королевский шут

королевский шут не шутил ни разу, он родился белым, как снег и кость. я не знал, что слезы его — алмазы, что о мне он плачет. слепая злость мои мысли кутала, как ребенка. он смеялся — звонко, на все лады и тянул ко мне через тьму ручонки, и вокруг вертелся, как горький дым. «ты начертан мне», — он шептал сквозь годы. золотилась кожа, сверкал наряд. он хотел победы, а я — свободы. мне казалось, что жизнь проходит зря. иногда он был мне роднее прочих, иногда казался таким чужим. мир трещал от магии и пророчеств, между нами вились побеги лжи. а однажды он… он ушел и, боги, стало легче жить, но дышать — трудней. думал, навсегда разошлись дороги. шелестела ткань моих смертных дней, короли, интриги, драконы, маги — все осталось в прошлом — возврата нет. я любил жену и детей. бумаги заменили мне в сапоге стилет… и все было так хорошо и тихо, но во тьме ночной что-то жгло в груди. он мне снился — белый искристый вихорь, мне казалось, губы шептали: «жди». и я ждал, дурак, год сменялся годом. хоронил друзей, о жене скорбел. он вернулся тихим, совсем не гордым… словно вьюга стал — тонкокост и бел. все в нем было жгучей, звенящей му́кой. а дорога наша была трудна́. перед смертью он меня взял за руку… * раскололось время, взошла луна. я лежу. семья тесно встала кругом, ждут, когда уйду навсегда за грань. королевский шут был пророком, другом, был закрытой книгой, узором ран, только смерть снимает за маской маску: он все тот же Шут, а я тот же Фитц. он подходит ближе, глядит с опаской, шепчет тихо мне: «никаких границ».