Ирис и Красная Гвоздика

Майрон вздрогнул от неожиданности, когда услышал чей-то голос и шаги. — Ну, здравствуй, Саурон. «Неужели, этот смертный снизошел до такого бедного и жалкого майа, как я, не верится!» Майрон решил молчать и даже не смотреть в сторону короля. — Вижу, ты находишься в плачевном состоянии. «Вижу, ты так и не понял, что со мной делать» Майа улыбнулся уголками губ, когда вспомнил свои мелкие пакости в кошачьем облике. — Ближе к делу, — расслабленно ответил Майрон. — Ты ведь не пришёл сюда лишь для того, чтобы убедиться в том, что я не помер. — Это так. Мои советники хотят твоей смерти. «Как много у них общего с квенди и светлыми айнур"» — Многие хотят моей смерти. Но, как видишь, эрухини способны убивать лишь своих сородичей и придумывать оскорбления для меня. — Оскорбления? — Чтобы ты знал, моё имя — Майрон, что на языке квенди значит Восхитительный. И я попрошу назвать меня именно так. — Вряд ли благородные мужи Нуменора будут называть тебя так. — А разве мне нужно это? Их уважение мне ни к чему, их жизни не имеют смысла. Я прошу тебя называть меня так, потому что я признал лишь твою власть и более ничью. Слова майа пришлись Фаразону по душе. Ему нравилось, когда люди говорили о нём хорошее (хотя на деле это обыкновенная лесть) и преклонялись перед его могуществом. Майрон прекрасно видел эти рычаги давления и не стеснялся использовать их в своих целях. — Вот только благородные мужи Нуменора в последнее время осмелели. Видишь ли, жители недавно завоеванных земель бунтуют, — задумчиво проговорил король. «Хоть кто-то в Арде не потерял свою гордость», — хотел сказать Майрон. — Да неужели, — хмыкнул майа, продолжая рассматривать трещинки на стене. — Эти люди должны радоваться тому, что находятся под моей защитой. Нуменор — великая империя. И мои лорды предлагают направить к мятежникам армию, чтобы подавить восстание силой. Майрону стало смешно от этих слов, но он смог сдержать смех. — И я искренне не понимаю, как можно противостоять покорению новых земель, я же всё делаю, чтобы привести Нуменор к величию, которое и не снилось валар. Жалкие мятежник не понимают, что их положение — дар, они не пленники, они просто находятся под моей защитой, так всем будет лучше. И твой плен означает это же… Майрон только улыбнулся, он смог сдержать смех, хотя это оказалось крайне сложно. Он, между прочим, даже не планировал обращать на Фаразона внимание, но не получилось. Этот монолог показался майа смехотворным во всей его нелепости и глупости. Майрон всегда ненавидел таких ограниченных людей, а Фаразон твердо верил в свою правоту и искренне не замечал истины. И это смешно. Это даже выгодно. Если в голове пусто, значит, можно вложить в неё всё, что угодно. Кажется, Фаразон хотел выслушать мнение майа. На самом деле, он ненавидел Майрона, а потому боялся и желал любым способом заставить его страдать. Фаразон не мог смириться с тем, что в мире есть кто-то умнее, могущественнее и, в общем, лучше, чем он сам. А настоящее имя Саурона буквально означает «Восхитительный», признавать это королю совсем не хотелось, он скорее поплывёт воевать с валар, чем преклонится перед врагом. Но пришлось пойти на компромисс. Элендиль, его двоюродный брат, сын Амандиля, предложил использовать силы Саурона во благо — надо лишь заставить его взращивать силу Нуменора и преумножать богатства и знания. Саурон — один из древнейших жителей Средиземья, он точно знает достаточно, но обладает взбалмошным и премерзким характером, неудивительно, что эльфы терпеть его не могут. К тому же, он не признает авторитета валар, но это ещё что! Говорят, он отзывается об Эру так, будто тот самый грязный и презренный смертный. Поэтому Элендиль предложил постепенно ломать Саурона, потому что добро всегда побеждает зло, значит, у них получится использовать врага в своих целях. К тому же, чародей сам преклонился перед могуществом и силой короля и готов был служить Нуменору, а это упрощало задачу. — Ты… ты правда считаешь, что они правы?! Это же просто смешно! Пойдёшь на поводу у своих приближенных, и тогда мне совсем ничего не надо будет делать. Мятежники свергнут тебя, а меня освободят. Этого ты хочешь? Фаразон смутился, увидев улыбку майа. Точнее будет сказать, не улыбку, а злорадный оскал. — Вот и отлично, ничего с этим не делай. Пей, веселись, а возможно, завтра тебя казнят. Как тирана и узурпатора. И эти люди по-своему будут правы. Майрон, довольный собой, скрестил руки на груди и ухмыльнулся, ожидая, что скажет глупый смертный. А глупый смертный закипал от гнева, не понимая, как пленник может так с ним разговаривать. Не только слуги, но и влиятельные господа Нуменора никогда не смели перечить королю, а тут какой-то дерзкий остроухий чародей смеет так с ним разговаривать. Майрон знал, что вызовет своими словами гнев Фаразона. И не ошибся. — Раз ты мнишь себя мудрее меня, так предлагай, что мне делать, — с ноткой раздражения в голосе ответил король. Майрон усмехнулся. — А ты не знаешь? Ты же мудрый и великий король! Подумай. Это не так сложно. Майрон продолжал дразнить Фаразона, ему было интересно, до чего это может дойти. Это куда более увлекательное занятие, чем сон. Майа хотел, чтобы смертный умолял его о помощи, чтобы признал свою глупость. А Фаразона ужасно злило, что вначале Саурон говорил о признании его силы, а сейчас открыто над ним насмехается. Король Нуменора считал, что чародей просто без ума от его влияния и силы настолько, что готов отдаться ему, лишь бы получить немного той власти, которой обладает Фаразон. Хотя сам король как такового влечения к майа не испытывал. — Как ты смеешь со мной так разговаривать? Я король Нуменора, а ты презренный пленник! — Я владыка Мордора, волчий лорд, оборотень, лучший кузнец Арды, сильнейший чародей, подлейший и коварнейший соратник Моргота и просто восхитительный майа. Кажется, я всё же смею так с тобой разговаривать. Майрон с невинным видом пожал плечами. Уверенный в себе и своих словах майа победоносно смотрел на смертного, пока тот думал, как он может поставить на место наглого чародея. Но Фаразон хорошо понимал, что ему нужна помощь, ему почему-то казалось, что Саурон может предложить лучший вариант. — Послушай, я ведь нужен тебе, — снисходительно проговорил майа. —Может, я подскажу, как подавить мятеж, а ты меня выпустишь из темницы? Фаразон задумался. Что он, как король, потеряет, если выпустит Саурона? С одной стороны, чародей очень долго жил, у него точно есть опыт управления подданными, так как среди них были не только орки, но и люди. Саурон поможет ему с тем, как правильно использовать ресурсы колоний, он поможет ему привести Нуменор к величию. С другой, Саурон — враг. И хотя совет сошёлся во мнении, что стоит эксплуатировать силы чародея во благо Нуменора, народ явно этого не одобрит. Как не одобрил этого Амандиль. Многие говорили о том, как жесток и ужасен Саурон, вряд ли его так уж любят орки, наверняка они не захотели воевать за него и противостоять армии смертных, а чародей от безысходности склонился перед ним, величайшим смертным королём. — Значит, ты можешь помочь? — Конечно, — кивнул майа. — Я предлагаю тебе не вводить армии сразу. Во-первых, тебе нужно перенести внимание людей на какую-то другую проблему. Можешь эту проблему даже создать, но чтобы никто не узнал, что её создал ты. А дальше просто героически реши её, чтобы люди знали, кто их защитик. Или как ты там себя называл? Ну или улучши состояние колоний, накорми бедняков и сирот, это точно должно сработать. — Но... Разве народ не должен бояться и любить своего владыку? Майрон закатил глаза. — Тьма... Попробуй сначала то, что я предложил, а потом репрессируй их, сколько душе угодно, как будто я заставляю! Ты здесь принимаешь решения. «Тьма, почему я вообще пытаюсь помочь? Я здесь, чтобы разрушить Нуменор, а не заботиться о смертных. Ладно, Майрон, думай, что там делали эльфы и валар?» — Посмотрим, — Майрон закатил глаза и задумчиво продолжил: — Да, ты прав, страх куда сильнее любви, люди будут тебе подчиняться, если поймут, что твой гнев страшнее вражьего гнева. — А если предложенное тобой не сработает? — Во-первых, этими людьми движет надежда. И у них всегда есть лидер, который олицетворяет её. Так вот, я бы на твоём месте занялся поиском главного бунтовщика и его приближенных, а потом казнил бы. Для пущего эффекта казнь должны видеть люди, они должны знать, какая судьба постигнет тех, кто решит противиться твоей воле. Уничтожь их имущество, вырежи семьи… шантажируй? Просто воспользуйся головой по назначению! А чужие головы на пики. Это не так сложно. Фаразон задумался. Видимо, совет майа показался ему разумным. — Посмотрим, окажется ли твоя помощь такой же нужной, как ты полагаешь. Майрон надеялся, что в этот момент его выпустят. Он наконец вдохнёт свежий воздух и перестанет мёрзнуть в темнице, наконец смоет с себя всю грязь. Но у короля были другие планы. Фаразон молча развернулся и направился к выходу. Майа, не ожидавший этого, непонимающе поднялся с места. — Стой, я ведь ещё здесь! Я же помог тебе! Но смертный предпочёл игнорировать его. — Смертное отродье, - прошипел Майрон. Ещё через какое-то время его снова навестила королева. Свои роскошные наряды она и в этот раз скрывала под тёмным плащом. А из украшений на ней было лишь несколько колец. Дорогие, со множеством узоров и камней, кольца сами всё говорили за свою владелицу — она могла себе позволить такую роскошь. — Здравствуй, Саурон. — Майрон. Моё настоящее имя — Майрон. Сауроном меня называют эльфы, желая унизить. Майрон всё ещё злился. Он предпочёл не смотреть на королеву, Майрон думал, что его щёки покраснели от злости и возмущения. Он не хотел, чтобы кто-то видел его таким, особенно смертные. А Мириэль смертная, какое бы впечатление она ни производила. — Я… я прошу прощения, я не знала. — Ты правда думала, что я сам себя нарёк отвратительным вонючим мусором? Майрон всегда ненавидел, когда эрухини не понимали очевидного, а это именно такой случай. Мириэль раздражённо вздохнула. Она ненавидит, когда её заставляют чувствовать вину. — И как ты вообще сюда прошла? Опять. Мне казалось, сейчас он тебя ни за что ко мне не подпустит. Мириэль присела напротив майа, который с неким высокомерием смотрел на неё. Он всё ещё не понимал, почему эта смертная проявляет к нему интерес, почему она добра к нему? Конечно, ей что-то от него нужно, но что? Возможно, всё куда легче и королева ищет в майа утешения из-за неудачного брака. Это было бы настоящим разочарованием. — Почему ты так думаешь? — Здесь нечего думать. Он считает меня своей собственностью и не потерпит, чтобы кто-то даже смотрел на меня. — Королевская казна огромна, — пожала она плечами. — Я просто подкупаю часовых. — Серьёзно? — усмехнулся майа. — Не такие уж слуги Фаразона и надёжные, как он думает. — В этом, как видишь, есть свои плюсы. — Как скажешь. Ты ведь сюда не любоваться мной пришла, я прав? Ближе к делу. — Я лишь хотела удостовериться, что с тобой всё в порядке. Тебя никто не... не беспокоил? — Наш славный король нанёс мне оскорбление тем, что открыл свой мерзкий рот. Но я в полном порядке, если закрыть глаза на это недоразумение и ужасные условия. «С ним всё хорошо, он даже не понял, о чём я, — с неким облегчением подумала королева. — Радует, что Фаразон не приставал к нему» Да, Майрон несомненно враг Нуменора, но почему-то Мириэль не хотела, чтобы кто-то проходил через это. Даже если этот кто-то является врагом, никто такого не заслуживает. «Она правда считает, что я не смогу защитить себя? Жалкое зрелище» Мириэль так сильно хотела поговорить с чародеем ещё немного. Поговорить с Майроном. Он не знает её, не знает обычаи Нуменора. Майрон чужак и это делает его ещё более желанным собеседником. Он же может смотреть на неё без предрассудков, созданных эльфийским обществом. Нуменорцы так охотно в своём слепом подражательстве перенимают всё из культуры квенди, не думая, что действительно полезно, а что вредно. К тому же, Майрон такой загадочный, он так много повидал, так долго жил. Ему точно есть, что рассказать. Было очень любопытно. Но Мириэль не знала, как к нему подступиться. А что у него спросить? — Я… я ещё хотела спросить. Сколько тебе лет? — Сколько мне лет? — Майрон вопросительно приподнял бровь, посчитав вопрос несколько глупым. — Я старше Арды. Земля под ногами, камни, вода и деревья — всё это куда моложе меня. — Ого, я и подумать об этом не могла. Раз ты настолько древний, ты ведь знаешь, какой Аман? Ты был там? Амандиль говорил, что ты изначально не был злым, вот я и подумала, что раньше ты жил в Амане, как и все айнур. Майрона возмутило слово «злой», но он решил пока не поднимать эту тему. Слишком устал. Смертная считает его интересным собеседником, который многое может поведать, именно такого внимания жаждал майа. И это льстило ему. Майрон прижал ноги к телу. — Альмарен. До Амана был Альмарен. Майрон вспоминал зелёные луга, покрытые коврами из цветов. Да, сравнение довольно банальное, но цветов в таких местах было настолько много, что можно было спутать их с ярким большим ковром. Стволы деревьев были столь широки, что, казалось, птицы, устраивающие себе в них дупла, могли селиться семьями и жить в них несколькими поколениями. Животные ходили вместе с айнур, никого не пугаясь. А кузница Аулэ резко контрастировала со всем этим праздником жизни — каменистая, с огромным горном, который работал от лавы. Она текла прямо под ногами кузнецов и своей силой питала это место. А обитель Манвэ, естественно, сильно отличалась от всех иных построек — король Арды любил возвышаться над остальными, поэтому подобие дворца, больше походившее на гору, устремлялось вверх. Пик, естественно, был закрыт облаками (что давало Майрону право на непристойные шутки о том, чем там на самом деле занимается Манвэ со своими майар). Мириэль увлечённо слушала рассказ майа, рисуя в воображении невероятной красоты пейзажи. Альмарен представлялся ей далёкой и оттого прекрасной сказкой. Королева редко покидала замок и отчего-то ей бессмертные земли казались невообразимо красивыми, такими красивыми, что даже представить сложно. — А потом… — Майрон ехидно улыбнулся, — валар решили, что им нужно новое пристанище. И создали они Аман, по красоте своей уступающий Альмарену. — Но зачем? — Видишь ли… — Майрону не хотелось сейчас выставлять Мелькора в дурном свете, поэтому он решил подать эту информацию немного иначе. — Светила были разрушены. Эти слабые самоцветы освещали лишь Альмарен, а Средиземье существовало во тьме и мраке. Лишь так можно было обратить внимание валар на остальной мир. Дело в том, что им нет дела ни до кого. Кроме себя. Методы Мелькора были грубые и в какой-то степени жестокие, но действенные. — Ты так интересно об этом рассказываешь, — улыбнулась Мириэль.— А Моргот правда был злым, жестоким и ужасным? Амандиль говорил, что он не умел любить. — Что за вздор? — щёки и кончики ушей майа порозовели от возмущения. — Мелькор не любил эрухини и светлых, не спорю, но своих союзников он уважал и ценил, а в мелькорохини души не чаял! Я знаю Мелькора лучше всех, не то что какие-то Амандили. Кто этот подлец? — Правда? Постой, ты сказал, что знаешь его лучше всех, значит, вы... дружили? — Поначалу. Но затем наши чувства переросли в нечто иное, нечто более личное. Если выражаться понятным для эрухини языком, я возлюбленный Мелькора. Затем мы, правда, стали супругами, чтобы быть полноправными владыками Утумно. Естественно, я его лучше всех знаю. — Никогда бы не подумала! — искренне удивилась королева. — И никто не осуждал такой союз? Просто… у нас так не приятно. Майрон ожидал такую реакцию, поэтому, пожав плечами, продолжил: — Конечно, на фоне валар и их эруугодных браков наша пара смотрелась… непривычно. Некоторые осуждали нас, куда же без этого. Но я уверен — и Манвэ потрахивал своих майар, особенно Эонвэ, своего верного глашатая, идеального и доброго майа, от идеальности которого меня тошнит. Мириэль скрестила руки на груди, ожидая нового монолога. Раз уж Саурон заговорил про этого Эонвэ, то ему есть, что сказать. — Великолепный, неповторимый Эонвэ, — майа специально начал кривляться, будто бы изображая тех айнур, которые восхваляли глашатая, — Эонвэ первым пошёл в Средиземье и начал что-то делать, Эонвэ такой благородный и милосердный, Эонвэ окружён светом, как будто он исходит из него, как будто Эонвэ состоит из света! Эонвэ то, Эонвэ сё! Королева слушала внимательно, не отводя глаз от активно жестикулирующего майа. — Ненавижу! Это всё ложь, всё, что они могут сказать, так это плохую ложь, — в праведном гневе выкрикнул Майрон. — Первым был я! Я жил в Средиземье, развивал орков, заботился о волчиках, стал самым могущественным чародеем, и ради чего? Чтобы какая-то шваль отключила мозг и начала тупо славить Эонвэ? Между прочим, этот недопетый любил измываться над майар, которые ниже него по статусу или являются пленниками. А ещё он такой твердолобый, что головой своей может пробить стену! — Мне кажется, ты преувеличиваешь. — Ох, видишь ли, — продолжил майа, перенося внимание с ненависти к Эонвэ на недоверие Мириэль, — я хорошо знаю этих героических героев. Чем лучше они кажутся на людях, тем глубже они прячут своё гнилое нутро. Такие глупцы лгут людям и себе, не признают свои отрицательные качества, выдавая их за положительные. Да они в чужом глазу соринку видят, а в своём бревна не замечают. Меня уличали в том, что я перестал видеть в валар личностей, а сами уличавшие считали Мелькора за злобное зло и убийственного убийцу без конкретных целей и точки зрения. Идеала не существует. Эрухини то, или айнур — у всех где-то глубоко в фэа есть гниль. И кто-то принимает её, учится с ней жить и направлять в выгодное русло, а кто-то… а кто-то светлый айну или эльф. — Ох, очень жаль, что люди любят таких, как Эонвэ. Мне ли не знать… «Нуменор мало чем в этом плане отличается от Амана», — подумала королева. — Да, он же пустышка! Вот, видишь, я хоть и злое зло и самый ужасный майа, но я хотя бы честен с собой. Да, я часто совершаю плохие поступки, вроде убийств, я часто обманываю, но ведь я это признаю, у меня есть свои цели, не от хорошей жизни я бежал из Амана, от хорошей жизни не сбегают. Я сражаюсь за то, что мне дорого. Ведь и во мне и в Мелькоре есть что-то хорошее, правда? Нет исключительно злых или добрых айнур, так не бывает, обязательно нужен баланс. Он импонировал Мириэль. Этот древний и такой интересный майа мог рассказать ей обо всём на свете. Он такой нетипичный, Мириэль никогда не видела таких людей. Этот майа рассуждал совсем иначе, не делил всё живое на чёрное и белое, в его глазах мир был скорее серым, само его мышление, его смелые рассуждения — всё это такое новое и привлекательное в своей нетипичности. Майрон. Такое красивое имя. Кажется, с эльфийского это переводится как Восхитительный. Его знания и правда вызывали восхищение. Тар-Майрон. Находясь за решёткой, одетый в лохмотья, он был куда мудрее и царственне Ар-Фаразона. Да и какой из последнего король? Самодур и узурпатор. — Майрон, а ты знал Гортхаура? Майа недоумевая взглянул на Мириэль. И тут его осенило — нуменорцы считали, что Саурон и Гортхаур — разные майар. Они ведь считали, что Гортхаур — слуга Моргота, повелитель волков и чародей, а Саурон… Майрон не знал, почему эти люди не могут воспроизвести элементарные мыслительные процессы и понять, что все эти имена принадлежат ему одному. — Да, ведь Гортхаур — это я. Поверь, у меня достаточно имён. — Ой, я не знала. В книгах… — В книгах многое написано. Но стоит проверять знания несколько раз, в особенности, чужие. Этим мы с тобой отличаемся от детей. Разум детей пластичен, ими легко управлять, дети верят всему, ровно как и инфантилы, коими являются квенди. Но мы с тобой можем критически мыслить — подвергать знания сомнениям, с целью поиска правды. Пользуйся этим даром, ведь он дан тебе самим Мелькором. Мириэль не до конца понимала, о чем говорил майа. Ей нечем было ему возразить, но и поддержать беседу она тоже не смогла. Не было столько опыта. И чтобы как-то избавиться от неловкого молчания, из-за пазухи она достала ломоть хлеба и пару фруктов. — Прости, на сегодня это всё, — виновато улыбнулась она. Майрон благодарно принял пищу. Часовые только иногда бросали ему какие-то помои, объедки со стола или гнилую еду, так что жаловаться на спелые и сочные фрукты и свежий хлеб он не мог. — Неплохо. Благодарю, этого достаточно. Мириэль улыбнулась. У неё никогда не было настоящего друга, может этот странный майа может стать им? Майрон не только поможет ей отомстить, но и может стать ей верным другом. — Но могу я тебя кое о чем попросить? — спросил майа. — Да, всё, что угодно. — Прикажи вырезать язык часовым, — совершенно серьёзно сказал майа. — Они грубы со мной, обращаются ко мне последними словами. Помимо этого, они морят меня голодом и скармливают всякий мусор, а также шутки ради направляют на меня копья и факела. На твоём месте я бы их вообще казнил. — Мне очень жаль, — Мириэль опустила взгляд, — но у меня нет никакого влияния. — Но ты королева! — недоумевающе посмотрел на неё майа. — Да… Это напоминание было слишком болезненным для Мириэль. Она всё ещё не могла смириться со своим бессилием и одиночеством. — Однако, я ничего не могу сделать. — Очень жаль, — холодным и недовольным тоном ответил майа. — Что же, мне пора, постараюсь прийти к тебе, как только смогу. Обещаю, что скоро принесу ещё еды и попытаюсь поговорить о часовых с королём. Последнее предложение оживило Майрона. Он придвинулся к Мириэль, которая собиралась встать и уйти. Майрон взял её за руки и заглянул в её большие тёмно-синие глаза, цвета лучших сапфиров: — Спасибо, Мириэль, это лучшее, что ты можешь сделать, я так рад, что ты неравнодушна ко мне и моим капризам! Майа выглядел благодарным, как ребёнок, которому подарили красивый и блестящий камушек. Впрочем, люди одарённые надеждой выглядят точно так же. Майрон сложил ладони вместе, и Мириэль, улыбнувшись, на прощание кивнула ему. Когда Мириэль ушла, Майрон разжал ладони. Кольцо. Он незаметно снял кольцо с её пальца. Тонкое и серебряное, у эльфов оно считалось обручальным, а раз нуменорцы переняли культуру эльфов и Амана, значит, Майрон не прогадал. Для ритуала ему бы понадобилась кровь самого Фаразона, но это осуществить было проблематично, поэтому даже кольцо сгодится. «Обручальное кольцо должно связывать мужа и жену до скончания времен, или как там говорят квенди? — подумал Майрон. — У короля и королевы есть прочная эмоциональная связь, через эту женщину я смогу воздействовать и на глупого смертного. Какой же я умный!» Майрон улыбнулся своей же гениальности. Острыми клыками он прокусил до крови кожу на указательном пальце и принялся чертить символы, значение которых знал только он. Вернее, это были эльфийские буквы, но язык был совсем иной. Тот, что Майрон сам разработал и назвал чёрным наречием. На нём он должен был общаться со своими преданными кольценосцами. «Я предупреждал его о том, насколько я могущественный чародей, но он решил не прислушиваться ко мне. Что же, пускай. Придётся мне немного нарушить планы Ирмо» Величайшим чародеем называли майа Майрона, оборотня, который умел изгонять фэа из роа, менял небосвод по одному своему желанию. Чародей вызывал пламя, которое было куда разрушительнее пламени драконов, его могущество было столь велико, что он мог воздействовать на всё, до чего только коснётся. И пока иные айнур в своей магии взывали к Эру и пели, Майрон стоял на уровень выше — он мог творить свои чародейства, не вызывая к Эру, ибо знал, что сила и мощь исходит из него самого, а не из творца и его помощи. Могли так и айнур, и эльфы, однако, отвергнув Тьму, отвергли они и свободу мысли, ибо создатель отвечал лишь на те молитвы, которые были угодны ему. Майрон решил через предмет воздействовать на человека, и если королеву это заденет незначительно, то глупому смертному придётся куда хуже. Мириэль просто потеряет сон на одну ночь, зато на Фаразона обрушится весь гнев майа. На следующий день король Нуменора навестил пленника. — Твои советы показались мне и правда мудрыми и действенными. Майрон улыбнулся. — Приятно это слышать. Он поднялся на ноги и подошёл к Фаразону. Пока их отделяли только решётки темницы. И Майрон ждал, пока глупый смертный что-то скажет. Король выглядел истощенным, будто ему всю ночь снились кошмары. Беспокойный взгляд выдавал все его мысли. Майрону оставалось только услышать то, что он хотел донести до короля при помощи своей магии. — Саурон, ты можешь оказаться полезным союзником, — эти слова дались королю нелегко. «Да неужели, — усмехнулся про себя Майрон. — Надо лишь наслать на него кошмар — и Нуменор принадлежит мне» — Да? Я польщён. И рад тому, что король прислушался ко мне. — Мне было ниспослано видение. И благодаря нему я понял, насколько ты необходим Нуменору. На деле же, то был дурной сон, который Майрон наслал на него. В том кошмаре Нуменор был охвачен огнём, орки вместе со всеми народами, что поработил Фаразон, жестоко расправлялись с нуменорцами, бросали в море все богатства, а чудовищные крылатые творения чародея, извергая изо рта пламя, разрушали всё на своём пути, их огонь способен был расплавить даже камень, но это не самое страшное что увидел Фаразон. Он был закован в кандалы, его пытали омерзительные слуги Саурона, а сам чародей восседал на нуменорском троне с королевой. Сон был слишком реальным, настолько реальным, что даже ужасная боль не могла пробудить короля. — Поэтому отныне ты не пленник. Твои слова мудры, к тому же, мой советник сбежал из дворца, едва ты ступил на нуменорские земли. Майрон усмехнулся. — Слуги валар, что с них взять!