Опьянённый любовью

      Она оказалась в моих объятиях совершенно случайно. Я был озадачен и взволнован, когда девушка, словно неистовая буря, ворвалась в мою комнату. В одно мгновение она выпустила из рук рабочие инструменты и обмякла подле меня. Не позволив слабости увлечь её вслед за ними, я привлёк беззащитного лебедя к груди. Обвив одной рукой изящный стан, другой я невесомо поддел заострённый подбородок. Осторожно, будто боясь вспугнуть стайку райских птичек, я заглянул в бездонные карие глаза и содрогнулся. В бледной, холодной, немой и однозначно испуганной девушке я узнал нежный, как цветок, и чувственный, как песнь голубки, высеченный из мрамора облик греческой музы. Только неукротимая дрожь, пронзившая встревоженную душу, и рваное дыхание, превратившее в пепел храброе сердце, придали безмолвному изваянию черты живого человека. Я нашёптывал на ухо её прелестное имя, желая одного, чтобы прояснился затуманенный взор, а на мягких щеках проступил естественный румянец.       Казалось, мой просительный голос приласкал и успокоил перепуганную газель. Доверчиво склонив маленькую головку на плечо, она позволила чуть ощутимее прикоснуться к фарфоровому личику. Не без благоговейного восхищения я погладил холёную кожу беззащитного создания. Кончик большого пальца оказался в опасной близости от соблазнительно приоткрытых девичьих губ. Прежде, чем притуплённый взор скользнул по розовеющим устам, комнату сотряс зловещий звон разбившейся за спиной посуды. Я хотел было разобраться с источником шума, как вдруг тело пронзила резкая боль, настолько слабая и кратковременная, что, если бы не сопровождающий её крик ужаса, я бы не заметил доставляемый ею дискомфорт. Проследив за растерянным взглядом девушки, я оказался потрясён не меньше. На противоположной стене, на полке, стояли песочные часы, ошеломляющие нас своим ходом. По неведомой причине струйка медного песка двигалась вверх, обманывая земную гравитации. Не успели мы оправиться от одного необъяснимого явления, как возникло следующее. Через окно, створки которого грозно стукнули о стену, в комнату ворвался беснующийся поток ветра. Он яростно взметнул занавески и закружил вокруг нас. Всё время, что он дерзко трепал волосы, проворно змеился по углам, блудливо скользил по коже, я будто чувствовал липкие прикосновения неуклюжих лап и цепкие взгляды бешенных глаз. Опасения о присутствии бестелесных и неугомонных существ усилились, когда в громовом завывании стали различимы глухие, рокочущие, замогильные голоса. Они торжественно издавали один и тот же бесформенный звук. Я пришёл в себя, когда в бок судорожно впились тонкие пальцы, а напряжённое до предела тело плотно прижалось к груди. Бросив беспокойный взгляд на дрожащую как осиновый лист девушку, я накрыл её руки своими и дал согреться в спасительных объятиях. Когда её плечи перестала бить крупная дрожь, я аккуратно отстранился и решительно подошёл к распахнутому окну, опёрся на узкий подоконник и выглянул наружу. Как только был преодолен невидимый барьер, вакханалия закончилась. В установившейся звенящей тишине нас ещё некоторое время преследовали отголоски пережитого волнения.       Я повторно выглянул в окно. Привыкшие к темноте глаза оббежали погружённый во мрак холмистый горизонт. Ничто в округе более не указывало на недавнее таинственное происшествие, кроме сгустившихся над замком сизых туч. Готовый столкнуться с новой напастью, я продолжил смотреть вдаль. Но чем дольше ничего не происходило, тем больше я сомневался в случившемся. Оглянувшись на точно такую же потерянную девушку, я проводил недоверчивым взглядом горный пейзаж и закрыл стрельчатое окно. Когда створки с треском захлопнулись, меня наконец осенило. Поражённый своей догадкой, я поспешно задал вопрос:       – Вы с Владом тоже видели что-то такое?       Вот! Вот, что так напугало бедняжку и заставило сурового хозяина старинного готического поместья найти защиту в покоях соперника. Ради её безопасности он пришёл ко мне, хотя ни одна из наших встреч не была полна взаимного понимания. Внезапно я словил себя на безумной мысли, что случись мне оказаться на его месте, я бы поступил точно так же! На интуитивном уровне у меня появилось смутное подозрение, что я мог ему доверять. Он не представлял собой ту угрозу, поиск которой был моей целью в этом путешествии. Хотя я только предполагал, что опасность не была связана с ним, я не собирался обманываться на его счёт. У меня по-прежнему было много вопросов относительно его вызывающего поведения и опрометчивых поступков.       – Да! – из затянувшихся раздумий меня вывел неожиданно звонкий голос, на который, как я думал, измождённый лебедь не был уже способен. Осознанно взглянув в поразительно ясные глаза, я изогнул вопросительно бровь. Девушка незамедлительно опустила голову и отползла на край кровати. Я подумал, что она испугалась гулкого эха, но в приглушённом свете ночника за струящимися по лицу волосами выглянул знакомый румянец. Неискушённый зритель посчитал бы, что девушка смутилась своего пронзительного вскрика или, быть может, чуть не раскрытой тайны сердца. Я же почувствовал, будто гурия испытывала вину за то, что прервала мои рассуждения. Тронутый её чутким душевным складом, я опустился на другой край постели, протянул в её сторону руку и неосязаемо погладил побелевший кулак, нервно сжавший шёлковый велюр. Когда моё присутствие придало девушке уверенности, она рассказала про смотровую площадку, голоса и озеро.       Подробный рассказ занял некоторое время, в течение которого певчий голос постоянно прерывался волнением. Лишь иногда я задавал уточняющие вопросы и старался больше не впадать в задумчивость, сосредоточившись на самочувствии девушки. Когда гибкий стан содрогался, будто мороз пробегал по коже колючим дыханием, когда в немигающих глаза блестел столп искр, когда надтреснутый голос готов был сорваться, я не отпускал крыла ласточки. Казалось, сделай я это – и она исчезнет, растает, как снежинка на солнце.       Тем не менее ночь продолжалась. Натерпевшейся голубке надо было отдохнуть. Я понимал, заснуть ей будет трудно, поэтому напомнил, чтобы она не беспокоилась и не забывала, что я буду рядом. Последний раз сжав её кулачок, я поднялся с кровати и шагнул к деревянному креслу. Перед глазами всё ещё стояла бледная тень колыхавшегося цветка. Отвлёкшись на поиск непоседливого кота, я скоро услышал мелодичный перезвон колокольчиков:       – Лео, ложись возле меня, – в её голосе было столько отчаяния, а во взгляде столько мольбы, что я невзначай прирос к месту. – Пожалуйста. Одна я точно не усну.       – Хорошо, – был мой короткий ответ.       Когда мы укрылись бархатным пледом, не медля ни секунды я заключил девушку в объятия. Не будучи слепцом, я заметил, как задрожали длинные пальцы при попытке отвернуть угол ткани. Холодом или воспоминаниями были вызваны подергивания, но я не собирался бросать её одну в неизвестности. Кукольная головка примостилась на плече, а ловкие руки обвили моё тело в ответ. Каждой клеточкой я чувствовал ласковый дурман, исходивший от силы, с которой она прижималась ко мне. Её близость опьяняла. Её прикосновения возбуждали. Обманчиво невозмутимое девичье дыхание напомнило мне слабое дуновение тёплого морского ветра, насыщенный аромат горячего шоколада, бессмертный трепет влюблённого перед долгожданным поцелуем. Образ красавицы первого дня восстал передо мной и пленил сознание. С трудом выдерживая сладостную пытку, я думал, помнила ли девушка то обычное утро в гостинице, когда мы внезапно поддались любовному порыву за столиком в кафе.       Ведомый безрассудной страстью, увлечённый плавными движениями игривых женских пальчиков, завороженный ангельской невинностью и демонической дерзостью, я оказался беспощадно обожжён изнутри. Сломленный её природным обаянием, я самовольно провёл ладонью по нежнейшей лебединой шейке. Одинаково глубокие и тяжёлые вздохи одновременно сорвались с её и моих губ. Это заставило наши взгляды встретиться. Дразнящие порозовевшие уста невольно привлекли внимание. Мне уже был знаком их робкий и медленный, смелый и порывистый, нетерпеливый и упоительный танец. Желая вновь оказаться в головокружительном вихре чувств, я припал к алому бутону цветущего тюльпана. Его лепестки, словно языки пламени, поглотили меня и разрушили до основания. В приглушённых стонах тонули мысли, точно корабли, попавшие в свирепый шторм и приговорённые к неизбежной гибели. Я беззастенчиво крал последние лучи солнца, жадно вбирал исчезающие капли росы, гнусно истощал щедрый источник, предавая свою жизнь греху за чрезмерную ненасытность. Но Святой Грааль, из которого я пил, дарил надежду на всепрощение.       Забывшись в сладострастии, я самозабвенно нежил податливые, мягкие и не менее раздразнённые губы пылкой совратительницы. Подавшись агонии адского пламени, я безбоязненно увлёк прелестницу в пучину наслаждения. Её бёдра лихорадочно вырисовывали на моих узоры любовного влечения. Её руки заклинали покорное тело откликаться на безрассудную мелодию танго наших сердец. Но её легкомысленное, ощутимое касание низа моего живота отрезвило дурную голову. Раскрасневшийся и невероятно сконфуженный, я поспешно отстранил охмелевшую львицу от разгорячённой плоти. На вопрошающий взгляд я искренне ответил:       – Я не хочу пользоваться ситуацией, – и это было правдой. Я не мог поступить так подло с той, кто заставляла моё сердце трепетать без всяких поцелуев.       Дав ей время отдышаться и прислушаться к здравому смыслу, я не сомневался, что в душе она знала, я поступил правильно. Когда патетический ураган стих, я вновь привлёк девушку к себе. Горная лань не воспротивилась. Всё так же доверчиво она прижала головку к горячей груди. Зарывшись носом в пушистые волосы, я не сдержал улыбки.       – Давай спать, – и больше нам не нужны были никакие слова.       Закрыв глаза, я будто вынырнул из мира Грёз. Приятно волнующая реальность была убита суровым сновидением. События сегодняшнего вечера заново всплыли в возбуждённом мозгу. Я готов был провалиться сквозь землю, но отнюдь не из-за случившейся любовной сцены, а из-за лжи и цинизма. Девушка не знала, как тяжело мне было скрывать правду о себе, о нашей встрече, о моём пребывании в замке – словом, о многом. Но я должен был. Не ради себя. Но чувство ответственности притуплялось первобытным страхом. Я боялся... Я не был уверен, что когда-нибудь она простит меня за обман. И тем более я не был готов рассказать всё сейчас...       Но в одном я был уверен: то, что мы увидели, не было жестокой игрой воображения. Опасность была реальна.