Так, как должно было быть.
Величественный фьорд всех звуков мира до единого был собран здесь. В углу беспризорно дремлет бас-гитара, косо изгибаясь по холодному полу. Звон смеха стоит в пустой кружке на заваленном столе. Тысяча слов зарывается средь складок пухлого одеяла. Вкривь на потолке отпечатался каждый взгляд-взгляд-взгляд. Клад жемчуга. Клад сказанных слов и всех далеко не сказанных, но понятых и без того. Томный вздох скользит по тюлю. Сплетается воедино. Вплоть до тени поглотило помещение этой полноценностью. Кучевыми облаками сахарного счастья. Развеять пары́ счастья и — вот! — часть комнаты обращается в дагерротип. Тёмные стены, тёмная мебель. Хижина, однако же, сомнительная выдалась. И всё же выбивалось в этой черноте что-то яркое, режущее глаза. Раз — фотография грациозной кошки на столе, чей окрас походил на горный хрусталь. Два — футболка нежного жёлтого цвета с аккуратным принтом свисает со спинки массивного, почти игрового кресла. Три — блокнот, залитый до краёв аккордами, на последней странице которого лежал ровный отпечаток губ розовым блеском. Запах было уже не уловить, но одного только взгляда хватало, чтобы представить. Душистые астры не опускали свои головы — это четыре. В доме явно не отыскалось вазы для цветов, именно поэтому стройные побеги стреляли ввысь прямо из бутылки с широким горлом. Обитатель по секрету обещал себе, что вскоре переселит эту красоту в нормальный дом. По хорошему — вообще в другой в дом. Однако на деле всего лишь в вазу. Определённо высокую, с узорчатыми гранями и чарующими формами вазу. Но потом. Времени ещё много. Футболка — явно не хозяевская. Кошка — и того хуже. У обитателя была, к большому сожалению, отнюдь не только аллергия на розовый цвет, но и на пушистых, ласковых, голосистых кошек. С первым приходилось бороться, со вторым — мириться. Только обитатель знал — бороться и мириться будет без исключений бессмысленно. Не война ведь. В проигрыше останутся оба. Поэтому сейчас, открывая глаза с таким трудом, что, кажется, вот-вот те закроются обратно, Дэмон вкушал это снова и снова. Когда поднимался в положение сидя. Когда в огромном зеркале на шкафу мелькало его сонное лицо и блестящие губы. Которые тотчас облизнёт. И виновника рядом нет. Дэмон всё предельно понимал. И вкушал это снова и снова. Снова этот сладкий вкус, названный так лаконично счастьем. Стекает по губам, лицу и рукам. Он утопал, но он никогда об этом не скажет. Точно не сегодня. Когда нагие стопы касаются пола, понимает, что бардак ему приснился. Обычно случается совсем наоборот. Дэмон знает, кто навёл порядок, пока он спал. А после он убежал, трусливо поджав хвост. Нет, не так. Дэмон знает, кто всю ночь слушал его, не закатывая глаз. Кто всё время, пока на небе стояли осколки звёзд, смотрел глаза в глаза. Кто улыбался так, как умеет только он. Кто мягкими руками от постоянных кремов касался его лица. И тот, кто оставил на его губах этот сияющий след. Кица обязательно вернётся. Наверняка уже написал ему несколько сообщений о своём уходе, даже если предупреждал о нём троекратно заранее. Дэмон чувствовал себя в огромной зале, где танцам не суждено заканчиваться. Но он об этом не скажет. Все его слова заменит свист самодельного браслета на запястье. Кица сделал его сам из проволоки и канцелярских миловидных бусин молочных и пастельных цветов. Это было важно. Ценнее всего, что можно изъять из плодородных почв и богатейших шахт. Границы дорогого были сорваны ещё где-то на этапе зачатия их знакомства. Когда за штурвалом двое — уйти на дно сложнее. Когда на палубе развивается парус — преодолеть путь легче. С этим соглашался и Дэмон, когда, в надежде, что никто не заметит, не стал стирать блеск с губ. Всё было так, как и должно было быть. Череда событий, где каждый изъян не в силах был разорвать это безукоризненное полотно. Походы в кино, где Дэм — тот, кто хочет говорить, но смотрит на Кицу и вмиг замолкает от повисшего совершенно очаровательного внимания. Где дождь — музыкальный инструмент. Гроза — луч света. Рок — что-то большее, чем было в его жизни ранее. Когда кисть в длинных пальцах Кицы ложится на его лицо в гримёрке — нормально. Тогда Дэмон закрывает глаза и впадает в забвение. Зрители трепещут, он не слышит. Зрители устремляют раскрытые ладони ввысь, он ищет среди леса тонкие и светлые. И, наконец, открывает глаза. Вспоминает, что сегодня концерта нет. Что сегодня обычный понедельник. Что Кица ушёл, но обязательно вернётся. Что всё так, как и должно было быть. Он смотрит в зеркало. В нём рождается предчувствие, что глаза на него смотрят чужие. Однако мысль эта не имеет развития. Дэмон не успевает её уловить, прежде чем отойдёт от зеркала. Это было весело. Вспоминать что-то снова и снова, а на следующий день создавать на воспоминание больше. Падать с парашютом из раза в раз. Раньше Дэмон задумывался — а что подумают люди? Сейчас он не думает. Включает телефон и видит очередной пост от пользователя «кицочка!» в твиттере. Сам Дэмон никогда публично свои отношения выставлять не любил, особенно на первых стадиях знакомства с Кицей. Ему казалось, что знакомство у них развивалось сразу со второй или третьей ступени. Будто они сразу сильно повлияли друг на друга, совсем об этом не подозревая. Он ставит отметку на пост и мысль, имевшая место быть в его голове, забывается совсем. Дэмон разглядывает глянцевое небо. И даже трещины перистых облаков были слишком такими. Это почти заставило рассмеяться. Он не смеялся. В один из сотни дней, таких же в хорошем понимании обычных и лёгких, как трещины на небе, в нём поселилось зерно сомнения. Он ещё сам не мог сообразить о его существовании, но на душе ему сделалось вдруг так одиноко и пусто, что другого занятия он для себя не находил. Стоял и глазами упирался в иллюзию, названную так пушисто небом. И Дэмон знал — пройдёт. Всегда проходит. Растворяется, словно облако пара в мороз.***
Интимно.
— Эй, нельзя сделать так, чтобы все относились к тебе… — Да мне насрать как они относятся ко мне, пусть хоть наши песни не трогают своими блядскими руками! Мимоходом шагала удивлённая пожилая женщина, которая во все оба наблюдала за диковинной парочкой. Кица извинялся, Дэм отмахивался. В торговом центре по выходным всегда отвратительно много народу. Музыка поливает тут и там. Шумно и восхитительно одновременно. Чем торговый центр привлекает людей? Массивные арки меж десятками шикарных магазинов на любой вкус. Тысячи лампочек переплетаются одна за одной, а ноги шлёпают по кафелю без остановки. Аккуратные витрины, каждая со своей особенностью. И высокие-высокие потолки со стеклянными вставками. Во второй половине дня Дэму удалось встретиться с Кицей. К тому моменту он чувствовал себя на некоторую долю лучше, пока кому-то особенному не приспичило подпортить исполнителю всю малину. Да хоть клубнику или виноград. Потому сейчас, проводя терапию рядом с Кицей, Дэмон был неугасаем. Казалось, поднести ты к нему спичку — зажжётся в один момент. Кица знал, что скоро это закончится. Обычно Дэм, хоть его и было легко разозлить, успокаивался вполне легко. Если не подливать масло в огонь. — Дэм, их никто не будет слушать, — Кица положил руку на его плечо. — Кого? Песни? — Дэмон замер и с возрастающим шоком уставился на Кицу. — Нет! — Кица поднял обе руки вверх и напоказ помахал перед собой. — Тех людей, на которых ты сердишься. Они же этого и добиваются, котёнок. Дэмон медленно моргнул и, раскрыв рот, без оглядки сделал два шага вперёд. Очень зря. Послышалось выразительное «блять». И где-то на фоне удар картонного стакана с остатками газировки под ногами. Медленно можно было пробежаться глазами от липкой толстовки до мелового пола с разрастающейся лужей. Выше толстовки смотреть не стоило. Ледяные глаза радостей не предвещают. Дэмон стоял ровно, почти слыша шум в ушах. Или и вправду слыша. Итог один: нужно успокоиться. Он с глубокой паузой моргнул. По-настоящему очнулся только тогда, когда тёплые губы десятками выстрелов штудировали его шею. Когда моргнул снова, то сидел на мраморном покрытии между двух раковин. В общественном туалете. Снова побеждённый Кицей, но зато освобождённый от всей той ярости. Совершенно бессмысленной и энергозатратной. Дэмон всё понимает, когда Кица доходит до подбородка, окружает. Свисающие ноги в упор прилегают к джинсам Лавэнэ. Светлым-светлым джинсам какой-то известной фирмы, название которой Дэмон не вспомнит до конца своей жизни. В его зеркале души был только человек, который запускает ладонь в мягкие волосы на затылке и обращает его лицо к себе. Смотрит долго и безотрывно. Спускает ладонь вниз по шее, когда Дэмон моргает. Кица хмурится и взгляд его становится всё более задумчивым. И всё же Лавэнэ притягивает его обеими руками к себе. Приходится спуститься. Обувь касается пола почти беззвучно. Кица дышит чуть позади уха и обнимает крепко. Вид его, всегда мягкий и воздушный, обретает свои индивидуальные краски. — Не хочешь ничего сказать? — Лавэнэ говорит тихо, но не настолько, чтобы переходить на шёпот. Сквозь мгновение в туалет заходит случайный посетитель. Кица даже не дрогнул. В отличие от Дэмона. Однако незнакомец, замерев всего на секунду, прошёл вглубь заведения. — М? — Нет, — он почти не соврал. — Хорошо, — Дэмон слышит, как Кица улыбается. — Купим новую? — А? — Толстовку. — О Господи… — Дэмон вздохнул так безнадёжно, что казалось даже, где-то заплакал один Святой Дух. Вдруг его тон сделался безгранично тёплым, нежели до этого. — Ты серьёзно. — Совершенно, — смеялся Кица, чуть отстраняясь. — Себя весь испачкал, дурачина, — без нот злости, — Придётся поносить твою, с пандочками, — Дэмон показательно изобразил на голове уши панды, но завидя блестящие глаза Кицы, тут же ретировал. — Ни за что. — Жаль, — Кица аккуратно взял его за руку. — Тогда без? Дэмон и не замечал, что уже до этого момента был румяным. Лёгкое мановение вынудило словить ещё один прилив жара. Кица хмыкнул с особой радостью и наклонился лицом к лицу. Глядел-глядел-глядел в большие голубые глаза. Кистью руки отмерил путь от ярёмной ямки до голых плеч под толстовкой. Сегодня без футболки. Дэмон отвёл взгляд. Только щелчок замка одной из кабинок заставил двоих поменять своё нахождение. Это напоминало давние времена. Время, когда Дэмон терялся в каждом поцелуе. Когда даже стенка позади будто бы делалась потоком кипящей лавы. Когда щёки колет. Тогда было стыдно. Тогда он был смущён до безобразия. Тогда приходилось признавать в себе что-то новое. Растворять гордость. Учиться любить. Кица никогда не давил в общении, умел выслушать и подать руку помощи в нужный момент. И в иные моменты Дэмон чувствовал другую его сторону. Воздушный зефир расплавился. Теперь Кица прижимал к себе, стискивал его губы своими. Дышал так легко и порывисто. Это избавляло от всех волнений. Кица был пышным цветком, затаённым под гущей снега. Ручьём среди ледяных валов. Живым во всех своих проявлениях. Хранящий тайну укромно. Открытый, словно просторы космоса, но всё такой же неизведанный до конца. И было в нём всё, о чём Дэмон не думал, но чего ему по-настоящему не хватало. Так откровенно Кица забирался руками под одежду и поцелуями поливал-поливал-поливал. Но не это было интимно. Интимно — это когда за разговорами всю ночь не смыкаешь глаз, когда на потолке рисуешь созвездия, которые не видны остальным на этой маленькой планете, когда тропа вдали отнюдь не становится уже. В неизведанной долине посреди зимы трава зеленеет. Дэмон отдаётся моменту. Его давно не тревожат мысли о других, мысли о том, что они подумают. Из этого он выносил достаточно взвешенные суждения. И продолжал делать то, в чём нуждался сам. Ловил на себе взгляд больших зрачков, улыбку, до краев полную счастья, и понимал, что сам не отличается. — Это важно, — Кица шепчет, останавливается, когда слышит поток воды из крана. Отрывки неполных фраз Дэмон восстанавливал пазлом себе на уме. И отвечал тем же. Тянулся сам и осторожно, точно потерянный котёнок, придерживал Кицу за предплечья. — И мне.***
Безоговорочно.
Дэмон сидит спиной к зеркалу. Обзор спереди загородил Кица. Рука его с лёгкостью проходилась влажным спонжем по чужому лицу. Когда Дэмон случайно заглядывал ему в глаза, тот непременно улыбался. Это уже вошло в привычку. Когда зал трепещет наяву. Совсем не догадывается, что сейчас парень молодого рокера вытворяет с ним. Машет кисточками над лицом, словно волшебной палочкой. Дэмон знает, что Кица не удержится, когда дело коснётся блесток. И уже не будет возражать. Главное, чтобы не переборщил. Временами приходилось вспоминать историю первого попадания Кицы в этот зал в роли не простого зрителя. Мальчик-зайчик, выряженный в конфетную рубашку и белые брюки, вдобавок к тому с косметической повязкой на голове. Пришагала, знаете ли, новогодняя ёлка. Да всё бы ничего, так это ёлка ещё и к артистам напросилась. Конфликта удалось избежать. Тотчас узнав о происшествии, Дэмон прискакал на место. Вырулил ситуацию и с самым важным видом направился с Кицей в закулисье. Оттуда и пошли чёрные тени, тонкие стрелки и слегка мерцающее лицо. Оттуда полились загадочные фотографии парня-маршмеловины за сценой. Парня, который после каждой кровавой песни хлопает в ладоши. Который после каждого концерта говорит, что это было очень мило. Который целуется лучше всех и неиронично рассказывает сказки на ночь. — Готовься, скоро на Землю упадёт звезда, — Кица тихо наносил серебряные блёстки на скулы Дэмона, загадочно улыбаясь. — Вот это ты кривоногий, — самодовольно. — Ты ранил меня в самое сердце, государь, — Кица трагично приложил тыльную сторону ладони ко лбу, отчего блёстки посыпались ему на нос. — Подожди, где там моя артиллерия? — Дэмон для блезира оглянулся по сторонам, пока Кица не взял его лицо в руки и не обернул к себе. — Жестоко, — Кица улыбался без тени обиды. — Безоговорочно. Последний штрих — лицо готово! Кица специально медлит, оборачивая кресло к зеркалу. Два, три… В сиянии ярких белых ламп Дэмон ловит своё отражение. Чуть выше, опираясь локтями о спинку кресла, лисья морда Кицы. Оценивает свои старания. Как это было, в принципе, и прежде — великолепно. Только на этот раз в ингредиенты добавились малиновые румяна. Не на своём суженном месте, а под глазами. Необычно, но Дэмону, на удивление, более чем понравилось. И всё же больше его привлекал исполнитель данного макияжа. Кица делает фотографию в зеркале, в забвенной полутьме гримёрной, подписывает в своём обыденном социальном стиле и выкладывает в сеть. Секундой после этого вальяжно обходит кресло и, наклонившись, целует в губы. На удачу. Теперь по-настоящему последний штрих был сделан — губы Дэмона в нежном блеске. Свежий запах сладкой клубники приветствовал. И будет преследовать весь оставшийся концерт. Так, как это должно было быть. — Спасибо, — глаза в глаза. — Пора. Кица расстаётся с Дэмом, когда тот тонет в сотне голосов зала. Когда свет падает на сцену с неподвластной скоростью. Когда все участники группы на местах, гул становится сильнее. Барабанная партия начинает пылать, за ней подкрепляются остальные. Кица стоит у выхода на сцену. Замечает, как кто-то с первых рядов увидел его. Он подмигивает и человек этот жест подхватывает, широко раскрывает глаза и перешёптывается с рядом стоящими. Разогрев прошёл, вторая песня в печке. Всё проходит отлично. Дэмон искренне надеется, что Кица останется ещё на пару песен, прежде чем уйдёт в гримёрку и внезапно оборачивается. Хватает его ненадолго. Кица подпевает тихо, покачивается в такт. Не от смысла песни или звучания электронных рифов. Всё походило на тот случай, когда Росен затащил его на концерт этой группы впервые. Он способен чувствовать вибрацию, что разлетается по полу. Он способен видеть лучше, чем с первых рядов. Дэмон на секунду фальшивит, но остальные участники оперативно подхватывают его и вместе продолжают звучать в такт. Кица остаётся, Дэмон поглядывает в сторону в перерывах. Чаще, чем случается обычно. После одной из особенно активных партий Дэм глубоко дышит, пытается восстановить дыхание. Когда один из барабанов начинает звучать в следующем ритме, он выстреливает рукой вверх. Вздымает голову и прислоняет микрофон к губам. — Момент, — зал затих, настороже следили за Дэмоном участники группы. — Вы давно об этом говорили и, сразу извиняюсь перед вами, ребята, — оборачивается к группе. — Кица, пожалуйста, выйди. — теперь обращается к выходу в зал. Пусто. Зал кричит во весь голос, у Дэмона из звуков остался только шум в ушах. Он не чувствовал ног. Всё должно было пройти идеально. Всё летит в тартарары. Слышит голос Тэнэ: — Иди, — хмуро. И Дэмон идёт. Нет, бежит, пока остальные на сцене пытаются сымпровизировать. И Дэмон был благодарен им за это. Безоговорочно. Только вот в гримёрке было так же пусто. Он пробежал мимо зеркала и повёрнутого кресла, прежде чем выйти в кладовую. Только когда удостоверился, что Кицы нет ни там ни здесь, он догадался найти свой телефон в рюкзаке. Ледяными пальцами он нашёл нужный контакт, чудом попадая по клавишам. Гудки. — Да? — судя по всему, Кица сейчас не за сценой не просто так. — Извини, Дэм, это ты? Я написал тебе в саппане. Почему ты не на концерте? — Блять, — Дэмон ударил себя по лицу. — Ебучий саппан, почему я не догадался? Ты ушёл. Обычно ты сидишь в гримёрке весь концерт, что-то случилось? — Звонил Кама, — напряжённая пауза. — Сказал, Саванны не видно с самого утра. Дэмон никогда не привыкнет к тому, что у Кицы дома бывает не только Кица. Но сейчас было совершенно не до этого. — Ох, я надеюсь, что она просто прячется, — он спустился по стене на пол. — Я тоже, — хмурый и настороженный голос Кицы не мог приносить счастье. — А у вас что? — Да ничего, — сжал губы. — Просто перерыв. Хотел найти тебя, но вот в чём дело. — Рад, — Кица замолчал, а тем временем Дэмон был готов отдать всё, чтобы слушать его дыхание в трубке до конца дня. — Извини, мы скоро будем у меня. Удачного концерта, Дэмми. — Спасибо. — Люблю тебя, — Дэмон дрогнул, поднеся телефон поближе к уху вовсе невзначай. — И я тебя. Кица сбросил. Дэм понимал, что время ждать не будет. Что встать с пола — предел его возможностей. Остаться здесь — исключается. Телефон снова в рюкзаке, строчка принятого звонка — за тёмным экраном. Дэмон — за занавесом. Бесстыдно пропускает свой выход и ждёт, когда только все дружно начнут выкрикивать «Дед Мороз». Приходится подняться на ноги. Поймать себя в зеркале полутёмной гримёрки и попробовать улыбнуться розовым блеском. Выходя на сцену он понимал, что его крошечное желание несравнимо с негаданной проблемой Кицы. Что если бы случись у Дэма что, то Кица непременно бы пожертвовал. Чем-то большим, чем какой-то выход на сцену. То, что они заметили друг друга — жемчужная удача. И боевой дух возвращается к нему от каждой следующей мысли. Он говорит группе, что всё в порядке. Залу тотчас исполняет свою самую лучшую песню. Первую, которую он написал после знакомства с Кицей. Участники группы обязательно выскажутся, когда придёт время. Выскажутся, но не тогда, когда солист уже устроил взбучку и не намерен заканчивать. Сегодня существует что-то особенное. И Дэмон снова не думал об этом, когда массивные волны децибел рушились о полный зал. Не было и уголка, куда бы не забралась эта музыка. Не было никого, кто мог заметить, как дрогнул голос на последних строках. Ослепительный свет пробивался сквозь пальцы, поднятые так непреднамеренно вверх.***
Занавес.
— Представляешь, она забралась за шкаф и сидела там весь день, — Кица ведал свою историю с такой экспрессией, будто его кошка без предупреждения отправилась покорять космические просторы. — Вышла только тогда, когда я позвал. — И для кого ты за шкафом место оставил? — Дэмон лежал у Кицы на бедрах на постели, пока тот осторожно смывал с него макияж ватным диском. — Чтобы ты спросил, — он хмыкнул в шутку и повернул голову на тихий шорох. — Саванна? — Дэмон бы сейчас тоже обернулся, но голова приросла. — Сейчас уведу, — но некто на бедрах вставать не давал. — Не стоит, — Кица приподнял бровь, Дэмон пояснил. — Таблетки. — О Боже, ты… — Кица широко раскрыл глаза в воздушном потрясении и уже через мгновение Келлерман оказался в объятиях. — Очень мило с твоей стороны. — О нет, ты лишил меня законного места, — наперекор своим словам Дэм всё-таки обнял в ответ и проследил за белоснежным нарушителем. — Ну что, довольна? Вьющийся хвост был всё ближе. Теперь Дэмон мог быть рядом, дотронуться до пушистого существа без опасения. Понять, что всё то, что он называл «неприязнью» — просто отсутствие возможности. Саванне старый-новый знакомый не очень нравился, однако наличие нечестивого хозяина поблизости всё же сгладило её пыл. Дэм понимал, что смотаться к Кице после концерта было, однако же, достойным порывом. — Меня отмечали на записях концерта, — голос Кицы отзывался в голове медленно и с определённым напуском тревожно. — Покоряешь рекорд. — Ты важнее, чем существование хреновой идеи, — на ощупь Саванна мягче, чем на вид. — Поздравляю, рекорд побит, — Кица не сводит с него взгляда и не дышит-не дышит-не дышит. — Замолчи, а то ведь и передумать могу, — хитро оборачивается. — Покорил, — напоказ складывает ладони на груди и со всей своей артистичностью падает на постель, что аж Саванна чуть не подпрыгивает. — Осторожно, зверинец распугаешь. — Пусть зверинец освобождает жилплощадь, — по слогам, теперь Кица сдвигает Саванну в сторону и ложится на нагретое место головой. — Мяу. — Ужас, — Дэмон кладёт ладонь на белую макушку и сдаётся, скользит пальцами меж локон. Кица закрывает глаза, подозрительно улыбаясь. — Что? — Я тебе второй глаз не смыл. — А знаешь что… Перспектива оказаться брошенным на полу Кице явно совсем не нравилась. Только так Дэмон объяснял себе, когда неоконченное предложение было замкнуто и вскоре он оказался под Кицей. Было понятно — Кица слушает. Только Дэму говорить уже не хотелось. — А мне так больше нравится, — пролепетал Лавэнэ и провёл пальцем вокруг накрашенного глаза. — Котёнок смущён? Без желания к отступу Дэмон знал — да, смущён до безобразия. Это чувство становилось сильнее, когда пальцы Кицы мерцали серебром от россыпи блесток на кое-чьём лице. Угольные тени до жути глубоко подчёркивали яркие-яркие глаза Дэмона. Кристальные осколки и лёгкие-лёгкие мечты где-то на дне. Кица обыденным образом не отрывался от чужих глаз. Пока совершенно нежданно не упал лицом Дэмону в плечо, начав тихо смеяться. — Шизофрения не ждёт, да? — Дэмон похлопал своего сошедшего с ума по спине и понял, что можно расслабиться. — И вправду, — немного стихает, но всё ещё с необъяснимой лаской проводит носом по шее. — Какие тебе снятся сны, Дэмонтаниэль? — Каждую ночь твою морду вижу, — Дэмон порывисто выдыхает от действий одного невероятно беспринципного молодого человека. — А ты знал, что сны строятся на наших желаниях? — рука закрадывается под чёрную майку, поверх которой, к слову, была ещё и футболка, но Кица зарубает сразу двух зайцев. Хоть и был представителем веганства. — Только что придумал? — Дэмон говорит тише, но вовсе не протестует. — Может быть, — Кица не тот, кто будет спорить. — Но про желание же не солгал? — Где тут кнопка выключения? — Дэмон оглядел его глазами, но видимо кнопки никак не нашёл. — Я на батарейках. Корзинка воспоминаний делалась всё тяжелее. Когда Кица снова поцеловал его, то Дэмон был снова не против. Он, казалось, уже не против любого действия, если это будет Кица. И опять. Рок — за чёрным экраном. Их жизнь — за занавесом. Он — под Кицей. Пожалуй, на этом стоит остановиться. Остановиться на словах, на моменте, на вдохе, на взгляде-взгляде-взгляде. На занавесе, закрытом с другой стороны.***
Необязательно.
Бывали и такие дни, когда в пасмурную негу окутало пейзажи за окном. И натюрморт слагался причудливой залой. В углу рояль по-тихому поёт, сквозь стены пробиваясь, звук в жемчуга сплетёт. Своим простым талантом клавиша сменялась другой и всё вокруг кружилось-кружилось, всё в царствии своём. Когда сидишь в тиши, перебиваемый лишь одним из талантов клавиши под рукой, не ведаешь тревоги. Мысли — громкие-громкие и в то же время совсем беззвучные. Иногда счастье — самое печальное из бремён. То, что ты, казалось бы, можешь подержать в руках, но то, что никогда в твоих руках навсегда не останется. Счастье — момент. И когда воспоминание отнюдь перестаёт приносить радость, ты пытаешься найти другое, более ёмкое счастье. Случайностью Кица ловил в своей непринуждённой мелодии отголосок чужой песни, чужого слова, родного голоса. Но продолжить не мог. Останавливался, не убирая пальца с клавиши, повторял снова и снова. Не мог вспомнить чего-то важного. Не мог понять это чувство. Будто звук этот исходит совсем из другого места. Будто мелодия эта вовсе звучит не из-под его пальцев. Однако мысль эта не имеет развития. Кица не успевает её уловить, прежде чем начнёт новую песнь. Это было весело. Вспоминать что-то снова и снова, а на следующий день создавать на воспоминание больше. И Кица вспоминал. Вспоминал, как пытался овладеть игрой на очаровательной четырёхструнной укулеле, когда словил первое влияние Келлермана на себя. Как в один день Дэмон, хохоча от чего-то громко, разрешил ему дотронуться до личной бас-гитары. Как истории рассказывал долго-долго. Как сыграл для него впервые. Как доказал своё доверие одним рифом. Как поведал о консерватории, с которой пришлось уйти. Как смотрел в раскрытые широко-широко глаза Кицы, который учился в этой консерватории тоже. И как в Кице снова раскрывалось неясное чувство. Печаль он принимал за пережитое счастье. И нажимал на клавишу снова. Одна за другой они создавали что-то, подобное золотой симфонии. Кица продолжал и продолжал. Когда на потолке рисуешь созвездия, которые не видны остальным на этой маленькой планете, когда тропа вдали отнюдь не становится уже. В неизведанной долине посреди зимы трава зеленеет. У его исполнения был негласный адресат. И когда романтизм этот клубился и клубился по комнате, Кица снова наполнялся чувством той самой полноценности. И улыбался, не глядя доигрывая свой альянс до самого конца. Всегда такого желанного и нежеланного вкупе. Однако всё такого же неизбежного. Счастье, ария, годы — всему приходит конец. Радовало только, что время ещё есть. Он будет играть арию снова и снова, пока время его не остановит. — Это было потрясающе. Ладонь на плече. Шёпот на ухо. Кица не оборачивается. — Я люблю тебя. Необязательно прыгать выше головы, доказывая свою любовь, быть рядом — необходимо. — Навсегда.