Как Макар коллекцию детских украшений пополнил

Балетная выправка штырем торчала в ее позвоночнике, как у всех, кто много времени проводит на тренировках. Лицо светилось мягкой улыбкой и едва ли выдавало хоть каплю волнения. Она стоически переносила самые дурацкие шутки с какой-то даже учительской снисходительностью, старалась смеяться и выглядела уверенной — это могло сойти за правду любому неопытному обывателю. Нервозность выдавали только чуть подрагивающие пальцы. Первым (и моментально), это заметил Леха. Гаденыш. И в плане юмора — надо отдать должное, иногда, конечно, без зазрения совести струячил мимо, — но сегодня, сука, попал. — Анастасия, а вот Макару, как вы считаете, можно дать? Илья ее смущать не хотел, но в тот момент от неожиданности даже усмехнулся. Дать, блять. Ему. Насмешил, клоун. Правильнее было бы спросить, взял бы Макар. А он, черт возьми, взял бы. (Скользнул нечитаемым взглядом от не по-девичьи широких плеч к острым коленкам.) И не один раз. Даже интересно было, как она на такое хамство отреагирует. — Если каждому давать, то сломается кровать! — парировала Анастасия умело и ничуть не смутившись. До самого Макара положение дел на тот момент еще не доперло, а только лишь тихонько варилось на краю сознания. Да, она не вписывается в его стандарты красоты, и даже если отбросить возраст, она просто, черт возьми, не в его вкусе. Но есть в ней что-то такое… Странное ощущение возникло так же быстро и стремительно, как и пропало после съемок. А после съемок вообще много чего произошло. Почему-то безоговорочно, неожиданно и разом. — Нур, смари, — позвал Щербаков, тыча пальцем в окно. — Наконец-то снег пошел. Нормальный, мужской. А то эта слякоть бабская заебала. — И оба взорвались приглушенным смешком. — Да, это же общеизвестный факт, что дождь зимой именно из-за женщин идет. — Из-за женщин вообще много чего идет, — с видом философа вклинился Тамби, отгибая жалюзи и рассматривая валящие с ночного неба крупные хлопья, — войны, новости, холостая жизнь Макара — нахер — тоже идет из-за женщины, да, Илюш? — перевёл он ироничный взгляд на друга. — Пошли вы нахуй, — усмехнулся тот, застегивая куртку и оплачивая такси отпечатком пальца на телефоне. Макар ехал домой, прислонившись лбом к стеклу, как в какой-нибудь мелодраме. Кружащийся снег на фоне черного неба под играющую в наушниках Савичеву действительно придавал драмы и трагизма. «Отпусти меня, я умоляю» — и в груди все так взволновалось, как будто и правда только что бросила несуществующая девушка, убежала собака, которой нет, а соседка сверху до самого потолка затопила несмотря на то, что живет Илья на последнем этаже. Он так увлекся своими мыслями, что и думать забыл о сегодняшнем вечере. До поры до времени. Он же не предполагал, что додик Щербаков, будь он неладен, так увлечется сватовством, что, рискнув своей карьерой, репутацией и хрен знает чем еще, сунет листочек с номером Ильи Волочковой в сумочку. И уж точно не думал, что она той же ночью ему позвонит. Поблагодарит за съемку, за обходительность и много еще за что, и в самом конце разговора спросит: — Увидимся? Увидятся. Хоть сейчас Макар и не осознавал до конца суть вопроса, облокачиваясь плечом на холодильник и щурясь через темную кухню на часы на микроволновке. Мысль шла туго. — Илюш, я тебя разбудила, что ли? — суетливо опомнилась Настя. — Нет, Насть, ты что? — включился он, потирая переносицу, — Устал просто. С этой предновогодней суетой двое суток на съемках провел. Увидимся, конечно. Давай. — Говори адрес тогда, — было слышно, как она улыбнулась. Мозг почти спал, а потому не подал признаков жизни, пока Илья старательно диктовал номер дома, подъезда и этажа. Опомнился только после того, как попрощался и положил трубку. Сейчас? Это точно был не сон? Он с трудом пресёк желание позвонить и переспросить, но побоялся, что будет выглядеть полным идиотом. Илья наспех собрал захламляющие его холостяцкую берлогу вещи и скопом запихнул их в шкаф. Потом не спеша умылся и задумался — стоит ли идти в магазин? Из еды дома был только хлеб — да и тот скорее символический, чем съедобный. Зато в холодильнике стояло много пива и газировки «Доктор Пеппер». — Пора на диету садиться, — усмехнулся он себе, — пивную, конечно же, — и с характерным звуком открыв жестяную банку, сделал большой, освежающий и бодрящий глоток. Пора, но точно не сегодня. Услышав звонок в дверь, он понадеялся, конечно, что это курьер приехал раньше с ужином, но на пороге, увы и не увы, стояла Настя. В умопомрачительно дурацкой шубе. Фелониус Грю в женском обличии. Или top heavy — кажется, так это называлось со слов всезнающего Тамби; когда сверху объемно, а снизу — нет. Хотя, насколько он помнил, речь тогда шла за сиськи. Илья молча посторонился, пропуская ее в квартиру. Она молча шагнула внутрь, так обыденно и по-свойски, словно и была здесь не впервые, и вообще прожила в этом месте всю свою жизнь. Сама сняла верхнюю одежду, хоть Илья и протянул руки, чтобы помочь, и как-то без слов вошла на маленькую кухню, тускло освещаемую единственной лампочкой из вытяжки. — Если ты голодная, то еду скоро привезут, я заказал. — Ой, а я тоже, — выронила она искристый смешок, — наверное, один заказ надо отменить. Сию же секунду забудут за разговором. А следующие два утра подряд Макар будет давиться обветренной «Калифорнией» из холодильника и думать, что вот своим детям он никогда не будет запрещать выбрасывать еду, которая не нравится. — Будешь? — спросил он, кивнув на цветастую банку крафтового. — Буду, — согласилась Настя, усаживаясь прямо на кухонную тумбу, — только в следующий раз угощаю я. Ночь была удивительно спокойной. Тихий разговор мерно вплетался в вибрацию кондиционера и ровный гул проезжающих машин. В углу кухни, иногда подрагивая от нестабильного напряжения, неспешно шевелились две тени. И совершенно логично и правильно в какой-то момент одна потянулась к другой. Целоваться было совсем не стыдно, да и неловкость от разницы в возрасте начисто исчезла в первую же минуту общения, как если бы ее не было вовсе. Они проведут вместе еще не одну ночь, ища близости физической или духовной; будут самозабвенно предаваться ласкам, или всю ночь молчать в обнимку под глупый фильм. «Все-таки Москва — удивительный город», — думалось Илье на следующее утро. Город перемен, часто странных; стремительных и быстрых карьер; невообразимых, сумасшедших знакомств и связей. Смятая простынь еще хранила женское тепло на второй половине кровати, а подушка — запах цветочного парфюма. С пола у изголовья звякнул айфон. Не хотела тебя будить, уехала на такси. На кухонном столе — это тебе. С тех пор на запястье Макара появился девчачий браслетик с пластмассовыми фиолетовыми бусинами, под стать ожерелью. Список его контактов пополнился на одного замечательного и доброго друга на многие последующие годы. А Щербаков в тот день получил пинок под жопу за такие выходки.