Поглощение во тьму

Тобирама держит его крепко и не хочет отпускать. Сердце колотится как бешенное, в ушах звенит, все происходящее точно какой-то сюр из баек шиноби, но именно он сейчас стоит вне видимости поля боя и держит в руках медленно рассыпающегося Изуну. Какой урод решил, что воскрешать младшего брата Мадары чертова гениальная затея? Увидь он его сейчас, это война бы точно никогда не закончилась, Изуна бы служил тяжелым болезненным воспоминанием, из-за которого бы отомстить хотелось в разы сильнее. И Тобирама бы даже понял, он и сейчас кончиками пальцев ощущает всю ту ненависть, которая бурлит в нем, когда Изуна переводит на него непонимающий взгляд. Пусть он и был воином, одним из самых сильнейших шиноби, как говорят их потомки, но даже он бы не выстоял перед взглядом этих родных прекрасных глаз. Уж особенно после того как он убил его собственными руками. *** Они с Хаширамой почувствовали его чакру еще из резиденции Каге, когда их воскресил тот глупый мальчишка. И пусть главной проблемой для всех сейчас являлся Мадара - Хаширама все равно понимающе кивнул, сказав, чтобы тот не задерживался. И Тобирама знать не хотел, откуда его брат в курсе всего, сейчас это не имело никакого значения. Ему просто нужно было отменить технику воскрешения на Изуне и тогда они смогут избавиться от множества проблем. По сердцу скребло, он ощущал себя в чертовом замкнутом круге, в котором раз за разом проживает тот злополучный вечер, когда младший Учиха скончался. Он был готов, что ему придется сделать это вновь, но внутренне содрогался от мысли о повторе их судьбы. Изуна наверняка был в ярости, возможно и сам искал его, чтобы взглянуть в глаза того кто предал и оставил. Но он точно никак не ожидал встретить Изуну, который бы скучающе бродил между стволов деревьев. Который, увидев его, тепло и ласково улыбнется, вместо того чтобы нападать. - А я все думаю, где же тебя носит? - говорит Изуна, не отводя своих красных глаз от лица бывшего врага. Тобирама думал, что сможет сделать это быстро, всего лишь обездвижить его и отменить технику - дело пяти минут, но сейчас он стоит напротив него и думает лишь о том, что как же ему больно видеть этот взгляд. - Тобирама. - Давно тебя воскресили? - не медлит он и Изуна фыркает, скрещивая руки и опираясь на ствол дерева. - Вот так сразу? - А чего ты ждешь? - А чего я могу ждать? - Хватит отвечать вопросом на вопрос. Изуна вздыхает. - Около часа назад, может, чуть меньше. - Тобирама чему-то кивает у себя в голове и Учиха поджимает губы, заставляя кончики улыбки как-то уж слишком нервно дрогнуть. - Я знаю, что происходит. - он ловит взгляд таких же красных как у него глаз и едва заметно усмехается. - Мадара воскрешен, и меня надо полагать, воскресили за тем же. - Идиоты. Тебя нельзя было воскрешать. - Почему это? - он усмехается. - Потому что- - Я прямо такую опасность без сил представляю, просто ужас во плоти. Сенджу подходит ближе, игнорируя слова о беспомощности. Изуна все так же стоит на своем месте и чем ближе он подходит, тем выше младшему приходится поднимать глаза, пока в какой-то момент он не отводит взгляд, вжимая голову в плечи. Изуна всегда шутил про их разницу в росте, говорил, что она ему безумно нравится, сейчас, Тобирама ощущает только горький осадок от этих воспоминаний. Когда он, наклонившись, смотрел в медленно гаснущие глаза, ощущая как по рукояти меча бежит чужая кровь. - Потому что ты самое больное воспоминание для нас обоих, - Изуна удивленно смотрит на него и Тобирама, чувствуя его сбитое дыхание, продолжает. - Если ты ринешься в тот бой, Изуна, эта война резко станет исключительно личной. Никому уже не будут важны былые мотивы, даже мне. - Вот значит как. Это было откровением для него, сродни признанием в любви. При жизни они никогда не поднимали темы о своих чувствах, оба знали, что близки и как будто говорить об этом лишний раз не было смысла. После смерти Изуны Тобирама запер все эти чувства внутри себя, то тепло, что в нем разжег младший Учиха он погреб под айсбергами, не желая больше никогда и ни с кем ощущать чего-то подобного. Потому что так же уже никогда и не будет. Они стоят друг напротив друга в каких-то незначительных сантиметрах, Изуна смотрит на него вскинув брови в удивлении. Он знает этот взгляд, знает что означают его нахмуренные брови, тонкая складка между ними, знает эти горящие пламенем глаза. Он аккуратно кладет ладонь ему на щеку, поглаживая большим пальцем красную полосу. - Ты почти не изменился, знаешь. Ты все такой же: сосредоточенный и хмурый. - Это сейчас... - Будто я никогда и не умирал. "Что было в прошлом - уже абсолютно не важно" - почему-то именно это говорит Изуна, когда Тобирама наконец стискивает его в крепких объятиях. Младший сам виснет на нем, обнимает за шею, прижимается ближе. Чувствует, как широкие ладони бродят по его телу, прижимают к себе, зарываются в копну волос и притягивают Изуну для смазанного поцелуя. В щеки, в скулы, губы. Тобирама просто целует его лицо куда придется, не заботясь о том насколько это удобно. Изуна отстраняется, лишь для того чтобы обнять его лицо руками и поцеловать. Прижаться губами к чужим, чуть привстать на носочки и почувствовать, как крепкие руки обнимают его за талию. Тобирама целует его еще долгую минуту, не прерывая зрительного контакта и Изуна чувствует, что теряется. Это его мужчина, которого он всегда считал своей защитой от чего угодно. Это он уяснил давно: если Тобирама любит - он порвет глотку всем и себе в том числе, не позволит и пальцем притронуться. Его мужчина, которому нравилось всем весом наваливаться сверху после близости, потому что Изуна теплый и участливо обнимает в ответ, хоть и трудно дышит из-за тяжести. Это его придурок Сенджу, который, находясь в доме Учиха, целовал Изуну прямо на глазах Мадары, ничуть не боясь гнева старшего. - Пора. Сенджу злится на самого себя, обнимает Изуну так нежно и надежно одновременно, словно держит в своих руках самое дорогое что только есть в этом проклятом мире шиноби. Его рука заплетается в длинные роскошные волосы, собранные в хвост и Тобирама слышит: - А когда-то ты говорил, что со мной просто удобно. - После смерти на многие вещи начинаешь смотреть по-другому. - И много же ты переосмыслил? Когда Изуна разгорается перед его глазами медленным, молочным свечением, он не находит в себе сил, чтобы отойти назад. Спасовать, сбежать, как он уже сделал это однажды. Он принимает Учиху к себе, сползая по стволу дерева и пытается восполнить то, что не смог восполнить в прошлый раз, когда пробил его бок катаной. Изуна не протестует. Он вообще ничего не говорит, а только смотрит, смотрит с таким одобрением и взрослостью, что на мгновение ему все же приходится отвести взгляд. Мир был достаточно большим для них двоих, их союз мог бы привести к тому, что этой войны бы и не было. Но к сожалению, не все битвы в мире способны решиться с помощью цветов и любви. Есть вещи сильнее и он понимает это как никто другой, когда вдыхает запах пропитанных пылью волос. Изуна умирает во второй раз. - Я бы очень хотел всё вернуть... - Какое прекрасное желание, - парень смотрит в пространство перед собой, не моргая, не шевелясь вообще. Лишь тонкие кусочки с его кожи, слезали словно чешуя, взмывая ввысь. Ему парадоксально больно смотреть на него такого: пространственного, нереального, словно мираж. Больно ощущать собственную тягу внутри, навязчивое желание протянуть руку и крепко сжать, ухватиться и сделать почти что больно. В их случае это невозможно, их тела не в той физической форме, чтобы чувствовать боль, они всего лишь воскресшие мертвецы, у которых внутренности набиты деревом и бумагой, что лопается под малейшим давлением. Но он чувствует боль, такую же нереальную, как и измученный взгляд Изуны, который он бросает на него под давлением широких рук. Тобирама обнимает его одной рукою. Усадив Учиху поверх и дав опору своей согнутой ногой, ему в глаза бросается совсем знакомый блик от солнца на дне янтарных глаз. Осколок от воспоминания. Когда они были молодыми, они так же сидели на берегу незнакомой реки. Настоящая вражда, это когда твой враг с любовью целует твои губы, а ты не можешь противостоять. Изуна называл это любовью. Использовать его же технику на тех, кто ему до безумия дорог - вот это настоящие насилие, вот это преступление, которое не оправдает ни война, ни боль, ни смерть. Он собственными руками погреб любимое и любимого под могильным камнем под погребальный звон и настоящее кощунство тревожить мертвецов, которые достойны забыться в спокойном сне. - Это жестоко по отношению к нему, - говорит Изуна, блуждая взглядом по его лицо. Сенджу знает, что он видит. Боль, отчаяние, вспышку злости - всё это вырывается в аккурат сказанным словам. Лепесток кожи задерживается под его большим пальцем, когда он касается родного лица и это похоже на то, как получить со всей силы под дых - Изуна льнет к ладони совсем знакомым жестом. - Он развязал эту войну. - Но шанс увидеть меня достался тебе, а не ему. - Я уже сказал, если бы ты участвовал в этой битве... - И теперь у тебя есть мотивация сражаться. Он горько усмехнулся. - Её было бы больше, если бы ты был рядом... Но я не могу этого допустить, не могу допустить, чтобы это битва превратилась в еще большую потасовку, чем есть сейчас. - Самоуверенный Сенджу. - Глупый Учиха, - повторяет он их старинную клятву друг другу. Когда вы каждый день бросаетесь друг на друга с оружием, то просто не имеете права говорить о любви, какая может быть любовь, если ваши руки заливает чужая кровь. - Дождись меня, хорошо?.. И Изуна смотрит ему точно в глаза. Его не пугает яркий-красный цвет проклятых глаз, не пугают запятые и четкие дуги. Его пугает влюбленный взгляд и нежная улыбка, которую Изуна ему дарует. Когда он протягивает руку, Тобирама застывает, чувствует, как родные пальцы зарываются в его ничуть не менее пыльные волосы и проводят ласковым движением, спускаясь на затылок. Он убирает руку. Лепестки тянутся все выше. Яркий свет заливает глаза. - Хорошо...