Береги себя, охотник за сокровищами!

— Я потом обязательно заплачу, забыл бумажник, войдите в положение, — Широкая улыбка становится лучшим аргументом, и вот уже газету сворачивают руки торопящегося. — Благодарю! История вас не забудет! Бальза смеется на чертыхания добропорядочного гражданина и ускоряет шаг. Здание университетского музея как обычно пустует, и он чувствует себя свободно, проходя к полкам с пыльными книгами. Исследование требует сдать себя как можно скорей, особенно если он хочет получить за него законную копейку, но необходимость писать в десятый раз очевидные вещи, сказанные им в самом начале, вызывает удрученный вздох. Хочется видеть своими глазами, описывать волшебную вещицу из легенд, держать её восхищенно в руках. Единственная его отрада сейчас это листать газетные страницы, расслабляя мозг, пока не замечает письмо на своем столе. Он вздрагивает всем телом, когда глаза натыкаются на удивительно заманчивые строки: случайным образом найден храм, спрятанный в южных лесах. Он верит на слово, словно лжи не существует. Стоит ли говорить, как легки на подъем воодушевленные археологи в преддверии открытия? Записка оставлена на вахте: её обязательно передадут, рано или поздно, работникам музея все равно нечем занять себя длинными днями. А вот Лука идёт прихватить свою записную книжку и некоторые инструменты. Возможно он даже слишком лёгок, вплоть до безумства, но это только делает эмоции ярче. Дорогу сложно назвать скучной, ведь никто не соглашается везти его черти знает куда, и учёный умоляет и показывает свое удостоверение археолога, уверяя, что работает на благо истории. Красноречие вновь облегчает жизнь, и Бальза находит попутку. Дыхание замирает, когда мужчина собственными глазами видит каменные стены, спрятанные в папоротниках. Много сил заняла дорога сюда, но теперь это казалось пустяком. Он рассматривает росписи стен, уже давно стершиеся и осыпавшиеся, но силуэты продолжали плыть своим размеренным ручьем по коридорам. Раньше неподалеку текла река, но сейчас от неё остались только если ручьи. Рука проводит по неразборчивым надписям на стенах. Язык кажется Луке знакомым, что-то такое он уже видел, и это кажется особенно важным. Загадки вызывают улыбку и желание разгадать их. Пусть по-хорошему ему стоило бы доложить о стоящей находке в университет, он не может лишать себя приключений. Он достает из кармана карандаш и блокнот, пишет что-то быстро и неразборчиво, это чем-то даже напоминает неизвестные языки, которыми подписаны фрески. Он записывает все, пытается оставить на бумаге эмоции, чтобы позже перефразировать их в термины. Перерисовывает незамысловатые цветы с орнаментов, чтобы позже узнать в них лилии. Это все захватывает, бесспорно, пока в один момент Бальза не чувствует острую боль в затылке. Тогда-то он и припоминает заглушенные шаги, слишком бессмысленные, чтобы обращать на них внимание. Оказывается поздно, и он только отрывисто вздыхает, прежде чем упасть на камень, ударившись еще сильнее. Возможно, доложить в университет было действительно здравой мыслью. Разные дороги ведут в это богами забытое место. «Может быть это какая-то злая шутка?» думает высокий мужчина в широкополой шляпе, остановившись в цветах и тени деревьев. Он видит плохо, особенно в такую солнечную погоду, но людские силуэты становятся очевидными практически сразу. Иметь дело с людьми — самое ужасное в его работе, ведь зачастую им приходилось умереть. Он не любил копать могилы, но жизнь никогда не говорила с Эндрю по душам, не спрашивала, чего же он, все-таки, хочет. План, как обычно, до глупости прост: идти напрямик, убрать тех, кто решит помешать. Его силуэт скользит вплотную к стенам, плащ тянется подолом платья, пока мужчина напряженно оглядывается, пытается держать в поле зрения все дверные проемы. По звукам их двое, громкие и нервные, один ходит из стороны в сторону, ругается, пытается что-то выпросить. В остальных комнатах тишина: ни слов, ни шагов, и мужчина в шляпе облегченно вздыхает. Приходится пройти еще немного и прижаться к стене, заглянуть за угол и увидеть самое страшное: заинтересованный и удивленный взгляд зеленых глаз. Он задерживает дыхание и прижимается к стене вновь, сердце пропускает удар и он жмурит алые глаза на мгновение, прокручивая в голове варианты событий. Рука тянется к кобуре, пока он слушает в ожидании реакции, шагов. — Что ты там увидел? — Спрашивают грубо, топают ногой, может, для эффекта. — Змею, — Отвечает. Голос спокойно тянется, никуда не торопясь. — Знаете, змеи тут ядовитые. В соседнем поселении их яд использовали, нанося на стрелы. — Раз рот открыл, то говори что-нибудь полезное. Ни черта в твоих записях не понятно, — Продолжает, но уже другой голос, более хриплый. — Слушай, ты, Бальзак. — Я Бальза, читать научись, а потом иди грабь, — Его голос звучит едко, он использует интонацию на грани со смехом. — Хочешь посмотреть, каково со вскрытым горлом говорить? Удар, не сильный по звуку, но связанный болезненно мычит, бросая задушенный смешок. Кресс сжимает губы и кивает сам себе, мысленно благодаря незнакомца. Теперь, когда он увидел и ту комнату, и тех людей, его черед действовать. Бальза жмурится от оглушающего звука, сжимается и задерживает дыхание, вновь ожидая почувствовать боль. Он считает секунды в голове, но так ничего и не чувствует. Первое, что он видит — кровавые разводы на камне. Она течет, тянется к его ногам и ползет змеями, пока голова предательски кружится. Это не то, о чем можно прочитать или услышать по радио. Мужчина отворачивается, набирая полную грудь воздуха. Закрывает глаза опять, будто это поможет побороть подступивший к горлу ком, и он кашляет. Охотник за сокровищами убирает револьвер в кобуру и наблюдает за этим. Как незнакомец сбито дышит, как прижимает ноги ближе к телу, только бы кровь не осталась на подошве. Совестно. Кресс сглатывает от давящего чувства вины перед этим ученым. Это не то зрелище, которое ему стоило видеть. Мужчина вновь проклинает себя за лишние мысли, никак не связанные с работой, но все же встаёт на колено перед сидящим. Толстая веревка оказывается разрезанной в пару легких движений, но руки не торопятся убирать. Он не ожидал встретиться с зелеными глазами опять. Тяжело сказать, что именно в них отражалось, но это заставило отстраниться. Так выглядит страх, презрение, так смотрят, когда задают вопрос, но в храме так и стояла эта холодная, влажная тишина. Ему нужно что-то ответить? — Ты можешь идти, — Голос его подводит, оказывается слишком тихим, хриплым, но охотник не собирается повторять. Лука отползает подальше от образовавшейся лужи, но не встает, не решаясь довериться своим ногам. Мозг не успевает обработать количество возникающих вопросов, и он в замешательстве рассматривает чужой силуэт, прежде чем инстинктивно похлопать себя в поисках самого важного — записная книжка. Она — те остатки информации, которые он сможет умыкнуть из этого храма. Но он не находит. Глубокий разочарованный вдох, прежде чем он сможет встать и с поражением уйти, но его прерывают — Ты это ищешь? Это твое? — Эндрю не собирался говорить, и он не знает, что заставило его присесть и протянуть блокнот с аккуратной золотой гравировкой «Л.Б.». Он оправдывает себя тем, что это извинение. — Ты просто отдашь? — Каждым своим действием и словом альбинос сбивает Бальзу с толку, логические цепочки отказываются выстраиваться. Страх перед ним сменяется замешательством. — Ты здесь ни при чём, учёный. Они знали на что шли, в отличие от тебя. — Пожимает плечами, пока из его рук берут записную книжку. — И ты помог мне. Археолог думает, очень усердно и очень долго, смотрит на то, как охотник поднимается и разворачивается. Лука делает вдох, прежде чем вновь положиться на удачу, ведомый своим азартом. — Тебе ведь здесь нужны только драгоценности, так? — Говорит уверенно, с заученной интонацией. Только дрожь в руках скрыть не так просто, как в голосе. Эндрю поворачивается и, немного медля, кивает. — А мне только информация. — Если быть честным, то Бальза лукавит. Где-то внутри тлела надежда, что у него получится незаметно умыкнуть что-нибудь. Пусть страх оказаться бездыханным телом всё ещё не покидал колени. Но в остальном Лука не лгал, вставая и выпрямляясь перед собеседником. — Я помогу тебе, а ты просто позволишь мне сделать свою работу. Кресс скрещивает руки на груди, рассматривая археолога. Тот не казался источником угрозы, вряд ли он бы смог навредить охотнику, и он не против, чтобы за него поработали мозгами, но одно только но… — Тогда отдай нож, — Эндрю кивает на чужой пояс и протягивает руку. Мужчина удивлённо смотрит, но все же понимающе кивает, следуя указанию. Его новый коллега был внимательнее, чем он ожидал, и теперь под взглядом красных глаз он чувствует себя особенно жалко и предсказуемо. Остается только болезненно вздохнуть и подняться на ноги, потирая одежду и запястья. Взгляд машинально падает на алые разводы на полу, и он сразу же отводит глаза, цепляясь за силуэт незнакомца. Он уже не особо обращает на Бальзу внимание, осматривая комнату в поисках чего-то полезного. Лука присоединяется, переведя дыхание, но уходит в другое помещение, подальше от крови и разбойников. В голове всё беснуются мысли, пугают и тревожат, и мужчина опирается на стену спиной, в поисках хоть какой-то опоры. Действие адреналина постепенно проходит, и колени слабеют с новой силой. Нужно отвлечься на то, что получается лучше всего, и он делает глубокий вдох, осматривая помещение. Стены все также расписаны, но структура немного другая, рисунки строже, сюжетные изображения заменены имитацией архитектуры: колонны и двери пусть и не выглядели слишком реалистично, но в этом был их шарм. Лука не искусствовед, но им быть и не нужно. Шагает медленно и плавно, разглядывает и записывает на ходу, и время идёт, пока внимание не привлекает осыпавшаяся штукатурка. Подходит ближе и слушает, подносит руку к стыку плит. Сквозняк или ему чудится? Губы складываются в улыбку, и он стучит по рисунку одной из дверей, а после по части стены без рисунка, вновь по двери. Бальза наваливается на неё всем телом, но каменная плита не поддается. Он даже не знает, на что рассчитывал, и улыбка пропадает с лица. «Что если.?» Мысль практически дикая, учитывая произошедшее недавно. Он выходит из комнаты и прямо по коридору, нигде не находя мужчину с белыми волосами. Остановиться и прислушаться не помогло, и он блуждает по комнатам, пока не сталкивается с ним, слишком быстро завернув за угол. У него сердце не из слабых, но и оно, похоже, уже не выдерживает. — Ах! Вот ты где! Мне, похоже, нужна твоя помощь. — Бальза кивает в сторону комнаты с рисунками дверей. — Там… В общем, не получится в одиночку. Кресс только понимающе кивает, ничего не говоря, и это напрягает археолога, если вовсе не пугает. Ничего не остается, кроме как отвести в эту комнату, по пути объясняя суть просьбы, получая в ответ краткое и тихое «Хорошо». Охотник за сокровищами не звучит зло или угрожающе, и Лука оборачивается, чтобы посмотреть на чужое спокойное лицо. Только вот он хмурится в ответ на чужой взгляд, и Бальза спешит обернуться обратно. Эндрю осекается, замирает лишь на секунду, прежде чем продолжить идти. Он не хотел оттолкнуть, но каждый раз это происходит само, без его ведома, и каждый раз ему остается только смириться. Странно, наверное, надеяться, что археолог не будет думать о нем плохо, но надеяться хотелось. Что бы он не говорил, ему хочется быть хорошим человеком, а ученый казался тем, кто имеет право судить. Кресс не замечает, как они приходят, практически не слышит чужую просьбу из-за своих мыслей. Требуется пару секунд, чтобы переварить, и он немного глупо и непонимающе смотрит на спутника. — Так это же рисунок, разве нет? — Вопрос простой и тихий. — Ты не слушал, да.? — Лука не выглядит и не звучит разочарованно, но Эндрю чувствует себя так, будто его отчитывают и хмурится, недовольный этим чувством. Он почти хочет произнести «мне жаль», но его перебивают. — Просто доверься мне, хорошо? Он кивает и следует за ученым, навалившимся на каменную плиту. Мужчина ничего не ожидает, поэтому удивляется, когда она поддается, с тяжелым скрипом открывая перед ними длинный и темный коридор. Лука восхищенно оборачивается на Кресса, и тот вздрагивает. Он выглядит так счастливо и искренне, смотрит прямо на него. Он неосознанно делает шаг назад. Это заразно, высокий мужчина слабо улыбается в ответ и внутри что-то трескается. Он не помнит, когда в последний раз ощущал себя причастным к чему-то хорошему. Ученый делится с ним своей радостью, готовый отдать всю без остатка. Лука подходит к нему, дружелюбно кладя руку на плечо, говорит что-то о том они вдвоем лицезреют историю, и сами останутся в ней: может где-нибудь на страницах найдется место и для имени высокого альбиноса. Археолог благодарен за помощь, восторженный, смотрит в алые глаза. Бальза слишком возбужден, чтобы беспокоиться. Последнее, что сейчас его волнует, так это собственная опрометчивость. Эндрю не слушает. Он удивленно смотрит на археолога, пытаясь вспомнить, когда кто-то был так благодарен ему. Лука смешной, потерявший дар речи, заплетающийся в словах.Он говорит с ним, будто они друзья. Охотник за сокровищами хочет запомнить навсегда это чувство. Бальза нетерпеливо тянет его за собой, отгоняя мягкие мысли прочь, и алые глаза несколько секунд непонимающе пялятся. Археолог смеется и закатывает глаза, заставляя себя быть немного терпеливее. Высокого мужчину восхищает, как легко забыл о разногласиях этот счастливый ученый. Он действительно никогда раньше не бывал в подобных местах? Лишь писал исследования и изучал открытые до него места в поисках чего-нибудь нового? Охотник показал бы ему другие богом забытые храмы: только бы на него вновь смотрели так радостно и беззаботно. Эндрю отцепляет от пояса масляную лампу, красивая вещица, и Лука смотрит на витражные узоры, пока владелец зажигает её. Такой вещи место не в руках альбиноса, а в их музее, особенно учитывая работу мастера, сделавшего её. Кресс идёт первый и освещает дорогу, осторожно осматриваясь в поисках ловушек и настенных факелов. Не думая осматривает и спутника, убеждаясь, что он в порядке, может быть его только немного трясет от происходящего. Огонь в лампе дрожит, а с ним танцуют и рисунки на стенах, тянутся своими плавными гибкими линиями силуэты и ведут Бальзу за руку вперёд. Удивительные, он думал, раньше были мастера, сотворившие такое с помощью одной только наблюдательности и любви к красоте. Охотник оборачивается, когда перестает слышать шаги за спиной: Бальза перерисовывает узоры со стен в блокнот, а после практически варварски откалывает угол потрескавшейся стены. Эндрю наблюдает за тем, как руки аккуратно осматривают его, вертят и записывают что-то, а после кладут в сумку на поясе. Он ничего не может поделать, кроме как подойти, освещая бумагу и делая работу археолога немного легче. Что-то в нем было глубоко заинтересовано чужим энтузиазмом. — Ох, как мило с твоей стороны! — Лука улыбается, теперь чувствуя себя легче в компании разбойника. Отрываясь от записи, он поясняет по привычке. — Мы исследуем из чего он сделан, чтобы узнать точное время постройки. Ещё здесь много записей, они похожи на легенду. Это важно: сохранить её и перевести по мере возможностей, не дать исчезнуть целой культуре. Эндрю не знает, сбит он с толку чужим мягким голосом или этой почти поэтичной целью. — Удивительная у тебя работа, археолог. — Замечает, позволяя сказать первое, что пришло в голову. — Я Лука, Лука Бальза, — Он улыбается и освобождает руку, чтобы протянуть её высокому мужчине. — А твоя такая опасная, не страшно за свою жизнь, охотник за сокровищами? — Эндрю Кресс, — Мужчина протягивает руку с сомнением. Этот археолог, Лука, так просто доверился ему, назвал свое имя. А Эндрю не лучше, и он уверен, это до добра его не доведет. — Моя жизнь не так уж много стоит, чтобы было страшно её потерять. Улыбка пропадает с лица Бальзы, и он беспокойно хмурится и заглядывает в алые глаза, не желая отпускать чужую руку. Холодную и грубую. Луке не нравится чужой ход мысли, и он пытается придумать достойный ответ, пока тишина не становится слишком гнетущей, а рукопожатие не согревает холодную ладонь. — Знаешь, если бы мы встретились при других обстоятельствах, то я попробовал бы тебя переубедить, — Археолог наконец-то отпускает Эндрю и идет вперед, молчаливо, не так беззаботно, как до этого. — Кто знает, какой ты человек. Эти слова даются не совсем легко, а слышать их ещё тяжелее. Кресс смотрит в чужую спину потеряно и хмуро. А Лука не желает оборачиваться: как ему стоит относиться к человеку с печальными глазами, убившему двух разбойников, но так просто отпустившему ученого? У них больше нет ничего, что они могли бы сказать друг другу, обеспокоенные и озадаченные тяжестью собственных мыслей. Тишина нарушается спустя какое-то время. Луку с силой одергивают назад, по инерции подаваясь вперёд, заставляя зелёные глаза вопросительно округлиться. Ответ следует через пару мгновений, когда высокий мужчина болезненно хмурится и выдергивает из плеча заостренную палку, некое подобие стрелы. Он чертыхается и разочарованно запрокидывает голову: какого черта он сделал? Почему вообще позволил себе попасться в эту элементарную ловушку, словно не обходил такие десяток раз. Зачем было беспокоиться о его спутнике? Опрометчиво и непозволительно глупо. Хочется разрыдаться от вязкого чувства, что любое проявление чувств становится его слабостью. Бальзе требуется пару секунд, чтобы осознать ситуацию, и после он сгорает от вины и стыда. — Мы должны уйти, это может быть опасно, — Лука напуган, не готовый принять факт того, что его невнимательность заставила кого-то пострадать. И даже если это разбойник, археолог всё ещё не хочет наблюдать за смертью от отравления. — Все в норме, — Холодно заявляет высокая фигура, собирая мысли в кулак. Ему в ответ хмурятся, а он старается не обращать внимания: насколько же мала вероятность того, что на дротиках сохранился яд, и того, что его организм не справится с подобным. Беспокойные зеленые глаза щекочут нервы, но это ощущение игнорируют. Бальза слегка дрожит от тревоги, его передергивает от мыслей, и он смотрит на Кресса, но не находит никакого ответа, уверенный: до добра это точно не доведет. Они продолжают идти, молча, но Лука теперь вслушивается в каждый вздох, который издает спутник, смотрит, как ткань одежды слегка намокает и чувствует, что нужно развернуться как можно скорее. Или хотя бы обратить на его рану должное внимание. Теперь Кресс, кажется, тоже видит это, как живут своей жизнью рисунки на стенах. Но голова тяжелела, а они все также продолжали водить вокруг него хоровод. Только силуэт ученого в непосредственной близости был четкий и ясный, помогая оставаться в сознании. Они наконец доходят до конца, до аккуратной комнаты правильной, но странной геометрической фигуры с фресками на потолке и стенах. Они практически заставляют Луку забыть, и он всматривается в сюжет, который они иллюстрируют: девушка умирает и становится богиней, в память о которой возводят этот храм. Эндрю издает невнятный звук, обращая на себя внимание археолог, и кивает на странного вида бюст, точнее каменные цветы, своей формой напоминающие человеческий силуэт. Хотя, наверное, охотник кивает на ожерелье на её шее. Конечно, как он мог не заметить. Угловатое и золотое, как у богини с фресок. Руки Бальзы дрожат и он нервно смеется, просто от вида чудной вещицы. Осматривает её, в поисках ответа, как бы снять её, не навредив ничему в этой комнате, и Кресс позволяет ему это сделать, чувствуя свою голову слегка тяжело. Лука касается каменного бюста мягко, Эндрю не особо различает слова, но его голос вежливый и тихий. Учёный выглядит как одна из этих росписей, со спокойной улыбкой и влюбленным взглядом, с плавными изгибами шеи. Эндрю смотрит и боится моргнуть, словно мужчина исчезнет, останется на стене рисунком, в волосы которого вплетены белые лилии. Чужие руки аккуратные, плавно скользящие по холодному камню в поиске механизма, пока глаза блестят от света лампы теми же оттенками, что и камни на ожерелье. Он нажимает на две симметрично расположенные пластины на шее скульптуры, шепча неразборчивые благодарности. — Прости, нам нужно забрать это, но, я обещаю, я сделаю твою историю намного ценнее, чем драгоценности, — Он улыбается ей и снимает с шеи ожерелье, молчаливо ждет какое-то время, которое ощущается невероятно медленно. И, не слыша ничего, радостно оборачивается к охотнику за сокровищами. — Ну же, держи это, и пойдем быстрее. — Лука подает спутнику находку не задумываясь, забыв о своих изначальных планах и решая разделить радость. Крессу требуется время, чтобы осознать чужие слова, и он пялится на радостную улыбку. От неё тоже хочется улыбнуться. Смотрит на красивые, красивые зеленые глаза, которые вдруг становятся беспокойными. Мужчина хмурится в ответ на беспокойство. — Тебе сильно плохо, да? Ну ничего, держись, держись, — Лука осекается, чувствуя, как болезненно ощущается вина. Охотник за сокровищами перед ним больше не выглядит угрожающе, больше не кажется холодным и грубым. Он ведет его под руку, чтобы было быстрее, а Эндрю следует, не в силах возразить, только сильнее сжимает в руках золотое ожерелье. Мыслить тяжело, и он жмурит алые глаза, только чтобы рисунки со стен не мешали сосредоточится. — Давай выведем тебя, а потом уже будем думать, что с тобой делать. Эмили точно сможет помочь, она врач, но как тебя довести до моего города, — Археолог говорит сбито, пока шагает по коридорам, больше с самим собой, чем со своим спутником, не ожидая какого-то связного ответа. Он не думал, что ему придется нести за незнакомца ответственность, но он полностью признавал свою вину перед ним. И, стоя у выхода из храма, его руки дрожат от тревоги, но он не может позволить её длинным пальцам обвиться вокруг шеи, пока в его собственных руках чужая жизнь. Эндрю не было больно, просто думать было невыносимо, невыносимо сложно, он чувствовал руки Бальзы на себе и следовал за ним беспрекословно, уверенный, что археолог не способен ему навредить. Он отстраняется только когда они останавливаются: он, все-таки, может стоять на ногах самостоятельно. «Как добраться?» — Повторяет охотник за сокровищами в своей голове и, не сильно думая, свистит. Бальза пугается этому и в смятении осматривается, не ожидая увидеть, как папоротники вдалеке качаются. Чужая лошадь послушно приближается в ответ на зов хозяина, и останавливается в нескольких метрах от них, не узнав человека рядом с Эндрю. — Иди сюда, все хорошо, милая, — Охотник говорит мягко и тянет к ней ладонь, а она привычно тыкается в нее носом. — Разреши ему, хорошо? В ответ смотрят, кажется, понимающе, и Кресс оборачивается на археолога. Он, потерявший дар речи, не знает что сказать, кроме как то, что раньше он никогда так близко не видел лошадей, что уж говорить о том, чтобы иметь с ними дело. Эндрю помогает ему залезть и садится сам сзади, говоря двигаться. Он выводит их на дорогу, куда указывает Лука, а после легко хлопает лошадь по боку, заставляя двигаться быстрее. — Говори, когда нужно поворачивать, — Говорит тихо, это похоже на приказ, но Бальза молчаливо кивает, смотря вперед и чувствуя, как после его кивка разбойник устало опирается лбом о его плечо. Эта дорога домой обещает быть молчаливой. Лука благодарен этой возможности обдумать произошедшее. Он, конечно, места себе не находит, но сейчас он бессилен.