only

Правила. Этикет. Такт. Церемонии. Обучение. Встречи. Каждый день распланирован до минуты, которых вовсе не остается, чтобы он успел подумать. О чем угодно, кроме того, чем его пичкали на протяжении двадцати одного года. Такахиро не знал другой жизни. Не знал о внешнем мире, кроме его истории. Не знал, что в семьях обычно не принято подкладывать своих детей в чужие постели. Не знал, что голоса в его голове могут взять над ним вверх прямо посреди ночи. Нож вошел в ее живот, как в подтаявшее масло. Его старшая сестра больше не кричала на него. Больше не унижала, не говорила, какое он ничтожество. Она открывала глаза и рот, как глупая рыба, выбросившись на берег. Хироки издала хрип и кровь запузырилась у нее на губах. Такахиро резко рванул вверх, до самой шеи. Он не даст ей так просто отделаться колотой раной в живот. Нет. Он распорет ее всю. Задевая ее гнилые органы, воняющие смрадом. Такахиро с улыбкой наблюдал, как блеск в ее глазах становится стеклянным. С другой сестрой он расправился таким же образом. Они не стоили его изобретательности. Не стоила и мать. Он перерезал ей горло одним быстрым ударом. Темная кровь забила фонтаном на его светлую пижаму и белые атласные простыни. Такахиро облизывал губы, когда на них попадали капли крови. Горячие, соленые, мерзкие. Он чувствовал, насколько душа его матери омертвела за все эти годы, когда она избивала его за неправильные ответы в учебные часы. О, яблоко от яблони. Мама, конечно же, проснулась. Схватилась за горло, подавилась собственной кровью, но сын не дал ей издать и звука. Он зажал ей рот и нос рукой, склонившись над самым ее лицом и заглядывая в глаза. Чтобы она видела: это сделал ее единственный сын. Которого она учила, как правильно держать столовые приборы и чужие гениталии. Отца он оставил напоследок. На десерт. Вот с кем Такахиро проведет остатки ночи. Вот кому он будет отрубать по пальцу и слушать его вопли. Затем он перейдет на кожу. На их кухне было так много ножей. Ему не терпелось попробовать их все. Не терпелось отплатить ему всей той болью, какую доставлял ему отец, запирая в сыром подвале с мужчинами на недели. А теперь он, Такахиро, оставит его в этом сраном подвале. Изувеченного, изуродованного. Умирать от медленной потери крови из сотен порезов. Только под утро адреналин в теле Такахиро пошел на спад. Он чувствовал себя уставшим, как никогда ранее. Но до ужаса счастливым. Улыбка не сходила с его губ. Мышцы лица, не привыкшие к такому, нещадно болели и тянули, но он не мог перестать улыбаться. Он впервые чувствовал себя свободным, впервые чувствовал себя живым. Больше никто его не обидит. Больше никто не сделает ему больно. Больше никто не подложит его под очередного мужика, чтобы заключить выгодную сделку. Клан Хирата мертв. А Такахиро жив. Он будто только родился. Проснулся от кошмара его прошлой жизни. И сейчас началась новая. Да у него же День рождения! А в этот священный день нужно хорошо выглядеть. Как, собственно, и в остальные дни, но еще лучше. Как его учила мама. Помыться, как следует; одеться безукоризненно, с иголочки; надушиться дорогими духами; нацепить маску безразличия на свое лицо. Голоса в его голове смеялись диким хохотом уже несколько часов к ряду. Они тоже были теперь свободны. Никто не затыкал их, да и зачем обвинять своих спасителей? — Хиро, давай пойдем в дом для прислуги? Ты можешь отрезать еще пару десятков ушей, которые слышали твои мольбы, но ничего не сделали. — губы парня зашевелились, выдавая слова чужим высоким голосом. — Нет, нет, нет. — голос изменился до низкого шепота. — Хиро убьет охранника на пропускном пункте. Хиро выйдет первый раз за ворота! Хиро встретит свой первый рассвет! Хиро съест свой первый бургор! — Бургер, неуч, — поправил первый голос. — Хиро, Хиро, давай убьем их всех. Такахиро. Хироки. Хироши. Хиромити. Йошихиро. Он будет носить их общее имя. Как напоминание о своей свободе. Как напоминание о цене, которую ему пришлось заплатить. Хиро. Его новое имя. Хиро слушал голоса в своей голове, вдыхал еще темный воздух в коридорах, направляясь в свою комнату. Он, правда, собирался уйти отсюда. Но привычки так просто не изгонишь. Хиро стянул грязную одежду и ступил на холодную плитку в душевой кабине, чтобы смыть с себя кровь своей семьи. Мертвое тело его матушки перевернулось бы, если бы он вышел в мир в таком неприглядном виде. Лучший костюм. Лучшая укладка. Лучший парфюм. А еще шрамы. Очень много шрамов. Все это Хиро унесет с собой из этого места. Вот только куда? Хиро убил охранника, как и предлагал низкий голос. Впервые встретил рассвет в одиночестве, которое впервые не выжигало его сердце. Хиро стоял на трассе, смотрел на оранжевое солнце, на легкие облака, плывущие по розовому небу. Ему было всего двадцать один и его жизнь началась в дешевой забегаловке с такой же дешевой булки с недожаренной котлетой.