ID работы: 11655669

Ветряные астры сплетают лепестки

Слэш
NC-17
Завершён
62
автор
Размер:
53 страницы, 6 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Поделиться:
Награды от читателей:
62 Нравится 7 Отзывы 15 В сборник Скачать

Часть 5

Настройки текста
polnalyubvi — песня последней встречи В крохотном садике возле домика путешественника цветут сесилии. Чжун Ли думал, ему придется идти на утес Звездолова, чтобы полюбоваться этими удивительными цветами, но оказалось, что постоянное присутствие в доме двух анемо способно творить чудеса с окружающей их землей. Кому-то — эррозия и превращение гор в песчинки, а кому-то — душистые цветы под окнами, дурманящие своей сладостью. Несправедливость как раз уровня Селестии. — Наш сад скоро сравнится с оранжереей и садом Рагнвиндров в их городском поместье, — соглашается с его замечанием Итер, и, небрежно поправив в руках корзину с мокрыми вещами, проходит между там и тут взросшими цветами к растянутым между плодовыми деревьями бельевым веревкам. Долго встряхивает постиранное, выбивая влагу, развешивает, закрепляя прищепками, разнокалиберными, как и все в доме, а потом пару минут примеряется так и этак, явно пытаясь решить, сушить стихией или не тратить силы. В конце концов, усталость берет верх — Итер предпочитает махнуть рукой и оставить процесс высыхания на знаменитые ветра региона, а Чжун Ли выбирает себе кресло в тенистых кустах то ли жасмина, то ли еще какого-то растения, и устраивается со всем возможным комфортом, осматривая немного дикий, еще не облагороженный сад, своими окраинными кустами надежно закрывающий территорию от любопытства соседей. Мондштадт являлся одним из крупнейших поставщиков некоторых ягод и фруктов среди регионов. Сады плодовых деревьев чувствовали себя здесь лучше, чем где бы то ни было еще — неохотно, но Чжун Ли признавал, что в этом отчасти была и его вина. До него, большинство территорий Ли Юэ было таким же набором холмов и плоскогорий, каким теперь был Мондштадт; после вся эта земля приобрела совершенно новый рельеф и обзавелась эндемичным набором растений, животных и даже людей, ее населяющих. В Мондштадте не было ни прошедших сквозь тысячелетия профессий, ни схожего культурного наследия. Вопреки соседству, затапливаемая равнина, круто переходящая в высокогорье в районе склона Уван, надежно ограничивали передвиженье торговцев и путников, а катаклизмы, которыми славилась территория Ли Юэ в период войны архонтов, болезни, бедствия и множество падших богов, отвратили или погубили самых самоотверженных представителей рода людского. Самой большой проблемой Мондштадта тысячу лет были аристократы и драконы: первые норовили пленить кочующие племена муратанцев и заполучить хлеб и зрелища задарма, вторые старательно угрожали вообще всем на территории, которую изволили считать своей. Несоизмеримые для рельефа проблемы двух разных наций. Про внутренние разногласия следует стеснительно умолчать. Будь Венти сам по себе драконом, Урса и ему подобные даже дышать не смели бы в сторону этих земель, вот только Венти не был драконом, а Двалин был слишком молод, чтобы держать такую территорию, и на равных встречать драконье воинство в воздухе. Встреча с Дурином, мерзостью из бездны, обнажила эту слабость еще отчетливее, но — Чжун Ли винить его не мог. Страшась умертвить землю под собой, сдерживаться приходилось изрядно. В Ли Юэ хватало пропитанных кровью территорий, где по сию пору ничего сложнее травы и цветков-сахарков не росло. Попытка вспахивать дикие земли выворачивала на поверхность кости, доспехи и мечи, как будто почву Разлома ковырнули посреди пасторали залитых солнцем равнин. Дикое зрелище, отголосок прошлого, который больно бил в нынешнее время и по гордости, и по экономике — Ли Юэ территориально был всяко больше той же Иназумы, а вот развернуться экономически в процветающем регионе до конца не получится еще тысячу лет, если никакой новой стычки не случится. Впрочем, и под руками что Баал, что Вельзевул, проклятых территорий оказалось преизрядно. О некоторых островах тысячи лет не было ни слуху, Ватацуми продолжал чествовать иного бога, не подчиняясь захватчицам с летающего острова, а под Ватацуми лежала забытая, погребенная и проклятая Фанетом и всеми Лунами земля. Даже о Каэнриах сохранилось больше воспоминаний, чем об Энканомии, в которую путешественника не так давно пытались упросить спуститься. Чжун Ли был наслышан о многих его путешествиях — в конце концов, именно к нему Итер старался обратиться, наткнувшись на древности, древнее всех прочих. И если Венти не убедит любовника вспомнить о самосохранении, то путешественника ждет пара месяцев в совершенно безрадостном краю, полном теней прошлого и проклятых обитателей погребенных в толще веков земель. Перспектива более чем отвратительная, особенно когда под рукой имеется Разлом, в котором тоже все не просто. Причудливое место, аномальная зона, из которой Чжун Ли когда-то вытянул дух земли, и, придав камню форму дракона, нарисовал глаза, оживляя; Аждаха оказался так же проклят, как и все внизу, и с этим ничего нельзя было поделать. Сейчас начинало казаться, что он своими руками вытащил из камня остатки божества того мира, к которому никакого возврата не было, но в ту пору он сам себе казался могущественным дальше некуда и очень нуждался в военной силе, которую ему и предоставили на дружеской основе после. Безумие, шедшее бонусом к разуму из проклятых земель, явило себя отнюдь не сразу. Моракс помнил, как лучшие из его людей исчезли в темных переходах шахт, помнил, как выбивались из сил лучшие яксы и адепты, и как мерзость бездны полезла из шахт вверх по стенам, полетела даже в некоторых случаях. Тогда никакого ордена Бездны еще не существовало, а проклятых и обреченных на бессмертие под проклятием из-под земли вылезло на два ближайших региона. Каверна эта до сих пор сочилась мерзостью, а потому пришлось закрыть шахты и организовать барьер сверху. Все, кто лезли туда вопреки запретам, попадали под правило «чем больше идиотов — тем меньше идиотов», и Моракс, отошедший от дел, только плечами пожимал. Ветер доносит до него соблазнительный аромат мясного пирога, и мужчина отвлекается от своих упаднических мыслей. Успевает только еще подумать мечтательно, как хорошо было бы подрезать крылышки проворачивающей какую-то аферу жрице Ватацуми и затащить Итера в Разлом, для начала, а уже потом — к богам забытым землям подземелий Иназумы. Ирония судьбы, но у него вообще нет сомнений, что мертвые королевства, погребенные в толщи грунта и запрятанные в складках измерений Тейвата, могут иметь между собой вполне реальные проходы. Другой вопрос, сколько проходов стабильны, сколькие имеют физическое воплощение, сколькие не придется повторно прорубать в скалах и под водой. Пути Разлома уходили своими шахтами и коридорами глубоко под морское дно, и встретить там можно было такое, чего тысячи лет не встречали на поверхности. Достойная задача для любого искателя приключений, вот только не всем им Чжун Ли был готов даровать благословение и не за каждым следом согласится в самую гущу скверны идти другой бог. От этой мысли, тоже далекой от веселья, мужчина вздохнул. Хотелось чая. Чашечку или две. Еще следовало найти Аякса, отправившегося шнырять по поселению охотников, чтобы найти достойного соперника на поприще рыбалки, и повернуть мысли в продуктивное для их отношений русло. Гостевой домик, который им предоставили по прибытию, рискнул обернуться для них сплошной финансовой дырой, куда стремительно бы утекали деньги, но — сложилось удачно. Сначала об их процессию споткнулся кто-то из малочисленных капитанов Ордо Фавониус, потом, своими шутками и бахвальством, парочка шутников, капитан да Аякс, привлекли внимание Итера. Итера везде знали хорошо, и стоило Аяксу пожать бледному путешественнику руку и сообщить, что они притащили ему полезного и вот сейчас расплатившись доберутся и до него, как сотни тысяч моры превратились сначала в несколько десятков тысяч, потом конвертировались в какую-то совершенно аномально скромную плату, соразмерную предоставленным условиям проживания. А ведь почетный рыцарь только руки в бока упер и натравил на окружающих оружие массового поражения звуком по имени Паймон. Круговая порука или наука выбравшихся из Иназумы торговцев, но жители Спрингвейла учились делать деньги в той же агрессивной манере, что и заморские островитяне, и очень удачно на руку им сыграли полезные знакомства — иначе бы растратчиком в этот раз был назван совсем не ушедший на покой лорд Гео. Чжун Ли, проследив из-под ресниц за ушедшим за облака солнцем, неохотно поднялся с кресла. Итер давно ушел, пироги, судя по запаху, идущему по ветру, уже были готовы и ждали прожорливую благодарную публику. Мужчина отряхнул будто заколдованную липнуть грязь плодородных земель с подола и рукавов, оценил, как все упомянутое цепляется за высокую траву и цветы, и сам себе пообещал впредь носить что-нибудь менее национальное, но более практичное в своих поездках. Чинного шага тоже не получилось, не по неровной, наскоро уложенной тропинке, ведущей из крохотного сада, и мужчина, воровато оглядевшись в поисках свидетелей и наблюдателей, чуть нахмурил брови. Скал и камней в Спрингвейле было предостаточно, даже в самом лекарственном огородике при доме этого добра хватало, и спустя менее чем пять минут, сквозь садик прихотливо змеилась тонкая дорожка, с камнями, подобранными друг к другу так плотно, словно ее вырезали из цельной породы никак не меньше тысячи лет назад и утоптали еще при правлении Декарабиана. Маленький подарок на новоселье, реализовать который с подобной скоростью и дотошностью смог бы только он. Довольный собой, Чжун Ли отложил мыслью на другой раз прокладывание сквозь сад русла ручья для улучшения здешнего феншуй, а потом создание мостика через игривые воды. Польстил себе мыслью, что двойная стихия анемо в доме не обозначает умение обустраиваться, посетовал чуточку, что Итер так и не развил уровень контроля над Гео до свободного манипулирования вне поля боя, и, заложив руки за спину, решительно отправился обратно в дом, незаметно продлевая дорожку и дальше, до самого порога домика, заполучившего, незаметно для обитателей, весьма основательный фундамент. Предстояло еще позаботиться о пропитании возлюбленного, но… Если Аякс голодный — он найдется сам, а если уже нашел что-то интересное, то Чжун Ли не настолько глуп, чтобы отвлекать его равно как от нового заклятого друга, так и от старого доброго врага, или как там принято говорить теперь у смертных?

✧✧✧

Итер злился. Пока еще — не той жгучей злостью, что пробуждалась в нем от осознания какой-нибудь многовековой несправедливости, когда хотелось кричать, срывая горло, хвататься за меч и идти вперед, раскалывая скалы. Пока еще — он просто не понимал, что произошло, и как, когда оно успело случиться. Пока что он просто знал: что-то случилось. Что-то плохое. Ему не нужно было слышать развернутый разговор между Сяо и Венти — хватило тех фраз, которые были сказаны. Извинений, что не были приняты. Слов об убийстве — и признания справедливости такого исхода. Как будто сострадательный Венти решился бы принести кого-то в жертву, а Сяо, живущий собственным долгом и иногда даже получающий смутное удовольствие от общения с людьми, подчинился этому приговору, наплевав на возможные последствия. Иногда Итер думал: почему вокруг древних все всегда так драматично и быстро становится еще хуже? Почему-то не получалось припомнить ни одного из них, кто не имел бы трагической истории — любовной ли, дружеской ли — и чтобы эта история прошлого не давала метастазов в настоящее, всплывая спустя столетия неупокоенным чудищем? Еда не радовала ни видом, ни ароматом, ни вкусом — внутри у Итера не было ни мира, ни покоя, чтобы наслаждаться плодами рук своих. Он механически заварил чай, немножко подняв в памяти ритуалы заваривания Ли Юэ, ведь в доме неожиданно оказалось целых два создания, для которых процесс приготовления и подачи чая являлся национальным искусством. Остановился, потянувшись было, чтобы разлить чай на всех — и отставил греющий пальцы заварник подальше, сменив фарфор в руках на острый нож. Он разрезал пирог, и тут же не смог не посмотреть на него с отвращением — от запаха еды у него в горе ком встал. Каким бы вкусным ни был получившийся результат — Итера захлестывало отвращение к пище, а остановить безудержный поток терзающих мыслей было некому. И нечем. В обычное время, здесь бы уже крутилась Паймон, но именно сегодня она и носа не высунула. И хорошо — напряжения хватало и без ее попыток разобраться и желания прокомментировать. Подумав чуточку, Итер вытащил деревянную доску побольше и выставил на нее заварник, чашки, сахарницу, положил пару ложечек, выбрал пару кусков пирога посимпатичнее, прикрыв полотенцем, чтобы не остыло раньше срока, и, подхватив прихваткой недавно кипевший чайник с плиты, отправился наверх. Прилично выглядящих подносов в доме Итера и Венти не имелось, разделочные доски всех размеров заменяли их с лихвой, чем они и пользовались, совершенно не напрягаясь из-за подобных несоответствий. Чжун Ли, если захочет перекусить, знает, где взять тарелку и как самому себе приготовить чай, и уже успел получить от утомленного Итера разрешение не стеснять себя — в этом доме проще всего было брать необходимое самому, иначе ожидать традиционного для Ли Юэ и Иназумы церемониала встречи гостя можно было довольно долго. Слуг в маленьком домике не имелось, а стеснительные личности, жаждущие внимания хозяина и беседы за чаем, конкретно сегодня рисковали остаться и без чая, и без искомого внимания, и даже — без стоящей прямо на столе еды. Балансируя с грузом по лестнице, легко скользящий по гладким полам Итер уже собирался было ногой толкнуть прикрытую дверь в комнату, где они разместили Сяо и где Венти, покорно принявший вахту заботы, пока Итер хлопочет по дому, должен был взять себя в руки и позаботиться о нуждах яксы, если тому что-то потребуется, но замер, услышав явно давно уже ведущийся диалог. Кажется, пока его не было, разговор этих двоих перешел на новый уровень.

✧✧✧

Сяо ощущал вину, раскаяние и стыд снова и снова срывающегося на слезы бога, как будто они принадлежали ему самому. Он и раньше хорошо чувствовал эмоции других людей, годами обучаясь понимать и находить название тому, что именно он чувствует, но сейчас это было, как попасть под поток водопада. Венти ненавидел и одновременно боялся себя. Сказанное и сделанное тем вечером не давало ему покоя, мучило, вгрызаясь тревогой в находящийся в смятении разум. Вина пожирала его внутри, как описываемая лордом Гео коррозия пожирала воспоминания о прошлом у обитателей Заоблачного предела. Это было так сильно, что щемило сердце, но Сяо с неожиданным раскаянием осознал — ощущать, что кому-то из-за него больно так же, как в момент атаки кармы было больно ему из-за отвержения, удивительно приятно. Это был осознание, после которого его самого охватил жгучий стыд. Он всегда принимал тот факт, что рано или поздно умрет, возможно, от руки собственного господина, потеряв контроль, и надеялся лишь, что не навредит важным для него людям, да и вообще — людям. Теперь он обнаружил, что способен радоваться чужой боли, и это было… как получить удар под дых. Он не смог не встрепенуться, не смог не потянуться, когда концентрация вины, стыда и самоненависти достигла такого уровня, что стало чуточку коробиться принятое обличье. Лорд Анемо все силы до этого отдавал, чтобы поддерживать непривычную оболочку, и так опасно рисковать достигнутым прогрессом… Сяо, даже если уродливая тьма внутри него желала ударить побольнее, не мог позволить всему рухнуть. Хватило одного рывка, чтобы вырвать подрагивающего архонта из кресла, где тот скукожился, бессильно истекая слезами, и вжать его в себя, не понимая, что именно делать дальше и зачем он сделал то, что сделал. Понимая, что это правильно, и все же мучаясь сомнениями и чувством вины. Он гладил Венти по спине, пока тот не затих. Пока не устроился, вжимаясь лицом в грудь, безмолвно заливая все слезами. Пока не успокоился, похожий на горячий ком бушующей внутри энергии, способной призвать бурю даже тогда, когда как архонт так сильно ослабел, лишенный гнозиса. И только когда Венти затих не только внешне, но и внутренне, Сяо выдохнул и расслабился окончательно. — Я не сразу понял, что что-то не так, — прошептал вдруг Венти осиплым голосом со следами слез. Вина снова вырвалась лезвием, режущим кожу, и Сяо вздрогнул. — Ты не ощущался, как будто тебя пожирает карма, порезы появлялись изнутри, словно что-то рвалось из тебя, как из кокона, и Итеру достаточно просто быть, чтобы все рядом очищалось, я уже успел это проверить. Но что-то происходило. Что-то, чего я не мог понять и почувствовать, а я довольно неплох в том, чтобы ощущать тонкости. Венти поднял голову. У него был слабый, больной взгляд, и глаза цвета цветущего моря были полны боли и слез. — Прости меня. Прости меня, Сяо, прости меня за то, что я говорил тогда. Я так не хотел беспокоить Итера, так не хотел, чтобы в нашем с ним мире что-то менялось, чтобы что-то происходило, так хотел, чтобы все бури прошли стороной… Я бы не смог убить тебя, как бы ни грозился — я совсем не так силен, как прежде, и даже пожелай — с тобой мне было бы не справиться, тем более с твоей тьмой, если бы она пожелала вырваться. Я осознал, что тебе нужна помочь, меньше, чем через два часа, и Итер почувствовал, что что-то не так, когда я уже успел добраться до Ли Юэ и вернуться снова. Ты был похож на ком энергии анемо с примесями тьмы, и эта голодная тьма, она… — Она опорочила бы тебя скверной, свела с ума, навредила бы Итеру, возможно, даже убила бы его, — спокойно кивнул Сяо, уже давно успевший представить самый худший сценарий. От поселения Спрингвейла осталась бы мертвая пустошь, скверна убила бы Мондштадт, хлынув через реку. В городе на острове не осталось бы ничего живого и не искаженного, кроме самых сильных источников света. Монахини собора почти наверняка последовали бы в искажение вслед за своим богом, носители глаз бога стали бы следующими. Все, кто не успел бы скрыться, либо несли бы за собой ростки этой отравы, либо умерли при попытке к бегству. В конце концов, кончилось бы тем, что над городом завис бы летающий остров, и рядом с одним катаклизмом в виде замерзшей горы с ворочающимся во льдах созданием Кхемии, появился бы второй. Какое-нибудь мертвое море, если бы Селестия пожелала бы камня на камне не оставить. А может быть, вскрылось бы, что у Анемо Архонта уже нет Сердца бога, и тогда ненавидящего людей Андриуса прижали бы к стенке, выводя орудием кары против того, кто обезумел и сорвался с цепи. После этого Селестия покарала бы всех, кто утратил свое Сердце бога, и мир охватила бы череда казней, тем более показательных, что вместе с архонтами истребляли бы их верующих. Ли Юэ, Иназума, Сумеру, где про архонта ничего не слышали уже пять веков, Фонтейн, над которым летающий остров дрейфовал уже изрядное количество лет, оружием палача нависая над жителями в ожидании исполнения пророчества. Сяо видел, как и без того расположенное в недрах земли, восьмой регион, королевство без Архонта, отказавшееся признавать власть Семерки, Каэнри`ах ушло под землю глубже прежнего, канув в прошлом, запечатав за великими вратами все, что безумцы королевства призвали в мир вместе с запретным знанием. Жители, обращающиеся под действием проклятья в чудовищ, проклятые на бессмертие представители отдельных семейств, жертвующие собой рыцари всех подразделений, выводящие на передовые позиции самые новые технологии, самых больших и неутомимых автоматонов, пресекающие в своих рядах крамолу и упаднических дух, попытки предательства, нарушение инструкций… Он был опасен для архонта, пусть и бывшего, и, если бы что-то случилось — это была бы полностью его вина. Он был бы мертв, но его импульсивность могла очень дорого обойтись миру. Ему не следовало приходить. Да, теперь он нечто новое — он сам не знает, что именно он такое, что с ним сталось и почему так получилось, но… — Мне нужно было уйти с самого начала и умереть где-нибудь в другом месте, — прошептал Сяо. — Тогда бы не было столько проблем, не пришлось бы ни о чем сожалеть. Вы с Итером могли жить счастливо так долго, насколько это дано человеку, пусть и такому необычному, как он. А я не теперь, так после, обратился бы демоном, сильным, но вполне себе побеждаемым… — И тогда Итера послали бы устранять тебя, потому что кого, кроме легендарного Путешественника отправлять на передовую сражаться с неизвестной аномалией? — сердитый Венти вскинул голову и вытер мокрые глаза. Сейчас там не осталось вины, но была боль и ярость, и яркие глаза потемнели от злости. Сяо почти ждал порыва ветра, который выбьет стекла в доме и даст понять степень неудовольствия элементального лорда, но тот удивил, с глубоким вдохом беря под контроль эмоции. — Не будь я таким ревнивым и не будь во мне столь необъятной гордыни, я бы поступил, как настоящий архонт. Я бы продержался столько, сколько нужно, и мы очистили бы твои ветра сами. Я не бегал бы безголовой курицей из региона в регион, и думал бы не только о том, что кто-то, незримой тенью следующий за Итером, раздражает меня тем, сколько возможностей на личное счастье уже упустил. Я не следил бы за тем, как этот кто-то продолжает вслепую пытаться, когда я уже смирился с вековым равнодушием и сам едва успел ухватить свой шанс на взаимность. Я бы не метался между виной и попытками оправдать свои решения. Я бы не разрывался между тем, кого ждал сотни лет, и тем, кто покорил мое сердце своим милосердием и своей силой воли. Венти осторожно коснулся ладонями щек недоверчиво смотрящего Сяо, с болью на лице погладил чужие заострившиеся скулы. Два дня метаморфоз — Моракс сколько угодно мог успокаивать, что Сяо проходит свое обращение, как все нормальные адепты, с опозданием, но и так ничего исключительно плохого случится уже не может — не под колпаком из очищения, который Итер не снимал ни на секунду. Венти видел, что Сяо больно, и что-то, что он держал в кулаке сотни лет, противилось выбранному бездействию, подталкивая сделать хоть что-нибудь. Венти знал, что виноват, и хоть хотелось радоваться, что все кончилось хорошо, что Сяо преобразился и фактически приобрел ту силу, которой веками не мог обладать из-за всего, что ему пришлось пережить, но радоваться тому, что своим первоначальным решением предал все, что ценишь, предал того, кого любил так долго… Как барду, писать трагические баллады и сонеты про любовь ему нравилось. Что ему не нравилось, так это становиться героем трагических баллад и сонетов про любовь, как архонту. У них уже имелся в команде один архонт, который совсем не оправдывал титул архонта любви, даже если глаза бога методически выдавались именно несчастливым обладателям разбитых сердец. Очень многие пользователи анемо получали глаз бога тогда, когда отчаянно, всем сердцем желали свободы — но все равно выбирали свой долг взамен. Венти от своего долга бегал до тех пор, пока не стало совсем поздно, и, наверное, эта наивность относительно собственного права уклоняться от выполнения обязанностей архонта, являлась следствием именно что долгой жизни — смертные так не обольщались. — Вы говорите странные вещи, лорд Барбатос, — неверяще покачал головой Сяо, говоря так тихо, что, если бы Венти не мог, расстаравшись, слышать все, что было сказано ветру, он бы, наверное, даже не разобрал бы этих слов. — Спустя столько столетий действительно странно говорить вслух, что я не вынесу, если потеряю еще и тебя? — Венти вызывающе вскинул подбородок, встречая пустой взгляд Сяо, и чуть не окаменел, услышав в ответ: — Теперь уже поздно думать о таком, милорд. Вы любите Итера, Итер любит вас, и что к вам обоим чувствую я — не столь значимо. У кого-то вроде меня просто нет права быть третьим лишним в столь гармоничной паре. Я достаточно сообразителен, чтобы больше не следить за Итером сверх того контракта, который уже заключил в одностороннем порядке, поклявшись прийти на помощь, как только он позовет. Что до моих чувств… …Итер, замерший под дверью, чтобы вмешаться, если что-то пойдет не так, медленно развернулся и с самым спокойным видом спустился вниз, в кухню. Поставив доску с чайными принадлежностями на стол, он методично разобрал предметы и убрал все, что требовалось убрать, по своим местам. Плавно шагнувший в кухню Чжун Ли напрягся, встретив потухший взгляд золотых глаз, и безмолвно посторонился, когда Путешественник подался в открытые двери, тут же ступая по каменным ступеням, выложенным с особой тщательностью, хотя еще десять минут ранее подъем был деревянным. Вопрос «все в порядке?» застрял у лорда Гео в горле раньше, чем он смог издать хоть один звук. Дверь за Итером закрылась, и мужчина, поняв что-то, опрометью бросился вверх по лестнице.

✧✧✧

Ступени показались ему бесконечным препятствием, а их было всего лишь три. Не чувствуя ног, Итер все равно заставил себя идти вперед, преодолевая их с риском упасть и свернуть шею на любой из них прежде, чем нога коснется земли. Вот только никакого спокойствия это ему не подарило. В ушах продолжало шуметь, перед глазами все плыло, и как ему прежде удалось спуститься по лестнице со второго этажа, не упав и не переломав себе все кости, Итер и сам не понял. Каменная дорожка, которой он не помнил, стала отличным подспорьем. Не понимая, как и зачем он это делает, Итер опрометью бросился прочь по ней, и побежал так, что в ушах засвистел ветер. Только от одной этой мысли, о ветре, оцепенение Итера пробило, и неожиданно для него самого, из глаз брызнули самые жгучие слезы, какие он только помнил. Он ожидаемо споткнулся о камень, который угодил под ногу, стоило ему только сойти с заботливо проложенного пути. Стопу прострелило, он дернулся, не сумев подавить вскрик от неожиданности, и выставил руки, приготовившись если не перекатываться, то уж точно упасть с минимальной подстраховкой, как вдруг… Знакомый отзвук перемещения и тут же свист ветра — и он забился в хватке Сяо, как бабочка, попавшая в паутину паука. Надежно увязнувшая в паутине, у нее не было ни шанса на спасение, как и у Итера не было ни шанса вырваться из объятий. Чувство опасности вспыхнуло и угасло, когда все расплылось еще раз, а потом он обнаружил себя бережно усаживаемым на высоко наваленные кроватные подушки. Бросившийся к нему Венти встревоженно заглянул ему в глаза, напоролся на взгляд, похожий на кровоточащую рану — и прижал к себе, укачивая, шепча, что все будет хорошо. Сяо, пригладив слишком длинные для него волосы, отбросив хлесткие пряди за спину, сел на самый краешек постели с другой стороны, но, почувствовав на себе жесткий взгляд лорда Гео, забрался на кровать с ногами вновь. — Голова не кружится? — обеспокоенный, а оттого выглядящий строже, чем обычно, Чжун Ли измерил пульс рискнувшего привычно переместиться в пространстве яксы, коснувшись запястья молодого человека. Удовлетворившись цветом его лица и видом ауры, он отступил, касаясь тем же образом запястья Итера. И вот здесь картина была совершенно иной. — Я принесу чай и лекарство, но в ваших интересах сделать все так, чтобы этого не было, — поджав губы, мужчина выпрямился, сложил руки, спрятав кисти в рукавах, и удалился, оставляя троицу друг с другом. Он закрывает дверь, негромко прихлопнув для надежности, и в комнате остается только озадаченное молчание, когда два долгоживущих существа переводят взгляд на третьего, ощущающего себя так, словно его разбили и разметали по миру осколки. Итер помнил, что Венти говорил о своих ценностях. О любви к тем, кто проживет слишком мало по меркам практически бессмертного существа. О том, что он бы не хотел рисковать. В свете открывшегося, Итер видел — Сяо почти идеальный вариант. Венти любил его десятки лет. Десятки лет приходил на помощь — инкогнито, помогая по доброте душевной, тонко чувствуя, когда чужая жизнь балансирует на кончике иглы. Любое движение — и падение состоится. Чем мог соперничать с подобным Итер? Приключениями, которых бесчисленное число? Историей с Двалином, а после почти сразу же — с Осиалом, где Сяо еще и спас его по итогу? Итер не желал обманывать ни себя, ни других — он любил что Венти, что Сяо, и в эти месяцы жизни в Спрингвейле ему было хорошо. Он предпочитал думать, что он сам по себе теперь — Заблудший, ставший Обретенным, и все наконец-то будет как должно. Но вот теперь получалось что-то странное. Венти любит Итера и Сяо, Сяо благодарен Венти и любит Итера, Итер любит этих двоих — и все же, уравнение не сходится. Их трое, казалось бы, все взаимно — так и о чем думать? Однако же проблема явно была, и немалая. Сяо не готов, не хочет и не будет, а если Венти загнать в ловушку из выбора — что он на самом деле решит, каким будет финал? Итер боялся остаться одинок, но, когда вопрос вставал о выборе — меньше всего он желал, чтобы его выбрали по ошибке. В конце концов, он не из этого мира — нечего даже думать, что он найдет себе местечко, а не будет лишней деталью в картине до конца дней своих. — Если вы меня не примете — я пойму, — вот, что слышат оба его собеседника, когда Итер, облизав пересохшие до корок губы, все-таки открывает рот. — Я не посмею стоять между вами, если вы так давно тянетесь друг к другу. Я… Я отступлю, правда, ведь вы так давно знакомы, и у вас обязательно все будет хорошо, — он улыбается, а внутри горе и боль, крик без слов. Он не хочет оставаться один. Он хочет, чтобы его любили. Он хочет просыпаться в объятиях, слышать дыхание и ощущать тепло присутствия. Он хочет иметь возможность возвращаться домой, а не скитаться, скрываясь в чайнике. Нет, чайник был удобной вещью, в нем было уютно и хорошо получалось отдохнуть, когда реальный мир не располагал к отдыху в безопасности, но там… Там всегда могли заглянуть гости, даже если его нет, там останавливались на день, на два, на пару часов — побыть в одиночестве, подумать, прогуляться. Там могли прийти к нему, а могли не трогать его вовсе, но осознать, что это — дом, который крепость, уют, и всякое такое — упорно не получалось. Он не ощущал, что там он крепко стоит на ногах, что, если он захочет расклеиться — к нему не придут без вопросов ради утешения. Что маленькая трагедия не обернется гротеском с идеей набить кому-нибудь морду за его слезы и нежелание выходить наружу. В общем, пусть и благие идеи у окружающих, но головную боль это вызывало изрядную. Итер не хотел делать свою личную жизнь достоянием, а с Паймон в нагрузку… Шансов не было. Никаких. Он не заметил, какими взглядами обменялись между собой Сяо и Венти. Понял лишь, что что-то происходит, когда Венти приподнялся и поцеловал его — нежно-нежно, сладко-сладко, едва касаясь, стирая его слезы кончиками сухих тонких пальцев. А потом коснулся его челюсти — и отвернул лицо в другую сторону, и перед ошеломленно распахнувшимися глазами путешественника оказались глаза Сяо. Сяо, который коснулся его подбородка не менее твердо, чем до этого Венти — и Итер закрыл глаза, ощущая непривычное в касании чужих губ. Губы у Сяо оказались сухими, чуть более пухлыми, а уж его манера целоваться — все эти касания языком, влажные и сладкие, а клыки во рту, стоило чуть возжелать обнаглеть и проявить упорство… Волосы, которые Итер загреб в ладонь, силясь удержаться, слишком густые, слишком длинные, слишком плотные, непривычные. Сяо был в одних штанах, пока отлеживался в постели, и сейчас Итер ощутил, что сгорает, просто от того, что они прижимались друг к другу. Было сладко, но щемяще-больно, и он плакал сам не зная почему, а Сяо отрывался, чтобы сцеловать его слезы, давал отдышаться и целовал снова, и тело поддавалось желанию, пьянящему медленно меду ласки и удовольствию близости. Ловкие ручонки Венти нашли, где ослабить ему обычно с силой затянутый поддоспешник, где погладить бок, чтобы поднырнуть рукой под штаны и стянуть их тоже. Стоило только вжаться бедрами в чужую ногу, как Итер застонал, не удержавшись, и чуть не заскулил, когда сквозь белье тонкие пальцы скользнули между его ног, делая горячо и приятно, но так… так немыслимо стыдно. Сяо горел и он горел тоже. Венти целовал ему поясницу, придерживая длинную косу, готовясь оставить его совсем голым и покуситься на беззащитные тылы — кусаться бывший архонт любил с удивительной силой. — И вот это жадное, ненасытное создание готово было бросить нас, едва решило, что мы не придем к согласию — после стольких лет, он думал, будто бы мы окончательно разругаемся на почве общих… интересов. Ты представляешь себе, Сяо, до чего они там в своем мире сумасшедшие, если способны отказаться от сразу двоих любовников ради приличий попарного сосуществования? — голос Венти стал ниже и более хриплым, он крутился то за спиной у Сяо, оглаживая, ощупывая все, что угодило под руку, то возвращался за спину к Итеру. Сам он даже не задумался о том, чтобы оставить на себе хотя бы что-то — разделся первым, и после отказал в праве скрыть хоть что-то своим партнерам. Итер прерывисто вздохнул, понимая из всех слов хорошо если местоимения, и ухитрился расслышать скрытую за словами хищность — и задрожать от возбуждения. Это было так правильно — оказаться зажатым между ними, ощущая, как перехватывает дыхание — их стихии резонировали, ветра пели, и дышалось легко. По венам бежал мед чистого блаженства, даже перетряхнуло слегка, когда сладкое прикосновение друг к другу голой кожей все же состоялось. Сяо, такой вдруг повзрослевший, ставший выше, раздавшийся в плечах, соблазнял одним своим горящим голодом взглядом, и Итер понял, что кончит от одного касания, если его сейчас тронут, а Сяо в этот момент будет смотреть на него все так же. Мысли уступить, отступить, оставить Венти и Сяо сближаться, не мешать своим существованием — выдуло из головы, выбило, как пробку из бутылки игристого вина. Он смог лишь всхлипнуть, когда его обхватили рукой, слишком большой, чтобы принадлежать Венти, и почувствовал, что не удержался, как и предполагал до этого. Стало липко, теплое потекло к основанию члена — дрогнув пару раз, он уткнулся в плечо Сяо и зажмурился, когда длинные пальцы нырнули между ног, запачкали, потирая и массируя мошонку, а потом коснулись податливых мышц, проскальзывая внутрь до приятных мурашек легко, до мелкой дрожи, до напряжения, когда губы обхватили краешек его ушка, посасывая и немыслимо щекотно и приятно дразня кончиком языка изгибы. — М… Сяо, а ты когда-нибудь с кем-нибудь уже был? — голос Венти ввинтился в уши, когда Итер уже чувствовал, что еще немного — и он не выдержит, толкнет Сяо, заваливая на спину, и оседлает его сам. Он неохотно приоткрыл глаз, двигая бедрами — пальцы Сяо так приятно растягивали его внутри, до сладких искр внизу живота. Вопрос, считал Итер, интересный. Если Сяо с самого своего становления яксой был ограничен в контактах с другими, то и любовников, достаточно сильных, чтобы пережить его потерю контроля на пике удовольствия, было не так уж и много. Пахло это предположение девственником в их с Венти кровати — уж кто-кто, а бывший архонт святым не являлся никак, побывав и почтенным супругом, и отвязным повесой, на контакт идущим легко и с удовольствием. Он, в общем-то, и не скрывал никогда, что постельные утехи любит и всецело одобряет, тем более, когда они добровольные и удовлетворительные для всех участников. Сяо, оторвавшийся от шеи Итера, где не осталось ни одного живого места, одни только лиловые метки и покрасневшие окружья прикусываний, непритворно смутился и качнул головой. Глаза Венти блеснули, но все же он сдержал азартную натуру. — Первый раз проводить сразу с двоими — как-то неправильно, — постановил бард не без сожаления, и мужественно удержал в себе предложение оказаться обласканным сразу с фронта и тыла. — Уступлю тебе тренировку первого раза с Итером — он из-за нас слишком много слез проплакал, чтобы заставлять его думать и суетиться, а вот потом… Потом попробуем по-другому, если захочешь, — Венти многозначительно скосил взгляд на поджарые ягодицы яксы, и тот, поняв, чего от него хотят, мгновенно заалел. Итер, оставшийся без внимания, недовольно поерзал, прижался к Сяо, острыми зубками прикусывая торчащую косточку ключицы, тем самым привлекая внимание к своей персоне, и довольно замычал, когда его лихо уложили на спину. Мгновенно и без единой просьбы раздвинув коленки, перехватывая себе под ними поудобнее и нетерпеливо ожидая долгожданного проникновения, Итер хищно облизнулся — обсуждать что-то и обговаривать у него было ни сил, ни желания, только острая потребность наконец-то оказаться заполненным, и чем быстрее это произойдет, тем довольнее он будет. Сяо сглотнул, бросив всего один взгляд на это зрелище, и неуверенно обернулся на Венти, тут же чуть не подавившись — обнаженный архонт, не скрываясь ласкал себя, готовясь если не принять участие, то инициировать следующий раунд, и насладиться зрелищем своих любовников — а до именования их обоих так по полному праву, осталось совсем немного. — Если хочешь — я поведу, — не дождавшийся его, Итер чуточку растерял свой пыл, и сменил успевшую утомить позу. Сяо слегка покраснел, увидев, с какой нежностью и заботой он может смотреть, и словно зачарованный подался навстречу протянутым рукам, окунаясь в поцелуй и понимая, как чувствует себя корабль, терпящий крушение. Сила, которой невозможно сопротивляться. Только переламываться под ее давлением — и тонуть, не ведая страха смерти. Итер внутри оказался горячим и очень нежным. Он чутко откликался на каждый толчок, шептал в подставленное ухо и сладко стонал, ярко отзываясь на удовольствие. Сяо сгорал в нем, жмурился, ощущая нежную хватку вокруг собственной плоти, и ни секунды не жалел, что согласился услышать возмущения лорда Анемо прямо перед тем, как к ним ворвался господин Моракс. Не только Итер не задумывался о том, что существовать попарно вовсе не обязательно. Сяо о таких союзах слышал лишь в легендах, переставшими быть реальными историями задолго до его рождения. Однако это не означало, что такие отношения невозможны. Теперь они — сами себе доказательство, и только от них зависит, будет ли так всегда или же нет, и рано или поздно этот союз окончится тоже. Итер сжимает его в себе, и требовательно ищет руку, за которую сможет схватиться. Попадается ладонь Венти — и он втягивает его в поцелуй, больше не скрывая стонов удовольствия, всхлипов и мольбы, отрываясь только для того, чтобы сделать новый вдох. Он хочет кончить, пожалуйста, Сяо, сильнее, позволь кончить. Адепт горячо выдыхает в ключицу, принимает устойчивое положение — а потом его ладонь обхватывает ноющую плоть, и Итер быстро срывается на крик — сдавленный крик удовольствия, затмевающего способность думать и говорить, а потому лишенный имен и связности. Сливающийся с ним низкий рокот удовольствия Сяо переходит в высокий звук, человеческому горлу принадлежать не могущий, и бирюзовая вспышка анемо заставляет всех в комнату чуточку дрогнуть от неожиданности, когда над постелью неожиданно начинают бить воздух удивительно сияющие узорами, живые крылья. — Считаю возможность только смотреть, но не вмешиваться, преступлением, — вполголоса жалуется Венти, оценивший ошеломление на лице яксы, и осыпает поцелуями мокрое лицо еще не совсем пришедшего в себя блондина. Нависший над ним Сяо, мелко дрожащий от неожиданной боли и блаженства, но мужественно удерживающий себя на руках, тяжело падает рядом — и Венти получает полный доступ к их телам, ничем не прикрытым, мокрым и пропахшим близостью друг с другом. Бывший архонт помогает закрывшему глаза Итеру улечься удобнее, а потом переключается на переводящего дыхание Сяо, недоверчиво следящего за своими покорно складывающимися и раскладывающимися крыльями, блестя глазами. Странные дополнения к первой за тысячи лет разрядке, Венти согласен, что тут есть чему изумляться, но хочется, чтобы адепт вернулся к ним и головой, и другими частями тела. Желательно, минуя стадию слез — что такое вернуть крылья, которых был лишен, бог ветров знает не понаслышке. Сам Венти хочет сделать с ним все и сразу. Хочет целовать гладкую кожу, хочет облизывать рельефный живот, хочет отсосать ему, в конце концов. Он и раньше хотел с ним хоть что-нибудь, но намекать Сяо, который намеков в принципе не понимал, было все равно, что биться о стену. Теперь стена наконец-то пала, и благодарить за это надо Итера, а Венти может воспользоваться предоставившейся возможностью к собственному удовольствию — и к удовольствию Сяо. — Ну-с, успел подумать, только ли активная позиция тебе нравится? — Венти мурлычет, благословляя чуточку измененный облик — то, что раньше звучало флиртом мальчишки, наконец-то приобрело обертоны настоящего мужчины. Да и смотреть на мир с чуть большей высоты оказалось удивительно приятно, пусть не с его стихией и возможностями жаловаться на неудобный угол обзора. — Остановимся на активной, — Сяо ежится, видя его энтузиазм, и в этом жесте возвращается тот юноша, которым он выглядел столетиями. Венти невольно вспоминает первую их встречу, того истощенного, забитого мальчонку, каким Сяо выглядел среди всей свиты Моракса, и вспоминает то, что слышал из рассказов. О том, что архонт снов использовал Сяо, как личного убийцу. Талантами и неизмеримой силой юный адепт, украденный у родителей и искалеченный, не отличался, зато проворством и верткостью… Венти вздыхает о не случившемся раньше, и решительно склоняется для поцелуя. Он еще успеет испортить этого мальчишку, но сегодня больше всего на свете Венти хотел показать, как сильно он счастлив. У него наконец-то есть все, о чем он мог мечтать — дом, семья, его возлюбленные, одного из которых он ждал дольше, чем мог бы предположить, когда только начал засматриваться на нелюдимого стража, чьи ветра были полны одиночества. — В таком случае, я совсем не против побыть между вами, — пробормотал Венти, с удовольствием ловя выражение ошеломления на чужом лице. — Я в Итера, ты в меня. Будет непривычно вести всех нас, но ты справишься, — Венти хихикает над чужой растерянностью, и любуется этим новым для юноши лицом, тем, как тот сначала топорщит маховые перья, а потом приглаживает их обратно. Когда-то Сяо мог бы стать прекрасной птицей, но даже если его вновь лишат крыльев, теперь Венти знает, как помочь ему вознестись к самым звездам, не рискуя ни секунды пасть и разбиться о землю.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.