Судьба ходит ногами по земле

      Вознесение далось Му Цину потом и кровью, пролитыми в невероятных количествах, поэтому за днями нещадной пахоты он даже не заметил, как достиг желаемого. Триумф померк на фоне усталости, уподобившись тлеющим углям. Бытие божеством стало для Му Цина ещё одной работой, просто более статусной, чем все предыдущие вместе взятые. Он всё так же должен был выслуживаться перед кем-то и изо дня в день доказывать, что заслуживает своё место под солнцем и на Небесах. Чести не делал тот факт, что он являлся одним из последних выходцев Сяньлэ, память о котором притуплялась со столетиями.       Сначала на Му Цина смотрели с жалостью («бедолага до последнего следовал за своим излишне амбициозным принцем»), потом это переросло в более привычный высокомерный прищур («а достоин ли он того, чтобы получить свой шанс») и выжидающие взгляды, будто он должен был показать фокус. Му Цин не показывал. Он оставался человеком и ежедневно прыгал выше головы, но этого будто не было достаточно. Порой ему казалось, что он действительно зря старается, и место его не над облаками, а у богов под ногами. Но Му Цин научился заглушать эти мысли, стискивать зубы, стаскивать безвольное всё ещё смертное тело с кровати и готовиться к очередному дню, повторяющему предыдущие.       После вознесения он даже не мог сказать, достиг ли желаемого. Он просто перескочил через невероятно высокую ступеньку, возвысился над теми, среди которых недавно побирался сам. Был ли от этого толк? Му Цин уже давно не думал — он просто плыл по течению, живя по привычке и по графику. Иронично, но именно тогда он понял, что подразумевал Се Лянь, говоря свою любимую фразу о том, как боги не слишком уж и отличаются от людей. Теперь Му Цин даже мог с этим согласиться — но соглашаться было не с кем.       Карабкаясь по лестнице успеха, он не сыскал союзников, а небожители были друг другу соперниками в той же степени, в которой являлись друзьями. Тут тоже всё работало с точностью так же, как в человеческом мире: обладаешь высоким статусом — с тобой будут считаться, но как только ты начнёшь падать, всегда найдётся заботливая рука, что подтолкнёт в спину. Му Цин не забыл то, как говорили о Се Ляне в его лучшие годы и как начали перешёптываться после низвержения. Небеса были полны пороков, возведённых в абсолют и скрытых за веерами и отблесками украшений. Что же, Му Цин подходил этому миру со своими скелетами в шкафах. Он давно перестал верить каким-либо идеалам, а искры решимости, зажжённые в глазах смелыми словами Его Высочества, со временем погасли, оставив лишь пустоту в тёмных радужках. Бытие небожителем стало точно такой же работой, как и всё остальное, а Му Цин из принципа стремился быть лучшим во всём, что делает. Он игнорировал косые взгляды, отвечал колкостью на колкость и выпадом на выпад, никогда не отказывался от хорошей дуэли и просто продолжал существовать. Что могло быть лучше? Разве не для этого люди так стремятся к бессмертию? Он был один — в конце так и остался один. Круг замкнулся, всё вернулось на свои места. Лишь Фэн Синь время от времени напоминал о том, каким жалким когда-то был Му Цин — он до сих пор был таким, пусть лишь только в своих глазах.       Генерал Сюаньчжэнь предпочитал просиживать ночи у себя в кабинете, пользуясь отсутствием нужды во сне и пище для того, чтобы работать, пока разум не начнёт требовать отдых от бесконечных иероглифов и карт. Боги Литературы уважали Сюаньчжэня за оперативность, а Му Цин ненавидел закрывать глаза и видеть за веками картины давно минувших лет. К сожалению, это было невозможно, когда живое напоминание регулярно маячило перед глазами.       Первые годы они с Фэн Синем избегали друг друга изо всех сил, а первое их официальное столкновение закончилось громкой ссорой, ставшей потехой для любителей драмы. Было сказано много грубых слов, выпотрошены все шкафы со скелетами, перемыты все кости, вспомнены старые обиды, после чего генералы разошлись по своим дворцам зализывать ментальные раны, чтобы вернуться к взаимному игнорированию.       Тогда Му Цин ещё даже спускался на землю и надеялся напасть хоть на какой-нибудь след Се Ляня, чтобы найти его. Он слушал, как шептались другие чиновники, говоря, что Его Высочество был замечен танцующим людям на потеху на такой-то площади. Когда Му Цин прибывал туда, было слишком поздно — Се Лянь будто знал, когда ему надо бежать и как быстро. Ловить его было всё равно, что гнаться за ветром. Му Цин долго упрямился и надеялся переупрямить Его Высочество, но невозможно было обыграть человека, согласившегося своими руками носить дождь через всю Поднебесную. Му Цин отпустил его и продолжил двигаться своей дорогой, уходя от воспоминаний. Из-за этого он ещё больше злился на Фэн Синя, когда тот снова раскручивал шарманку со своими упрёками. Му Цина раздражала неспособность бывшего товарища просто смириться и идти дальше. Будет всё время оглядываться назад — рано или поздно свернёт шею. Му Цин не собирался его переубеждать, беря на себя роль наставника. Без Се Ляня, ставшего соединительным звеном, они были друг другу никем, и годы показали это лучше всего. Перепалки стали обыденностью и давно потеряли былой запал. Время затянуло даже самые глубокие раны, оставив периодически болящие шрамы. Всё двигалось и всё менялось — Му Цин не был исключением. Он вырос над собой и превратился в того бога, которому поклонялись тысячи смертных. Он погасил костёр эмоций и растоптал угли чувств, посвятив себя единственному делу, которое он полностью контролировал. И это стало его рутиной.       Обладая высоким рангом, Му Цин мог позволить себе не слушать молитвы, оставляя их сортировку помощникам, чтобы позже лично решить, кого из служащих отправить на то или иное задание, а на какое из них отправиться собственной персоной, чтобы проветрить одежды и размять тело. Не хотелось превратиться в одного из тех стариков, что запирались у себя в кабинете или уединялись в какой-нибудь пещере, притупляя навыки и теряя былую подвижность. Му Цин слушал молитвы перед сном — они стали его колыбельной, постепенно превратившись в малозначимый белый шум. Порой он забывал прекратить перед сном, и ему снились толпы людей, смотрящие на Му Цина с высоко поднятыми головами, будто бы ждали чего-то. Молитвы вырывались из их открытых ртов. Порой среди них Му Цин мог представить Се Ляня, прячущегося в тени и смотрящего с неприкрытым осуждением в глазах; иногда люди начинали хватать Му Цина за одежды и стягивать с того пьедестала, на который сами же и поставили, вручив свои прошения и надежды в руки Сюаньчжэня. Му Цин просыпался в холодном поту и обещал себе не спать до последнего, что было не слишком хорошо для рассудка, но Му Цин любил испытывать себя без причины. Так он убеждался в том, что всё ещё жив и до сих пор является собой. В таких ситуациях даже приятно было пересечься с Фэн Синем и принять его вызов на дуэль, чтобы высвободить накопившийся негатив в старой-доброй битве — теперь-то не было человека, который бросится их разнимать. Если два генерала хотят позориться перед другими, то это только их дело. Заживляя раны после и стирая кровь с кожи, Му Цин тихо хмыкал себе под нос, довольный, потому что каждый удар он неизменно возвращал втридорога, и Фэн Синь сейчас наверняка был вынужден делать то же самое. После такого нестандартного метода самоуспокоения Му Цин вновь решался заняться молитвами, не боясь взгляда безликой толпы, всегда направленного на него. Это была его работа, она же была его рутиной.       И однажды среди этих голосов Му Цин услышал один, весьма заинтересовавший его. Это не был кто-то из богачей, жгущий благовония в таких количествах, что их бы хватило на несколько семей неоднократно. Внимание Му Цина привлёк тот факт, что голос звучал откуда-то издалека. Сдвинув другие шепотки за периферию сознания, Му Цин потянулся к этому звучанию, стремясь сделать его чище, чтобы расслышать. Человек находился в одном из отдалённых храмов, куда почти никогда не ступала нога человека то ли из-за невыгодного положения, то ли из-за огромного количества разнообразной нечисти, заполонившей местность. И люди всё равно ставили храмы, будто надеялись, что их идол изволит облагородить это место своим присутствием. Это не всегда так работало, но Му Цин не собирался тратить время на переубеждение недальновидных ослов. Больше храмов — ему же лучше. Тем более, всегда был шанс встретить случайного путника, как сейчас.       Молящий не взывал к Сюаньчжэню — он будто бы зачитывал отчёт, опустившись на колени и сложив руки в молебном жесте. Му Цин прислушался и понял, что сравнение оказалось точным: мужчина (он обладал определённо мужским голосом) перечислял монстров, встреченных им по дороге к храму, и рассказывал о том, как каждое чудовище было убито, кто был спасён в процессе — и прочие подобные детали. Му Цин перевернулся на другой бок, положив ладонь под щёку, и принялся слушать, желая узнать, каков же будет итог у этого одностороннего разговора. Пусть голос говорящего слегка искажался в разуме, он всё ещё оставался приятным на слух, успокаивая до предела напряжённые нервы и завлекая всё дальше в пучины сна. В первый раз Му Цин уснул раньше, чем дослушал историю о том, как таинственный странник сразил почти ставшего демоном ягуара. Он так и не узнал её конец, а странник пропал и не появлялся ещё полтора месяца. Потом его голос зазвучал в голове Му Цина вновь, вдалеке от тысяч подобных. Снова отдалённый храм, снова монотонный отчёт. Этот человек будто бы не желал пересекаться с другими и путешествовал сам по себе. Му Цин мог понять его: он так же шёл по тропе совершенствования, окружив себя помощниками и даже верными подданными, но никогда — спутниками. Одна эта простая деталь заставила его почувствовать себя ближе к безликому голосу у себя в голове. Он хмыкал, когда слышал упоминания по глупости полученных ран, однако тут же хмурился от того, как мало беспокоился о них сам говорящий. Му Цин уже знал одного такого человека, и подобный стиль жизни плохо для него закончился. Однако Му Цин не был наставником для своих последователей — он был обязан просто слушать и внимать просьбам.       И в этот раз мужчина договорил раньше, чем небожитель канул в бездну небытия. Услышанное заставило задержать дыхание и раскрыть глаза:       — Прошу генерала Сюаньчжэня и дальше сопровождать меня и разделять мои победы, покуда тянется дорога.       На этом молитва закончилась, но колотящееся сердце Му Цина не унималось ещё долго. У него неоднократно просили защиты и покровительства, однако этот человек даже не заикнулся о подобном: он говорил так, будто Сюаньчжэнь был его товарищем и верным спутником, а не незримым защитником. Будто просто хотел, чтобы у случившихся сражений был свидетель и судья.       Возможно, этот человек был одиноким безумцем и цеплялся за первый мысленный образ, к которому можно обратиться. Он пропадал на недели и месяцы, а потом внезапно появлялся в каком-то из полузаброшенных храмов с очередными рассказами, порой заставляя Му Цина отвлекаться от работы, чтобы отложить кисть, прикрыть глаза и послушать, жестом освободив прислугу, чтобы остаться наедине с тихим голосом у себя в голове. Спустя несколько таких «молитв» Му Цин окончательно убедился, что этому последователю ничего не было нужно, и он не собирался ни о чём просить, кроме неизменного «сопровождай меня и разделяй мои победы». Его молитвы были искренни, и Му Цин чувствовал, как их сила резонирует с его естеством и оседает на кончиках пальцев. Один этот человек своей преданностью мог затмить десятки, и сила его веры только росла, несмотря на неизменный тон и стабильные просьбы. Время от времени мужчина молился за тех, кому не повезло, порой молился за счастье тех, кого спас. Но никогда — за себя. Будто одной мысли о том, что где-то там его слышит невидимый бог, было достаточно. Странно, что он выбрал именно Му Цина, когда вокруг были более успешные и щедрые на благословения Боги Войны по сравнению с ним. Когда были те, кто ещё не перегорел и мог отдаться своему делу точно так же, как этот человек отдавался своим путешествиям.       Со временем Му Цин узнал, что его таинственный последователь был странствующим совершенствующимся, не примыкающим ни к одной из местных школ. Он обладал клинком, носящим имя Чэнлуань. Этим именем Му Цин прозвал мужчину у себя в голове, чтобы было с чем ассоциировать. Мужчина бесцельно путешествовал по миру и помогал там, где был нужен, этим и зарабатывая себе на жизнь и скромные изыски. Он не желал ничего особенного, будто бы давно отрёкся от всего мирского по собственной воле. Пока перед глазами была дорога, ладонь лежала на рукояти меча, а впереди ждали враги, он продолжал двигаться и делать то, что делает. Му Цин был поражён подобной прямолинейностью, но не мог не восхититься тем, насколько этот человек отдался своему делу.       Решив единожды наступить на горло собственным принципам, Му Цин ниспослал ему простенькое благословение, делающее поступь лёгкой, а разум — ясным, что было полезно для долгих путешествий в одиночестве. Он не ожидал, что его последователь заметит, но тот неожиданно отозвался — в этот раз посетив один из людных храмов, будто бы зашёл туда исключительно с этой целью. Му Цин не ожидал благодарности за столь простое действие — люди были ненасытны и всегда желали большего, а когда не получали желаемого, отворачивались и винили во всём бога, будто тот должен своими руками латать протекающую крышу. Му Цин относился к просьбам последователей как к работе, но этот странствующий совершенствующийся стал его маленьким секретом и большой отрадой. Пусть он говорил всегда в одну сторону, но Му Цин каждый раз был уверен, что мужчина ожидает быть услышанным, даже если этого не случалось временами, когда Му Цин был слишком занят и попросту не слушал молитвы. Это было двустороннее понимание и молчаливое единение, которого они придерживались.       Годы шли, и Му Цин впал в новую рутину, сам не заметив, что начал ждать тех моментов, когда его последователь вернётся с новыми историями. Однажды он сказал, что должен будет покинуть территорию Му Цина на долгое время, и высказал лишь одну просьбу: чтобы генерал Сюаньчжэнь сопровождал его даже там, где не будет его храмов. И пообещал, что будет молиться каждый день. Му Цин благословил его. И потом наступила долгая тишина. Из мест с хорошим фэншуем, где слова приобретали большую силу, до Му Цина порой доносился отголосок звучавших молитв, и он напрягал сознание изо всех сил, чтобы разобрать хоть несколько слов. Но мысль о том, что его последователь придерживался данного обещания, пусть Му Цин того не требовал, грела душу. Му Цин чувствовал себя менее одиноким.       Сезоны сменяли друг друга, и река времени уносила минувшие годы. Они стали реже драться с Фэн Синем, придя к негласному перемирию, уподобившемуся совместному игнорированию, что было между ними ранее. Спустя несколько сотен лет пора бы. Никто не решился сказать, что Му Цин изменился и будто бы стал мягче. А Му Цин ждал возвращения своего самого верного последователя, просто желавшего иметь спутника на тропе путешествий, даже если тот будет лишь именем на кончике языка.       Когда голос зазвучал в голове вновь, Му Цин чуть не подпрыгнул на кровати, быстро разогнав гул привычных молитв. Это был один из пограничных храмов — странник навестил его сразу же, как только вернулся. Молитва его была довольно короткой: извинение за ожидание, отчёт о том, что он молился каждый день и собирается дальше путешествовать по территории Му Цина, не покидая её пределов. За это время Му Цин слегка расширил границы, и теперь дороги его тянулись куда дальше, так что он мысленно отметил, что любителю странствовать не придётся скучать. Когда мужчина уснул, Му Цин потянулся за ниточкой его души и почти нежно намотал на палец, проникая в чужое подсознание. Он помнил, что небожители не должны проникать в разум своих последователей кроме тех случаев, когда хотели донести определённое послание в массы через своих глашатаев. Если смотреть на это под таким углом, то у Му Цина было послание, и он желал донести его до своего последователя. Всё в рамках приличия.       Той ночью у себя во сне мужчина услышал голос, звучавший будто издалека:       — В следующий раз расскажи мне о том, что ты видел в пути.       И всё. Столь короткий приказ. Му Цин не стал дожидаться ответа и оборвал связь почти мгновенно, после чего сразу же приложил ладонь к груди, слушая колотящееся сердце. Это ощущение было ему непривычно: обычно он спокойно мог нагрянуть в сон своих последователей и отчитать за то, что статуя не была расположена в храме должным образом — и не испытывать никаких угрызений совести при этом. Но почему-то именно этот короткий приказ выбил Му Цина из колеи. Ему интересно было узнать, послушается ли этот последователь или спишет всё на сновидение и продолжит свой путь. Не отвергнет ли он своё божество, когда то окажется слишком близко?       Ответ пришёл через несколько дней, и мужчина вновь воспользовался одним из людных храмов, подобрав время, когда вокруг почти никого не будет. Му Цин слушал его тихий почти монотонный голос, которым вёлся рассказ о необычных видах и людях, что повстречались страннику в пути. Оказалось, он сражается не только со всякой нечистью, но охотно принимает вызовы на дуэли, ни одну из которых ещё не проиграл. Му Цин поймал себя на мысли, что ему было бы интересно сразиться с этим человеком, испытать его в деле. Может, когда-нибудь им доведётся встретиться. У этого странника определённо был потенциал к вознесению.       После этого краткосрочного контакта Му Цин ощутил себя ещё ближе к этому человеку. Небожители не должны были выбирать любимчиков, но этот человек сам выбрал Сюаньчжэня, всегда держа его имя в мыслях, куда бы ни повела дорога. Му Цин лишь отвечал подобным на подобное, что было справедливо по его мнению. Тот же генерал Мингуан делал вещи куда хуже и ни разу не получал упрёков в свою сторону, если не считать регулярных шуток, частью которых он сам и являлся. Му Цин не собирался падать так низко, поэтому довольствовался вниманием одного-единственного человека, сумевшего завоевать его интерес.       Спустя столь долгое время его голос стал знакомым и почти родным настолько, что Му Цин мог по интонации понять, когда мужчина был всё ещё ранен на момент рассказа, а когда долгая дорога утомляла его настолько, что он мог заснуть прямо в пределах храма. Время от времени случалось и подобное. В одну из таких редких ночей Му Цин решил удовлетворить своё любопытство и взглянуть на то, как выглядит его таинственный последователь. Он ухватился за ниточку подсознания и определил место, куда должен был спуститься. Раздав указания, сообщил, что собирается ненадолго удалиться по делам личного характера, и спрыгнул на землю, предусмотрительно оставив себя невидимым для человеческих глаз, когда направился в собственный храм.       Свечи уже давно истлели, но Му Цин прекрасно видел в темноте. Ему не составило труда распознать человеческую фигуру, спящую в ногах потрёпанной временем статуи. Меч по имени Чэнлуань лежал рядом с рукой, готовый в любой момент поразить врага. Му Цин раздражённо цокнул языком, смотря на своё же лицо. Они никогда не могли добиться нужного соответствия, делая его то слишком женственным, то излишне воинственным. Однако в этот раз небожитель оставил критику при себе и приблизился к спящему человеку. Тот оставался в верхних одеждах, поражающих своей белизной несмотря на то, что пережили явно не один день пути. Человек был очень опрятен, судя по тому, каким чистым он сумел остаться при своём образе жизни. Му Цин не мог не восхититься таким навыком. Наклонившись, он всмотрелся в обрамлённое чёрными волосами лицо, расслабленное и беззащитное во сне. Мужчина выглядел привлекательно и изящно — его без труда можно было принять за молодого господина в бегах. Он явно был умелым совершенствующимся, раз сохранял столь моложавый облик долгие годы. Му Цин попытался подвязать привычный ему голос к этому лицу и усмехнулся, когда понял, что это довольно непростая задача. Сложно представить, что столь элегантный на вид господин говорил довольно холодными и скупыми фразами. Му Цину нравилось это необычное расхождение. Он отметил небольшую родинку под глазом, притягивающую взгляд к тёмным ресницам.       Каким-то невероятным образом мужчина будто почувствовал чужое присутствие и напрягся во сне. Когда он открыл глаза, перед ними никого не оказалось, а Му Цин сиюминутно вернулся на небеса и заперся у себя в кабинете. Пусть он знал, что оставался невидимым для человеческого взора, но почему-то всё равно не мог отделаться от ощущения, что его заметили. Этот человек определённо был непрост, превзойдя все ожидания Му Цина. Зато теперь в мыслях у голоса наконец появилось лицо. Му Цин хотел бы остановиться на этом, но он был заинтересован необычным человеком, путешествующим в одеждах цвета снега лишь с мечом наперевес. Похоже, он не был привязан к материальному миру или ничем не выражал эту привязанность, что было выгодным качеством для будущего небожителя. Му Цин питал странное уважение к этому мужчине.       Интерес побудил небожителя возжелать добавить к лицу с голосом ещё и имя. С этой целью он вновь спустился в мир людей. Му Цин прекрасно помнил, что небожители не должны мешаться со смертными — сам был тем, кто из раза в раз повторял эту мантру Се Ляню. Он не собирался показываться на глаза — лишь хотел понаблюдать. В этот раз мужчина снова посетил один из людных храмов, не заставив долго ждать. Му Цин испытывал тихую гордость, потому что в этом месте у него была более-менее аккуратная статуя, которую нестыдно было показать. Опустившись на собственное плечо самым неприличным образом, Му Цин свесил ноги и принялся наблюдать.       Его странник выделялся из толпы необычными одеждами и манерой нести себя. Вокруг него витала аура величия, а строгий высокий хвост заострял черты открытого лица. Теперь Му Цин имел шанс увидеть, что глаза этого мужчины были чуть вытянуты, а радужка была бездонно тёмной. Мужчина стоял у дальней стены и со скрещёнными на груди руками ждал, пока людей станет меньше, чтобы подойти к статуе и возжечь благовония. Чэнлуань висел на поясе. Му Цин наблюдал за тем, как человек преклонил колени и отбил поклон, после чего соединил руки и принялся едва заметно шевелить губами. Его голос тут же зазвучал в голове небожителя чётко и ясно. Му Цин слушал и наблюдал за тем, как в концентрации хмурятся прямые брови, а глаза закрываются, чтобы человек мог полностью сосредоточиться на словах. Даже на коленях этот мужчина выглядел уверенно, будто сделал это по своему решению, выражая уважение.       Му Цин был впечатлён и сверху вниз взирал на человека, как завороженный. В тот день он так и не сказал ни слова. Закончив свой рассказ, мужчина поднял голову и бросил короткий взгляд на лицо статуи, после чего его тёмные глаза скользнули чуть вправо — туда, где Му Цин восседал у себя на плече. Человек даже не сосредоточился на нём, так что его действие можно было посчитать случайностью, но Му Цин знал, что это не так.       С тех пор время от времени он спускался в человеческий мир, чтобы посмотреть на своего верного последователя. Тот оставался прекрасным даже когда был залит кровью с ног до головы. Му Цин набирался решимости, чтобы однажды, когда они снова окажутся в пустующем храме, наконец задать давно мучивший его вопрос.       Стоя рядом со своей статуей со скрещёнными на груди руками, он подождал, пока мужчина договорит, после чего разомкнул губы, набрав в грудь немного воздуха.       — Как тебя зовут?       Пламя свечей дрогнуло, а мужчина на несколько мгновений уподобился камню, усомнившись, что ему не показалось. Подняв глаза на статую, он взглянул на её лицо, будто искал там ответы, а потом взгляд его снова скользнул к тому месту, где стоял Му Цин, сражавшийся с колотящимся в районе горла сердцем.       — Мой генерал? — позвал мужчина, однако не дождался ответа. Му Цин не собирался нарушать ещё больше правил — он и так влип по полной. Подумав о чём-то схожем, человек сменил тактику. Поклонившись статуе, он чётко и ясно произнёс: — Имя этому человеку Лю Цингэ.       Лю Цингэ. Му Цин покрутил это имя у себя в голове, после чего приподнял уголки губ в усмешке и потушил все свечи кроме той, рядом с которой стоял, и исчез. Подняв голову, мужчина посмотрел на танцующий огонёк и улыбнулся сам себе, после чего встал, поправил одежды и покинул стены храма. Он знал, что его незримый спутник будет сопровождать его дальше.       Теперь у голоса появилось ещё и имя. Му Цин каждый раз повторял про себя «Лю Цингэ», стоило услышать знакомый зов. Он боялся, что забудет звучание, если не будет вспоминать его регулярно, что было смешно, учитывая великолепную память небожителя. Оправдываясь перед собой, он просто хотел произносить это имя, чувствуя, как оно рассеивает густое одиночество. Даже когда они не видели друг друга, они негласно находились рядом.       Пусть Му Цин планировал остановиться на этом, в итоге он поступил совершенно наоборот. Разговоры Лю Цингэ изменились под стать их негласным отношениям: теперь он больше рассказывал о видах и пейзажах, будто желал взять Му Цина с собой в каждое путешествие. Подробнее упоминал о городах, в которых останавливался. Теперь он чаще заглядывал в людные храмы, пусть там ему очевидно нравилось меньше. Там нельзя было достичь того ощущения единения, к которому Лю Цингэ очевидно стремился. Му Цин узнал, что Лю Цингэ не брезгует сражаться и общаться с демонами, порой позволяя себе завести беседу с ними. Для него не существовало границ между сущностями — клинок Лю Цингэ окроплялся лишь кровью тех, кто нёс зло другим или бросал ему вызов. Вдохновившись, Му Цин решил попытаться. Разумеется, он не был идиотом и не собирался принимать свой истинный облик. Подобрав внешность, соответствующую его движениям и поведению, Му Цин обнажил саблю и сделал пару пробных выпадов. Лю Цингэ обмолвился, куда он будет направляться, и Му Цин собрался встретить его в дороге и предложить поединок. Так он и поступил: когда перед глазами замаячила фигура странника, Му Цин позволил тому приблизиться, после чего положил ладонь на рукоять сабли и громко объявил во всеуслышание окружавшим их деревьям:       — Лю Цингэ, я вызываю тебя на бой!       Глаза мужчины прищурились, однако он не собирался сбегать и после короткого оценивающего взгляда принял вызов, предложив найти место посвободнее. Вместе они двинулись через лесную чащу, ища какую-нибудь поляну, где можно будет позволить себе развернуться. Му Цин краем глаза наблюдал за Лю Цингэ, идущим с ровной спиной и чуть вскинутым подбородком, будто перед ним расступался сам мир. Они не произнесли и слова, но Му Цин чувствовал напряжение, повисшее в воздухе. Кончики пальцев покалывало от предвкушения хорошей схватки. И ожидания оправдали себя целиком и полностью.       Лю Цингэ оказался непревзойдённым воином. Му Цину невольно стало интересно, кто обучил его подобному, потому что он не мог узнать стиль сражения при том, что повидал немало школ. Однако оппонент не оставлял места и времени для обсуждений — он находился везде и всюду, безостановочно атакуя и парируя с сосредоточенным лицом и поджатыми губами. Стоило признать, он даже заставил Му Цина попотеть, и бой выдался занимательным. Как только их клинки столкнулись в первый раз, Му Цин понял, что лёгкой победы ему не видать. Спустя несколько десятков ударов, он осознал, что быстрой победы — тоже. Лю Цингэ увлёк его на долгие часы, и они не останавливались даже после того, как солнце село за горизонтом. Странник бросил в воздух несколько талисманов между ударами, выравнивая их позиции в темноте. Му Цин хмыкнул и продолжил сражение с удвоенным энтузиазмом, желая увидеть, на сколько хватит его оппонента. Одежда Лю Цингэ была рассечена в нескольких местах, а по плечу тянулась длинная царапина от неудачного парирования. Сам Му Цин удостоился хорошего удара по рёбрам и надорванного рукава, но не собирался останавливаться на достигнутом, как и его соперник.       Они сражались до наступления рассвета, покрывшись потом, но не отступая. Похоже, Лю Цингэ был твёрдо настроен биться до последнего вдоха, но Му Цину он был нужен немного дольше. Без столь интересного последователя рутина небес вновь поглотит его, не оставив места для искры. Му Цин уже не помнил, когда был последний раз, когда его противник заставил кровь в жилах петь с ритмом битвы. Это было невероятное чувство, и Му Цин будто обрёл второе дыхание за эти сутки, и это было очень ценное чувство. Похоже, Лю Цингэ тоже жил и дышал процессом битвы, и они достигли негласного понимания.       Решив, что достаточно испытал своего последователя для первого раза, Му Цин отскочил и воткнул саблю в землю, знаменуя конец дуэли. Выпрямившись, он обхватил ладонью кулак и поклонился в знак благодарности. Пусть Му Цин принял довольно посредственный облик, который любой смертный забыл бы сразу после первого взгляда, аура небожителя давала про себя знать, и даже в порванной одежде и покрытый потом он выглядел величественно. Лю Цингэ тут же опустил Чэнлуань и поклонился в ответ, тяжело дыша.       — Спасибо за хороший бой, — вежливо сказал Му Цин и спрятал саблю в ножны, собираясь удалиться и вернуться на небеса, как только скроется с поля зрения человека.       — Мой генерал оказал большую честь этому последователю, — ответил Лю Цингэ, и Му Цин перевёл на него шокированный взгляд. Он ничем не выдавал себя и даже не представился. Лю Цингэ не мог знать его стиль боя, потому что они не пересекались раньше. Как он мог догадаться? И почему он начал использовать это прозвище, перестав звать Му Цина его божественным именем?       Не удержавшись, мужчина взглянул на озадаченное лицо небожителя, и губы сами по себе растянулись в ухмылке. Лю Цингэ понимал, что Сюаньчжэнь не явил бы ему свой истинный облик, но не мог не задержать внимание на тёмных глазах. Взгляд невозможно было подделать, как и клинок. Лю Цингэ всегда видел истину.       Не найдясь с ответом, Му Цин вернулся на небеса прямо с того самого места на глазах у своего последователя. Оставив саблю, он потребовал набрать ванную, после чего долго сидел в горячей воде, заставившей кожу раскраснеться под стать внутреннему состоянию небожителя. Он сгорал со стыда. Как он мог выдать себя смертному, ещё и при первой встрече? Он недооценил Лю Цингэ и впредь собирался быть осторожнее. Му Цин спрятал лицо в коленях и понадеялся, что никто не узнает об этом его секрете, иначе вся небесная столица поднимет на смех.       Сам Лю Цингэ беспрепятственно дошёл до следующего храма (он будто решил совершить паломничество в каждый полузаброшенный храм Сюаньчжэня, находящийся в самой странной точке мира) и поблагодарил Му Цина должным образом, повторив, что это сражение стало для него большой честью и научило многому. Му Цин повернулся набок, пряча пылающее лицо в подушке. За что тут благодарить, когда всё, что он сделал — спустился на землю и несколько часов размахивал саблей? Но Лю Цингэ звучал действительно удовлетворённым, поэтому Му Цин решил позволить ему думать, что хочет. Ситуация вышла из-под контроля ещё тогда, когда Му Цин в первый раз проник в его сон.       Их рутина возобновилась, поражая своей стабильностью. Лю Цингэ появлялся в самых разных местах, всегда находя приключения на свою голову, чтобы рассказать Му Цину, только теперь он время от времени необдуманно добавлял к этому фразы вроде «хотел бы я Вам продемонстрировать» или «если бы Вы могли это увидеть». Он обращался к Му Цину уважительно, как к своему покровителю, но в то же время что-то в этих монологах звучало так, будто они были давними знакомыми, обменивающимися письмами в один конец. Отчасти так и было. Му Цин знал Лю Цингэ лучше, чем любого из своих божественных коллег. А Лю Цингэ своими рассказами стремился утянуть небожителя в каждое своё путешествие. Со временем Му Цин начал ловить себя на мысли, что не против присоединиться, если бы не мешали собственные принципы. Однако Лю Цингэ каким-то образом нашёл способ обойти их: во время одной из своих молитв он попросил Сюаньчжэня вновь удостоить его чести провести занимательный бой. Лю Цингэ был поклонником обучения на практике, и его слова про полученный от Му Цина ценный урок не были шуткой. После того, как мужчина сделал полноценное подношение, отказать ему было грубо и некомпетентно. Му Цин принял тот же облик, что выбрал для прошлого раза, и спустился в мир людей.       Дуэль их прошла на берегу широкого озера, поражающего кристальной гладкостью воды, из-за чего казалось, будто небо частично стекло на землю. Бой был всё таким же увлекательным, и Му Цин нашёл в нём отдушину, методично нанося и парируя удары. Используя цингун, Лю Цингэ ушёл к центру озера, и Му Цин последовал за ним, не собираясь отступать. Они будто бы оказались прямо на небесах, при этом оставаясь на земле. Это было поразительно. Белые одежды Лю Цингэ будто бы сияли, изящно охватывая его фигуру, а Чэнлуань искрился духовной энергией. Му Цин был заворожен не только боем, но и самим человеком. Он даже не подозревал, что Лю Цингэ испытывал то же самое, впитывая каждое движение. Их шаги оставляли лёгкую рябь на воде, смешивая облака. А когда наступила ночь, они сражались среди звёзд. Обычно Му Цин запоминал только те детали сражения, что помогали ему улучшить свои навыки, но в этот раз он не мог избавиться от воспоминания о том, как растянутые в довольной ухмылке губы оживляли лицо Лю Цингэ, подчёркивая азарт, пылающий в глазах. Му Цин был уверен, что сам в тот момент ничем не уступал ему.       Закончив бой, они вновь поклонились друг другу и распрощались. С тех пор эти поединки стали частью рутины, и лишь к пятому Му Цин понял, что Лю Цингэ специально бросает ему вызов в самых живописных местах, чтобы показать Му Цину то, что он видел годами напролёт. Чтобы косвенно позволить Му Цину путешествовать вместе с собой и созерцать эти пейзажи не только на словах. Хитро и очень предусмотрительно — Му Цин не мог не оценить такой практический подход.       — Какой школе ты принадлежишь? — спросил он однажды после того, как они традиционно обменялись поклонами и благодарностями.       Лю Цингэ озадаченно нахмурился. Он всё ещё тяжело дышал, а встрепавшиеся волосы липли к вискам, но каким-то образом мужчина всё ещё выглядел возвышенно.       — Ни к какой, — ответил он, на что Му Цин приподнял брови, вынуждая продолжить. — Когда-то у меня был учитель, но его основной философией был принцип «сражение — лучший урок». Его я и придерживаюсь.       — Очень интересно. Твои навыки хороши, мало кто может занять меня на столь долгий срок, — сказал небожитель, даже не лукавя.       Порозовевшее от напряжённой схватки лицо мужчины стало ещё ярче от услышанного комплимента, и он поспешил ответить благодарностью. Му Цин впервые за долгое время испытал желание улыбнуться. Даже если они в основном лишь сражались, и Лю Цингэ между молитвами рассказывал о своих путешествиях, рядом с ним было приятно находиться, и Му Цин обнаружил, что не хочет приподнять плечи и вскинуть подбородок, заставляя себя выглядеть ещё выше. В этом не было нужды — Лю Цингэ уважал его без условий.       Когда подкралось лето, Му Цин снова поймал нить подсознания Лю Цингэ и проник в его сон.       — Что ты собираешься делать на Летний Фестиваль в этом году? — поинтересовался он.       — Наверно, буду находиться где-то в дороге, как раньше, — ответил Лю Цингэ задумчиво.       — Ты всегда проводишь его один?       — Больше не с кем. Я редко привязываю себя к одному месту.       — А если будет с кем? — полюбопытствовал Му Цин, наводя на нужную мысль. Лю Цингэ тут же уловил её.       — Для меня будет большой честью составить Вам компанию, — сказал он покорно, плохо скрывая радость в голосе. В подсознании люди могли спрятать куда меньше.       — Тогда сообщи мне, где ты остановишься. Встретимся накануне.       И Му Цин покинул сон. Раньше он чувствовал себя нервно каждый раз, когда был вынужден обращаться к своим последователям во снах, однако в этот раз всё было несколько иначе. Вместо привычно нервозности, заставлявшей подёргивать стопой и стучать пальцами по столу, он чувствовал позитивное волнение. Ожидание чего-то, что обязательно должно случиться.       Когда Лю Цингэ сообщил, в каком месте остановился, Му Цин спустился к нему, не изменяя своей традиции менять облик. Лю Цингэ тоже не изменял своему белоснежно-возвышенному образу. Он был похож на небожителя, — мелькнула в голове у Му Цина быстрая мысль. И он был очевидно рад встретить Му Цина вновь, даже если в этот раз причиной послужило не сражение. Они вместе вошли в небольшой городок, украшенный со свойственным людям энтузиазмом и пышущий жизнью. Му Цин давно не бывал в столь шумных местах — в небесной столице царила иная атмосфера. Пара растворилась в толпе, невольно выделяясь из неё необычной аурой, но любой случайный человек мог решить, что это просто пара заклинателей решила остановиться для того, чтобы вкусить сладость мирской жизни на пару дней. Они даже не подозревали, что в этот вечер их пристанище посетил сам небожитель.       Поначалу между Лю Цингэ и Му Цином царило обоюдное молчание. Му Цин с интересом осматривался вокруг, впитывая атмосферу праздника, а Лю Цингэ наблюдал за ним краем глаза, всё ещё силясь осознать, что сам генерал Сюаньчжэнь был его спутником не только в мыслях, но и наяву. Увидев площадь для соревнования по стрельбе из лука, Му Цин упомянул, что у него есть знакомый, специализирующийся на этом и способный попасть в цель, даже если будет находиться на небесах. Слишком много чести для Фэн Синя, но это был факт. Лю Цингэ остался впечатлён и предложил поучаствовать, раз его спутник заинтересовался. Они уже были знакомы с навыками боя на мечах друг друга, но ещё не испытывали себя в стрельбе.       Му Цин, будучи Богом Войны, натурально был хорош во всём, что касалось этого искусства. Он вызвал волну оваций, сумев дважды выстрелить в одно и то же самое место. Лю Цингэ таких чудес не выделывал, но его уровень был хорош, несмотря на то, что по собственным словам он не брал лук в руки уже долгие годы, предпочитая встречать врага в лицо. Му Цин хмыкнул и улыбнулся тому, думая о том, насколько это было в характере мужчины.       В итоге демонстрация способностей превратилась в негласное соревнование, и Лю Цингэ с Му Цином прошлись по всем местам, где можно было хоть как-то проявить себя и впечатлить оппонента. Где-то между этим завязалась уютная беседа, перескакивающая с одной темы на другую от любимых видов оружия до предпочтений в еде. Му Цин с удивлением отметил, что даже в толпе людей, шумящих и безостановочно снующих туда-сюда, он чувствует себя спокойно и расслабленно, зная, что при повороте головы всегда увидит рядом с собой мужчину в белых одеждах. Это мероприятие оказалось куда более ярким и запоминающимся, чем тот же праздник Середины Осени в небесной столице, и Му Цин был приятно поражён. Вместе с потоком людей они простояли на ногах всю ночь и до рассвета, не останавливаясь ни на мгновение. Когда пришло время расставаться, Му Цин даже почувствовал укол сожаления. Судя по посерьёзневшему лицу Лю Цингэ, ещё недавно выглядевшего удовлетворённым, тот тоже был не слишком рад возвращению к той реальности, где они не оказались случайно встретившимися на дороге попутчиками, решившими приятно провести время в компании друг друга.       — Спасибо за эту ночь. Приятно было ощутить перемены в рутине, — сказал Му Цин, желая подсластить пилюлю. Он действительно был благодарен Лю Цингэ за то, что тот дал им шанс.       Взгляд мужчины стал теплее. Он даже не стал кланяться, будто прощался не с божеством, а с давним другом.       — Был рад составить Вам компанию, мой генерал, — сказал он со знающей ухмылкой, всегда заставлявшей сердце Му Цина чуть подпрыгивать в груди. Вкупе с прозвищем получилось ещё убийственнее, и Му Цин ощутил, как лицо предаёт его, заливаясь краской. — Надеюсь, это не последняя наша встреча.       — Она не последняя, — заверил Му Цин, и дороги их вновь разошлись, чтобы через некоторое время встретиться снова.       Летний фестиваль стал очередной точкой, запустившей перемены в их неоднозначных отношениях. Теперь встречи вышли за рамки взаимного избиения: Лю Цингэ невзначай намекал Му Цину на свои планы, если собирался столкнуться с чем-то интересным, а Му Цин порой принимал негласное приглашение и спускался на землю, чтобы размяться и просто хорошо провести время. Однако он никогда не задерживался слишком долго, чтобы никто не мог заподозрить что-то неладное или начать задавать вопросы. Му Цин не просто так потратил столетия на то, чтобы всегда оставаться вне круга сплетен небесной столицы. Эту позицию успешно удерживали Три Опухоли и западный бог Инь Юй с его проблемным шиди, так что генерал Сюаньчжэнь мог спокойно проворачивать свои дела без привлечения нежеланного внимания. Он ценил свои личные границы.       Со временем их разговоры с Лю Цингэ стали куда интимнее. Му Цин узнал, что Лю Цингэ предпочитал путешествовать один, потому что не хотел брать на себя ответственность за чужие жизни. У него была младшая сестра, но их дороги разошлись, когда она решила совершенствоваться в заклинательской школе, а Лю Цингэ встал на тропу путешествий. Время от времени они встречались, поддерживая связь, несмотря на различные взгляды на жизнь. Му Цин был восхищён столь крепкой семейной привязанностью. Он был восхищён Лю Цингэ.       — Ты же понимаешь, что сам можешь вознестись вместо того, чтобы поклоняться? — спросил он однажды, когда они сидели на поляне леса, рассматривая звёзды в уютной темноте. — У тебя хороший потенциал.       — Видимо, недостаточно, раз этого ещё не случилось. Я путешествую не первый десяток лет. Это был мой выбор. Поклоняться кому-либо — тоже. Проще сохранить рассудок, когда есть за кого цепляться мысленно. За кого-то, кто будет сопровождать тебя в любом уголке мира, — пояснил Лю Цингэ. Это был интересный способ смотреть на мир. Му Цин покрутил его слова в голове, усиленно обдумывая. Он стремился понять этого человека, хотел разгадать тайну того, почему среди всех небожителей Лю Цингэ выбрал именно его. Он же мог добиться большего с могущественным покровителем — он мог покорить и землю, и небо. Будто угнавшись за этой мыслью, Лю Цингэ продолжил говорить: — Я доволен тем, где нахожусь сейчас — о большем нельзя и просить. Если мне предстоит вознестись, то так тому и быть. Всё-таки на небесах у меня будет хоть одно знакомое лицо.       Эта мысль заставила скромно улыбнуться и в то же время заронила зерно меланхолии в сердце. Му Цин знал, что он был не самым лучшим другом — наслышан из первых уст. Они с Лю Цингэ смогли… поладить (он сомневался в том, как назвать те взаимоотношения, что в итоге развились между ними) лишь благодаря тому, что не требовали друг от друга фактически ничего. И поэтому Му Цин сомневался, что владеет теми качествами, что позволят считать его кем-то надёжным. С которым можно будет провести время дольше, чем на один поединок.       — Если я смогу вознестись, мой генерал наградит меня? — поинтересовался Лю Цингэ, искоса посмотрев на собеседника. Не надо видеть его ухмылку, чтобы услышать её в голосе.       Му Цин фыркнул.       — Вознесение само по себе высшая награда, — парировал он, закатив глаза.       — Но так у меня будет мотивация стараться, — отбил подачу Лю Цингэ. Они сражались даже на словах.       Му Цин не мог сдержать улыбку.       — Ладно. Одно желание, — решил сдаться он и протянул руку, коснувшись тыльной стороны ладони Лю Цингэ, чтобы оставить на ней похожую на полумесяц метку. Вдохновился фазой луны, которую они сейчас наблюдали. — Это моё обещание.       Лю Цингэ был поражён и даже не нашёлся со словами, молча смотря на едва заметную в темноте метку. Он и не подозревал, что ему настолько повезёт — расположение Сюаньчжэня до последнего казалось слишком хорошим сном. Человек и небожитель — где это было видано? И всё же Сюаньчжэнь полностью оправдывал ту веру, что нёс в себе Лю Цингэ.       Му Цин даже не понял, какую силу возымели его брошенные на ветер слова. Он сразу же пожалел о своём обещании, стоило переступить порог кабинета и отпустить эйфорию случившейся встречи. Опасно было связывать себя обещанием со смертным, как и опасно было вверять божественную силу в чужие руки. Что бы Лю Цингэ ни попросил после вознесения, Му Цин будет обязан подчиниться. Оставалось надеяться, что помыслы мужчины останутся такими же праведными, как и по сей день.       С тех пор Лю Цингэ стал реже выходить на связь, пропадая где-то на дорогах Поднебесной, чтобы случайно оказаться в очередном храме с отчётом-молитвой. Он звучал воодушевлённо, и Му Цин не слишком беспокоился. Они не были никак привязаны друг к другу, поэтому столь долгое расставание не беспокоило его: небожителю тоже было чем заняться, и скучать не доводилось. Му Цин настолько погрузился в свои дела, что мог не замечать отсутствия Лю Цингэ месяцами, что было хорошо — всё-таки дела и были предназначены для того, чтобы отвлекаться от мыслей о нём. Му Цин любил держать всё вокруг и самого себя под контролем, поэтому был готов брать ответственность за каждое своё импульсивное решение. Но он и представить не мог, что спонтанное обещание выльется в то, что пропавший на годы Лю Цингэ однажды окажется в центре небесной столицы, ознаменовав своё прибытие звоном колокола, сзывающим всех посмотреть на новоприбывшего.       Пока небожители шептались, обсуждая статного мужчину в белоснежных одеждах и окроплённым кровью клинком (небесная кара настигла Лю Цингэ сразу же после того, как голова осквернённого тёмной энергией духа дракона была отделена от тела), Му Цин просиживал у себя в кабинете. Его не привлекали массовые сборища, а нового небожителя он сможет официально поприветствовать на организованном Его Величеством Шэньу приёме, поэтому Му Цин решил особо не напрягаться ради того, чтобы попрыгать за чужими спинами в стремлении рассмотреть будущего коллегу. У него всё ещё было чувство собственного достоинства.       Оказавшись среди толпы дорого разодетых людей, Лю Цингэ окинул каждого секундным взглядом, однако не нашёл того, кого жаждал увидеть. Он был уверен, что сумеет узнать истинный облик своего генерала без подсказок, и среди присутствующих Сюаньчжэня не было. Зато к Лю Цингэ подошла женщина, держащая в руках внушающих размеров свиток, что можно было использовать как оружие сам по себе. Лю Цингэ невольно впечатлился, однако ничем не продемонстрировал своего удивления, вместо этого кратко и точно отвечая на вопросы. Бог Литературы представилась именем Линвэнь и попросила пройти за ней для того, чтобы внести Лю Цингэ в общую хронику и провести несколько официальных процессов, что позволят ему стать небожителем не только на практике, но и на бумагах. Поняв, что опасность не поджидает за углом, мужчина убрал ладонь с рукояти меча и коротко кивнул. Он тут же стал местной новостью, и шепотки обсуждений звучали повсюду: кто-то восхищался внешностью и необычной аурой, кто-то высокомерно фыркал и задирал нос, видя конкурента. Лю Цингэ не собирался скрывать того, насколько ему плевать на чужое отношение. Он прибыл в небесную столицу ради одного конкретного дела. Ради одного конкретного человека.       Линвэнь задержала Лю Цингэ на долгие часы: сначала она детально допросила его о том, что привело к вознесению, и какое событие стало ключевым — это шло в событийную хронику; потом спросила о том, кем Лю Цингэ был по жизни — это шло в личную хронику; потом попросила подтвердить, согласен ли он со своей обязанностью защитника путешественников и жаждущих (Лю Цингэ было всё равно до тех пор, пока он мог сражаться) — это было для перечня обязанностей; следом попросила Лю Цингэ указать своё божественное имя, если он не хочет раскрывать настоящее смертным — это было уже для перечня служащих; за этим у Лю Цингэ потребовали назвать будущий дворец, постройка которого начнётся сегодня же, — это для того, чтобы было чем именовать первые храмы; после этого шла просьба не спускаться в мир смертных первое время, пока все бюрократические тонкости не будут улажены, и Лю Цингэ не сможет вступить в должность; и под конец Лю Цингэ назначили дату собрания, на котором он должен быть официально представлен другим небесным чиновникам.       Пусть вся эта бумажная тягомотина порядком утомляла до боли в глазах, Лю Цингэ уважал чужой труд и покорно отвечал на вопросы, молчаливо слушая все объяснения следом и кивая в знак понимания. Он был восхищён тем, как Линвэнь не путалась среди всех хроник и списков, чувствуя их на каком-то другом уровне, непонятном новому Богу Войны. Неудивительно, что перед ней расступались другие, признавая важной частью небесного общества — на плечах одной женщины держался огромный пласт информации, поддерживаемый другими Богами Литературы.       После долгой беседы Лю Цингэ предложили остановиться в гостевых покоях Линвэнь до тех пор, пока его дворец не будет построен, чтобы перебраться туда на остаток вечности. Мужчина вежливо сообщил, что подумает над этим предложением, после чего с поклоном попрощался и вышел на ярко сияющие улицы небесной столицы, которой было суждено стать его пристанищем. Лю Цингэ как нельзя хорошо вписывался в местный пейзаж со своими развевающимися белыми одеждами и грациозной фигурой. Любой невольно останавливал взгляд, завидев его лишь краем глаза, однако мужчина не замечал этого, с интересом оглядываясь вокруг. За немалые годы он успел повидать всякое, но впервые видел настолько пышущее богатством и величием место. Вот как жили небожители, пока их последователи день за днём вспахивали землю и работали до седьмого пота, чтобы построить лучшую жизнь. Тень отторжения прошлась по отстранённому лицу, оставшись незамеченной.       Поблуждав немного, чтобы рассмотреть местные виды, Лю Цингэ почти без труда нашёл дворец Сюаньчжэня. Пусть он не уступал в великолепии другим зданиям небесной столицы, стиль был довольно простым и педантичным, без лишних изысков, созданных просто для привлечения внимания. Не оставалось сомнений в том, кому мог принадлежать этот дворец, и Лю Цингэ ступил на его территорию, дождавшись, пока один из младших служащих подойдёт, чтобы осведомиться целью появления гостя.       Му Цин в это самое время ломал голову над тем, стоит ему отправить несколько служащих на расследование по поводу пропадающих людей в одном из городков, где все жители поклонялись ему, или воспользоваться лазейкой и лично занятья этим делом, тем самым повысив уровень доверия. При правильно разбросанным подсказкам местные жители быстро догадаются, кем на самом деле будет являться посетивший их спутник. И пока он раздумывал над этим непростым вопросом, в кабинет зашёл слуга и сообщил, что некий небожитель пожаловал с дружеским визитом и желает увидеть генерала, если тот будет свободен. Му Цин вернулся к свитку, пробежался по нему взглядом, после чего бегло подписал и отправил служащему в руки.       — Пусть заходит. На это задание лично отправляюсь завтра же, подготовьте всю информацию по делу к сегодняшнему вечеру, — велел он, и служащий с поклоном удалился исполнять приказ.       Му Цин остался сидеть, смотря на карту, где было отмечено местоположение всех его храмов. Взгляд небожителя неторопливо нашёл ту точку, где ему предстояло оказаться завтра. Пока он рассуждал над первыми действиями, к нему в кабинет снова пожаловали. Му Цин тут же напустил на себя деловой отстранённый вид, готовясь приветствовать незваного гостя, однако маска посыпалась осколками в ту же секунду, когда взгляд наткнулся на белые одежды и поднялся к хорошо знакомому лицу. Лю Цингэ не изменился с последней их давней встречи, зато аура вокруг него была другой. Так вот кто потряс небесную столицу своим появлением. И Му Цин всё пропустил, как обычно. Безразличие до добра не доводит.       Это был первый раз, когда Лю Цингэ видел истинный облик Сюаньчжэня, и он не мог не засмотреться, пусть и старался держать лицо. Сюаньчжэнь выглядел моложе, чем предпочитал демонстрировать своему спутнику при встречах. Его волосы были длиннее и на порядок темнее, гуанем собранные в аккуратный хвост, не мешающий работе. Глаза казались почти бездонными, а взгляд их был острым, как лезвие меча. Несмотря на изящное и почти нежное в своих чертах лицо, даже при первом взгляде ни у кого не хватило бы смелости подумать о Сюаньчжэне как о слабом и доступном человеке, ибо напускное безразличие и холод наложили свой отпечаток. Лю Цингэ был удивлён и заворожен настолько, что чуть не забыл должным образом поклониться и поздороваться, выражая уважение.       — Мой генерал, — сказал он, не поднимая головы.       Сердце Му Цина снова пропустило удар, а кончики ушей тут же запылали.       — Не стоит. Всё-таки теперь мы с тобой одной масти, — снисходительно сказал он, неспособный выйти из образа на своей территории, являющейся крепостью и игровой доской одновременно.       Лю Цингэ выпрямился, однако в глазах его сверкали искры неподдельной радости. Никто ещё не смотрел на Му Цина с таким выражением. Тот, будучи хорошим хозяином, пригласил гостя сесть, и Лю Цингэ подчинился, держа спину безукоризненно ровной, будто старался соответствовать. Му Цин помнил, как ему нравилось лежать на траве с закинутыми за голову руками, даже если потом приходилось выводить пятна из одежд заклинанием.       — Прошу прощения, что не поприветствовал тебя после вознесения, я был несколько занят, — объяснился Му Цин, не желая, чтобы Лю Цингэ подумал, что ему стало плевать сразу же после того, как из последователя мужчина превратился в небожителя.       — Я понимаю, именно поэтому решил пожаловать с визитом лично. Признаюсь честно, давно мечтал стать достойным того, чтобы увидеть Ваш истинный облик.       Замечательно, теперь гореть начинали и щёки Му Цина. Лю Цингэ совершенно не следил за словами или не понимал, какое влияние они имеют.       — Надеюсь, ты не остался разочарован, — вежливо ответил он, сохраняя видимость контроля.       — Могу предположить, что это лучшее, увиденное мной в этой столице, — со знающей ухмылкой сказал Лю Цингэ.       Му Цин закатил глаза.       — Льстец, — фыркнул он, и атмосфера стала легче в тот момент, когда они приспустили маски. Дворец был лишь декорацией, как горы и поля, среди которых они останавливались ранее. Зато люди были настоящими.       — Говорю только правду, — парировал Лю Цингэ. Опустив взгляд на его чинно сложенные перед собой руки, Му Цин заметил бледный полумесяц, выделяющийся на тыльной стороне ладони.       — Ты выиграл, — сказал он, кивнув в сторону метки. — Каково твоё желание?       Ресницы Лю Цингэ опустились, будто в задумчивости, но на деле решение он принял уже давно.       — Имя, — сказал он твёрдо. Услышав это, Сюаньчжэнь нахмурился в недоумении.       — Что за «имя»? — переспросил он.       Лю Цингэ опустил глаза, рассматривая полумесяц на своей коже.       — Я бы хотел удостоиться чести знать истинное имя генерала Сюаньчжэня. Обещаю, что не буду использовать его для манипуляций или в любых подобных целях, — ответил мужчина.       Му Цин всё ещё не мог понять, к чему он ведёт.       — И это всё? Это же всего лишь имя, — сказал он, неспособный поверить, что Лю Цингэ использует желание, полученное от одного из сильнейших небожителей, таким странным образом.       — Для меня это имеет значение. Ещё в тот день, когда мой генерал спросил моё имя, я не мог не задаться тем же вопросом. И хотел повторить его, когда буду достоин того, чтобы знать, — пояснил Лю Цингэ. Странные у него были принципы, но Му Цин не собирался спорить. Всё-таки он пообещал исполнить что угодно, если его последователь сумеет вознестись.       — Му Цин, — представился он коротко и без напускной торжественности. Лю Цингэ поднял голову, пристально смотря на собеседника, будто пытался привязать это имя к лицу перед собой. Его губы беззвучно шевельнулись, повторяя услышанное. Расчувствовавшись, Му Цин предложил: — Можешь звать меня так, когда мы наедине. Всё-таки не чужие люди.       Улыбка, осветившая лицо мужчины, когда он услышал это, была пугающе нежной. Му Цин испытал желание отвести глаза, будто видел нечто запретное, не предназначавшееся ему.       — Благодарю, Му Цин, — сказал Лю Цингэ, и у небожителя волосы на руках встали дыбом от того, как непривычно было слышать собственное имя в чужих устах, сказанное с теплотой. Фэн Синь заставлял его звучать иначе.       — Добро пожаловать в небесную столицу, Лю Цингэ, — ответил Му Цин с розовым лицом, и Лю Цингэ убедился в том, что не зря сошёл с привычной одинокой тропы путешествия, ухватившись за шанс. Помогать другим он неизменно мог и в роли небожителя, зато теперь они с Му Цином не стояли по разные стороны невидимой стены, разделённые надобностью соблюдать предписанные нормы, сковывающие по рукам и ногам.       Му Цин боялся перемен, но не мог не признать, что присутствие Лю Цингэ в столице было приятным дополнением, позволившим им сблизиться без оглядки на субординацию. Пусть Лю Цингэ и был новичком, они оба считались Богами Войны и были равными в небесной столице. Им не приходилось воевать за территорию, потому что Лю Цингэ взял на себя роль покровителя таких же странников, каким когда-то был он сам. Его храмы раскинулись по всей Поднебесной, и пусть их было немного поначалу, Лю Цингэ без труда находил чем коротать время. Он время от времени помогал Му Цину с его собственными миссиями, скорее составляя компанию, чем оказывая боевую поддержку. И Му Цин понял, что ходить на задания с кем-то может быть даже приятно. Раньше он относился к совместным патрулям так же, как и ко всему остальному — считал обязанностью, которую стоило перетерпеть на время. Лю Цингэ добавил красок в эту рутину. Они часто притворялись случайными путниками, как во время того Летнего Фестиваля, и смотрели окрестности. А когда Лю Цингэ официально запрашивал помощь Сюаньчжэня с собственными заданиями, это был хороший шанс выйти за границы собственных территорий и увидеть мир дальше.       Божественным именем Лю Цингэ стало «Чэнлуань». Обосновал он это тем, что именно меч привёл его к вознесению, поэтому заслуживал свою толику славы. Му Цин фыркнул, но возражать не стал, а Пэй Мин даже оценил и хлопнул новичка по плечу в знак одобрения. Дворец, как и храмы Лю Цингэ носили имя «Байчжань», и многие стремились наведаться в Храм Ста Битв хотя бы из любопытства, чтобы послушать историю его божества. А также Лю Цингэ не отказывался от поединков с любым желающим бросить ему вызов — эта часть его жизни осталась неизменной, и даже нашлись те несчастные, что хотели испытать себя против небожителя. В итоге молва о Лю Цингэ распространялась со скоростью ветра, и он довольно быстро набирал силу, вызывая восхищение и приступы зависти у некоторых старожилов. Му Цин тихо гордился им, вежливо поздравляя с новыми достижениями, на что Лю Цингэ отвечал неизменной знающей ухмылкой. Многие привыкли, что практически с первого дня Сюаньчжэнь и Чэнлуань были почти неразлучны и часто бывали вместе. Линвэнь не была удивлена этому: у неё в хронике было записано, чьим последователем Лю Цингэ являлся до вознесения. Да и эти два Бога Войны довольно позитивно влияли друг на друга, принося куда больше пользы вдвоём. Сюаньчжэнь начал проявлять больше энтузиазма, а Чэнлуань по его указке не отлынивал от бумажной работы. Порой этой самой работой он занимался в кабинете Му Цина, даже если за долгие часы они не обменивались ничем, кроме коротких вопросов и ответов. Это было уютно.       Му Цин не проявлял слишком много инициативы в развитии их преобразовавшихся дружеских отношений. Он не отталкивал Лю Цингэ, наоборот — активно поощрял, однако редко сам делал первый шаг с тех пор, как тот вознёсся. Лю Цингэ не мог этого не заметить. Поначалу он считал, что дело в репутации, которую небесный генерал старался поддерживать, но потом в голову закралась мысль, что истина кроется куда глубже. Му Цин будто сдерживал себя, стараясь держать своё отношение под контролем и не пускать Лю Цингэ ближе, чем следовало. Это было разумно, но в то же время Лю Цингэ не мог не признать, что подобный подход ранил его, ведь он ни словом, ни действием не обидел своего генерала, всегда высказывая своё уважение к нему. Решив не ждать, пока всё рассыплется само по себе, он решил поднять этот вопрос, когда они сидели в тихой чайной, отделённые от других посетителей границами приватной комнаты, занавески которой были пропитаны звукоизолирующими заклинаниями, позволяющими скрыть в тайне любую беседу.       — Надеюсь, что я ошибаюсь, но мне кажется, что моя компания последнее время тебе в тягость, — сказал Лю Цингэ, чем заставил Му Цина округлить глаза и чуть не выплюнуть едва выпитый чай.       — С чего ты это взял? — спросил он, прикрыв рот ладонью, чтобы тихо откашляться. Лю Цингэ дождался, пока приступ пройдёт, чтобы продолжить свою мысль:       — Ты выглядишь напряжённым, когда я навещаю тебя во дворце. А в моём ты побывал лишь пару раз по собственной инициативе. Если общение со мной тяготит тебя, то я хотел бы услышать это напрямую, чтобы не тешить себя ложными надеждами.       Му Цин выглядел почти напуганным, слушая всё это. Он напоминал загнанного в угол зверя, будто небольшая комнатка в чайной являлась тюремной камерой, а Лю Цингэ выносил приговор.       — Это не так. Точнее, ты прав, я вёл себя довольно пассивно всё это время, но не из-за того, что избегаю тебя. Я ждал, что ты сам потеряешь ко мне интерес, — признался Му Цин, нервно крутя чашку в руках.       Лю Цингэ изящно приподнял бровь.       — Чем же я привёл тебя к такому выводу? — спросил он, и Му Цин почувствовал себя идиотом в одночасье.       — Ничем. Я просто… ты… — он запутался в словах и сделал глубокий вдох, собираясь с мыслями. Лю Цингэ терпеливо ждал, не собираясь торопить. Он действительно был обеспокоен мыслями своего друга, воспринимая его волнения как собственные. — Я просто не представляю, что со мной можно общаться долгое время и не захотеть убежать.       — Мы общались годами ещё до того, как я вознёсся, — резонно заметил мужчина.       Му Цин нахмурился и поджал губы, понимая, что не способен донести свою мысль.       — Да, но это было другое. Одно дело видеться время от времени, а другое дело — постоянное общение. Я никогда особо не рассказывал о себе, потому что ты не спрашивал, но я не тот человек, которого можно считать надёжным другом. Рано или поздно ты поймёшь это и будешь очень разочарован, — сказал он.       В глазах Лю Цингэ сверкнула искра злости, но направлена она была вовсе не на собеседника, а на обстоятельства, что заставили его мыслить подобным образом. Но услышанное отвечало на все вопросы относительно былой осторожности Му Цина, настолько тщательно думавшего над каждым своим словом, будто боялся, что один неосторожный шаг может всё разрушить, лишив его единственного человека, рядом с которым Му Цин не чувствовал себя таким провальным, как обычно.       Лю Цингэ догадывался о существующей проблеме, но не собирался навязывать помощь там, где её не просили. Лишь раз он вызвал генерала Наньяна на дуэль, когда тот посмел сквернословить прямо при Лю Цингэ. Тогда лицо мужчины позеленело от злости, и вызов он ловко отмёл в сторону, намекнув, что Чэнлуань лезет не в своё дело. А остальные свидетели быстро усвоили, что теперь не только Сюаньчжэнь будет защищать собственную честь в случае любых нападок. Наньян был вынужден скрипеть зубами и метать ножи взглядом, будто надеялся, что хотя бы они смогут ранить Му Цина. Но впредь дерзить открыто он не решился.       — Думаю, я достаточно взрослый человек, чтобы самому судить о том, с кем мне общаться, — сказал Лю Цингэ.       — И я просто экономлю тебе время, — настоял Му Цин.       Мужчина тихо вздохнул. Он действительно не знал о том, что из случившегося в прошлом накрыло тенью Му Цина, однако тот очевидно старался защитить себя же от разбитого сердца. Лю Цингэ уважал это стремление, поэтому подумал над следующими словами перед тем, как позволить им сорваться с губ:       — Му Цин, — позвал он серьёзно, проигнорировав привычное прозвище, чтобы показать глубину своих намерений. Глаза небожителя тут же перестали бегать и сосредоточились на собеседнике. — Выбирая тебя ещё давно, я знал, что даже небожитель не может быть идеален, и видел это в тебе. Я рассчитывал на это, потому что предпочитаю правду сладкой лжи. И ещё не было и дня, когда ты заставил бы меня пожалеть о сделанном выборе. Что-то мне подсказывает, что он и не настанет. У меня тоже есть мои собственные секреты, о которых ты не знаешь, и это всего лишь одна из сторон человеческих отношений. Ты не обязан быть достойным и что-то доказывать — вот что я пытаюсь донести. Если ты захочешь рассказать мне о том, что привело тебя к сегодняшнему дню, я с радостью послушаю, но не стану настаивать, если ты не захочешь вспоминать. Мы несём на себе тень наших прошлых решений, но это не останавливает нас от того, чтобы совершенствоваться дальше. Ты говорил, что я достоин того, чтобы быть небожителем. Тебя это касается точно так же. И прежде, чем решишь возразить, осознай: сейчас я не сидел бы перед тобой, если бы мои слова не являлись правдой.       Му Цин мог лишь сидеть и моргать, смотря на собеседника так пристально, будто старался высмотреть тень шутки или обмана на его лице. Но Лю Цингэ был предельно серьёзен — он говорил от сердца и верил каждому своему слову, тем самым не оставляя шанса усомниться в себе. Му Цин мог не верить в себя, но он никогда не переставал верить в Лю Цингэ.       — Я трус, — признался он честно, поразившись тому, как непривычно дрожал голос, несмотря на все попытки держаться. — Я боюсь, что однажды ты оставишь меня, и это будет моим наказанием.       Взгляд Лю Цингэ смягчился, и он слегка перегнулся через стол, чтобы накрыть ледяную ладонь Му Цина своей.       — Если когда-нибудь я предам тебя — добровольно спрыгну с небес и сломаю свой меч, — поклялся он, и Му Цин ничего не мог ответить, смотря на их переплетённые руки широко раскрытыми и полными непролитых слёз глазами. Лю Цингэ терпеливо ждал, не отступая, и с влажным вздохом Му Цин перевернул ладонь, обхватив чужие пальцы своими, слегка подрагивающими. Лю Цингэ улыбнулся той самой улыбкой, что вызывала у Му Цина мурашки по коже и лёгкое чувство страха. Он всё ещё ощущал его отголоски, но рядом с ними появилось эхо чего-то нового.       После этого разговора Му Цин начал понемногу снимать с себя те оковы, которые сам же и навесил. Он перестал ждать подвоха сплошь и рядом, выбрав доверие Лю Цингэ, как было и раньше. И это оказалось одним из самых лучших решений за последние сотни лет существования. Лю Цингэ всегда был рад видеть Му Цина как своего гостя и как своего спутника, неприкрыто напоминая об этом из раза в раз. И сам Му Цин перестал чувствовать себя тигром в клетке. Теперь он позволял себе подсыпать перца в некоторые слова, порой банально забывая о том, что должен сдерживаться. И к его величайшему удивлению, Лю Цингэ находил эту черту очаровательной, время от времени делая комплименты остроумию своего друга. Так Му Цин узнал, что его товарищ сам непрост и обладает довольно острым языком, когда не пытается это скрывать напускной вежливостью и тактичным молчанием. Про них можно было сказать «два сапога пара», и было в этом что-то забавное. Му Цин, привыкший держать всё и вся под контролем, позволил себе быть ведомым на этой незнакомой для него территории близких отношений, и Лю Цингэ был самым терпеливым учителем, позволяя отступить, когда Му Цин нуждался в пространстве.       Это было ещё одной позитивной чертой — они умели существовать друг без друга ещё задолго до встречи, и сейчас это не изменилось. Лю Цингэ мог отправиться в какую-нибудь глушь на месяцы, оставив после себя обещание обязательно вернуться, а Му Цин порой нуждался в личном времени для отдыха и просто для того, чтобы сосредоточиться на работе. Они никогда не вставали друг у друга на пути, предпочитая идти в ногу, и со временем это осозналось как норма. Му Цин встречал Лю Цингэ из путешествий с его самыми разными (и порой самыми странными) подарками, а тот в свою очередь наслаждался розовеющим лицом небожителя, по прихоти ища всё новые и новые способы вызвать такую реакцию.       Случай с Бессмертной Парчой и последующим изгнанием Инь Юя стал шоком для всех небес — Му Цина включительно. Когда Цюань Ичжэнь пришёл в неистовство, Лю Цингэ без сомнений обнажил клинок, вставая между Богом Войны и Му Цином с твёрдым намерением защитить. Многие знали о том, что Цюань Ичжэнь был практически неостановим в битве, и немногие могли совладать с его необузданной силой. Му Цин был поражён случившимся. Ни для кого не было секретом, что отношения Владык Запада были весьма натянутыми последние десятки лет (особенно со стороны того же Инь Юя), но никто — даже сам Инь Юй, судя по потерянному виду, — не мог предсказать подобный исход.       На Цюань Ичжэня, почти впавшего в безумие от горя, было больно смотреть. Му Цину долго не давали покоя его налитые кровью глаза и то, с каким отчаянием этот молодой на вид юноша бросался на самого небесного императора, желая отменить справедливое наказание. Лю Цингэ видел, насколько потрясла Му Цина эта ситуация, пусть и не знал, как глубоко уходили корни этих эмоций.       — Мы можем помочь ему, — сказал Лю Цингэ задумчиво.       — Кому?       — Инь Юю.       Му Цин взволнованно поджал губы.       — Это будет не против правил? Мы не можем оспорить решение нашего владыки.       — Мы и не будем. Но никто не запрещал нам оказывать поддержку изгнанному небожителю, — пожал плечами Лю Цингэ. Му Цин покрутил эту мысль в голове.       — Пожалуй, ты прав, — согласился он для своего же душевного спокойствия. Через несколько минут они спустились на землю и принялись искать.       Будучи покровителем странников, Лю Цингэ обладал своими преимуществами и мог заставить любую дорогу привести его к желаемой цели. Лагерь Инь Юя они обнаружили через несколько часов. Низвергнутый небожитель выглядел измотанным, сидел у слабого костра, рассматривая языки пламени. Увидев двух других небожителей, вышедших навстречу, Инь Юй сразу же напрягся, ожидая продолжения своего наказания, будто случившегося ранее было мало.       Остановившись на безопасном расстоянии, Лю Цингэ поклонился со всем уважением, будто приветствовал одного из небесных чиновников перед собой.       — Мы пришли помочь, — без экивоков объявил он. — Где Ваш друг?       — Ушёл за хворостом, — бесцветно ответил Инь Юй, чуть прищурившись. — Зачем помогать нам?       Лю Цингэ глянул на Му Цина, негласно уступая место ему. Тот кашлянул в кулак, прочищая горло, и ступил вперёд с ровной спиной, будто собирался дать отчёт на одном из собраний.       — Мы верим, что случившееся было лишь недоразумением, и желаем оказать поддержку, — заявил он. Лю Цингэ кивнул в знак согласия.       Инь Юй перевёл взгляд с одного на второго и тихо хмыкнул.       — О да, лишь недоразумение. Вся моя жизнь — одно сплошное недоразумение, — сказал он, и его плечи затряслись в полуистерическом смешке. — Я пахал до седьмого пота, чтобы выслужиться при дворе, а кому-то досталось всё по простому щелчку пальца — и вот я уже никто! Злодей! Это какая-то проверка, да? Я не собираюсь подставлять Владыку Циина, можете не беспокоиться.       Му Цин ужаснулся тому, как знакомо звучали эти интонации. Но в этот раз он был достаточно силён, чтобы остановиться и протянуть руку. Лю Цингэ стоял рядом, успокаивая одним своим присутствием и напоминая, что Му Цин делает правильный выбор. Что он может позволить себе этот выбор.       — Это не проверка. Мы действительно желаем помочь, сделав всё, что в наших силах, — сказал он, стараясь звучать убедительно, однако это лишь больше раззадорило Инь Юя.       — И что вы собираетесь сделать? Докажете Владыке мою невиновность? Уговорите вернуться меня на небеса, где я никому не смогу даже в глаза посмотреть после всего? Или вы знаете способ повернуть время вспять, чтобы я выкинул эту чёртову парчу? — вспылил он, выглядя так, будто действительно выжил из ума.       Плечи Му Цина напряглись, однако Лю Цингэ среагировал быстрее и мягко коснулся его руки.       — Позволь мне, — попросил тихо, и Му Цин кивнул, отступая.       Лю Цингэ смело подошёл к Инь Юю и опустился на одно колено, чтобы смотреть тому прямо в глаза.       — У нас нет власти, чтобы вернуть тебя на небеса или вернуть содеянное, — строго сказал он с нечитаемым выражением лица. — Как нет права судить о том, кто прав и кто виноват. Но я всё ещё являюсь покровителем дорог, и вам с другом не укрыться от моих глаз везде, куда вы решите отправиться. И лишь вам двоим решить, куда приведёт эта дорога. Я могу помочь тебе, сделать одним из своих представителей на земле. Это не снимет проклятую окову, однако это даст тебе силу, чтобы постоять за себя. Это даст тебе возможность выбирать самому. Прозвучит лицемерно с моей стороны, но небеса не делают человека великим, и даже не великие люди строят небеса.       — Думаю, Владыка Инь Юй как никто другой помнит, что мы зависим от людей, которые нам поклоняются, но они не всегда зависят от нас, — сказал Му Цин, подхватив мысль. — Двери моих храмов всегда будут открыты для вас двоих.       — Как и моих, — подтвердил Лю Цингэ. — Если ты не захочешь пересекаться с Владыкой Циином, то дорога подчинится и разведёт вас в разные стороны. Мы лишь хотим предоставить выбор: продолжить зависеть от сборища лицемеров или открыть глаза и пойти собственным путём, пока несут ноги.       Смотря в серьёзные глаза мужчины, Инь Юй не мог разразиться пламенной речью, как хотел бы. Каждое сказанное слово было искренней правдой. Он продолжал цепляться за то, что считал своим смыслом существования, отказываясь видеть перспективы сразу же после того, как всё, чего он добивался, пошло трещинами и рассыпалось на части. Лю Цингэ насильно раскрыл ему глаза и заставил посмотреть на всё без призмы обиды, застилавшей взгляд. Инь Юй был вынужден признать, что такое выгодное предложение не принял бы только глупец. Кем-кем, а таковым он не являлся.       — Какие условия? — спросил он.       Лю Цингэ задумался. Он собирался бескорыстно дать человеку шанс на новую жизнь и не придумывал никаких условий, однако понимал, что за этим вопросом крылось нечто большее. Инь Юй просил о помощи, просил дать ему мотивацию согласиться и жить дальше после того, как все его идеалы рухнули и рассыпались в пыль.       Повернувшись, мужчина посмотрел на своего спутника. Му Цин задумчиво окинул Инь Юя взглядом, скрестив руки на груди.       — Заходи в каждый храм, на который будешь натыкаться, и рассказывай любому из нас о том, что увидел по пути. Тебе лучше стараться держать глаза открытыми, потому что я надеюсь услышать интересные истории за пределами моих территорий, — строго сказал он тоном, не предрасполагающим к возражениям.       Инь Юй нахмурился, а губы Лю Цингэ изогнулись в едва заметной улыбке. Неплохой способ заставить кого-то жить на полную и не останавливаться, позволяя себе погрязнуть в тени прошлого. Может, со временем Инь Юй даже начнёт жить не из долга, а по собственному желанию, когда новые впечатления затмят воспоминания. Му Цин ответил знающей ухмылкой, после чего вновь обратился к Инь Юю с серьёзным видом.       — Справишься?       Инь Юй кивнул. Лю Цингэ протянул к нему руку.       — Дай мне своё запястье, — велел он, и Инь Юй подчинился без вопросов, позволив небожителю направить в себя поток энергии, слушая пояснения: — Это не сравнится с твоими истинными способностями, но лучше, чем ничего. Она будет восполняться каждый раз, когда ты будешь останавливаться у меня в храме.       Вскоре на тыльной стороне Инь Юя проступил рисунок убывающей луны. Рассмотрев его из-за плеча спутника, Му Цин фыркнул.       — Крадёшь чужие идеи, — упрекнул он беззлобно. Инь Юй впервые видел улыбку генерала Сюаньчжэня, на которую Чэнлуань ответил такой же, в тон парировав:       — Не краду, а несу в массы, — дерзко сказал он, после чего назвал Инь Юю пароль от своей духовной сети на тот случай, если путникам вдруг понадобится срочная помощь. Энергия не будет расходоваться, так как этот вопрос Чэнлуань брал на себя полностью.       Инь Юй не мог поверить, что ему так повезло сразу же после того, как судьба смешала его с грязью. Самая тёмная ночь действительно была перед рассветом. Он шмыгнул носом и только тогда заметил, что начал плакать. Извинившись, попытался вытереть слёзы, но от этого стало хуже — они покатились по щекам с новой силой.       Охнув, Сюаньчжэнь подошёл к нему и устроил ладонь на плече, успокаивая своим присутствием. Ладонь Чэнлуаня казалась горячей на колене павшего небожителя.       — Спасибо. Простите, что был груб с вами, — сказал Инь Юй дрожащим от всхлипов голосом. Пальцы Сюаньчжэня сжались чуть крепче.       — Не скажу, что мы этого не заслужили. Главное, что мы пришли к компромиссу, — философски сказал он. Они молчаливо утешали Инь Юя до тех пор, пока его друг не вернулся, выронив стопку веток от удивления, когда увидел одних из самых пугающих чиновников небесной столицы перед собой.       После короткого объяснения сложившейся ситуации Цзянь Юй без раздумий согласился на поставленные условия, не собираясь бросать своего друга на произвол судьбы. В яму они упали вместе и карабкаться наверх тоже будут вместе. Увидев такой запал в глазах, Му Цин убедился, что эта парочка точно не пропадёт. Недолго поговорив о разном, они расстались до первой молитвы в храме. С лёгкого мановения руки Му Цин пожертвовал одну из множества своих карт, на которой были отмечены все новые храмы, что строились последние годы, вдобавок к старым, и снисходительно позволил добавлять свои заметки, чтобы было нескучно в дороге. Инь Юй принял подарок дрожащими руками, будто Му Цин ему звезду с неба предоставил, и рассыпался в благодарностях. Когда будущее перестало быть мрачным и туманным, настроение пары резко поднялось, как и боевой дух. Му Цин тихо радовался тому, что они с Лю Цингэ справились.       — Хитро ты придумал сделать его твоим последователем, чтобы защитить, — сказал он, когда они ушли достаточно далеко, решив прогуляться по лесу перед возвращением к рутине.       — То же самое могу сказать про твою идею с отчётами. Довольно оригинально, — ответил Лю Цингэ со смешком. Му Цин закатил глаза.       — Ты в своё время помог мне сохранить рассудок этими отчётами, — сказал он.       — Это ты мне помог, — возразил Лю Цингэ, и они синхронно повернули головы, стараясь одолеть друг друга силой взгляда, словно малые дети. Вскоре оба мужчины перестали сдерживать улыбки, и Лю Цингэ пробормотал: — Люблю тебя за это.       Глаза Му Цина округлились, и он чуть не споткнулся, ловко подхваченный под локоть.       — Ты шутишь? — спросил высоким от волнения голосом.       — С такими словами не шутят, — резонно ответил Лю Цингэ. — Я уже много лет оказываю тебе знаки внимания, если ты не заметил.       — Я заметил! — возразил Му Цин. Такое сложно было не заметить, когда Пэй Мин регулярно посмеивался и подмигивал ему чуть ли не при каждой встрече. — Я просто не думал, что это всё так… так…       — Серьёзно? — пришёл на выручку Лю Цингэ, улыбнувшись трогательно покрасневшим ушам.       — Да.       — Тогда на всякий случай уточняю: я серьёзен.       — Я знаю! — вспылил Му Цин. Он чувствовал себя так, будто его разыграли. Хотелось отвернуться, и в то же время он не мог даже отвести взгляд. — Почему ты не сказал раньше?       — Не хотел напугать тебя и ухудшить наши отношения, — легко ответил Лю Цингэ.       — Это невозможно, потому что ты тоже мне небезразличен, — ответил Му Цин строго, и настала очередь его собеседника медленно заливаться краской.       Они неловко встали на месте, застыв друг напротив друга.       — Что будем делать? — нетерпеливо спросил Му Цин.       — Всё то же, что и раньше? — предположил Лю Цингэ, после чего добавил: — Если позволишь, я бы хотел поцеловать тебя.       — Позволяю, — ответил Му Цин и первый положил руки на плечи Лю Цингэ, пока что не решаясь обхватить ими шею. Ладони мужчины сами легли на талию, будто там им было и место.       Когда их губы наконец соприкоснулись, оба небожителя улыбались прямо в поцелуй.       Как и сказал Лю Цингэ, не изменилось фактически ничего. Они всё ещё проводили время вместе и раздельно, занимались своими делами как ответственные чиновники. Только между этим всем добавили тайно украденные поцелуи и обмены знающими взглядами. А в мире людей они часто притворялись странниками и свободно переплетали пальцы, гуляя по улицам. Му Цин и представить не мог, что его решение обратить внимание на одного из своих последователей возымеет такие последствия. В итоге это стало лучшим решением в его жизни. Постепенно Му Цин начал забывать об идее собственного одиночества и привык к тому, что на тропе совершенствования у него появился спутник. И вот с последним возникли вопросы, которые беспокоили вместе с навязчивыми мыслями.       — Я совершенствовался путём непорочности тела и помыслов, — однажды заявил Му Цин, когда они готовились ко сну, превратив это в совместную рутину. В итоге во всём дворце Лю Цингэ спальня была самым обжитым местом, потому что ради своего партнёра тот решил изменить собственным аскетичным принципам в угоду домашнему уюту.       — Я знаю. Я же был твоим последователем раньше, — приподнял брови Лю Цингэ, и Му Цин покраснел, чувствуя себя дураком. Но он учился постепенно говорить о своих желаниях, а не закрываться от них, убеждая себя, что сможет прожить и в лишении.       — Просто, если мы собираемся развивать наши отношения дальше, точнее, если у тебя есть такие намерения, я не собираюсь давить…       — Я абсолютно серьёзен в своих намерениях, — сказал Лю Цингэ и протянул руку к Му Цину, приглашая перестать возиться с одеждой и присоединиться к нему на кровати, покрытой нерациональным количеством подушек, потому что Му Цин заслуживал всю нежность мира.       Сглотнув, тот без раздумий принял приглашение и вложил свою ладонь в чужую, позволяя Лю Цингэ утянуть себя вниз, усаживая на белые простыни, поверх которых Му Цин выглядел как изящная картина.       — Продолжай.       Му Цин облизнул губы, настраиваясь.       — С тобой я согласен сойти с этого пути когда-нибудь, — сказал он в итоге. Получилось сухо и скупо, однако Лю Цингэ не выглядел расстроенным. Скорее, он был удивлён.       — Но это нанесёт ущерб твоей силе и может негативно сказаться на твоём влиянии, — осторожно заметил Лю Цингэ, положив ладонь на скрытое шёлковыми штанами и длинными одеждами бедро, бездумно выводя круги большим пальцем для успокоения.       — Плевал я на силу и влияние. Как ты видел, вся жизнь может рухнуть в один день, и никто не может быть уверен в своей неуязвимости. Я не хочу всю жизнь трусить и убегать, — упрямо сказал Му Цин, будто пытался доказать что-то. Причём не только собеседнику, но и себе самому.       Лю Цингэ задумчиво всматривался в его лицо. Это была одна из его привычек: он смотрел на каждого так, будто видел то, что не замечали другие. Му Цин уже привык к этому неоднозначному взгляду и даже не напрягался, зная, что Лю Цингэ просто анализирует услышанное и думает над ответом.       — Тем более, вопрос силы не так уж и страшен, как рисуют, — на всякий случай добавил Му Цин. — Мне всего лишь надо будет принять от тебя как можно больше энергии, чтобы возместить недостачу. Это довольно легко исправить, и моя энергия вновь будет в полном балансе.       Услышав это, Лю Цингэ задумчиво хмыкнул, а его рука поползла выше по бедру. Мужчина приподнялся и положил руку на грудь Му Цина, слегка надавив, чтобы тот понял намёк и опустился на кровать, позволив придавить себя сверху. Лю Цингэ поцеловал его раз, чувствуя, как волнение медленно покидает напряжённое тело. Оторвавшись, взглянул в чуть затуманенные бездонные глаза и приник с ещё одним чувственным поцелуем, позволяя свободной руке очертить грудные мышцы, пройтись по животу и остановиться на изгибе бедра, ощутимо сжав.       Спустившись губами к шее, Лю Цингэ усмехнулся, щекоча её носом, отчего у Му Цина по телу пробежались мурашки.       — Если мой генерал позволит, я с радостью позабочусь о нём сполна, — сказал он тихо, всем телом чувствуя, как Му Цин слегка вздрогнул. Румянец быстро залил лицо и перекинулся на шею. Лю Цингэ решил воспользоваться шансом и проверить, достигнет ли он груди, когда Му Цин набрался дерзости и ответил:       — Можешь приступать.       В этот раз он позволил себе шагнуть навстречу неизвестности без всяких сомнений, доверив Лю Цингэ душу и тело. И как же тот был нежен с обоими — Му Цин понял, что упустил столько всего в своей жизни. Сколько всего он мог не познать, если бы однажды голос таинственного странника не зазвучал в голове особенно громко. Лю Цингэ относился к Му Цину внимательно до такой степени, что приходилось сгонять его с кровати пинками, напоминая, что от процесса парного совершенствования Му Цин не превратился в калеку. Правда, возмущение продлилось до первой горячей ванны, где он вновь позволил заботливым рукам касаться своего тела везде и всюду, расслабившись настолько, что почти уснул прямо в воде. Удивлению Му Цина не было предела, когда Лю Цингэ неожиданно прижал его к себе и пробормотал тихое «спасибо». Непонятно было, за что конкретно — слишком много вещей крылось за столь простым словом, но Му Цин ответил крепкими объятьями и своей благодарностью.       Через некоторое время Му Цин начал понемногу рассказывать о своём прошлом. Обычно он делал это в пределах их спальни, когда они были обнажены друг перед другом во всех смыслах и скрыты от чужих глаз. Му Цин рассказал о том, как был слугой в монастыре, как подобрал лист сусального золота и этим чуть не сломал себе жизнь. Как испугался, что его постигнет участь отца, казнённого за воровство. Рассказал о Сяньлэ, о наследном принце, любимом всеми, но взявшим на себя больше, чем смог унести. К счастью, Лю Цингэ всегда слушал молча и никак не комментировал то, что слышал. Он позволял Му Цину выводить задумчивые круги на своей коже и сжимал его в объятьях, когда дышать становилось слишком трудно из-за вставших поперёк горла слов. Но несмотря на это Му Цин упрямо продирался через все подводные камни своей биографии, желая убрать все преграды между собой и Лю Цингэ. Желая наконец избавиться от этого бремени. И Лю Цингэ видел, как тень, всегда сгущавшая ауру небожителя, постепенно рассеивалась, уступая место его внутреннему свету, мягкому и нежному. После услышанного сложно было не вызвать генерала Наньяна на дуэль прямо посреди ночи, и лишь объятья Му Цина, стоявшие выше в приоритете, сдерживали воинственного мечника. Оба небесных генерала несли на себе одну и ту же тень, так почему же они пошли настолько разными дорогами? Он не собирался искать ответ: всё-таки дорога, которую выбрал Му Цин, позволила им с Лю Цингэ встретиться.       Если раньше они практически всегда были вместе, то теперь пару можно было считать неразлучной. Небожитель в чёрном и небожитель в белом органично смотрелись друг с другом, будто были созданы для своей будущей встречи. Му Цин слушал отчёты Инь Юя, когда тот натыкался на его храмы, после чего пересказывал их Лю Цингэ с небывалым энтузиазмом. Инь Юй неплохо справлялся с возложенной на него задачей и ответственно путешествовал по Поднебесной, помогая нуждающимся во имя своего покровителя Чэнлуаня. Со временем он таким образом даже имя себе заработал — Посланник Убывающей Луны. Нетрудно было догадаться, что люди вдохновились недвусмысленной меткой, видимой на тыльной стороне ладони. Инь Юй больше не являлся небожителем, но теперь он уж точно перестал быть никем.       Услышав это прозвище, Му Цин шутливо толкнул Лю Цингэ в плечо, а тот толкнул его в ответ со своей вечной знающей ухмылкой. Они указали Инь Юю путь, а дальше только он решал, как его пройти. И судя по тому, что в его голосе появились радостные нотки, а в своих отчётах он порой путался и терял мысль, желая рассказать всё и сразу, дела шли неплохо. Время от времени Му Цин и Лю Цингэ находили его, устраивая общие ночные охоты на что-нибудь опасное и от того более интересное.       Во время одного из своих самостоятельных спусков на землю Лю Цингэ вернулся с необычным подарком. Он нагрянул к одному из своих знакомых демонов (которого Му Цин ни разу не встречал лично, но был наслышан о его увлекательном образе жизни, отличающимся от стиля Лю Цингэ лишь тем, что демон предпочитал путешествовать ночью), который прославился своими чётками из чёрного нефрита, ставшими основами ему прозвища. У этого самого друга небожитель заказал необычный редкий товар, который решился преподнести Му Цину в подарок. Тот очень удивился, когда ему в ладонь легла тонкая красная нить, вес которой не ощущался. Урони — и не почувствуешь.       — Я подумал о том, что мы могли бы связать наши судьбы таким образом. Чтобы всегда знать, что на втором конце кто-то есть, — скомкано пояснил Лю Цингэ, в этот раз оказавшийся тем, у кого возникли проблемы с формулировкой. Не одному же Му Цину страдать и позориться. — Вместо шумной свадьбы. Её легко можно сделать невидимой, и никто не узнает, если ты не захочешь.       Му Цин сжал нить в ладони и обхватил шею мужчины руками, прижавшись к губам горячим поцелуем. Он был согласен даже без вопроса. Как только дрожь в руках прошла, Му Цин повязал красную нить вокруг безымянного пальца Лю Цингэ, после чего позволил сделать с собой то же самое. Сердце трепетало от волнения. Он не нуждался в фактическом подтверждении серьёзности их отношений — сомневаться в подобном было банально глупо. Однако столь широкий жест не мог не поразить до глубины души. Лю Цингэ был тем, с кем Му Цин был готов разделить оставшуюся вечность. Они знали лучшие и худшие стороны друг друга, как и знали, что после каждого расставания со временем воссоединятся снова. И красная нить всегда приведёт их друг к другу. Даже если она всегда оставалась невидимой, Му Цин чувствовал фантомную тяжесть вокруг своего безымянного пальца, выработав привычку незаметно поглаживать его, будто в напоминание. Когда они оказывались наедине, Лю Цингэ часто материализовывал нить. Ему нравилось наблюдать, как она соединялась, когда они переплетали пальцы так же крепко, как были переплетены их судьбы отныне и впредь. Му Цин перестал чувствовать себя обязанным прыгать выше головы и наконец нашёл баланс в душе и жизни, а Лю Цингэ обрёл драгоценного спутника, сопровождающего в пути и в мыслях, как он изначально и молился.       Образовавшуюся идиллию нарушило третье вознесение Его Высочества Сяньлэ. Му Цин и Лю Цингэ прогуливались по улицам небесной столицы после того, как вернулись с совместного патруля, как вдруг колокол принялся колебаться с невероятной силой и, не выдержав такого напряжения, чуть не свалился Му Цину на голову. Лю Цингэ располовинил драгоценный памятник не поведя и бровью, однако не мог не заинтересоваться тем, чьё же появление вызвало такую реакцию. Глянув в сторону главной платформы, он увидел необычайно яркий свет, смешавшийся с тенями, будто бы скрывавшимися за этим сиянием. У Му Цина было плохое предчувствие, и оно оправдало себя, когда в духовной сети зазвучал знакомый голос. И без того бледный от природы, небожитель по цвету сравнился с одеждами своего партнёра и покрылся холодным потом.       Заметив столь острую реакцию, Лю Цингэ тут же взял его за руку и крепко сжал, приземляя. В его тёмных глазах стоял немой вопрос, на который Му Цин ответил едва слышным: «Это он».       Его Высочество Сяньлэ снова привлёк к себе всеобщее внимание. Му Цин не решался выйти в сеть, молча слушая перепалку между Се Лянем и Фэн Синем без вмешательства. Вскоре Линвэнь разняла их и ввела Се Ляня в курс дела, напомнив, что человеком, чей дворец был разрушен вознесением нерадивого принца, был его бывший телохранитель. Му Цин молча задался вопросом, забыл ли его Се Лянь точно так же, сочтя очередной перевёрнутой страницей своей долгой истории. Всё-таки прошло восемьсот лет. Му Цин сам успел отпустить прошлое и обзавестись партнёром на пути совершенствования. Может, у них с Се Лянем даже будет шанс начать всё с чистого листа, раз на то пошло.       Приловчившись читать мысли Му Цина даже без духовной сети, Лю Цингэ поддержал того тёплым взглядом, пообещав, что будет рядом, если понадобится. Когда Се Лянь объявил, что нуждается в помощниках, Му Цин набрался решимости и предложил свою кандидатуру. Се Лянь, очевидно, узнал его, но не подал виду и вежливо отказался, сказав, что брать с собой генерала для простого задания — это уже слишком. Тогда Му Цину в голову пришёл план. Он воспроизвёл тот облик, что использовал для первой встречи с Лю Цингэ, чуть изменив его для удобства, и выбрал себе фальшивое имя, собираясь влипнуть в историю, потому что с удачей Се Ляня вряд ли что-то пойдёт по плану. Подойдя к нему сзади, Лю Цингэ хмыкнул, оценив шутку.       — А генерал не разозлится, если его служащий внезапно сбежит от своих обязанностей? — спросил он игриво, положив руки на бёдра Му Цина и поцеловав открытую шею. Му Цин сразу же чуть откинул голову, открывая доступ.       — Если ему не скажут, он даже не заметит отсутствия одного подчинённого, — ответил с ухмылкой. Взгляд остался тем же, что был так привычен Лю Цингэ. Глаза всегда говорили правду.       — Будь осторожен, — прошептал Лю Цингэ, и Му Цин повернул голову ему навстречу, ожидая поцелуя.       — Ты меня знаешь, — сказал он.       — Именно поэтому и напоминаю, — насмешливо ответил Лю Цингэ, абсолютно заслужив свой удар по плечу и пару поцелуев на прощание.       И как же уместно оказалось его напоминание в будущем, когда история оказалась куда запутаннее, чем можно было предположить. Сначала палки в колёса принялся вставлять Фэн Синь, решивший провернуть подобный трюк. В итоге большую часть времени они спорили друг с другом, вынуждая Се Ляня выступать медиатором, как в старые добрые дела. Удивительно, что таким образом они вообще сумели прийти к какому-либо решению в итоге. Поняв, что ситуация куда серьёзнее, чем ожидалось, Му Цин попытался позвать Лю Цингэ, но доступ к духовной сети был заблокирован странным энергетическим барьером, что страшно его разозлило. Он не любил, когда его пытались ограничивать. Так ещё и Собиратель Цветов Под Кровавым Дождём решил нарисоваться после столетий гробового молчания. И заинтересовался именно Его Высочеством. Кто бы мог предположить?       Рассказывая это всё Лю Цингэ позже, Му Цин закатил глаза рекордное количество раз. Лю Цингэ слушал всё со своей привычной полуулыбкой, однако что-то заставляло его напрягаться, будто какая-то деталь вечно ускользала из внимания. Теперь Му Цин и Фэн Синь пересекались куда чаще, однако помыслы генерала Наньяна оставались неизменны, зато Му Цин начал меняться, больше напоминая себя со времён их с Лю Цингэ знакомства. Он и тогда был прекрасен, но это было минимум странно. Насколько сильной аурой обладал Его Высочество, если смог прогнуть под себя аж двух небесных генералов?       Когда они отправились решать загадки крепости Баньюэ, Лю Цингэ явился туда по первому же зову, за пояс прихватив Пэй Мина, потому что Му Цин упомянул о том, что в делах насущных был замешан потомок старого генерала. Тогда-то Лю Цингэ и представился шанс посмотреть на того самого Хуа Чэна, точнее — на личину, которую он на себя натянул. Увы, она не скрывала того ужаса, что таился за хитрой ухмылкой, и Лю Цингэ поджал губы, лишь этим выдавая своё отношение. Они с Му Цином будто бы не замечали друг друга, не желая портить маленький спектакль, но зато теперь Лю Цингэ понял, почему с самого начала косо посматривал на Повелителя Земли, хотя тот никак не переходил ему дорогу: стоя рядом с Хуа Чэном, они были практически неотличимы. Вот какой секрет скрывался за маской тихого небожителя.       Когда они вернулись во дворец Сюаньчжэня, Лю Цингэ попросил Му Цина быть осторожнее. Разумеется, им приходилось иметь дело с демонами на земле, но это ещё не значило, что все демоны были хорошими. Судя по происшествию, случившемуся с Пэй Су, небожителей это касалось точно так же. Лю Цингэ пристально смотрел на небесного императора, если мог застать редкие появления Владыки, но все мысли держал при себе. Похоже, раз Се Лянь запустил цепочку событий, любой неугодный будет быстро убран, как тот же Пэй Су. Являлся ли Его Высочество инструментом в чужих руках или сам повелевал всеми из-за кулис? Лю Цингэ не был склонен к тому, чтобы доверять его вежливой улыбке, пусть и отвечал на каждый вежливый поклон. Они даже обменялись именами, и Се Лянь был искренне восхищён тем, что Лю Цингэ не был привязан к одной территории, на что сам мужчина лишь хмыкнул, заметив, что люди нуждаются в помощи везде, а не в рамках определённых границ.       Тем временем Собиратель Цветов Под Кровавым Дождём продолжал устраивать проблемы одну за другой: сначала заманил Его Высочество в свой город (позже Се Лянь признался, что отправился туда по своему желанию и даже по приказу Владыки, что звучало достаточно правдоподобно), потом выкрал Его Высочество прямо из его дворца среди бела дня. Му Цин в тот день перепугался не на шутку и даже забыл о своих распрях с Фэн Синем, чтобы отправиться на выручку. Так Лю Цингэ на деле увидел, что даже спустя столетия его генерал так и не избавился от чувства вины перед своим принцем, стремясь всячески угодить ему, будто бы мысленно до сих пор оставался слугой. Вряд ли Се Лянь заслуживал такого отношения, учитывая то, что сам он к своим так званым друзьям относился прохладно и будто бы с опаской. У Его Высочества явно был сбит моральный ориентир. Лю Цингэ прокомментировал это, но не собирался мешать Му Цину искупать старые грехи, раз он счёл это нужным.       События продолжали катиться и разрастаться в масштабах, словно тот снежный ком. Сначала некий демонический плод заставил напрячься всю столицу — двух генералов включительно. Историю о том, как Му Цин пытался поймать нерождённого и провести над ним ритуал очищения, Лю Цингэ знал — множество раз касался оставленного в напоминание шрама. А вот почему напрягся генерал Наньян, сказать было сложно, но он явно знал больше, чем говорил.       Следом Его Высочество попал в историю с Черноводом. Сам он вышел оттуда даже без царапин, а вот смерть Повелителя Вод стала большим ударом. Лю Цингэ не был слишком близок с Ши Уду, но уважал его умение держать собственные границы и вести дела огромных масштабов так, что это выглядело непринуждённо. Про себя Лю Цингэ выдохнул, возрадовавшись, что в этой истории Му Цин не участвовал — кто знает, что могло случиться на территории одержимого ненавистью демона.       Следом в мир вернулась Бессмертная Парча, и никто не был рад повторной встрече с ней. Но самым ярким событием стало открытие горы Тунлу, сопроводившееся массовым побегом запертой нечисти. Владыка тут же приказал изловить всех и спустился на землю лично. Му Цин выглядел обеспокоенным и сказал, что ему надо предупредить Се Ляня. Лю Цингэ нахмурился, однако после минутных раздумий подтолкнул партнёра и сказал, что справится сам. Му Цин пообещал скоро вернуться и натянул на себя личину Фу Яо. Увы, встретились они аж на той самой горе Тунлу.       Справившись со своей долей нечисти, Лю Цингэ подобрался к месту рождения непревзойдённых. Расправиться с кучкой демонов было шутя легко, и он продвигался семимильными шагами. Духовная сеть рухнула после того, как Линвэнь сбежала, и восстановить её быстро не могли, поэтому оставалось полагаться на себя. Следуя за хаосом, Лю Цингэ натолкнулся на генерала Мингуана и Повелителя Дождя. Вежливо поприветствовав их, поинтересовался, проходил ли мимо Его Высочество Сяньлэ. Разумеется, проходил. А недавно с одной горы спустилась лавина, погребя под собой всё живое. Поблагодарив за подсказки, Лю Цингэ отсалютовал и направился дальше, пожелав небожителям быть осторожным. Странные вещи творились в этом месте, если небожители с демонами смешались. А Лю Цингэ сомневался в том, что так много случайностей могут идти подряд. Либо это был чей-то хитрый план, либо Его Высочество действительно был настолько невезуч.       Отложив эти рассуждения на будущее время, Лю Цингэ двинулся к своей цели. Сейчас ему надо было убедиться, что Му Цин был в безопасности и не пострадал. У горы Лю Цингэ сделал красную нить видимой со своей стороны и проследовал за её направлением. Один удар по снежной глади открыл вход в целую цепочку подземных пещер. Оказавшись под землёй, Лю Цингэ не стал терять времени и направился вперёд, поворачивая там, где сворачивала нить.       Мужчина ожидал увидеть всякое в этом месте, но никакие расчёты не могли подготовить его к тому, что ждало впереди. Сначала он услышал глухой удар чего-то о человеческое тело, а следом послышались голоса. Кто-то очень напряжённо спорил. Открывшаяся перед глазами картина поразила воображение: Хуа Чэн избивал Му Цина, медленно и со вкусом нанося тому удары то руками, то ногами, щедро приправляя это всё оскорблениями, пока поверженный генерал Наньян лежал неподалёку, а Его Высочество Сяньлэ… стоял и бездействовал. Му Цин сейчас был в своём истинном облике, значит, у Се Ляня не было шансов не узнать того, кого избивали. А он просто стоял и смотрел.       Глаза Лю Цингэ налились кровью, и меч оказался в руке раньше, чем он успел подумать об этом. Пещеру рассекло яркое сияние, и Хуа Чэн отбил удар вовремя подхваченной саблей. Узнав Лю Цингэ, он сквозь зубы процедил:       — Ты?       Лю Цингэ не ответил и лишь напал ещё агрессивнее, нанося удар за ударом.       — Владыка Чэнлуань, прошу, остановитесь! Произошло недопонимание! — окликнул его Се Лянь. Зубы Лю Цингэ скрипнули, а цепочка ударов стала ещё быстрее и смертоноснее. Хуа Чэн едва успевал отбиваться, даже не имея шанса для того, чтобы атаковать самому.       — Недопонимание? То, что ты позволяешь избивать тех, кто стремился защитить тебя, — всего лишь недопонимание?! — гаркнул Лю Цингэ, всем телом излучая пугающий свет, слепящий глаза. — Подожди, я доберусь и до тебя.       Услышав столь жестокие и насквозь пропитанные злостью слова, Се Лянь поражённо застыл. Он хотел встать на защиту Хуа Чэна, но навредить небожителю не мог, а Лю Цингэ явно не собирался останавливаться. Стоило подумать о залитом кровью и опухшем от ударов лице Му Цина, как кровь в собственных жилах начинала кипеть ещё яростнее, и всё это он выплёскивал прямо на демона, загоняя того в угол. Сюаньчжэнь и Наньян стремились защитить Его Высочество, поэтому не рассчитали и потерпели поражение, но Лю Цингэ никогда не сражался лишь наполовину. Он собирался одержать победу.       В какой-то момент Лю Цингэ удалось выбить саблю из рук демона, и следом он вонзил собственный меч в землю под хитрым углом, мешая оружию вернуться к владельцу. Когда сражаешься с кем-то, способным управлять оружием на расстоянии, постарайся убедиться, что он банально не сможет им воспользоваться — этому Лю Цингэ научился задолго до вознесения.       Оставшись безоружным, Хуа Чэн помрачнел и выпустил сноп серебристых бабочек, однако Лю Цингэ, не меняясь в лице, разогнал их, выпустив из тела мощный энергетический поток. Прежде, чем Хуа Чэн успел сосредоточиться, по его лицу прошлись кулаком с такой силой, что он отлетел назад. Не дав восстановить равновесие, Лю Цингэ сбил его с ног и нанёс несколько ударов наотмашь — просто чтобы сравнять счёт за Му Цина.       — Заткнись и не двигайся, иначе я перестану сдерживаться, и Его Высочеству будет очень сильно грустно видеть, как твоя голова улетит куда подальше, — прорычал небожитель, абсолютно серьёзный в своих намерениях.       — Как ты нас нашёл? — просипел Хуа Чэн, придавленный к земле сапогом.       — Я вижу, ты и на второй глаз слепой, да? — спросил Лю Цингэ, держа руку занесённой.       Сфокусировав взгляд, Хуа Чэн присмотрелся получше и заметил, что к безымянному пальцу небожителя была повязана красная нить, идентичная той, которую носил сам демон. И второй её конец тянулся к лежащему на земле Му Цину.       Сложив два и два, Се Лянь прижал ладонь ко рту с тихим «ох». Теперь он понял, почему Чэнлуань так часто оказывался там, где находился Му Цин. Это всегда находилось на поверхности, просто Се Лянь не желал замечать очевидного.       — Что скажешь в своё оправдание? — холодно спросил Лю Цингэ, смотря на демона свысока.       Хуа Чэн растянул в усмешке окровавленные губы.       — Он получил по заслугам, — ответил едко. Стиснув зубы, Лю Цингэ прицельно ударил его снова, почувствовав, как под кулаком треснула кость. Хуа Чэн, к его чести, даже не скривился. Зато Се Лянь побледнел от ужаса.       — Пожалуйста, остановитесь! Саньлан всего лишь защищал меня, — попытался уговорить небожителя снова.       Лю Цингэ фыркнул, не отводя взгляд от так же пристально смотрящего на него демона. Тот выглядел удовлетворённым, ведь на сцене не он был злодеем в глазах своего принца.       — Это называется «защита»? — фыркнул с презрением мужчина, надавив сапогом чуть сильнее. Всё равно демоны не дышали. — В каком месте ты ранен? А теперь посмотри на тех, кто пострадал от него.       — Они пытались забрать Его Высочество, — прошипел Хуа Чэн под давлением чужого веса.       — И были полностью правы. Я сорвал парочку вуалей по пути сюда. Неплохая работа, и преданность творца налицо. Однако ещё хоть как-то ты выразил свои благие намерения, чтобы тебе поверили, герой-любовник? Хотя Его Высочество тоже хорош, вы подходите друг другу. Как быстро он закрыл глаза на тот маскарад, что двое устроили для его же защиты неоднократно, зато принялся выгораживать тебя, как только ты напал не на того. Правду говорю?       Последние слова были брошены Се Ляню, пусть Лю Цингэ даже не стал удостаивать его взглядом.       — Я не собирался… — начал тот и запнулся. Хуа Чэн увидел, как губы Лю Цингэ скривились в оскале.       — Ну же, продолжай, — сказал он тихо.       — Они тоже не выразили своих намерений, действуя за моей спиной.       — Не потому ли, что ты отказал Му Цину, когда тот попытался предложить тебе свою помощь? Как забавно, не находишь? Когда они действуют у тебя за спиной, не причиняя никакого вреда, — это подло, но когда этот демон причиняет вред другим — он делает это во благо. Интересные у тебя взгляды, Ваше Высочество. Думаешь, станешь благороднее, если примешь помощь от демона? Никто его не понимает и не принимает, а я — мудрый и непредвзятый — пойду против мнения большинства! Только вот есть разница между доверием кому-то и слепым поощрением насилия — и она весьма огромна. Спроси у демонов, с которыми общаюсь я, они расскажут тебе подробнее о вопросе морали. Хотя сомневаюсь, что ты захочешь услышать любое мнение, расходящееся с твоим собственным, верно? Вот какие люди полнят Небеса наряду с непревзойдённым демоном, раскидавшим столько двойников, что мне приходилось десятилетиями следить за тем, чтобы не попадаться им на глаза. Неудивительно, что и у владыки вашего…       Прежде, чем он успел сказать «четыре лица», Му Цин, преодолев головокружение, сел, помогая себе руками, и позвал чётко и ясно:       — Лю Цингэ.       Выражение праведного гнева тут же сошло с лица небожителя, и он обернулся, потеплев взглядом.       — Мой генерал, — ответил тихо.       — Оставь, — со вздохом сказал Му Цин. — Я пытался поговорить. Они не поймут. Убираемся отсюда.       Лю Цингэ кивнул и повернулся к Хуа Чэну, вновь вернув суровое выражение лица.       — Только попробуй ударить кого-то из нас в спину, и я не буду сдерживаться в следующий раз, — сказал он и, убрав ногу с груди демона, поднялся, привычно поправив одежды, выглядевшие всё так же опрятно, будто небожитель не участвовал в драке в принципе. — Я был богом войны ещё до того, как вознёсся. И тебе повезло, что ты не перешёл мне дорогу раньше.       Хуа Чэн, пусть не изменился в лице, остался покорно лежать, пока Лю Цингэ вытащил из земли Чэнлуань, освобождая саблю. Пройдя мимо стены, он извлёк из неё клинок Му Цина, чтобы вернуть владельцу, а следом подал Фэн Синю руку, помогая подняться.       — Плохо у Вас с расстановкой приоритетов, генерал, — сказал беззлобно, почти по-дружески хлопнув мужчину по плечу. Фэн Синь так удивился, что ничего не ответил, позволив Лю Цингэ безмятежно пройти мимо. Тот даже не глянул в сторону Се Ляня, сразу же направившись к Му Цину. Красная нить между ними сияла.       Фэн Синь недолюбливал Чэнлуаня и старался не пересекаться с ним лишний раз после того, как воинственный покровитель путешественников предложил ему сойтись в дуэли за честь Му Цина. Решив, что Му Цин нашёл себе собачку по уровню, Фэн Синь задрал нос и обходил пару десятой дорогой. Тем больше он злился, когда после возвращения Се Ляня Му Цин бросился тому навстречу, будто стремился что-то доказать. Оказалось, Фэн Синь пал жертвой собственных предрассудков, игнорируя тот простой факт, что Му Цин пытался загладить давнюю вину. А сейчас говорить что-либо после того, что уже было сказано, было слишком поздно.       Лю Цингэ помог Му Цину подняться на ноги и вернул ему саблю, после чего нежно обхватил лицо ладонями, осматривая печальным взглядом. Оно уже начало заживать, однако так быстро последствия избиения пропасть не могли.       — Прости, что не пришёл раньше, — сказал он тихо. Уголки глаз Му Цина изогнулись в тени улыбки — той, что была предназначена только для Лю Цингэ.       — Ничего страшного. Это я должен был послушать тебя, когда ты говорил, что это опасная затея. Идём отсюда, — ответил Му Цин.       Кивнув, Лю Цингэ заставил свой меч повиснуть прямо над землёй и подал Му Цину руку. Долететь до места выхода будет быстрее, чем дойти на своих двоих, а Му Цин сейчас был не в том состоянии, чтобы путешествовать. Его голова слегка кружилась из-за полученных ударов.       Когда они удалились, никто не посмел сказать им слово поперёк — лишь Хуа Чэн смотрел в спины так, будто хотел прожечь дыру взглядом. Но атаковать не стал — обещание Лю Цингэ не звучало прямой угрозой, но было самым настоящим предупреждением, а быстро срастающиеся кости всё ещё неприятно ныли, несмотря на то, что Хуа Чэн привык к побоям и хуже. Давно ему не попадался противник, способный дать отпор. Лю Цингэ стал бы страшнейшим демоном, не ступи он на путь совершенствования и не выбери вознесение. Никакое количество храмов не было способно отразить его истинный потенциал.       Се Лянь, всё ещё пребывавший в задумчивости, повернул голову, когда заметил движение в стороне. Это Фэн Синь отряхнулся и поднял свой лук, проведя по нему ладонью для успокоения. Выражение лица небесного генерала было тёмным и сложным, вызывая холодок по коже. Развернувшись, он направился в ту же сторону, где скрылись два небожителя ранее.       — Фэн Синь, — тихо позвал Се Лянь, заставив мужчину остановиться.       Тот замер, однако так и остался спиной к Его Высочеству, не желая смотреть ему в глаза. Рука, сжимающая лук, дрожала от злости.       — Прости, Ваше Высочество. Чэнлуань был прав — мы с самого начала только путались у тебя и него под ногами.       С этими словами он ушёл, больше не останавливаясь. Се Лянь и Хуа Чэн остались одни. Тишина звенела между ними.       Фэн Синь без труда нашёл место, где Лю Цингэ пробил аккуратную дыру в снежном покрове. Не составило труда последовать за ними. Используя цингун, Фэн Синь встал на снег и огляделся по сторонам, выискивая двух человек на одном мече, чтобы направиться следом.       Лю Цингэ обхватил талию Му Цина рукой, чтобы тому не приходилось думать о равновесии. Этим же он воспользовался, передавая Му Цину духовную энергию, чтобы тот восстанавливался быстрее. При свете лицо небожителя выглядело куда хуже, чем в полутьме пещеры. Хуа Чэн не стал щадить его, награждая ударами. Синяки и кровоподтёки раскинулись по щекам, однако Му Цин держался так, будто не чувствовал никакой боли. Он бы положил голову на плечо Лю Цингэ, но не хотел запачкать его одежды кровью, поэтому сосредоточился на потоке энергии, проходящем через тело. На половине пути Лю Цингэ тихо сообщил, что Фэн Синь следует за ними, на что Му Цин отреагировал безразличным «пусть». Он устал волноваться и получать пощёчины от судьбы за это.       Они нашли Пэй Мина и присоединились к нему. Тот присвистнул, увидев разукрашенное лицо Сюаньчжэня, но не стал комментировать, смотря на потемневшее от сдерживаемой злости лицо Чэнлуаня. Кто бы ни посмел напасть на небесного генерала, ему явно сполна воздалось в ответ. Все на небесах знали, что лучше не переходить дорогу этой парочке, если ты не хочешь нажить себе опасных врагов.       Не убирая руки с талии Му Цина, Лю Цингэ продолжал помогать тому лечиться. Когда Фэн Синь спикировал на землю и направился к ним, небожитель удостоил его лишь косым взглядом, предупреждающим «будешь нарываться — убью». Фэн Синь криво усмехнулся и примирительно поднял руки.       — Я бы хотел немного поговорить с Му Цином, — сказал он.       — Говори, — тихо ответил тот. Увидев, как Фэн Синь нахмурился, спокойно добавил: — Мне нечего скрывать.       — Я хочу признаться, что был неправ в своём суждении относительно тебя. Мне стоило поговорить с тобой раньше, а не позволять этому недоразумению расти между нами год за годом, — удручённо сказал он, чувствуя укол вины за то, что Му Цину пришлось так сильно пострадать.       — Ты никогда сообразительностью не отличался, — по старой привычке огрызнулся Му Цин, на что генерал скрипнул зубами, но сдержался.       — Я знаю, что сильно запоздал с этими словами, но лучше поздно, чем никогда. Прости меня. Ты заслуживаешь своего места на небесах и каждый день продолжаешь доказывать это. Я слишком зациклился на своём сожалении по отношению к Се Ляню, не заметив, что оно было лишним долгие годы.       Му Цин вздохнул. Он, безусловно, злился на Фэн Синя, однако угли былых обид тлели слишком давно, чтобы превратиться в былое пламя. Если бы Фэн Синь остался подле Се Ляня после всего случившегося, Му Цин даже не стал бы смотреть на него лишний раз. Но, похоже, в этой пустой голове всё ещё происходил какой-то мыслительный процесс, и Му Цин не мог не поощрить его. Глянув на Фэн Синя из-под ресниц, протянул ему руку. Тот молчаливо её сжал, закрепляя их негласное перемирие. Разумеется, один разговор не исправит то, что разрушалось годами, но это был первый шаг навстречу исцелению.       Когда Фэн Синь перевёл взгляд на Лю Цингэ, тот кивнул ему с немым одобрением, и было поразительно завоевать его уважение спустя столько сотен лет. Фэн Синь представить не мог, что творилось у этого мужчины в голове, но теперь отчётливо понимал, что тот идёт за правдой, в которую верил.       — Что ты хотел сказать про нашего Владыку в той пещере? — не мог не поинтересоваться он.       — Что у него четыре лица, — беспристрастно ответил Лю Цингэ. Му Цин вскинул голову и посмотрел на него широко раскрытыми глазами.       — В каком смысле? — спросил он.       — В прямом. Их нельзя увидеть, если смотреть прямо, но я смог уловить их краем глаза. Как и мог замечать истинный облик Черновода временами, — пояснил мужчина, пожав плечами.       Му Цин и Фэн Синь синхронно посмотрели друг на друга.       — Ты думаешь о том же, о чём и я? — спросил Му Цин.       — К сожалению, да. Это всё плохо, очень плохо. Похоже, Се Ляня специально отправили на эту чёртову гору, чтобы держать как можно дальше от столицы.       Стоило закончить эту фразу, как земля под ногами начала дрожать. Дрожь шла от самого сердца горы Тунлу. Печь закрылась.       Переглянувшись, Му Цин и Фэн Синь кивнули.       — Нам надо отправиться к печи и вытащить его оттуда, — сказал Му Цин.       — Зачем? — спросил Лю Цингэ.       — Печь предназначена для демонов, но силовой потенциал Се Ляня слишком высок. Плюс я сомневаюсь, что Безликий Бай не попытается манипулировать им, чтобы убить или довести до самоубийства. Се Лянь единственный, кто может справиться с Цзюнь У, и мы должны высвободить его раньше, чем случится что-то ужасное.       Выслушав партнёра, Лю Цингэ кивнул, принимая его доводы. Того факта, что Му Цин мыслил рационально и не шёл на поводу у старой жалости, ему было достаточно. Вновь обнажив Чэнлуань, он заступил на него и увлёк Му Цина за собой.       — У вас достаточно сил, чтобы летать? — спросил Пэй Мин, приподняв брови. — Похоже, возраст даёт о себе знать.       — Как и отсутствие меча, — заметил Лю Цингэ, заставив бровь мужчины дёрнуться. — Мы вернёмся как можно скорее. Если случится что-то непредвиденное, убирайтесь отсюда без оглядки.       Пэй Мин кивнул. Внезапно отозвался Цюань Ичжэнь:       — Возьмите меня с собой, — потребовал он. Так как на клинке Лю Цингэ уже стояло два человека, оставался Фэн Синь. — Если вам нужна ударная сила, никого лучше вы не найдёте.       Лю Цингэ кивнул, признавая, что Цюань Ичжэнь говорил правду. Им не доводилось сталкиваться в прямом поединке, но достаточно было даже наблюдений со стороны, чтобы понять, что потенциал Владыки Запада сложно переоценить.       Четверо направились к вулкану, набрав максимальную скорость, что могли держать. План был простой: приложить все усилия, чтобы пробиться внутрь или хотя бы облегчить Се Ляню выход наружу. На вершине вулкана их ждала одинокая фигура в красном. Хуа Чэн стоял со скрещёнными на груди руками. Увидев небожителей, он нахмурился и положил ладонь на рукоять сабли, но одного взгляда Лю Цингэ было достаточно, чтобы Хуа Чэн так и остался стоять на месте, злобно прожигая взглядом в ответ.       — Что будем делать? — спросил Фэн Синь.       — Ударим клинками в трёх местах, чтобы создать трещины и облегчить Циину работу, — предложил Лю Цингэ.       — Годится.       Они разошлись в разные стороны и занесли клинки над головами, наполняя их таким количеством духовной энергии, которое могли только из себя выжать. Все три лезвия почти по рукояти вошли в землю, вызвав паутину трещин, разошедшихся в разные стороны. Дождавшись нужного момента, Цюань Ичжэнь сжал кулак покрепче и от всей души ударил им по земле, игнорируя хруст собственных костей. Когда почва под ногами начала проваливаться, они резко отпрыгнули в стороны, твёрдо стоя на ногах. Внизу было темно, хоть глаз выколи.       От нетерпения Фэн Синь, наклонился и, приложив ладони ко рту, прокричал:       — Это последний раз, когда мы заносим твою величественную задницу на повороте! Выбирайся оттуда!       Его слова эхом упали вниз, не получив отклика. Слышалось тихое копошение и звуки, похожие на шуршание одежд. Внезапно из образовавшегося кратера вылетела белая фигура, тут же скрывшись из виду. Это был не Се Лянь — тот поднялся следом. Лицо его было бледным и напряжённым. Увидев лица своих спасителей, Его Высочество напрягся ещё больше, однако сейчас было не время для воспитательных бесед.       — Это был Безликий Бай! — крикнул он. Лица генералов синхронно вытянулись.       — Ты уверен? — спросил Му Цин.       — Как никогда раньше, — серьёзно ответил Се Лянь.       Земля под их ногами вновь начала дрожать — это приближались к поверхности потоки лавы, потревоженные внешним вмешательством. Пора было делать ноги и чем быстрее — тем лучше. Хуа Чэн протянул руку Се Ляню, и тот без лишних раздумий заскочил к нему на саблю, пока обессилевшие небожители используя цингун преодолевали расстояние длинными прыжками. Надо было предупредить Пэй Мина и Юйши Хуан, что ситуация критическая. В итоге побег превратился в гонки с лавой и воем злобных духов, дышавших в спину. Скорость распространения ненастья была невероятной, и если они что-нибудь не придумают, то останутся заперты в этом котле, поглощённые либо жаром, либо духами — что доберётся раньше. К счастью, не случилось ни того, ни другого — весьма кстати подоспел Цзюнь У. Только вот единственным, возрадовавшимся его приходу, оказался Се Лянь. Лю Цингэ оставался подле Му Цина, держась настороже, а Фэн Синь приблизился к ним, пристально следя за каждым действием небесного императора, будто желал таким образом убедиться, что тот что-то скрывает. Но игра Цзюнь У была отработана не первые годы, и он без труда держался, даже не замечая напряжения рядом. Со стороны он выглядел героем-спасителем, и сложно было не признать, что без его участия небожители и один непревзойдённый демон оказались бы просто убиты. Странно, что он всё же решил их спасти — всё-таки смерть ненужных свидетелей пришлась бы на руку.       Ответ на невысказанный вопрос пришёл сам по себе: Цзюнь У разделил небожителей, в прямом смысле разослав их по разным концам света. И противостоять ему было невозможно, поэтому оставалось лишь подчиниться. Взглянув на Се Ляня в последний раз, Му Цин не сказал ни слова, приготовившись к возвращению в небесную столицу с Лю Цингэ, чтобы оттуда отправиться по следу поветрия и избавиться от напасти. Всё равно Се Лянь очевидно продемонстрировал, что не нуждался в их защите, полностью доверившись Хуа Чэну. Это был его выбор, и Му Цин не собирался гнуть свою линию дальше, попусту тратя время и нервы. Его задачей было защищать тех, кто в этом нуждался. Се Лянь таковым больше не являлся.       Изловив и изгнав свою часть духов, за которую были ответственны, они воспользовались восстановленной духовной сетью и предупредили Инь Юя об опасности, велев быть осторожным и не поступать опрометчиво. Тот ответил согласием и благодарностью, пообещав, что со своей стороны будет держать ситуацию под контролем, потому что вся нечисть в округе будто бы с ума сошла, доставляя много проблем. Лю Цингэ и Му Цин заметили это по пути. Весь мир будто бы сошёл с ума. И пусть Му Цин пообещал себе, что больше не собирается бегать за Се Лянем, он не мог перестать думать о том, что же ждало принца, ведь Цзюнь У проявлял к тому особо повышенный интерес.       Возвращаться в небесную столицу они не рисковали, потому что противостоять Цзюнь У на его же территории было равно самоубийству. Оставалось лишь по духовной сети связываться со случайными небожителями и невзначай интересоваться их делами, чтобы любой прослушивающий со стороны не мог докопаться. Некоторые не отвечали на вызов в принципе, и это были как раз те, кто оставался в своих дворцах. Подозрения подтвердились — небесная столица превратилась в тюрьму для любого, кто оказывался там. Лю Цингэ и Му Цин постоянно двигались, несмотря на усталость, ибо остановиться означало стать мишенью для потенциального врага. И даже если за ними никто не следил, лучше быть осторожным, чем убитым.       Лишь когда огонь внезапно поглотил небесную столицу, показывая, что планы Цзюнь У были нарушены, небожители вернулись туда, чтобы прийти на помощь. Лю Цингэ прикончил Ци Жуна раньше, чем тот успел воспользоваться хаосом. Демон щедро осыпал мужчину ругательствами напоследок, но тот даже не изменился в лице, и рука его не дрогнула. Давно пора было избавиться от этого бремени. Му Цин за шкирку вытащил Фэн Синя из огня, едва сумев убедить, что Цзян Лань в порядке и благополучно скрылась. А им предстояло догнать сбежавшего Цзюнь У и по возможности помочь Се Ляню разобраться с ним. Старые обиды старыми обидами, а против столь могущественного божества сложно было выстоять в одиночку. Так Му Цин воссоединился ещё и со своим старым учителем, узнав, что тот был жив всё это время. Где-то между всем этим была рассказана трагичная история принца Уюна, а они все были вынуждены вернуться туда, где всё началось.       Хуа Чэн присоединился к их разношёрстной команде, и с его присутствием сложно было спорить в такой ситуации, когда любая рука помощи была на счету. Демон держал острые комментарии при себе, не отступая от Се Ляня даже на шаг, а Лю Цингэ встал между ним и Му Цином, очевидно демонстрируя своё недоверие и отнюдь не позитивное отношение к сомнительному союзнику.       Путь к Цзюнь У лежал через разрушенный небесный мост, рассыпавшийся прямо под ногами, что вынудило сохранять осторожность. Никто из них не ожидал, что Цзюнь У лично преградит путь и попытается разрушить мост прямо у всех под ногами, утопив противников в лаве. Лю Цингэ ловко схватил Мэй Няньцина за шкирку, длинными прыжками направившись к безопасному выступу, пока Хуа Чэн и Се Лянь рванулись вперёд, чтобы дать небесному императору отпор в меру своих возможностей. Му Цин позволил Фэн Синю встать на его саблю, чтобы тот мог воспользоваться луком, хотя бы отвлекая Цзюнь У на доли секунд, если не причиняя вред.       Пусть по рассказам в будущем их общая битва будет звучать почти уныло, но нет ничего пафосного и героического в том, что ты всеми силами пытаешься одолеть врага сильнее тебя в сотни и тысячи раз. Где начинается выживание, там заканчиваются красивые истории, как бы ни старались приукрасить люди. Му Цин и Фэн Синь чуть не оказались в лаве пару раз, как и Се Лянь, вынужденный полагаться исключительно на свои кулаки и Хуа Чэна, однако им всё же удалось взять верх.       Когда Цзюнь У закрыл глаза, издав последний вздох, проклятая окова спала с запястья Инь Юя, с круглыми от шока глазами вытряхнувшего её из рукава. Спустя столько столетий он наконец был свободен на самом деле.       Небесная столица сгорела дотла, многие пострадали, а духовная сеть практически не работала. Се Ляня признали героем, так как он был тем, кто вышел против Цзюнь У напрямую, и остальные участники битвы легко смирились с подобным вердиктом. Лю Цингэ и Му Цин просто воспользовались шансом избежать общественного внимания, за которым последует просьба «а теперь возьмите на себя ответственность и за всё остальное», Фэн Синь скрылся неизвестно где сразу же, как только всё устаканилось достаточно, чтобы мир не рухнул в следующую секунду — в итоге Се Лянь и Хуа Чэн остались одни против ожиданий толпы, ждущей продолжения банкета. Увы, столицу щелчком пальца починить было невозможно, и при деле оказались все, даже против собственной воли.       Воспользовавшись шансом, Лю Цингэ и Му Цин сэкономили всем время, решив обосноваться в одном дворце, коль обстоятельства позволяли. Хуа Чэн старался не мелькать перед глазами и даже был достаточно благоразумен, чтобы не ступать на территорию новой столицы, когда знал, что Лю Цингэ будет там и наверняка не поприветствует демона тёплым словом. Хуа Чэн не собирался приносить извинения, а Лю Цингэ не собирался его прощать и пускать близко к Му Цину. Коль Се Лянь не собирался отступать от своих предпочтений, это было его решение, и никто не собирался воспитывать небожителя восемьсот лет отроду. Между организацией работы, побегами на встречи с Хуа Чэном и налаживанием нового быта Се Лянь таки решился подойти к своим бывшим служащим. Первым он навестил Фэн Синя, принеся свои извинения. Сначала Фэн Синь отчитал его по старой привычке, а после сгрёб в медвежьи объятья, назвав идиотом. Се Лянь не собирался с ним спорить — он усвоил свой урок.       К Му Цину подобраться было куда сложнее ввиду постоянно находившегося рядом Чэнлуаня, выглядевшего грозным вдвое сильнее обычного. Лишь при взгляде на Му Цина глаза его смягчались неподдельной нежностью. Пока Се Лянь думал, что из него получился хороший шпион, Му Цин давно заметил маячившего вдалеке блудного принца и тихо посмеивался про себя, радуясь возможности сыграть у него на нервах. Лю Цингэ охотно подыгрывал, не отходя даже на шаг. Он не был злопамятным, но тоже грешил злорадством — всё-таки они с генералом два сапога пара. Со временем сжалившись, Му Цин попросил Лю Цингэ найти себе занятье ненадолго, чтобы Се Лянь наконец перестал висеть у них на хвосте. Распрощавшись долгим поцелуем, Лю Цингэ решил спуститься на землю и размяться после долгих недель, проведённых на небесах.       Воспользовавшись шансом, Се Лянь тут же пошёл в наступление, застав Му Цина, когда тот занимался переписью территорий на карте. Услышав, что Его Высочество Сяньлэ пожаловал с визитом, Му Цин даже не удивился и велел пустить того внутрь и провести в кабинет. Се Лянь выглядел неловко, хотя сейчас он являлся неофициальным небесным владыкой и мог позволить себе открыть любые двери. Тем не менее, именно он был тем, кто нервно переминался с ноги на ногу, пока Му Цин спокойно сидел за своим столом, ожидая с немым вопросом в глазах.       — Я пришёл принести извинения за всё… случившееся, — медленно начал Се Лянь, по привычке поглаживая белую ленту, обернувшуюся вокруг запястья. — Я много думал об этом с тех пор, как всё закончилось, и осознал, что действительно поступил несправедливо по отношению к вам с Фэн Синем, когда вы пытались помочь мне, а я воспринял это как должное. Это было лицемерно с моей стороны. Владыка Чэнлуань раскрыл мне глаза на истинную суть вещей, и я понял, что ошибался во многом, позволив старым обидам затмить мой взор. Вы уже не те, что раньше, и только недавно я смог полностью это осознать.       — Поздравляю с прозрением, — сухо ответил Му Цин. — Что-то ещё?       — Я не надеюсь, что ты простишь меня, но хотел бы попытаться загладить вину хотя бы словами, пока не представится шанс сделать это ещё и действиями, — стушевавшись, продолжил Се Лянь. Холодный взгляд был тем, чего он заслуживал, но после тёплого ответа Фэн Синя всё равно стал довольно сильным ударом.       Му Цин вздохнул, опустив голову и собираясь с мыслями, после чего вновь поднял взгляд на принца. Непривычно было видеть того без проклятой канги на шее.       — Ты круто ударил в грязь лицом, и я не собираюсь делать вид, что это не так, — сказал он строго, на что Се Лянь покорно кивнул. Спорить было бессмысленно — заявление абсолютно справедливое. — Как и не буду скрывать, что меня это ранило и оскорбило. Но я не держу на тебя зла и не собираюсь обижаться, поэтому можешь идти с миром и спокойно спать ночами.       Пусть сказано это всё было довольно открыто и снисходительно — Му Цин не имел привычки врать — однако Се Лянь всё равно поджал губы от чувства незавершённости. Не всё было сказано.       — Я также должен извиниться за то, как вёл себя с тобой раньше, несправедливо обвинив, когда ты попытался мне помочь, — сказал он. Даже без уточнения они оба поняли, о чём шла речь. — Сделанного не вернуть, но я готов признать, что был неправ. Сейчас я поступил бы иначе.       — Все мы тогда находились в незавидном положении. Со временем я научился отпускать такие воспоминания, — сказал Му Цин, мимолётно глянув на свой безымянный палец. — По правде говоря, я бы не стал ничего менять, если бы у меня был шанс вернуться в прошлое. Ты неплохой человек, пусть порой твои фаталистические решения доводили меня до белого каления. Но без тебя я не оказался бы там, где нахожусь сейчас, и я благодарен за это. Единственное, что я изменил бы… — он поджал губы, будто пытался прожевать слова, что крутились на кончике языка. — Я бы хотел быть твоим другом, а не просто слугой, который всегда будет рядом, потому что должен.       Слова ударили Се Ляня хуже, чем любая пощёчина. Глаза принца расширились, и он посмотрел на Му Цина так, будто впервые увидел его. Человека, прошедшего века испытаний, чтобы добиться своего высокого положения. Человека, по ночам в кошмарах видевшего плоды каждого своего неправильного решения. Человека, который жил и дышал. Человека, который мог любить. Все те маски, что он старательно вешал на Му Цина, обосновывая свою давнюю злобу, рассыпались в пыль, и Се Лянь оказался беззащитным перед тем, кто на самом деле скрывался за ними всё это время. Перед тем, кто без сомнений бросался на помощь и готов был притворяться кем-то другим, чтобы убедиться, что из очередной передряги Се Лянь выйдет живым и по возможности невредимым. Как было когда-то давно.       — Ты дашь мне второй шанс? Стать твоим другом, — спросил Се Лянь тихо, заранее приготовившись услышать отказ.       Уголок губ Му Цина приподнялся в беззлобной усмешке.       — Это не мне решать, — сказал он и поднял руку, ткнув в принца пальцем, — а тебе.       Договорив, Му Цин раскрыл ладонь, оставив её в воздухе. Сглотнув, Се Лянь медленно подошёл к столу и осторожно сжал её, будто грубостью мог разозлить Му Цина и вновь оттолкнуть его от себя после того, как старательно делал свои первые шаги. В реальность происходящего сложно было поверить, ведь пропасть между ними всё ещё ощущалась почти физически. Её нельзя было закрыть простыми словами.       — На моей территории сейчас творится полный бардак, и на следующей неделе намечается большая ночная охота. Если устанешь сидеть на троне, присоединяйся. Цингэ будет занят — у него своих проблем полно, так что мне будет скучно.       Пусть Му Цин говорил спокойным и будничным тоном, Се Лянь без труда уловил намёк и сжал чужую ладонь чуть крепче, расплывшись в улыбке, в кои-то веки не выглядевшей вымученной и натянутой из последних сил. Пусть она не была такой широкой и светлой, как та, которую Се Лянь тренировал столетиями, но в этот раз он улыбался искренне, а сердце трепетало от надежды. Му Цин зажёг в нём веру в лучшее. Веру в то, что жизнь продолжается, даже если на своём пути он совершил множество непоправимых ошибок.       — С радостью разомну старые кости, — ответил он, и лицо Му Цина смягчилось в выражении. Всё было не так уж и плохо. До «хорошо» было ещё далеко, но они двигались маленькими шажками, стоя на пороге большого начала.       Когда-то одно рисковое решение привело Му Цина к знакомству с Лю Цингэ, что стало лучшим событием в его жизни. Вдохновлённый этим примером, он решил рискнуть ещё раз, перестав отталкивать всех от себя.