, в тени класса. Школа на этом острове была маленькая и кабинеты не достигали больших площадей, поэтому некоторые парты ставились в дальние углы, чтобы не загораживать входы и выходы. Часто школьники считали такие парты за места для изгоев. — Придурок, — буркнул Чуя и в этот же момент прибежал их классный руководитель, недовольно направляя свой взгляд на рыжего. — Чуя. В учительскую.🌊 🌊 🌊 🌊
— Мам, ты уверена, что плохих нет? — сразу спросил Чуя, стоило им выйти из кабинета директора. Девушка удивленно посмотрела на сына, не сразу отвечая: — Да. — Хм… — протянул он и почесал палец, скрытый в перчатке. — Что такое? Это из-за одноклассников? Они что-то еще тебе сделали? — осыпала она его вопросами, усаживаясь рядом и рассматривая легкую красноту на лбу мальчика. — Болит? — Не-а, — махнул головой Чуя. — Все в порядке. Прости, мам. Девушка лишь облегченно вздохнула, потрепав Чую за щеку. Парень недовольно ойкнул, а мама чуть грозно улыбнулась, проговорив: — Ты обещал не драться, Чу-чу. — Ой…🌊 🌊 🌊 🌊
У людей всегда есть негативные стороны. Никто не идеален и никто, соответственно, не плохой. Если человек всегда сидит один, ни с кем не говорит, а о нем могли нашептывать разные слухи — это не значит, что он плохой. Это не значит, что он обязательно избегает социума, не любит общение или ненавидит окружение. Голова Чуи была полностью забита одними и теми же словами его матери, когда он смотрел на новенького. Сегодня его вызвали к доске и Чуя узнал, что парня зовут Дазай Осаму. Дазай выглядел старше многих его одноклассников, хоть по факту и был младше всех них. Он носил такую же черно-белую школьную форму с галстуком, и эта одежда придавала брюнету еще больше серьезности и серизны. Дазай ни с кем не общался, проводил время только со своей книгой и даже отказывал в разговоре симпатичным девочкам из параллели. Это навело Чую на мысли о том, что Дазай и правда был наделён хорошей внешностью, хотя рыжий сразу постарался выкинуть такие умозаключения из головы. — И напоследок я хочу огласить результаты вчерашних тестов, — объявил классный руководитель, доставая бумаги. — Юра, пожалуйста, раздай листы с оценками, — девочка с темными хвостиками подошла к учителю и начала медленно раздавать тесты, сверяясь с фамилиями. — Дазай получил по всем предметам высший балл, молодец, — похвалил учитель, поправляя свои большие очки. Мальчик никак не отреагировал, только поднял на мгновение взгляд, отвлекаясь от чтения очередной книги. — Чуя по рейтингу второй, набрал баллов больше среднего, так держать! — Накахара, не сдержавшись, приподнял губы в улыбке, представляя, как расскажет новости маме. Дазай почему-то слегка повернул голову, посмотрев на рыжего, но тут же отвернулся, когда их взгляды встретились. Чуя задумчиво почесал щеку. И что это было? — О-ой! — девочка расстроено вскрикнула, посмотрев на классного руководителя. — Учитель, тут был порванный листочек, — сказала та, держа в руке оценочный бланк за тесты. Она широким шагом подошла к Чуе, плавно опуская на парту чуть смятую половину листа. — Он твой, Чуя… Накахара смотрел на бланк, что показывал лишь часть списка с оценками. Он взглянул на Юру и руки тут же напряженно сжались от улыбки девочки. Она тихо хмыкнула, прежде чем вновь вернуть на свое лицо виноватое выражение и спросила учителя: — Что же делать? — Ох, Юра, добрая душа, — вздохнул мужчина. — Это же просто листы бумаги, ничего здесь страшного нет. Продолжай раздавать бланки. — Хорошо! — тут же воспряла духом Юра, будто взаправду была опечалена секунду назад. — Дазай, а вот и твой! Ты такой умный, — пролепетала она, упорхнув к брюнету, пока Чуя смотрел на часть помятого бланка. Всего лишь лист бумаги. Лист, доказывающий то, что труды Чуи не прошли зря. Он хотел бережно сложить его в учебник и показать маме, сказать, что в этот раз он действительно набрал столько баллов, сколько обещал ей. Просто лист бумаги. Но почему тогда руки дрожат? Почему пальцы болят, а желание говорить маме о хороших новостях пропало? — Что ты творишь?! — громкий возглас Юры заставил Чую подпрыгнуть на стуле. Отвлекаясь от своих мыслей, он посмотрел на девочку. Дазай зачем-то пытался залезть в карман ее кофты, пока Юра отпихивала от себя новенького, не переставая возмущаться. — Дазай, что ты делаешь? — учитель ринулся к детям, разнимая их. Дазай недовольно отошел, когда крепкая рука начала отодвигать его от Юры, а та, в свою очередь, быстро спряталась за большую спину мужчины. — Одасаку-сэнсей, он меня за волосы дернул! — плаксиво обвинила его Юра, хотя Чуя мог поклясться, что волосы одноклассницы Дазай не трогал. — Он ненормальный! — продолжала громко кричать Юра. — Это она сделала, — спокойно ответил Дазай. Он показал классному то, что сжимал в руке с тех пор, как Одасаку-сэнсей их разнял. — Второй лист бланка. Она порвала его сама. — Что?! — Юра сжала руку учителя, оттягивая на себя внимание взрослого. — Это не правда, Одасаку-сэнсей! — Юра не рвала бланк, — подал голос веснушчатый — тот самый, с кем на днях дрался Чуя. — Дазай, наверное, сам испортил лист и сейчас хочет свалить вину на Юру. — Точно! — тут же подхватила его Мей — подруга Юры. Они всегда ходят вдвоем, Чуя давно подметил этот факт. — Юра не виновата! — Успокойтесь, — осадил детей учитель. — Кто бы это не сделал, это просто лист бумаги, — повторил он свои ранние слова. — Тогда напечатайте новый, — сказал вдруг Дазай и Одасаку-сэнсей удивленно посмотрел на ученика. — Напечатайте для Чуи еще один такой же, — настаивал брюнет и Чуя вдруг задержал дыхание. Облегчение заполнило его тело, когда учитель согласился, заканчивая этим весь конфликт, а Накахара смог протяжно выдохнуть. Руки расслабились и пальцы перестали болеть. Урок продолжился, а рыжий не мог перестать оглядываться на тёмную макушку новенького.🌊 🌊 🌊 🌊
— Почему ты это сделал? Рука Дазая застыла на месте, когда он потянулся за пеналом. Последний урок подошел к концу, и он собирал вещи в сумку, но знакомый голос его отвлек. — Сделал что? — ответил брюнет, продолжая складывать свои школьные принадлежности. — Не веди себя так, будто не понял. Я думал, что ты меня ненавидишь или типа того. Так зачем помог? — не унимался Чуя, искренне желая знать ответ. — Не помог я тебе, — сказал Дазай, слишком резко засовывая тетрадь в сумку, от чего она сразу помялась. — Эта девчонка лезет ко мне уже третий день. Хотел, чтобы она от меня отстала. — Ага-а-а… — протянул Чуя, совсем не веря словам новенького. — Ага, — более уверено сказал Дазай, будто исправляя Чую. — Так что отстань и дай пройти. — Ой, стой! — крикнул Чуя вслед уходящему однокласснику, и побежал быстрее брать свою сумку. — Подожди меня! — Зачем это?! Не буду! — Да ладно тебе! — Нет! Чуя все же увязался за Дазаем, чему последний не был рад. Чуя тихо шел чуть позади, пока брюнет направлялся в сторону дома вдоль берега. Уже вечерело и небо окрасилось в оранжевые тона, а солнце спускалось все ближе к прозрачной воде. Дазай часто возвращался домой в такое время через пляж, поэтому уже привык и давно не засматривался на закатное солнце, хотя первое время задерживал дыхание от такого вида. Как странно все-таки работает человеческий разум, и как грустно от того, что все когда-нибудь приедается или становится привычным. Шаги позади него вдруг затихли и Дазай повернулся, сам не понимая, почему просто не продолжил путь без этого надоедливого парня. И застыл. Чуя смотрел далеко вперед, куда-то за море, где летали чайки и свободно прыгали рыбы. Рыжие пряди словно блестели, освещенные желтым закатом, голубые глаза отражали водяные валы, делая радужки еще ярче, напоминая Дазаю яркие сапфиры. Чуя, словно загипнотизированный, вглядывался в этот пейзаж, а Дазай, не двигаясь, вспоминал, как точно так же задерживал дыхание, когда впервые видел вечернее море острова. — Ты знал, что в этом городе часто случаются цунами? — тихо спросил Чуя, и Осаму отупело перевел взгляд туда, куда смотрел рыжий. Брюнет тихо прокашлялся, понимая, что слишком долго не выдыхал. Чуя тем временем продолжил: — Цунами… Напоминают руки, правда? Прямо сейчас эти руки спокойны. Смертельно красивый вид. — Смертельно? — Дазай, не рискуя смотреть на Чую, решил вглядеться и понять, что такого заметил мальчик, завороженный морем. — У нас маленький портовый городок. И живем мы здесь до тех пор, пока не заберут, — Чуя почесал ладонь и Дазай только сейчас обратил внимание на его перчатки. — У тебя же тоже забрали что-то, не так ли? — Чего? — не понял Осаму, а руки Чуи спрятались в карманах пиджака. — Волны, Дазай, — посмотрел он в карие глаза и мальчик в конец потерялся, не понимая, о чем говорит рыжий. — Что именно забрали у тебя волны? — Эм, — Осаму замялся, насторожено отходя от одноклассника на шаг. Голубые глаза смотрели внимательно, цепко, но оставались невинными, будто совсем маленький ребенок, не понимая того, спрашивает жуткие вещи. Брюнет совсем не мог понять сути вопроса и это впервые, когда он был не в силах найти ответа сразу. — Я не… — Шучу, — быстро перебил рыжий. Мальчик как-то сконфуженно отвернулся, неловко улыбнувшись, и Дазай вновь поймал взглядом черные перчатки, выглянувшие из черных карманов. — Не бери в голову. И, Дазай… — смущенно посмотрел на него Чуя. Он помялся секунду, прежде чем произнести искреннее: — Спасибо. — За что? — не понял брюнет, переминаясь с пятки на носок. — Ты помог мне в школе, придурок, — Осаму возмущенно нахмурил брови, открывая рот, но Чуя продолжил: — Ты ужасно находишь отговорки, мистер «я-плохой-парень». Не знаю, зачем ты сторонишься людей, но если думаешь, что из-за того, что сказал мне раннее, я решу, что ты — плохой, то можешь придумать новую стратегию. Плохих людей не бывает, — твердо заявил Чуя. Пока Дазай пытался решить с ответом, рыжий делает последнее заявление: — Но бывают идиоты, поздравляю! Чуя уносится в другую от берега сторону, пока Дазай кричит ответное: — Да чтоб ты так и не вырос!🌊 🌊 🌊 🌊
На следующий день Чуя с ним здоровается, а Дазай игнорирует этот порыв. Вот еще. Не собирается он находить здесь друзей. Садясь на свое место в самом углу, Дазай замечает на парте маленький конверт. Не читая его, Дазай просто сжимает предмет и идет в сторону мусорного ведра. Бумага летит в черный мешок, и брюнет спокойно возвращается на свое место. Наблюдающие за этим одноклассники смотрели на новенького шокировано, и только Чуя не понимал, в чем тут дело. Танизаки вдруг встал со своего места, грозно прорычав: — Это было письмо от моей сестры. Дазай взглянул на недовольное лицо долговязого одноклассника, равнодушно отвечая: — И что? — Почему не прочитаешь? — сжал кулаки Танизаки. — Не думаешь, что это неправильно? Она от чистого сердца писала. Ты бы даже времени много не потерял, прочитав это письмо. — Не хочу и не должен, — заявил Дазай, доставая нужный учебник из сумки. Танизаки презрительно смотрел на новенького, не став подходить ближе и развивать конфликт. В их классе хватало хулиганов, Чуя знал об это очень хорошо, но Джуничиро Танизаки, к счастью, не был одним из них, поэтому парень уселся обратно, сказав лишь громкое: — Ты ужасен. Дазай лишь плечами пожал, пока Чуя задумчиво наблюдал за этой сценой. Он вдруг, движимый порывом, направился к мусорному ведру. Осаму сразу обратил внимание на то, как Накахара стремительно прошел мимо него, а затем залез руками в мусорный пакет. Дазай, удивленный, выронил из рук ручку, пока Чуя отряхивал конверт от невидимой грязи. Танизаки тоже повернулся, наблюдая за происходящим, пока другие одноклассники либо шептались, либо тихо хихикали. Рыжий подошел к брюнету и протянул конверт, сказав: — Теперь оно частично и от меня. Прочтешь? — Чуя смотрел на него с легким прищуром, улыбаясь как-то забавно даже. Осаму лишь взглянул на него как на психа, и, с твердым «нет», открыл толстую книгу. — Тогда… Ты же уже знаешь, о чем письмо? — предположил рыжий. — Ну, — раздраженно отозвался брюнет, не имея никакого желания развивать данную тему. — Ну так просто ответь на него. Понимаешь, выбросив письмо ты не решишь ситуацию. Сестра Танизаки может написать еще. Или прийти сама. Как насчет сказать ей «нет», чтобы ты больше не выбрасывал бумагу в мусор? Дазай медленно перевел взор с книги на Чую. Не желая признавать, что рыжий мог быть прав, он, не отвечая, грубо забирает конверт и остервенело пишет прямо на нем жирное «нет». Чуя, наблюдая, вставил тихое: — Можешь и помягче, — Дазай зло сверкнул глазами и рыжий тут же добавил: — Ну или не можешь… — Вы посмотрите, Чуя приручил новенького, — заявил Татджима, противно рассмеявшись. Некоторые одноклассники подхватили смех, поглядывая на парочку. — Ты поосторожней, новенький, а то наш проклятый и до тебя доберется. — Проклятый? — переспросил Дазай, и Чуя быстро забрал у него конверт. Парень отдает его Танизаки и блондин, изумленный, принимает письмо сестры, стараясь не обращать внимания на грубый ответ Осаму. — Ах да, ты же сюда переехал и многого не знаешь. Все тут осведомлены, что Чуя — дитя моря, слышал о таком? — риторически вопросил парень, тут же говоря ответ: — Семья Накахара — потомки тех, кому когда-то строили тот самый храм рядом с портом, — ядовито произнес Таджима, улыбаясь так, что его веснушки начали скапливаться от легких морщинок. Дазай поморщился, продолжая слушать, пока Чуя напряженно стоял на месте. — Раньше люди поклонялись им, спрашивая о том, какое же сегодня у них будет море. У нас городок маленький и в основном вся работа заканчивается на рыбалке, а прогноз погоды часто врет, говоря только о больших городах. Но нам очень повезло иметь необычных людей здесь, будто это сама судьба создала их для этого острова! — играючи воскликнул он, взглянув на замершего Чую. — Даже его мама может хорошо предсказать погоду для рыбалки и только Чуя неправильный, если не прикидывается. Однажды он… — Хватит! — вскрикнул рыжий, сжимая руки в кулаки. — Зачем ты это рассказываешь?! — А почему нет? — удивился Татджима, поднимая брови. — Люди должны знать правду. Не просто же так тебя сторонятся, я может новенького на правильный путь хочу наставить? — Ты ничего не знаешь, о какой правде пытаешься сказать? — прошипел Чуя, зло смотря на одноклассника. Его руки чесались, и он сжимал их так, что становилось больно. Он еле сдерживал порыв ударить парня. — Смеешь говорить мне такое? Разве не из-за тебя мой дед… — Что за бред ты несешь? — ошарашенно перебивает его Дазай и одноклассники отвлекаются. Чуя смотрит неуверенно, с легкой надеждой, а Дазай почему-то хочет эту надежду оправдать. — Людей со сверхспособностями не существует. Раньше люди могли верить в такое и поклоняться божествам, но все это — ложь и бред, — проговорил Осаму, складывая на груди руки. — Я понимаю, что вы тут как под куполом на своем оторванном от остального мира острове, но не до такой же степени. Чуя обычный наш сверстник, что еще за «дитя моря»? Таджима отмахнулся, сказав, что Дазай сам все увидит, и на этом разговор закончился. Одноклассники продолжили заниматься своими делами и только Чуя не мог перестать смотреть на брюнета, который вновь вернулся к чтению своей книги. Накахара поднял к глазам свои руки, чувствуя, будто может снять перчатки прямо сейчас, но сдержался. К рыжему вдруг подошел Танизаки. — Ты же знаешь, что этот придурок Татджима всегда так делает. Не обращай внимания. Чуя согласился, впервые слыша слова поддержки от одноклассника.🌊 🌊 🌊 🌊
После уроков Чуя вновь увязался за Дазаем. Он шел тихо, ничего не спрашивая и ничего не говоря. Дазая поначалу это радовало, можно было представить, что никого рядом с ним нет, но через какое-то время это стало напрягать. Чуя с первой его встречи был шумным, надоедливым и эмоциональным. Такая тишина от него очень непривычна Дазаю. Выходя к берегу, Дазай остановился. В этот раз закат был не такой красивый и многие красные цвета сменились на синий с голубым. Впрочем, такой вид Осаму любил так же сильно, как и привычный вчерашний пейзаж. Чуя стоял рядом, все такой же тихий, снова смотрел вперед — на сегодняшние волны, ставшие крупнее. Сегодня будет дождь? Осаму сосредоточенный, чуть ли не валится на землю, когда замечает рядом с его головой руку в перчатке. Чуя зачем-то потянулся к нему, но мальчик увернулся. Рыжий смотрел спокойно, его голубые глаза словно потухли, и Дазая пробрала легкая дрожь. Парень медленно взглянул на руку, скрытую перчаткой, а затем вновь на Дазая. Тихий хмык, голова наклонился к правому плечу так, будто кукловод резко отпустил ниточку. Чуя произнес глубоким голосом — не его, совсем не таким, каким общается с ним рыжий — следующее: — Так у тебя много энергии янь. Интересно. — Что? Чуя?.. Рыжий моргнул и выражение стало удивленное. Привычно почесал ладонь, спрашивая: — Ты что-то сказал? Прости, не расслышал. Сегодня ветренее, чем обычно… — и голос вернулся, взгляд вновь стал блестящим и живым. Дазай, ошарашенный, решил, что у него начались галлюцинации. — Сегодня ты меня снова спас. Странный. — Я не… — слова застряли, Дазай понимает, что уже не сможет найти отговорки, даже для самого себя. Он выгородил Чую, защитил, влез в конфликт. Вот черт. — Ну, ты, конечно, придурковатый, но тот парень еще хуже. Чуя рассмеялся, не забыв ответить безобидным: — Сам тот еще идиот, — но улыбка быстро спадает, рыжий снова смотрит вдаль и говорит неожиданное: — Но он прав. Я проклят. А я и забыл… Дазай нахмурился, не понимая, что с этим островом и его людьми не так. Не существует проклятий. — Проклятий не существует, — говорит вслух парень и Чуя на это отвечает грустным взглядом и легкой улыбкой. Это бесит Дазая. — Что? Хочешь сказать, что одержим? Прекрати нести бред и лучше займись более полезными вещами. — Хоть и слышать такое довольно неприятно, но я все равно рад, — сказал вдруг рыжий, сжимая свои дрожащие руки в замок. Щеки его покраснели, взгляд упал на перчатки. — Что ты встал на мою сторону. Ты не веришь и это почему-то так приятно. Я эгоист? — Ты идиот, — выдохнул Осаму, теряя нить этого разговора. Он не совсем понимает все, что хочет сказать Чуя, но одно знает точно: — Всего лишь идиот, который не заслужил таких глупых слухов, которые портят жизнь. — Порча… — сказал Чуя в пространство и резко поднял свой взгляд на Осаму, воодушевленно налегая: — Ты же уедешь отсюда, так? — Эм… Ну да. — Когда? — с придыханием спросил рыжий, подходя ближе, Дазай немного отступил. — Когда ты собираешься уехать? — Я… Не уверен. Но, скорей всего, ближе к началу лета. Меня отправил сюда отец по… кое-каким причинам, — уклончиво поведал брюнет, сразу отскакивая с этой темы. — Так что, думаю, осталось несколько месяцев. — Месяцев… — Чуя на секунду повернулся к волнам, что стали чуть сильнее, а небо перешло в более темные тона. — Нет, раньше, — пробормотал рыжий и Дазай не успевает уточнить эти странные умозаключения — Накахара берет в руки ладонь брюнета и тянет на себя. — Через две недели будет фестиваль Омидзутори. Сходишь со мной? — с жаром предложил Чуя. Ткань перчаток была не очень приятная, но, согретая кожей рыжего, показалась Дазаю теплым огоньком. Брюнет смотрел на одноклассника, чьи глаза волнительно сияли, а скулы почему-то чуть розовато блестели в свете заходящего солнца. Завороженный, Осаму подумал о том, будто в его ладонях была часть того самого вчерашнего яркого заката: мягкого и горячего. Не совсем соображая, брюнет кивает, и Чуя радостно прыгает на месте. — Но почему? — смутился Дазай, прикипая взглядом к закрытым рукам Чуи, все еще державшие ладони парня. Накахара, будто только что поняв, что сделал, отпустил Осаму, нервно пряча руки обратно в карманы пиджака. — Я… На самом деле, у меня очень давно не было друзей, а ты скоро уедешь, — с грустной улыбкой поведал он. — Хотелось бы сделать что-то памятное до того дня. Дазай хмурился и долго упирался, пытаясь убедить рыжего в том, что они не друзья, и что он вообще не хочет иметь в кругу своих знакомых таких суеверных деревенщин. К слову, теперь Чуя частично понимал, почему брюнет избегал одноклассников, не скрывая свою грубую натуру. Он слушал колкости Дазая, не веря в искренность слов, и в какой-то момент заходит прямо в школьной обуви и брюках в море почти до колена. Дазай замечает этот факт только тогда, когда Накахара берет в руки воду и направляет ее в голову одноклассника. Осаму возмущенно кричит. — Ты что делаешь, идиот! — Хватит нести чушь, недоделанный циник, — смеется рыжий, снова забрызгивая брюнета, слыша ответные рычания и ругательства. — Тебе все равно никто не верит! Осаму не замечает того, как и сам уже стоял в воде по колено и плескался водой в ответ, только в отличии от Чуи он хотя бы закатал штаны и снял обувь. Смех Чуи оказался очень заразным и когда парень поскальзывается, то лишь еще громче хохочет. Улыбаясь, Дазай подает ему свою руку с желанием помочь, но Чуя просто тянет парня на себя, и возмущенный брюнет находит себя лежащим в воде рядом с Накахарой.🌊 🌊 🌊 🌊
— Ой, да ладно. Строил из себя взрослого, но обиделся на такую выходку? — третий раз пытался заговорить с ним Чуя, сидя недалеко от надувшегося Дазая. Они оба уселись на лавочке, что стояла недалеко у берега, открывая вид на прекрасное море. Редко кто садился на нее, потому что далеко не все хотели любоваться дарами острова, но она всегда приветствовала таких людей. В этот раз гостями оказались Дазай с Чуей. Солнце все еще садилось, так что парни решили хоть немного просушится, прежде чем пойти по домам. Осаму залез на скамью с ногами, обнимая колени. Выглядел он как мокрый кот, обиженный хозяевами, и Чуя весело улыбался, смотря на друга. — Ты не должен бояться, — посоветовал вдруг Накахара, и Дазай нехотя обратил на него внимание. Чуя, обрадованный тому, что Осаму не так уж сильно и обиделся, продолжил. — У тебя ужасный характер, — брюнет коротко рассмеялся и хотел было съязвить, но парень не дал. — Но ты не должен бояться. Не отталкивай людей. Даже если ты с ними больше не встретишься — ничего страшного, — Дазай чувствовал, как с каждым словом рыжего сердце начинало сжиматься и пальцы неосознанно смяли ткань школьного пиджака. Осаму никогда бы не подумал, что боится чего-то, но тогда почему же от слов Накахары так тяжело и не получается возразить? — Мама всегда мне говорила, что нет плохих людей. Окружающие могут называть тебя так, думать о тебе в подобном ключе, но, Дазай… Как бы ты не старался, всегда найдутся люди, которые поймут, что ты хороший идиот. — Слизняк. — Я вырасту. — Не смеши, — равнодушно сказал Осаму, и Чуя хотел дать за это подзатыльник, но решил не трогать его мокрыми перчатками. Вместо этого он раздраженно выдохнул. — Так что Дазай, — продолжил Чуя. — Не бойся прощаться и отпускать. Не делай свое пребывание здесь воспоминанием, о котором захочется забыть. Когда еще ты побываешь в Норксе? Дазай раскрыл широко глаза, уверенно возражая: — Я приеду еще. И снова этот взгляд. Печальные голубые глаза блестели, улыбка стала натянутой. Чуя отвернулся, снова смотря на волны. — Волны уносят все. Печали, тревоги, грусть… Отец мне как-то говорил, что когда он смотрит на эти плавные волны и прозрачную воду огромного моря, его мысли будто очищаются. Я приходил сюда вместе с ним на берег, когда умерла моя кошка. Это было очень давно… — тихо говорил Чуя. Голубые хрустали неотрывно следили за водной гладью, а Дазай даже не двигался, боясь спугнуть откровение. — Тогда он и сказал мне об этом. Что я всегда могу отдать волнам все свои тревоги, не копить в своем маленьком теле, а передать их огромному простору вод. Море глубокое, оно заберет все себе, на такую глубину, что не достанет никто. И будет хранить, как дорогую память, считая все это — моими подарками для него. Море — друг. Волны — его помощники. Они уносят все. Память, чувства, эмоции, — Дазай смотрел на аккуратный профиль, замечая, как мокрые рыжие пряди спали на голубые глаза, открывая маленькое ухо. Бледные от холода губы вдруг задрожали и Чуя перешел на шепот: — Море — друг. Волны — его помощники. А цунами, Чуя, это руки. Море может забрать многое. Очень многое. И иногда оно забирает даже то, что не должно. То, что ты не просил забирать. Но оно не виновато. Море берет только для того, чтобы унести и хранить. Защищать в своих глубинах. Не злись на него, ведь его руки уносят то, что ему подталкивают… Уносят по просьбе, уносят людей… — Они не унесут меня, — прошептал Дазай, перебивая лихорадочное бормотание. Он схватил скрытую перчаткой ладонь, замечая, что ткань стала холодной и тяжелой, но Накахара все равно не снимал ее. — И тебя. Чуя, дрожа, будто уменьшался на глазах, весь сжимаясь на скамье. Он пугливо посмотрел на брюнета, словно пытался убедиться в правдивости слов Дазая. Парень тянулся к этой уверенности, стараясь забрать частичку этого чувства и себе. Он сжал в ответ длинные пальцы, губы его дрогнули, когда Чуя постарался улыбнуться. — Такого как ты, даже волны не захотят забрать. Этот разговор Дазай будет помнить даже спустя шесть долгих лет, оказавшись в разлуке. Ровно через восемь дней после этого разговора, случилась страшная катастрофа, потрясшая маленький остров. Цунами накрыло практически весь город, унося вместе с собой слишком многое, как и сказал тогда Чуя. Осаму до сих пор с дрожью вспоминает момент, когда земля начала трястись, заставляя парня с трудом удерживаться на весу. Землетрясение знаменовало приход огромной волны.🌊 🌊 🌊 🌊
Он был в школе. Обычный урок. Привычно сидел в углу класса, на последней парте, поглядывая на рыжую макушку. Тогда он уже несколько дней мог думать только о том, как сходит с Чуей на фестиваль. Он и сам не ожидал, что будет с каждым часом жаждать этого события все больше. Мальчик не понимал — из-за интереса возникало это нетерпение или же из-за своего первого похода на праздник с другом. С другом… Голова Накахары вдруг повернулась к окну, и одноклассник резко встал со стула, привлекая внимание всех в классе. Не замечая ничего, Чуя поворачивается к брюнету, который почему-то смущенно отводит глаза. Он впервые был пойман на подглядывании. И Дазай ожидал чего угодно, но только не крепкую хватку на своем предплечье. Учитель что-то возмущенно кричал, пытаясь остановить школьников, но Накахара не слушал. Дазай шокировано дошел с Чуей до школьных ворот прежде чем освободиться от хватки, откидывая чужую руку от себя. — Совсем сбрендил? Куда ты несешься и зачем за меня схватился? — Слушай меня! — кричит рыжий, беря в ладоши щеки Дазая и юноша ошалело замолчал. — Прямо сейчас ты пойдешь и купишь билет на паром. Тебе надо домой. — Что? Нет! — Дазай увернулся и тогда Чуя надавил ему на плечи, заставляя наклонится. — Ты должен! — Ничего я не должен! — Черт, — выругался Чуя и крепко сжал запястье Дазая. Юноша болезненно поморщился. — Хорошо! Пошли вместе, — и потащил друга за собой. Осаму упирался как мог, но оказалось, что Чуя был намного сильнее, и это стало удивительным открытием. — Сначала зайдем ко мне. Мама Чуи встретила мальчиков с понимающей улыбкой. Она никак не отреагировала на то, что школьники ушли с середины урока и прогуливали. Чуя продолжал крепко сжимать запястье и Дазай даже заметил красноту на своей коже. Матушка и на это не отреагировала, не пытаясь разнять мальчиков, и лишь махнула своим пышным рыжим хвостом, представляясь: — Я Накахара Коё. А ты, я так понимаю, Дазай? Осаму очень хотел спросить, откуда она его знает, неужели Чуя рассказывал о нем? Что рассказывал? Хорошее или плохое? Но Чуя не дал ответить однокласснику и твердо наказал: — Ему надо купить билет. Мам, помоги. Молодая женщина взглянула на сына. Она вдруг пригладила рыжие пряди мальчика, смотря как-то гордо. Дазай застыл, не решаясь прерывать момент. Она покорно кивнула, легким движением проводя ладошкой по бледной щеке. Взглянула на Дазая и расстроено упрекнула сына: — Почему ты раньше не приводил своего друга? Чуя пристыженно отвернулся. — Прости. — Не извиняйся, — хихикнула та. — Пошлите за билетом. — Но мне он не нужен! Тетя, Чуя с ума сошел, не… Но никто не слушал. Осаму думал, что это все сон, он не понимал, что происходит. Удрученный и расстроенный, он решил, что Чуя слишком сильно хотел уезда Осаму. Вместо препирательств он, тихо бесясь, решил игнорировать рыжего. Ну и отлично. Все равно ему не нравился этот остров. К черту Чую, всех идиотских, суеверных придурков, и дома без телевизоров. Раз он так хочет, то Дазай уедет, раз… Земля впервые дрогнула, когда женщина уже брала в руки билет. Дазай пошатнулся, удерживаясь на весу только благодаря крепкой хватке Накахары. Он испуганно огляделся, останавливая свой взгляд на таком же напуганном однокласснике. Люди вокруг начинали паниковать, паром вдруг пришел в движение, хотя должен был ждать посадки еще минут пятнадцать. Осаму слышал разговоры, топот, и крики так, будто был под водой и только дрожащие пальцы Чуи возвращали брюнета в реальность. Он вдруг выдохнул: — Нет. Чуя не смог удержать ладонь брюнета — пальцы ослабли из-за дрожи. Он, паникуя, попытался во второй раз ухватиться за друга, но земля дрогнула вновь. Тогда на помощь сыну пришла Коё, но и от ее пальцев Дазай уворачивался как мог. Третий раз землю тряхнуло еще сильнее и Дазай, пытаясь уйти от загребущих рук, не заметил рядом с собой металлический забор, отгораживающий порт от моря с кораблями. Последнее, что слышал Осаму в свой прощальный день на острове Норкс — это то, как Чуя кричал его имя под всплеск небольшой волны о корабль.🌊 🌊 🌊 🌊
Дазай Осаму никогда не был послушным ребенком. Его отец, владеющей небольшой клиникой, всегда возлагал на сына большие надежды. Дазай, к слову, часто их оправдывал, но всегда подкладывал в мёд ложку дёгтя. Для Огая, его шестнадцатилетний сын всегда был не только радостью, но и причиной для гордости. Мальчик быстро взрослел, обладал не только упорством, но и сильной тягой к знаниям. Наблюдая за тем, как Дазай в очередной раз приносит из школьной библиотеки новую толстую книгу, Мори не мог сдержать улыбки. Однако, несмотря на прекрасную учебу, у Осаму был сложный характер. Со временем он стал все чаще проводить время в библиотеках или в тишине своей комнаты, перестал общаться с одноклассниками, а после развода родителей и вовсе замкнулся, став более уверенно перечить и спорить с отцом. Из его школы все чаще начинали поступать жалобы о том, что мальчик грубит учителям или прогуливает уроки, а Мори, не зная как было бы поступить правильнее, решил дать своему сыну время остыть. На острове Норкс. Дазай до сих пор слышал в своей голове этот тихий, разочарованный в самом себе голос отца: — Я никогда не знал, как это — быть хорошим родителем, — сказал он устало, усевшись на табурет около больничной пастели Осаму. Белые ткани наводили на парня тоску, и, стараясь отвлечься от этой медицинской серости, он вспоминал тот невероятный закат, что освещал рыжие локоны. — После того, как твоя мама… После того, как мы развелись, ты стал неуправляемым, и я… Я совсем забыл, что несмотря на твою зрелость и рациональность, ты все еще ребенок, Дазай. Прости меня, больше подобное никогда не произойдет, — большая ладонь сжала длинные пальцы мальчика. Дазай слушал внимательно, но все его мысли были далеки от этой палаты, от отца, и от всего города, в который он вернулся. Коричневые пряди частично покрывали белые бинты. Слова отца иногда перебивали звуки капающего раствора в капельнице. Мужчина потер рукой свое уставшее лицо, слегка почесав щеку, покрытую щетиной. — Я так испугался, Дазай. Так сильно испугался… Дазай тоже испугался. Вот только его отец уже пережил свой кошмар, он смог облегченно выдохнуть, увидеть живого сына. А Дазай боится до сих пор. Карие глаза не могут перестать смотреть в голубое небо, напоминающее спокойные волны Норкса. На волны, которые так привлекали и пугали рыжего мальчика. Осаму боится до сих пор. — Мне нужно вернуться, — сказал тихим, отдающим сталью, голосом. — Дазай… Но вернуться он так и не смог. Не через неделю, не через месяц, не через год. Когда произошли первые толчки земли, Дазай по неосторожности упал, ударяясь головой о крепкий метал ограды. Дазай слушал все, что смог узнать отец от людей, севших на тот же паром, что и мальчик. Они говорили о том, как молодая женщина с пышными волосами цвета огня держала в руках его бессознательное тело. Из его головы хлестала кровь, и она оказала ту первую помощь, что сумела — затянула рану тканью. Мори нашел несколько очевидцев, некоторые из которых упомянули, что остановить кровь этой женщине помогал еще один парень с такими же рыжими волосами. В итоге женщина, умоляя, отдала Осаму молоденькой девушке, которая и водрузила парня на корабль. Там, к счастью, нашелся врач, постаравшийся сделать все возможное, чтобы Дазай прибыл до города живым. Покалеченным, с ранами и кровью, но живым. Мори, сходя с ума от одного вида такого сына, не стал терять ни секунды и благодаря этой оперативности, Осаму проснулся в белоснежной палате больницы. Как оказалось, юноша проспал три месяца, погруженный в кому. — Ушиб головного мозга, — сказал лечащий врач никак не отреагировавшему на это Дазаю. Отец отвечал напряженно, уточнял о лечении, держа в своей теплой ладони бледную руку своего сына. Такое знакомое ощущение… Он не мог отвести взгляда от того, как пальцы мужчины аккуратно сжимали руку Дазая, и в какой-то момент смаргивает секундное наваждение — показалось, будто ладонь отца была скрыта черной перчаткой. — Из-за лекарств и травмы у него может быть частичная потеря памяти, а эмоции притупятся. Но, благодаря хорошему лечению и профилактике, это все пройдет вместе с залеченным ушибом. Дазай помнил, как его отец облегченно выдохнул, сгибаясь на своем стуле так, будто врач снял с его плеч увесистый мешок. Помнил он и то, как выдохнул тогда до боли знакомое имя: — Чуя… Мужчины, удивленные, уставились на больного, пока Дазай, впервые проявляя эмоции, взглянул с надеждой на отца, бормоча: — Где Чуя? Папа? Огай не понимал ничего — он не знал имени и не знал, почему его сын был так напуган, но мужчина, облегченный тем, что Дазай начал говорить, расплакался. В тот день они оба роняли слезы: один от облегчения, другой от страха и накатывающей безнадеги. Он чувствовал, что должен вернуться, чувствовал, как что-то тянет обратно, но не мог точно понять — что именно.🌊 🌊 🌊 🌊
Со временем остров Норкс обрастал в голове Дазая все новыми фактами, создавая из накатывающих воспоминаний тот самый город. Моменты всплывали перед его глазами внезапно, в совершенно неожиданных для Дазая ситуациях. Однажды, прогуливаясь по уличным просторам больницы вместе со своим старым другом — Куникидой — Осаму резко отшатнулся, прикрывая лицо руками, а из губ вырывается обвиняющее: — Что ты делаешь, идиот! «Хватит нести чушь, недоделанный циник», — туманно всплывает в ответ, а затем его трясут за плечи и веселый голос заменяется на обеспокоенный вопрос Доппо: — Я что-то сделал? Все в порядке? Сразу на следующий день во сне его встречает голубоглазый мальчик, а на своей руке Дазай ощущает твердую ткань. Рыжий носил перчатки и крепко цеплялся за Дазая. Лицо его слегка покраснело, глаза блестели, его голос не был слышен, но Дазай прочел слово по губам. «Фестиваль». Он проснулся в холодном поту и с ужасным чувством незаконченного до конца дела. Он уже запутался в том, кто именно зовет Дазая — мальчик или остров? И, наконец, на третий год своего лечения, Дазай восстанавливает все картинки в голове. Будто собирая мозаику, он старался бережно сложить каждую деталь, чувствуя, что все кадры приобретут смысл только тогда, когда Дазай сможет найти тот самый потерявшийся пазл, который не выпал вместе со всеми из картонной коробки. И однажды этот пазл нашелся. Случилось это в день, когда отец вез его домой из больницы — врач разрешил провести остаток лечения дома, наказав лишь изредка появляться в его кабинете для проверки. До этого Дазаю можно было проводить дома выходные, так что он уже привычно упирался головой об окно машины, наблюдая за тем, как мимо него летят то здания, то деревья, то разномастные транспортные средства. И в какой-то момент их серая иномарка выехала на дорожный мост, открывая вид на море. Видимо, отец сменил в этот раз маршрут, ведь до этого Осаму наблюдал только города и редкие леса. Перед глазами заплясали желто-голубые огоньки, волны становились больше, и на мгновение Осаму ощутил себя так, будто эти волны берут его прямо из машины и уносят в другие края. Салон сменяется на деревянную скамейку, рыжий мальчишка снова рядом с ним, только теперь он не веселый или злой, как в том воспоминании про школу и противных одноклассников. Волны продолжают свой путь, брюнет перестает чувствовать даже то, как едет их иномарка. — Волны уносят все. Печали, тревоги, грусть… Отец мне как-то говорил, что, когда он смотрит на эти плавные волны и прозрачную воду огромного моря, его мысли будто очищаются. Я приходил сюда вместе с ним на берег, когда умерла моя кошка. Это было очень давно… Дазай застыл. Он уже переживал это. Он сидел здесь, слушал тихий голос, наблюдал за этим аккуратным профилем. В груди сердце сходит с ума, Дазай теряет все желание разбираться в том, где правда и ложь; где лишь живая картинка с отголосками чувств и искренние ощущения. Прямо сейчас он хотел обнять рыжего, прижать к себе и больше не отпускать, заставить выбить своей крепкой хваткой этот до дрожи печальный взгляд. — Тогда он и сказал мне об этом. Что я всегда могу отдать волнам все свои тревоги, не копить в своем маленьком теле, а передать их огромному простору вод. Море глубокое, оно заберет все себе, на такую глубину, что не достанет никто. И будет хранить, как дорогую память, считая все это — моими подарками для него. Море — друг. Волны — его помощники. Они уносят все. Память, чувства, эмоции. Море — друг. Волны — его помощники. А цунами, Чуя, это руки. «Чуя. Точно, ты тот самый Чуя», — думает Дазай, трепеща всем телом. — Море может забрать многое. Очень многое. И иногда оно забирает даже то, что не должно. То, что ты не просил забирать. Но оно не виновато. Море берет только чтобы унести и хранить. Защищать в своих глубинах. Не злись на него, ведь его руки уносят то, что ему подталкивают… Уносят по просьбе, уносят людей… — Они не унесут меня, — ответил Осаму, и дежавю больно бьет по его сердцу, которое готово выскочить из груди. Блестящие глаза смотрят на него, брюнет на секунду подумал, что мальчик заплачет. Но вместо этого он, будто набравшись мужества, улыбнулся. Видение пропадает, Дазай вновь находит себя в машине своего отца. Запах ароматизированного цитруса бьет по рецепторам, возвращая в реальность, и брюнет не только вспоминает все, но и понимает кое-что важное. Чуя как будто знал, что Дазай не сможет сдержать обещание. Он все время догадывался, интуитивно чувствовал, или, что еще хуже, предсказал — это все неважно. Потерянный, Осаму не знал за что ему ухватиться, в голове будто взорвался фейерверк — стало больно так, что заслезились глаза. Не в силах остановить стекающие по щекам дорожки, Дазай осознал, что даже не смог договорить видению свое обещание о том, что волны не смогут унести не только его, но и Чую. Они не унесут его. Не унесут… Почему только сейчас? Почему спустя три чертовых года? Почему Дазай не понял, что нуждается в Накахаре еще тогда, на острове Норкс. Почему не осознал, что не мог оторвать взгляда от мальчишки не из-за того, что закат красиво освещал рыжие локоны, и не из-за необычных голубых глаз, что сияют еще ярче благодаря морю, а потому, что просто не имел сил перестать смотреть на человека, который запал в самую душу — да так сильно, что не оторвать. И почему, черт возьми, он сразу не заметил странности Чуи? Тогда на берегу, когда он спрашивал о волнах и вечером после школы, где он заговорил с ним не своим, чужим голосом — все это не было галлюцинациями и бредом! Он должен был поверить тому задире из школы, должен был! На места вдруг встают те моменты, которые казались Осаму странными, пустыми и непонятными. Печальные глаза Чуи, его натянутые улыбки, разговоры о море… — Дазай?! Все хорошо? Что-то болит? — Огай остановил машину, паркуясь рядом с дорогой, чтобы потянуться к сыну через сидение и убрать руки Дазая от его мокрых щек. — Нам вернуться в больницу? Осаму беспомощно помотал головой, быстро отказываясь. Такой ответ — все, на что хватило его моральных сил. Он собирал себя по кусочкам три долгих года только для того, чтобы сломаться снова.🌊 🌊 🌊 🌊
После момента осознания Дазай не мог начать проводить долгожданные дни дома так, как хотел. Из головы никак не выходил образ рыжеволосого мальчишки. Постепенно Осаму понял и то, что после возвращения с острова, он перестал избегать общения с людьми, и, хоть его характер не стал менее сложным, он не грубил всерьез из-за всяких мелочей, как и раньше. Даже с Куникидой, одноклассником из лицея, нашел общий язык, хотя раньше внимания-то на него не обращал. Чуя перевернул всю жизнь брюнета всего за какие-то несколько коротких дней, и теперь юноша не мог отпустить эту ситуацию, как бы не старался. Первое, что сделал Дазай, когда оказался в стенах своего просторного, родного, и теплого дома — рванул за ноутбуком, чтобы дрожащими от страха пальцами набрать в Интернете два слова: «остров Норкс». Перед ним горели синими огнями списки сайтов, ждущие, когда же маленькая стрелочка на них нажмет. Воспаленные от недавней истерики глаза натыкаются на маленькую картинку с огромной волной. Дазая пробрала сильная дрожь. Прошло три года. Мысли в голове бились друг от друга так, будто птицы наперебой пытались выбраться из клетки, но своими крыльями только ранили друг друга еще больше. Пот стекает по вискам, экран резко меркнет перед ним, устав ждать активности хозяина, и Осаму почувствовал, как мышцы на секунду расслабляются. — Дазай? — спрашивает его глубокий, обеспокоенный голос. Мори смотрел непонимающе, с долей страха и волнения. Юноша, чувствуя себя так, словно слезы снова прорвутся наружу, просит: — Помоги. Отец выдыхает, будто почувствовав облегчение от слов сына, хоть Дазай и не мог взять в толк, из-за чего мужчине может стать легче. Потому что Осаму ощущал себя так, будто на него свалился весь чертов мир, и теперь он никогда не сможет выбраться из-под этого натиска. — Расскажи мне все, — просящим и тихим, словно легкий ветерок, голосом, говорит отец. Он подходит к маленькой, дрожащей фигуре сына и сжимает его плечи, притягивая ближе. — Расскажи, что случилось на острове Норкс. — Я… — отрывочно начинает Дазай, чувствуя, как голос срывается сразу же, стоит только начать говорить: — Я не выполнил обещание. Мне нужно вернуться туда прямо сейчас, пап. Там Чуя… Чуя, он… — Чуя — это друг, которого ты встретил в местной школе? — подсказывает Мори. Он не останавливал судорожный голос Дазая, понимая — юноша не сможет рассказывать о случившемся без срыва. Рука его нежно касается затылка, приглаживая темные пряди. — Да, — более уверено отвечает Осаму, ощущая окутывающее тепло от объятий своего родителя. Комок в горле стал чуть меньше, и он продолжил. — Мы познакомились почти сразу, как я оказался на острове. На третий день, когда учитель решил, что мне стоит «перепрыгнуть» класс. — Вот как, — мягко и гордо прошептал Мори, давая понять, что слушает. — И какой он? — Надоедливый, — бурчит вдруг брюнет и отец прыскает от смеха. — Это правда. Шумный, прилипчивый, — более громким голосом утверждал Дазай, не замечая, как от мыслей об этом мальчишке ему становилось легче так, что руки прекратили трястись. — Думает, что видит людей насквозь. Но знаешь, пап? — Да? — окликается Мори. — Его глаза невероятно красивые. Такие… Голубые, — шепчет брюнет, а Мори на секунду замирает. — И печальные. А в свете заката его рыжие волосы сияли. Он еще так улыбался, знаешь… — мужчина выжидающе смотрит и понимает кое-что важное, когда замечает эти отдающие нежностью карие глаза сына. Он хочет продолжить гладить волосы Дазая, но рука дергается, а сам он фыркает, скрывая смех, когда юноша заканчивает мысль: — Придурковато. Дазай поворачивается и Мори закрывает ладонью рот, продолжая пытаться спрятать веселье. Юноша секунду пялится на отца, прежде чем снова уставиться на черный экран ноутбука. — Он спас меня, — шепчет Дазай. — Спас не только во время катастрофы. Чуя вытащил меня из того состояния, когда вы с мамой развелись. Я понимаю, почему ты решил отправить меня на остров, пап, — заявляет брюнет, и теперь очередь Мори тяжело вздыхать. Он хочет начать отрицать, объяснить, что Мори — взрослый человек и только себя он мог винить в данной ситуации, но Дазай вдруг сказал: — Ты сделал все правильно. В то время… Я не хотел никого слушать. Взрослые казались мне идиотами и на них я обращал внимания еще меньше. Думал, что лучше не сближаться с людьми, если в итоге они втыкают тебе в спину ножи. Ты прожил с мамой двадцать лет, — тихо говорит Дазай, опуская взгляд и сжимая пальцами обивку дивана. — А она изменила. Я так сильно ненавидел весь мир. Ненавидел факт того, что она могла сделать подобное с человеком, который был рядом с ней долгие двадцать лет. Что, если я влюблюсь? Привяжусь так, что не смогу видеть без человека мир? Не смогу даже смотреть на улицы, где должен был стоять тот, кто меня бросил? — Дазай смаргивает, снова чувствуя, как щиплет глаза. Волосы резко взлетают, когда юноша взирает на отца отчаянно, в глазах его плещется вина: — Я даже не хотел оставаться в близких отношения с тобой, с тем, кого предали! Я думал, что раз мать сумела бросить своего мужа и сына, то и ты на это способен! Я такой идиот. Поэтому, — всхлипывает он, тут же потирая зудящий нос. — Я бы не слушал тебя. — Осаму… — шепчет Мори слабо. В горле вдруг встает ком, и мужчина жмурится. Он обнимает сына крепко, держа так, словно распадется на мелкие кусочки, если отпустит. Слезы стекают по его щекам и прячутся на затылке юноши, что прижимался лицом к груди отца. — Я не брошу тебя. Мне жаль. Жаль, что ты так рано увидел в дорогих людях их не самые лучшие стороны. Жаль, что именно так осознал то, что все мы разные и некоторые действительно способны на ужасные поступки. Но ты должен так же понять, что раз мы разные, то если предал один — это не значит, что каждый вокруг тебя способен на подобное. Твоя мама… Не плохой человек. Дазай возмущенно мотает головой, сжимая на спине отца ткань теплого свитера. — Это правда, Дазай. Твоя мама далеко не плохой человек, — настаивает Мори. — Но это не значит, что хорошие люди делают только хорошие поступки. Мы все способны на подлости, разница лишь в том, на что хватит нашей совести. Плохие решения твоей мамы — это даже не измена или развод. А то, что она отказалась объяснить тебе смысл своих действий. — Что ты несешь?! Она сделала тебе больно, а ты еще пытаешь ее выгородить? — звереет Дазай, чуть отталкивая от себя Мори, чтобы взглянуть ему в лицо недовольно, зло. — Я ненавижу ее. — Это твое право, — вздыхает Мори, не чувствуя по этому поводу положительных эмоций, но в груди теплеет от какой-никакой, а заботы сына. — Но, Осаму, она пошла на это, чтобы не делать нам еще больнее. Я уверен, что она любит тебя, но перестала чувствовать это по отношению ко мне. По крайне мере, не так, как раньше. Она сделала смелый шаг, жаль только, что не смогла поступить так сразу. Прежде, чем я нашел… Мори недоговаривает, закрывая руками воспаленные глаза. — Так Чуя… Тебя переубедил? — спрашивает подавленно, сдерживая порыв расплакаться снова. Дазай угукает. — Поэтому ты понимаешь, почему я должен вернуться? Помоги мне сделать это! — Осаму, успокойся… — осаждает его Мори. — Для начала тебе нужно привести в порядок свое здоровье. В таком состоянии ты не сможешь даже море переплыть. — Я уже здоров! Меня же выписали, — стоит на своем Дазай. — Нет, сынок, в том-то и дело. Сейчас тебе нужно восстанавливаться не только после травмы, но и после интенсивного лечения. Да и само лечение еще не подошло к концу. — Но… — Прости, Осаму. Я тебя понимаю, но не могу отпустить сейчас. Ты хочешь спасти своего друга? Осаму вдруг вспоминает то, как стоял вместе с мальчиком на берегу. Рыжие прядки плавно развевались на ветру, подсвеченные ярким солнцем. Голубое небо было более тусклое, чем краснота прошлого заката, но такое освещение дарило голубым глазам еще больше сияния. Тогда Накахара смотрел на Дазая незнакомо, а мерцающие лучики на мгновение погасли, делая взгляд пустым. Голос до сих пор сидел глубоко в сознании Дазая — он не был обычным, не был знакомым. Затем Дазай вспоминает день, когда Чуя впервые прикипел взглядом к синим волнам. Печальным, безнадежным взглядом. Говорил так, словно жил здесь до тех пор, пока «руки моря» не заберут. Всех их не заберут. Еще тогда Дазай должен был понять, еще тогда должен был догадаться забрать Чую раньше, чем попытается море. — Да, хочу, — уверенно отвечает. Смотрит твердо и даже вставшие поперек горла иглы не мешают сказать это ровно и громко. — Тогда сначала спаси себя, иначе оба пойдете ко дну, — говорит отец, на что Дазай шокировано раскрывает карие глаза. — И можешь не искать Норкс в интернете. Он все еще стоит на своем месте. Вот только… Мори замолкает, не зная, как преподнести информацию напрягшемуся юноше, и вдруг осознает что-то. Он хмурится, разминая шею. Смотрит на застывшего сына секунду, прежде чем уставиться перед собой. — После цунами… Город понес большие потери. Не только сооружения пошли на дно, но и люди пополнили списки пропавших и погибших. - Ты же не…, - осекается Дазай, выглядя при этом так, словно Мори его ударил. Отец натягивает улыбку, успокаивая: - Пока ты восстанавливаешься, мы можем начать искать информацию. Наверняка уже известны списки пропавших и умерших, заодно узнаем и о состоянии острова. Осаму протяжно выдохнул, снова обращая внимание на потухший экран ноутбука. — Я помогу, — говорит Огай, вспоминая о просьбе сына, о мольбе. Дазай явно не был готов сам пытаться открывать списки, так же, как и искать их. — Давай сюда. В тот день они прошелестели весь интернет, рассматривая разномастные статьи и рассказы о том, как пережили цунами выжившие. Во всем этом не особо большом разнообразии историй Дазай смог прочесть одно интересное высказывание от школьника, отмечавшего то, как в их школу прибежал ученик, предупреждая о грядущей катастрофе. Только благодаря этому неизвестному мальчику многие смогли выжить, успев спрятаться в одном из захудалых сараев на вершине горы. Рассказчик благодарил за спасение своего одноклассника, а автором значился Татджима Оминари. Имя казалось Осаму смутно знакомым, но, как бы он не старался, в воспоминаниях не всплывало ничего, помимо Чуи. Списки об умерших или пропавших без вести они бы не смогли найти в интернете - слишком объемная информация, которая не хранится в социальных сетях. Поэтому, пока есть возможность и надежда, Дазай будет думать о том, что спасателем был его рыжеволосый друг. Также вместе со своим отцом они смогли разузнать, что из-за катастрофы погибло двадцать процентов населения, что повергло обоих в шок. Юноша не помнил многое, но точно знал, что остров не был настолько маленьким, чтобы там проживало такое малое количество людей. Мори не поленился проверить число населения, убеждаясь в том, что остров хоть и не был обширным, но и малонаселенным назвать его было сложно. После цунами пострадали дома, здания и постройки, а из ста процентов жителей не смогли вернуться домой двадцать. Когда Дазай собирался проверять информацию о потерях после катастрофы он готовился к худшим показателям, но хоть и данный процент все еще являлся ужасным фактом, он будто бы не соответствовал написанным пяти баллам. Без сил закрывая ноутбук, Дазай решает в обязательном порядке поискать все возможные документы о данном происшествии и как можно быстрее прочитать списки без вести пропавших и умерших.