эктоБиолог
«привет, каркат!»
«КТО ЭТО» «У ТЕБЯ НА СТРАНИЦЕ НАПИСАНО, ЗАБЕЙ.» «НЕ ПИШИ МНЕ.»«почему?»
«ИДИ НАХУЙ, ЭГДЕРП, Я НЕ ХОЧУ ОБЩАТЬСЯ С КЕМ-ТО ИЗ ПСИХИЧЕСКИ НЕУРАВНОВЕШАННОЙ ТУСОВКИ ХАРЛИ»«какая-какая тусовка? успокойся.»
«вообще, джейд меня просила передать, что завтра ты можешь не выходить на работу.»
«будет идти установка кондиционера.»
«ОНА САМА НЕ МОЖЕТ МНЕ НАПИСАТЬ?»«даже не спрашивай. у неё какие-то проблемы с освоением интернета.»
«типа, она считала обаму выдумкой, господи.»
«в общем… как себя чувствуешь? не уснул где-нибудь ещё?»
«БОЖЕ, НЕТ. Я СОБИРАЛСЯ УСНУТЬ В СВОЕЙ КРОВАТИ (НУ, ЗНАЕШЬ, МЕСТО, ГДЕ ЛЮДИ СПЯТ. НЕ В ХОЛОДИЛЬНИКЕ), А ТЫ, ОБОСРАННЫЙ ХУЕСОС, НАЧАЛ МНЕ НАПИСЫВАТЬ.» «КАК ТЫ МЕНЯ НАШЁЛ?»«ты единственный по запросу каркат вантас. :/»
«ЛАДНО.» «ВСЁ, ПОКА, УЁБОК.»«эй, погоди!»
«ты не хочешь завтра встретиться?»
«ТЫ ПЕРЕПУТАЛ ЧАТЫ, ДЕБИЛ.»«нет!»
«давай в шесть около входа в какой-то там парк? он через улицу от дома джейд.»
«в шесть, потому что если днём у тебя будет солнечный удар, ты умрёшь прямо на месте. :в»
«Я ОТКАЗЫВАЮСЬ. СВОБОДЕН»«чёрт, я просто буду там, ладно?»
«надумаешь — приходи.»
Ты выключаешь телефон и суёшь его под подушку. Ты не думаешь, что придёшь — ты можешь потратить день на рефлексию и просмотр фильмов на телевизоре. Однако, если тебе вдруг надоест, ты оставляешь щёлочку в своём безусловно плотном расписании. А теперь пора спать. Ты пялишься в синеватый из-за темноты потолок, пока не заснёшь. Новым утром всё шло как обычно: ты почти развалил чайник, пока наливал в него воду, настежь задёрнул все шторы и чуть второй раз не уснул. Однако у тебя всё совершенно в порядке, ты не считаешь, что нуждаешься в вечерних прогулках. Ты потягиваешь чай, пока на экране идёт один из твоих любимых фильмов, а именно «Правила съема: Метод Хитча». Ты действительно можешь пересматривать его вечно, ведь Уилл Смит шикарен. На телефон тебе снова приходит сообщение.эктоБиолог
«привет! ты придёшь?»
«прости, что настаиваю.»
«ЕСЛИ Я СКАЖУ ДА, ТЫ ОТЪЕБЁШЬСЯ???»«ага.»
«ТОГДА ИДИ НАХУЙ, МУДИЛА, ТЫ УКРАЛ МОЙ ВЕЧЕР ФИЛЬМОВ.»«ха, извини! тебе правда стоит развеяться.»
«ОК» Ты просто в ярости, и совсем не успокоительный чай, а просто чёрный тебе абсолютно не помогает. Успокоительный справился бы не лучше, эта лажа срабатывает только на доверчивых девчонках. Ты пробовал. Раз дела изменились, тебе стоит поторопиться с пунктом «унижение себя» в выдуманном ежедневнике. Ну, наступает заветный — уж точно не для тебя — вечер. Ты надеваешь случайные вещи из своего разнообразного гардероба, и, как неожиданно, ими оказываются твой единственный свитер и обычные серые широкие джинсы, которые ты носишь почти каждый день. Стильный образ. Ты большими шагами идёшь в сторону этого парка, останавливаешься на входе и стоишь, как облапошенный дурак. Ты клянёшься себе, что простоишь не больше пяти минут, а затем будешь ненавидеть себя ещё больше, ведь, о боже, что за человека будут наёбывать на встречи? Только тебя. — Блять! — кричишь ты, ведь что-то щипает тебя за плечо позади. — Привет, — привычно улыбается Джон. Сегодня он в синей клетчатой рубашке и брюках, а также он держит в руках два стакана с кофе, которые ты чуть не снёс. Но Джон, кажется, учёл эту возможность, ведь он стоит за десять футов от тебя. Он вынимает из подставки и протягивает тебе кофе. — Я не знал, что ты любишь. — Ладно, Ёптберт, — ты принимаешь напиток и молчишь. — Ну, пошли тогда. Я помню здесь одно место… Десять минут ты выслушиваешь его нелепые рассказы о семье, увлечениях, фильмах. Единственный вынесенный из этого вывод — даже джоновская жизнь насыщеннее твоей. Вы останавливаетесь у деревянных столиков для пикника, у которых никого нет, за исключением пары маленьких детей. Джон замечает, что здесь всё почти как раньше. Ты не знаешь, как это «раньше», ведь в детстве ты особо не гулял. Вы садитесь за один из столиков, Джон достаёт что-то из рюкзака, пока ты допиваешь кофе. — Я так и не понял, какие тебе нравятся больше, — он кладёт на шершавую поверхность один сборник с обычными взрослыми кроссвордами и два совсем детских журнала, которые тебе стыдно признавать вполне достойными. Из недр рюкзака также показывается пенал с непонятным тебе принтом. Ты не спрашиваешь. — Мы могли бы решить их вместе? Я правда ничего о тебе не знаю, это единственное замеченное мной занятие, не считая садоводство. — Эгберт, я честно нихуя и не делаю. Смотрю фильмы, работаю, сплю. — Давай начнём с детского? Ты киваешь и облокачиваешься на локоть, а Джон двигается ещё ближе к тебе, вы стукаетесь плечами. Он свешивается над столом, открывает случайную страницу журнала и зачитывает тебе вопрос, а ты тянешься и рыскаешь в пенале на предмет чего-то пишущего. — Фактор, вызывающий наследственные изменения? — Мутаген. — Ха-ха, молодец, — он треплет тебя по голове, пока ты вписываешь ответ. Тебе кажется, будто ты проводишь время с отцом из сериалов, поощряющим любое твоё движение. Для тебя это в новинку, ты не хочешь привыкать. Вы записали ещё несколько ответов, пока Джон треплется о себе и изредка спрашивает о тебе. Это неловкий разговор, ведь ты рассказывать о себе не намерен. —…Ну и в общем, этот чувак мне говорит, что потерял мою почту! Ребята утверждали, что это и не почтальон вовсе, но я так не думаю. Зачем иначе ему моя почта сдалась? В любом случае, обидно, что тогда её потеряли, я кое-что ждал. — Ага. — Тебе интересно? — Ага, — машинально отвечаешь ты, пока корябаешь следующее слово. — Я не хочу тебе надоедать. — Ты буквально этим занимаешься уже… Вторую неделю, Джон. Ты подкупил меня напитками и журналами, но я повторяю: ни с кем из тусовки психов Джейд я дружить не буду. — Это грубо! — возражает Джон, пристально за тобой наблюдая. — Я и так здесь не больше трёх недель проживу, наверное… — Чего? — Мы с отцом приехали к бабушке, потому что ей не здоровится. Я в этом городе раз в несколько лет бываю. — Слава Богу, я больше не увижу твой косой ебальник, — хмыкаешь ты, отворачиваясь. — Понятно, почему ты не доставал меня раньше. — Вообще, я в детстве здесь постоянно находился, так и познакомился с, эм, нашей компанией. А потом как-то и некогда ездить стало, отец занят на работе, а я по шею в учёбе. — Ясно, — ты снова создаёшь видимость разговора, а сам вносишь последние слова. В детских кроссвордах их было не так много. — Пока ты языком молол, я почти закончил. — О, клёво, — Джон склоняется и пристально смотрит, как ты криво вырисовываешь печатные буквы. — Ты молодец, Каркат. Ты задумываешься, насколько у окружающих низкое мнение о тебе, что тебя хвалят за подобную чушь. Тебя это несколько обидело, так что ты щуришь глаза и закрываешь журнал, встаёшь со скамьи. — Пойдём дальше, еблан. Вы ещё какое-то время бесцельно бродите по парку, пока не начинает темнеть. Так как Джон, оказывается, не особо местный, ты провожаешь его до дома и тащишься к себе на другой конец района. Теперь в твоём арсенале есть ещё три сборника кроссвордов. В магазине теперь и правда был кондиционер, пару дней он служил тебе верой и правдой, пока на улице не полил дождь, спасая от необходимости в прохладе. Ты слушаешь, как капли бьют по крыше, а за стеклянной дверью видно, что пару минут назад был и вовсе град. За день в магазин успело забежать несколько людей, прячущихся от издевательств природы, но никто ничего не купил. Тебе явно не хватило обаяния и жалости вида. Джейд сидит рядом с тобой и занимается сортировкой семян, которые она делит на фрукты, овощи ягоды. В общем, она мается дурью, ровно также, как и ты. Иногда Джейд решалась завести короткий разговор, однако сейчас тебе не хотелось болтать, ты слушал летний дождевой шум с прикрытыми глазами. Бубенчик звенит, а ты поднимаешь веки, снова щурясь от резкого света. Далее ты зеваешь. — Привет всем, — бодро произносит Эгберт, снимая с себя капюшон дождевика. В руке у него длинный чёрный зонт, ты понимаешь, что он не определился. — Двенадцать, тринадцать, четырнадцать, — бурчит себе под нос Харли, считая упаковки. Она машет рукой пришедшему, почти не отвлекаясь. — Охуеть кто пришёл, мы тебя же, блять, не ждали. Джейд, ты рассмотрела правило запрета Эгберту входить? Вместо ответа она показывает тебе указательный палец, предлагая подождать, а сама сосредоточенно умножает что-то в уме. Ты в шоке с наглости обоих. — Понятно, все против меня, — выдаёшь ты, пока парень смеётся и протирает очки краем толстовки. — Уволюсь, плакать будете. — Каркат, думаешь, почему я здесь так часто? Твоё место занять хочу. — Ах ты ж ебливый засранец, — ты говоришь это так громко и серьёзно, как ты только можешь. Тяжело не засмеяться от бесконечной улыбки на роже этого болвана. Ты ненавидишь это довольное шуткой лицо, оно заставляет тебя всё же улыбнуться. — Мальчики, на вас обоих дел хватит, — вдруг встревает работодательница, одновременно с этим внося какие-то данные в отчёты. — Джейд, если он меня подставит, я не виноват. Думаю, он и тебя хочет с места хозяйки сдвинуть! — жалуешься ты, пряча лицо в ладонях. — Я не против, эти документы скоро доканают меня. — Ну вот и всё, развалил я ваш бизнес. Теперь это магазин выпечки, блин оладушек. Проходит ещё одна неделя, по итогу которой «эктоБиолог» успел завалить тебя отстойными истинно эгбертовскими сообщениями, накрывающих тебя испанским стыдом. Серьёзно, он делится с тобой даже тем, что ел на завтрак — теперь ты знаешь, что почти весь его рацион — выпечка, ведь ей заваливают отец и бабуля на пару. Сегодня ты даже в шутку просил принести кусок лучшего отцовского торта, а он действительно притащил тебе его в пластиковой коробке. Ты в шоке с этого человека. — Ты не будешь? — спрашиваешь ты, цепляя ложкой чужой кусок шоколадного торта. — Это один из самых нормальных обедов в моей жизни, блять. — Ешь. У меня дома полно такого, — Джон поближе к тебе двигает коробку, несколько устало выдыхает. — Лишь бы тебе нравилось. — Передай отцу, что его сын неблагодарный уебан и он может смело усыновлять меня. Хоть сейчас. — Мы будем братьями? — Да кому ты нужен, от тебя сразу же откажутся. Эгберт пытается возразить, однако лишь снова тяжело выдыхает, наблюдая за тобой. Тебе неуютно под его пристальным взглядом, потому что ты кажешься себе маленьким ребёнком, дорвавшимся до торта именинника. За время, проведённое вместе, бывало, вы вдвоём решали кроссворды, попивая кофе, а пока Джон отворачивался, ты искал ответы на последних страницах или в интернете, пытаясь его впечатлить знаниями и скоростью. В общем, вы действительно не скучали. Порой ты задумывался, так ли тебе противно от его существования? Ты всегда приходил к ответу «да», но ты знал, что ты лишь заставляешь себя так думать, поддерживать образ. Джон, кажется, даже считает тебя другом. Возможно, отбросив всю твою сущность, ты тоже мог бы так его назвать. А если уж совсем честно, то после ваших встреч ты чувствовал приятное тепло где-то в груди, а на лице появлялась несвойственная тебе улыбка. Сегодня вы снова договорились о встрече в том же самом парке, но на этот раз вы решили пойти к небольшой поляне для семейных пикников. Никто их там не устраивал лет уже миллион, если не больше, однако вы тоже не станете этого делать. Вы планируете просто отдохнуть на траве, потому ты берёшь с собой старый коричневый плед и выдвигаешься. Ты расстилаешь покрывало на ярко-зелёную траву, пока Джон как обычно возится с чем-то в рюкзаке. Ты замечаешь, как он достаёт уже знакомые тебе запотевшие пластиковые коробки с разноцветными крышками, ты вздыхаешь. — Мы же договаривались, что просто посидим, — ты одёргиваешь край своей футболки. — Меня заставили, — также разочарованно мычит парень, раскладывающий еду. За крышками показываются печенья с шоколадной крошкой и два куска ягодного пирога. Дальше Джон пытается поставить бутылку с водой, но она так или иначе заваливается на неровной поверхности. Ты плюхаешься на плед, наверное, слишком опрометчиво, ведь земля твёрдая, складываешь ноги по-турецки и глядишь на Эгберта, как и ты неловко падающего назад. Вы берёте по печенью на разогрев, но вскоре понимаете, что вроде и ими наелись, поэтому изредка смахиваете с пирога насекомых. Вы недолго обсуждаете ближайший прогноз погоды, трактующий о жарких днях. Во время твоей тирады ненависти к сложившейся погоде Джон заваливается на спину, зорко глядя куда-то в небо широко распахнутыми глазами. — Я люблю наблюдать за облаками в хорошую погоду, это напоминает мне о детстве, — говорит он после тебя, складывая руки на животе. Он правда выглядит очень довольным, об этом говорит не только его вечная улыбка. — Ложись тоже. Ты сначала отказываешься и вовсе отворачивается, отчасти смущённо, но Джон уговаривает хотя бы поднять наверх глаза. Сдавшись, теперь ты тоже глядишь в небо, такое синее и чистое, что аж смотреть больно. Следующим этапом ты заваливаешься на спину и сполна ощущаешь твёрдость земли головой, даже копна твоих взъерошенных волос не спасает ситуацию. Минут десять вы тыкаете пальцем в небо, смеясь над формами облаков. Тебе они напоминают карточные масти, а Джону — призраков из «Охотников за приведениями». Ты с трудом вспоминаешь их образы, ведь ты не самый большой фанат серии фильмов. Пока ты очередной раз вглядывался в попытке увидеть «Лизуна», тебе кажется, что нечто тёплое касается твоей ладони. Через мгновение ты перестаёшь сомневаться, потому что джоновская рука смело хватается за твою, переплетая ваши пальцы. Ты совершенно ничего с этим не делаешь только из-за того, что это кажется тебе ещё неуместнее внезапного тактильного контакта. Ладонь Джона была непринуждённо расслаблена, словно всё так, как и должно быть. Ты ощущаешь незнакомое волнение глубоко внутри, оно тебя тревожит. Ты всё ещё держишь его руку. Тебе кажется, что действие явно затянулось для какой-то нелепой случайности. Ты закрываешь глаза. — Ты гей? — спрашиваешь ты куда-то в воздух, от которого ты только задыхаешься. Такая реакция вызвана сухостью и жарой, конечно. Рука Джона напрягается и сильнее вцепляется в твою. — Я не гомосек, — он бросает это так, будто ты сказал невозможную глупость, даже оскорбление. — А ты? — Нет. — Ну вот и всё. Ты знаешь, что здесь что-то нечисто. Вы буквально сейчас лежите почти плечом к плечу на природе, к тому же напряжением и хваткой вы скоро сломаете друг другу пальцы. — Ладно. Супер, — вместо исследований говоришь ты. — Супер, — повторяет он. Вы держались за руки до тех пор, пока по земле не прошел вечерний холодный ветер, дающий сигнал идти по домам. Ты проводил Джона, когда солнце уже начало заходить за горизонт. Вы скованно попрощались, Эгберт потерпал тебя по голове и пулей оказался уже за входной дверью, оставляя тебя один на один с размышлениями о сегодняшнем дне. Ты в замешательстве. Джейд Харли сегодня утром поручила тебе просто сидеть за кассой, а не тягать коробки и пакеты с удобрениями, как, например, вчера. Ты сонно сидишь за столом, поддерживая голову ладонями. Сейчас у тебя нет настроения даже на кроссворды, тебе настолько скучно и тоскливо. На то нет никаких причин! Но одна очкастая причина, глубоко скрытая и отдающая тяжестью в груди, всё-таки есть. Ты считал Эгберта обязательной частью интерьера, то чересчур болтливой, то наоборот, более наблюдательной и тихой. Он не приходил к вам уже четыре дня после вашей прогулки, ты уверен, что он просто проводит время со своими старыми добрыми друзьями вроде говнюка Дейва или светленькой дамочки. Или сидит со своей бабушкой и печёт печенье. Или глядит в небо, напоминающее ему о детстве. Ты признаёшься себе, что скучаешь, потому щуришься, печатаешь ему возникший вопрос о занятости в данный момент, ведь в этом нет ничего такого. Он почти сразу появляется онлайн, но читает сообщение только через несколько минут. Говорит, что смотрит кино. Во время вашего короткого диалога ты привычно пытаешься задеть его любовь к второсортному дерьму, а он отправляет тебе фото своего недовольного лица на фоне экрана. Ты тоже кидаешь фотографию себя со средним пальцем. Джон тебе больше не ответил. Ты волнуешься. Волнуешься ни за Джона, ни за кого-либо ещё, ты волнуешься за себя. Когда ты перестал это контролировать? После случая в парке? После молчания? Твоё сердце сжимается, пока ты лежишь в постели, покрытый холодным потом. Осознание причин своей ненависти пришло к тебе пару минут назад, когда ты всего-навсего хотел уснуть. Ты не можешь не думать об Эгберте, он же твой друг, предпочитающий игнорировать тебя. Ты сглатываешь. Ты хочешь его увидеть. Очень сильно. На следующий день Джон соизволил появиться. Ты шваброй проходишь по полу магазина, потому что давно его никто не мыл относительно тщательно. Ещё более продуктивный способ — ползать по полу, но ты не согласен жертвовать шеей, спиной и ногами. Ты замечаешь за дверью очкастую рожу, заставившую тебя задуматься о смене подхода по программе «Эгберт смотри нормальные фильмы», ведь ты посчитал, что обидел его резкими высказываниями. Джон машет тебе и заходит. Тебя снова охватывает волнение. — Эй, я тут полы помыл! Стой на входе, — командуешь ты, опираясь на швабру ладонью. — Нам нужно поговорить, — Эгберт сначала мнётся, а затем пытается пройти по краю комнаты, чудом не наступая на стоящие там растения. Широкими шагами он преодолевает расстояние между вами. — Убери, блять, швабру. Ты хмыкнул и снял с неё тряпку, кинул в ведро, а саму деревянную палку ты оставил около входа в комнату отдыха. Ты стоишь совсем безоружный и полностью открытый для таинственного разговора. Ты уже догадываешься, что была за тема. — Каркат, ты же помнишь, что я уезжаю? Через три дня, — он запинается. — Мне нужно было закончить дела здесь, ты, наверное, моё последнее дело. Ха-ха. — И? — ты всё равно скептически настроен. — И, эм, ты знаешь значение глоксинии? — Чего? — ты пытаешься вспомнить и что-то приходит тебе на ум. Ты хотя бы вспомнил, что это цветок. — Допустим, и что? — Эм-м-м… — он берёт твои руки в свои и тебе так жалко на него смотреть, что ты даже не вырываешься. Господи, Эгберт сегодня по делу что-нибудь скажет? — Разве ты не понимаешь, к чему я веду? Глоксиния… Она… точнее всего передаёт мои эмоции к тебе. Чувства, да. Ты молчишь несколько минут, думая, ошибся ли ты в значении этого цветка? Ты воистину смущён. Неужели ты способен кому-то нравиться? А этот кто-то ещё и Джон Эгберт? Это фантастически тупо. — Ты троллишь меня? Если сейчас выскочит Дейв с камерой, я, блять, закричу. — Каркат, для меня это сложно. Мне пришлось выслушать психоанализ Роуз, чтобы хоть немного разобраться в себе, — он делает паузу. — Ты грубый, злой и в общем-то своеобразный парень, но этим ты мне и… наверное, симпатичен. Я хотел добиться твоего расположения, понимаешь? — Джон снова коротко думает о чём-то своём. — Мне никогда не нравились парни, Каркат. Я даже не знаю, как себя вести. Девушки любят, когда за ними ухаживают, а ты такие рожи корчил, будто я… Даже хер знает, в чём я мог провиниться. — Я ненавижу тебя сильнее всех на этом ебучем свете, — ты крепче сжимаешь его руки, чтобы он не вырвался. — Ты даже не представляешь, как меня разрывает изнутри от злости, такой, блять, злости, что ты игнорировал меня это время. Если бы ты сказал эту херню раньше, нам бы обоим было легче. И у нас было бы больше времени, долбаёб. — Прости, — Джон робко наклоняется к тебе, как забитая жизнью девчонка из романтических фильмов, ты только сейчас обращаешь внимание, насколько ты ниже него. Он замирает совсем недалеко от твоего лица, внимательно в него вглядывается, запоминает детали. Тебе уже надоело ждать этот «момент мужества», так что ты проходишь последние десять процентов, как в кино «Метод Хитча». Ты считаешь, самое время вспомнить об этом фильме, чтобы не потерять рассудок. Его губы шершавые, наверное, всё это время он кусал их, волнуясь. Ровно как и ты. Ваше соприкосновение губами, которое ни один нормальный человек не смог бы назвать полноценным поцелуем, было коротким. Это действие было для вас лишь знаком неравнодушия, таким неправильным и мерзким, что прежний ты поспешил бы сблевануть в ведро по соседству. Вместо этого ты стоишь так, словно тебя ударило током, не в силах сдвинуться с места. Ты видишь, как Джон шевелит одними губами что-то эгбертовское, ты даже не придаёшь этому значения. Он легко целует тебя в щёку и намеревается обнять, но ты вырываешься. Ты ещё не готов к объятиям. — Ты ещё придёшь, говноед? — наконец спрашиваешь ты. — Если хочешь, ха-ха. Я Джейд надоел ещё три недели назад. Ты хочешь выразить непонимание, зачем же он сюда таскался, но в твоём думательном котелке складывается паззл. Ты дебил. — Я уеду в девять утра, где-то около того. Буду рад, если придёшь ко мне, чтобы проводить. Ты киваешь. Кивок выходит таким, будто у тебя нервный тик, но тебя и правда немного шатает. Ты всё ещё держишь Джона за руку, потому тянешь его за стойку, ловко обходя ведро. Ты ещё успеешь его вынести. Ты достаёшь кроссворд и ищешь в нём чистую страницу, приглашая парня решить его вместе, за это время ты успеешь подумать. Остаток дня вы проводите споря, какие слова следует вписать в те или иные клетки. Ты в очередной раз по уши в земле. Джейд не пощадила тебя, свесив пересадку цветов, даже когда небезразличный тебе парень уезжает буквально на днях. Утром вы переписывались, так что ты уверен в его приходе, но тебе не нравится перспектива встречи с копанием почвы. Ты злобно выдыхаешь в сторону ростка, который ни в чём не виноват. Ты для этой встречи даже рубашку погладил! И вообще придумал новый образ, надев под неё футболку, не застёгивая. Даже так ты выглядишь как жалкий лох, но это детали. Через несколько часов непрерывного пересаживания цветов из маленьких стаканов в нормальные горшки, звенит бубенчик, даже не потому, что пришли покупатель или Джейд. В дверях стоит Джон. Джон Эгберт, признавшийся тебе в «глоксинии» буквально вчера. Господи. Джон подходит ближе, с интересом смотрит на пустые стаканчики. Ты выходишь из-за стойки, мычишь что-то приветственное, становясь перед ним. Возможно, объясняешь свои действия, но ты не слышишь сам себя. Ты хочешь положить руки Эгберту на лицо, когда он тянется к тебе, но тут вспоминаешь о рабочей одежде. Ты ссутуливаешься и пытаешься как можно быстрее снять хотя бы перчатки, на грязный фартук тебе уже всё равно. Ты небрежно бросаешь их на стол, заодно опираясь на него спиной. Пару секунд вы тормозите, однако Джон выходит из ступора и опять подаётся вперёд, касается своим носом твоего, находит тебя своими губами. Господи, вы сделали это, ты мысленно оплодируешь. Ты хватаешь своими чистыми ладонями его лицо, чуть касаешься пальцами уха, волос. Вы оба ужасны в поцелуях. Ты пытаешься отвечать, как видел в романтических фильмах, а Джон делает хер знает что хер знает откуда. Если Николас Кейдж стучался зубами с партнёршей, то это не лучший пример для подражания. Ты даже не знаешь, целовался ли Кейдж в фильмах, ибо ты избегаешь картины с его участием. Почему ты вообще думаешь о Кейдже во время поцелуя? Прекрати. Вы всё запороли. Вы отстраняетесь. Джон не выглядит столь несчастным после этого позора, как ты успел предположить. Даже наоборот: его глаза по-хорошему горели, а щёки и вовсе стали куда розовее. Ты думаешь, что как первый официальный раз вполне сойдёт. Чёрт. Ты вспоминаешь, что послезавтра его здесь не будет. Тебя одолевает лёгкая тоска по живому общению, но ты надеешься, что Джон продолжит писать тебе всякий бред. Эгбертовский бред. Сегодня у тебя один из двух выходных дней. Ты приглашаешь в гости Эгберта, потому что у вас остался один день, а он так и не был у тебя дома. Так как живёте вы, мягко говоря, далековато, ты предлагаешь зайти за ним и самолично довести до твоего жилища, чтобы он не потерялся. Поэтому ты натягиваешь брюки, отыскиваешь чёрную футболку с каким-то уебанистым выцветшим принтом, да вываливаешься на улицу. Тебе ещё идти и идти. Перед выходом ты заказал пиццу, потому что съедобного у тебя дома примерно ничего. Ты собирался что-нибудь приготовить, но когда позавчерашние макароны в пух и прах прижглись к твоей кастрюле, ты передумал. Оно, наверное, к лучшему. Ты стоишь около джоновского дома, ждёшь его выход. Заходить внутрь и знакомиться с его пекарской семьёй тебе итак не то что бы хотелось, а от кулинарного провала совсем настрой пропал. Джон всё же выходит к тебе и приветствует, однако ты замечаешь, как в окно на вас пялятся его родственники. Он просит это не комментировать. На улице вы идёте на расстоянии по довольно понятным причинам, но как только вы переходите порог твоего дома, ты чувствуешь, как Эгберт расслабляется. Вам обоим ещё тяжело принять в себе новые чувства, потому предпочитаете это не затрагивать. Каждый перейдёт свою зону комфорта тогда, когда он сам на это решится. Твой дом состоял из двух этажей, как почти все дома в округе. Ты тщательно прибрал весь завал — спихнул его в гостевую комнату, которую заперел на ключ. Обстановка и без хлама была какой-то до ужаса пугающей и мёртвой, но ты привык. Твой гость — как же давно ты не мог так никого назвать — похвалил владения, конечно, из вежливости. Ты знал, что ему лишь бы пространство было без выпечки. Вы дождались пиццу, выбрали то, что будете смотреть, а именно «Пятьдесят первых поцелуев» — заставил Джона ты, потом улеглись на диван. Сначала вы сидели на разных углах, хотя через некоторое время к тебе подполз Эгберт и уже валялся на твоих ногах, жующий кусок пепперони и ругающий фильм. — Признайся, ты просто не разбираешься в хорошем кино. — Мне просто жаль Люси! — Джон отдаёт тебе корочку от своего куска, ведь, по его словам: «Он не вынесет даже маленький пустой кусочек теста». А ты и не против. — Вообще, всех персонажей жаль. Я не знаю, где здесь романтика и комедия, одни страдания. — Чел, Генри каждый день влюбляет её в себя, в этом заключается ромком. — Звучит скорее как работа. Ему самому не надоело? — Блять, а тебе со мной в магазине сидеть не надоело? Ты прямо как Генри доёбывал меня ежедневно, — ты гладишь Джона по голове, путаешь пальцы в его тёмных волосах. — Только я, в отличие от Люси, всё помню. А жаль. — Не говори так, — возражает он. — Я рад, что ты всё помнишь. Джон подтягивается к тебе для объятий, предварительно сняв очки, ты вполне готов к этому шагу. Он кладёт голову тебе на грудь и обвивает руками поясницу, а ты пытаешься ответно схватить его за спину. Последний раз ты обнимался, кажется, классе в пятом? Ты тогда упал на площадке, а Канайя тщетно пыталась тебя успокоить. До конца фильма вы лежите в неловких объятиях, от которых вы оба до сих пор смущены. Вероятно, Джон даже засыпал, но каждый раз когда в фильме происходило что-то значимое он дёргался от твоих громких комментариев. После титров Эгберт поттягивается к тебе и шепчет, какая это была отстойная картина. Ты не согласен! Однако все твои аргументы распадаются, когда Джон касается твоего лица холодными пальцами, а затем целует тебя. Он полностью навалился на твоё тело, поэтому ты вынужденно обнимаешь его за талию, чуть кусаешь его губы, ведь он заслужил это. Вы здорово провели день. Пора проводить Джона домой… В последний раз. Утро. Уже чёртово утро. Ты надел свитер, ведь сегодня прохладно, а также взял с собой вчерашнюю футболку. Вы с Джоном договорились, что обменяетесь одеждой, как делают все парочки. Вы парочка? Ты не уверен. Но всё равно это мило. Ты подходишь к дому Джона и уже видишь стоящую на улице машину. Ты совсем не разбираешься в марках, поэтому не можешь опознать её. Предположительный отец возился с запихиванием сумок, а предположительная бабушка о чём-то разговаривала с внуком. Ты замечаешь, как из дома выглядывают Дейв, Джейд и эта третья девушка, имя которой ты так и не запомнил, жующие угощения. М-да. Ты стоишь поодаль от всех, скинув рюкзак на землю, спрятал похолодевшие ладони в карманы брюк. Ты немного взволнован. Бабуля Эгберта указывает на тебя рукой и машет, а он разворачивается и некоторое время стоит столбом. Ты кивнул старушке и распахнул руки, чтобы Джон наконец понял, что делать. И, кажется, он даже понял, потому что это бросающее тебя хуйло начинает шагать в твою сторону. Он крепко обнимает тебя, зарываясь носом в твои волосы. Ты отрывисто вздыхаешь, касаешься его напряжённой спины. Вам обоим трудно. — Как ты? — спрашиваешь куда-то в его рубашку. — Нормально. Мы же знали, что так и будет. — Ага. Вы стоите так не дольше минуты. Джон расслабляет хватку, поворачивается спиной к семье, чтобы чмокнуть тебя в щёку, а затем идёт за вещью. Ты тоже достаёшь из рюкзака футболку. Ты судорожно прижимаешь её к себе в последний раз, пока ждёшь. Ты видишь, как Джон смущённо смеётся в компании друзей. Дейв даже приспустил очки, но его лицо не выражало никаких эмоций. Девушки же улыбались, ты считаешь, это неуместно в подобный момент. Джон отмахивается и наконец возвращается к тебе, держа в руках синюю клетчатую рубашку, в которой он был на вашей первой прогулке. Вы обмениваетесь. Вы оба крайне довольны, хотя одежды вам, конечно, недостаточно. Вы какое-то время растерянно болтаете обо всём подряд, но когда отец Эгберта окликивает его, ты понимаешь, что это конец. Ваш месяц прошёл, большинство дней из которого ты вёл себя как мудак. Ты относился к Джону нормально только последние четыре дня. Ты позорник. Джон уходит, дабы попрощаться с остальными. Он обнимает каждого из своей компании, а они, хоть и отвечают, но не особо довольны. С бабушкой он прощается долго — ты слышал, как она желала ему всего наилучшего, просила побольше есть. Ты подходишь к нему в последний раз, когда он заканчивает. Вы стоите около автомобиля. — Если ты не будешь писать мне, я тебя найду и закопаю, где бы ты ни был, — говоришь ты. — Каркат, успокойся. Разве я смогу игнорировать такого крикливого парня? Моего парня, Каркат. — Ладно, — ты молчишь. Это могло бы тронуть тебя в иных обстоятельствах, но когда ты и твой, по всей видимости, парень скоро будете фиг знает за сколько футов друг от друга, тебе совсем не до таких откровений. — Всё, Джон, иди нахуй отсюда. Садись в свою поганую машину и гони в закат, точнее, блять, рассвет, а ещё точнее, в давно поднявшееся солнце. Садись давай, родитель сейчас без тебя уедет. Джон кусает губы и судорожно открывает дверь машины, заваливаясь внутрь. Закрывать её он пока не спешит. Он чего-то ждёт от тебя. Ты не знаешь, чего! Господи, какая неловкая ситуация. — Ну-у, улепётывай отсюда уже, твоя жалобная морда вызывает во мне желание броситься под колёса. — Спасибо за этот месяц, Каркат. — Чучело, прекрати быть таким сопливым, о боже! Мой парень должен быть мужественным защитником, а ты ебаная размазня. Соберись, мужик! — ты отходишь от машины, смотришь в сторону. Даже так ты чувствуешь на себе тоскливый взгляд. — Напиши мне, как доедешь. — Да, обязательно, — слышишь ты перед хлопком двери. Через окошко ты замечаешь, как Джон коротко разговаривает с отцом и автомобиль трогается. К тебе подбегает Джейд Харли, обнимает, пытаясь успокоить и так совершенно спокойного тебя. Ты стоишь как вкопанный, тебе только и остаётся, что махать вслед Эгберту. Он машет вам ответ. Дейв и девушка оказываются где-то позади вас, они обсуждают печенье, а ты смотришь вдаль. Ты снова остался один.