Иуду не целуют в губы

Скалл мчит на максимальной скорости, которую только может выжать из своего, лично собранного байка. Ему не хватает драйва во время выступлений — и он удовлетворяет эту потребность такими поручениями для мелких наëмников, где надо доставить вещь а в точку б за отрезок времени с. Скалл из всех курьеров самый дорогой, потому что работает быстрее всех и любит деньги. Скалл мчит на максимальной скорости, потому что хочет разбиться и не доехать до собрания, на которое неведомая — хотя почему это, вполне себе ведомая, будь проклят этот Кавахира, — сила тащит его во всю мощность его собственного пламени. Скалл рычал, упирался, расплавлял замки и защëлки на дверях и окнах, лишь бы не выйти на улицу, не оказаться там, куда он не хочет сам. Но всë равно он оказывался на трассе, мчась на высокой скорости под дождëм. В голове выло желание не доехать, что пыталось достучаться до отвлечëнного пламени, пылающего вокруг, везущего дальше на силе одной вероятности. Скалл хочет кричать, хочет врезаться в ограду-дерево-столб — но может лишь смотреть вперёд и выкручивать ручку газа до предела. Он почти — почти, слышите, ПОЧТИ — врезается в ворота особняка, но они пропадают за секунду до столкновения, оказавшись лишь материальной иллюзией. Скалл рычит-рычит-рычит, пока его тело горит фиолетовым, пока его тело по чужой указке идёт в конференц-зал и говорит писклявым криком. Скалл хочет содрать с себя мото-костюм, шлем и кожу, выцарапать глаза Кавахире, задушить его в тёмном переулке. Потому что он не хочет проходить через этот ужас снова-снова-снова-снова и снова, пока его шаманская душа не откинется, как откинулась когда-то Сепира. Скалл кричит уже сам, когда проливает на себя какао из разбитого пулей стакана. Этот напиток падает так же, как полоска стресса Скалла от одного единственного вскрика. Шоковая терапия, внушение от тумана и закупоривание пламени в себе, лишь бы никому не навредить. Скалл злится в себя, прячет злость под маской идиота, потому что почему бы и нет. Если не заметят этой маски, значит не суждено. А заметят, так начнут опасаться и не станут трогать лишний раз. Скаллу же лучше в любом случае. Даже если это лучше организованно Кавахирой. Луче, у которой в животе еле-еле теплится искорка молодого огня, смотрит на него старыми-мудрыми глазами этой демоницы Сепиры. Скалл хочет передёрнуть плечами, потому что Луче смотрит на него слишком пристально, словно шаманьей крови в ней не кроха, оставшаяся за три сотни лет разбавления, а добрые три четвёртых, если не вся кровь у неё насыщенно шаманья, под цвет их пламени. Скалл разрывает подушку в пух и прах, вместо того, чтобы улечься спать. Кавахира представил его как гражданского, и Скалл не может ему противиться, потому что он шаман второго поколения, а не первого. Скалл не может противиться, потому что он заклеймён предателем по воле своего же создателя. Скалл не может противиться, потому что он последний из вторых шаманов, последний из тех, кто создан руками и пламенем семёрки первых шаманов.

***

На приёме, где их представляют в качестве следующих Аркобалено, Скалл решает подпирать стену, но вновь теряется лишь только на секунду и оказывается танцующим с Луче. Луче, что хочет поблагодарить его за танец поцелуем в щёку, но Скалл не даёт, увлекая за собой в новый ритм. — Не целуй меня, милая девочка Луче. Иуд не целуют, целуют Иуды, — Скалл говорит это спокойно, и его прикосновения эфирны на коже Луче, что не мешает ему твердо вести в танце. — А двенадцать серебряников — это слишком большая плата для первого из библейских предателей, чтобы поцеловать семь человек. Ведь вы же не Божье воплощение, каким был тогда для людей этот шут Кавахира. — Скалл еле слышно смеётся, вспоминая, как они придумывали эту религию всеми детьми, конечно же, не забывая и «Иисуса». — Ах, точно, вы же этого не должны знать. Луче молчит, как и всегда рядом с ним. Её пламя течёт за ней шлейфом, оставляя в воздухе видимые искорки. Скалл щурится. И повторяет за ней, просто потому что это пафосно и немного забавно. Вайпер приходит к нему через полчаса, закончив, видимо, вытрясать деньги из людей почём зря. Скалл смотрит лениво на плащ и на клыки. Есть в Вайпер что-то привычно-знакомое, что-то, что Скалл знал когда-то давно, но до сих пор не может вспомнить. — Иуда-предатель? — Скалл дёргается и скалится в ответ на этот вопрос, но берёт себя в руки. Так его звал только один из апостолов-шаманов, Матфей. Остальные же говорили ему простое «Иуда», добавляя что-то к именам Первого облака и Фаддея. — Мытарь Левий? — Давно ношу имя Вайпер. — Я тоже уже давненько Скалл, а не предатель христианского бога. Скалл молчит в компании Вайпер, и это, на удивление, даже приятно. Уж точно приятнее, чем возвращаться к телу пятилетнего малыша. Не то чтобы Скалл жаловался. Он просто ворчал из-за того, что больше не получалось кататься на байке.

***

Скалл смотрит на Вонголу издалека. Может, конечно, и ближе на него смотреть, но не хотелось бы объясняться перед Реборном за излишний интерес к мальчишке. Потому что, ну, Скалл, хоть и Аркобалено, но точно так же он один из глав Каркассы. Не самое разумное решение, так подставляться, верно? Мальчишка вскоре находит его сам, благодаря своей чуйке. И они сидят на краю обрыва в лесу. Молчат. С зеркалами так обычно и поступают: молчат. Зачем говорить, если и без этого понятно абсолютно всё. — Жалко, что ты не мои небеса… -… я бы забрал тебя куда подальше, чтобы мафия не добралась до тебя и не разбудила в тебе лжеца. — Жалко, что ты не мои облака… -… я бы доверился тебе, несмотря на то, что ты уже отменный лжец. Это их единственная встреча, которую не видит мир мафии, и все сожаления о неслучившемся застревают в ней.

***

Скалл смотрит на своё вновь взрослое тело задумчиво, задумчиво же смотрит на пустышки, которые теперь не навредят ни одному человеку так же, как навредили ему. Смотрит на Аркобалено. В груди пусто, даже сердце забывает поддерживать видимость перекачки крови — потому что зачем существу из пламени оно вообще нужно? Скалл смотрит на Вонголу секунду, но ничего не ёкает. Его небес всё ещё не существует. Скалл хмыкает и уходит, пока все радуются, не обращая внимание на отсутствие воплей от облака. Возможно он сможет пару лет поспать в храме Атлантиды. может, за это время его небеса пойдут его искать или хотя бы родятся вновь.