А может он все-таки умеет ревновать?

Атсуму судорожно перебирает в пальцах ключи, стоя прямо на входе в квартиру, но почему-то никак не может найти подходящий. Мысли все еще путаются в голове, проносясь смазанными картинками случившегося. Он опять сделал хуйню. В очередной многомиллионный раз сделал. Потому что опять напился. Потому что опять не смог держать себя в руках. Какого черта Сакуса вообще оказался в этом клубе. Какого хера Мию потянуло выебываться. Почему, блять, он не остановился. Ладно, Атсуму, сделай вдох. Посмотри на лампочку на потолке, найди, блять, нужный ключ и подготовься к тому, чтобы пиздеть в тысячный раз в своей жизни. Или, просто недоговаривать. Блондин собирается с мыслями, продумывая в голове удобную историю: «Прости, я конченый долбоеб, который нажрался, меня засосал какой-то чел, но ничего больше не было, потому что я хотел поехать домой и хотел к тебе». Отлично. Звучит в целом правдоподобно, да и искренности тут минимум процентов 60%, все остальное — побочный фактор в виде того, что этот чел — Сакуса. Атсуму открывает дверь, делая шаг в коридор и еле-еле нащупывает выключатель на стене, чтобы разуться и снять верхнюю одежду. В квартире темно и тихо. Суна, скорее всего, как обычно, залипает в телефон лежа на постели. Мия проходит дальше, все еще немного пошатываясь, и тихонько открывает дверь в спальню, чтобы, если что, не разбудить Ринтаро. «Мышь крадётся» — пробегает в голове, когда Суна слышит звуки в коридоре, а затем видит, как аккуратно открывается дверь. Парень сворачивает документ с ответами к экзамену на телефоне и переводит взгляд на Атсуму, который желает слиться со стеной. «Ну да, выпей ты ещё, то до квартиры бы не дошёл». Суна садится на кровати и готовится лицезреть чудесное представление в виде пьяного Мии. — Тебе помочь? — с одной стороны и поиздеваться охота, ведь пьяный Атсуму – это то ещё удовольствие, а с другой — над ним завтра поиздевается похмелье. Атсуму улыбается хорошему настроению Суны, и, на ходу скидывая с себя толстовку и штаны, путаясь в собственных ногах, падает лицом в подушку, рядом с Ринтаро. — Мнгм, — выдает он что-то нечленораздельное, что должно было быть «не-а», а получилось уж как получилось. Нужно сходить в душ, но сил нет совершенно, поэтому Мия просто поворачивает голову, чтобы набрать в легкие хоть какого-то воздуха и не утопиться в наволочке. — Извини, я перебрал, — говорит он, пытаясь натянуть на лицо самую искреннюю улыбку, которую только может выдать человек, пришедший домой в таком состоянии. Суна усмехается, касаясь парня руками и переворачивает его на спину. Труп ему здесь точно не нужен. Он поправляет светлую челку, проводит кончиками пальцев по скуле, убирая упавшую ресничку. — Ну, есть немного. Выпьешь таблетку сразу? — Суна находит плед на кровати и накрывает им Атсуму. Что ж, издеваться над пьяным Мией он точно сейчас не будет. Лучше утром, когда тот будет умирать. — Мгм, — блондин кивает и поднимается, чтобы забрать принесенную воду и спасительную пилюлю из рук. Он делает шумный глоток, вытирая губы тыльной стороной ладони и убирает стакан на тумбочку возле кровати. Завтра он ему еще понадобится. — Прости, — Атсуму тянется к Суне, моментально перемещаясь на чужие колени всем своим весом. Нагибается к чужому лицу, чтобы оставить поцелуй, в котором явно пытается либо утопить свою похоть, либо просто заставить себя нахуй утопиться. Жадно сминает губы, отстраняясь с громким звуком, а потом вдруг переводит взгляд на дверь, позади Ринтаро. — Я схожу в душ, ты не против? — Конечно, иди, — Суна немного удивляется такому поведению, но потом вспоминает, что сам, когда напьётся безбожно хочет целоваться. — Чистое полотенце в шкафу. Или тебе его потом принести? — Рин снова поправляет осветлённые пряди, пробегаясь по лицу парня, взгляд которого, от алкоголя, стал глубже и темнее за счёт расширенных зрачков. — Все в порядке, спасибо, — Атсуму выдавливает из себя очередную улыбку и уходит в ванную, совершенно позабыв про полотенце. Он быстро смывает с себя остатки пота, усталости, и ощущения рук Сакусы на собственном теле, а потом выключает воду, останавливаясь напротив зеркала, чтобы посмотреть в собственное отражение. "Блять, какой же ты все-таки мерзкий, Цуму", – вытирается старым полотенцем, совершенно не заботясь о подобном в своем состоянии, а потом делает еще один вдох и нажимает на ручку двери, чтобы отправиться в спальню. Суна опять залипает в телефон. Мия проходит в комнату, чувствуя себя уже немного трезвее, но все еще во власти алкоголя. Каким он там был? — Пина-колада, текила, виски, мартини.... А похер. Полотенце на бедрах — единственный элемент одежды. Но это Атсуму тоже волнует меньше всего. Блондин аккуратно придерживает его за край, чтобы не падало и подходит к кровати, смотря на Ринтаро сверху вниз. — Я пришел, — зачем-то говорит Атсуму, констатируя факт своего местонахождения. — Еще письмо с уведомлением отправил бы, — Суна усмехается, убирая телефон и усаживаясь на кровать, обнимая свои колени. — Тебя одеть? Или так и будешь спать с полотенцем на бедрах? — Рин переводит взгляд с чужих ног на лицо Атсуму, которое стало выглядеть немного свежее. Ринтаро, правда, не дожидаясь ответа, берет блондина за руку и тянет на кровать, поворачивая на бок, а затем ложится рядом, изучая черты лица, словно никогда не видел Атсуму таким. И тут Мия понимает, что опять хочет целоваться. Может быть все произошедшее в клубе — тоже было просто потому, что ему очень сильно хотелось целоваться? Да, по крайней мере для спокойствия собственной совести, именно на этой мысли он и остановится. Блондин тянется вперед, в очередной раз накрывая губы Ринтаро своими, а потом пихает в плечо, заставляя лечь на спину и усаживается поверх чужих бедер, пытаясь все еще удержать полотенце, которое так и норовит упасть. Он оставляет на губах очередной пошлый поцелуй. Привычный, для почти каждого человека, который напился и его потянуло в разгул. А потом отстраняется, находя в себе силы начать говорить. — Слушай, я же могу сказать тебе что угодно, да? — Атсуму проводит пальцем, вытирая остатки собственной слюны с кожи Ринтаро. — Конечно, — Суна немного ерзает под весом чужого тела, устраиваясь так, чтобы им двоим было удобно. Прикосновение мягкой ладони к лицу разливает внутри приятное тепло. Хочется снова поцеловать. Атсуму очень тактильный, а под действием алкоголя его тактильность умножается на два. При этом от вопроса зарождается интерес и нетерпение. Ринтаро смотрит на Атсуму, видит его блестящий взгляд, мокрые губы и слегка порозовевшие щеки и берет за руку, перебирая пальцы в своими. — Внимательно тебя слушаю. — В общем, — Мия наклоняется ближе, оставляя поцелуй на чужой шее. Прикусывает чувствительную кожу, сразу же зализывая это место, пока руки уже беспорядочно шарятся где-то под чужой футболкой. — Я сделал хуйню, и я полностью готов к тому, что после этого ты выгонишь меня спать на улицу, но там очень холодно, а эта хуйня — очередное следствие того, что мне нельзя пить. Суна слегка напрягается, отстраняя парня от себя и сглатывает тревожный комок, переводя непонимающий взгляд на Атсуму. — Я не отравлю тебя спать на мороз, что ты сделал? — что-то внутри подсказывает, что ответ лучше не получать, но это-то Суна затыкает глубже, желая услышать. Он перехватывает руки Атсуму, оставляя свои кисти на чужих запястьях, не давая блуждать руками по телу. — Я набухался, — Мия делает вдох, пытаясь сложить в голове «ту чудесную историю» в связное предложение, чтобы не запутаться в показаниях. — А потом... а потом еще набухался. Он переводит взгляд к потолку, вспоминая хронологию событий. — Потом так получилось, что меня засосал какой-то парень. Это конец истории, — блондин опускает взгляд на Суну, мысленно ожидая расстрела. А потом вспоминает, что забыл добавить самое главное. — Но, опережая твою злость, которой скорее всего не будет, или будет, потому что из-за наших отношений ты изменился — я остановился и поехал к тебе, потому что хотел заснуть в одной постели с тобой, а не с кем-то еще. Фактически, Атсуму не особо врал. Его действительно поцеловал парень, пока он был в говно. И выйдя из клуба, он действительно думал только о том, что хочет побыстрее оказаться дома, рядом с Суной. Мелочи, вроде того факта, что от поцелуя ему нахер снесло крышу. Или того, что этим парнем был Сакуса Киёми, Мия, очевидно, решил опустить. Суна пытается сложить в голове хронологию событий: Мия выпил, потом выпил еще, а потом, вероятно, еще. Затем его разнесло, и он, под действием алкоголя, ощутил непреодолимое желание куда-то деть эмоции, которые в таком состоянии путаются и накладываются друг на друга, а выливаются в бесконтрольное желание целоваться. Вполне логично, считая, что сам Суна очень часто ощущает именно это. Но почему от цепочки в голове легче не стало? Почему это его слегка расстраивает и злит? Злит даже больше. Мия ему ничего не должен, даже факт того, что они в официальных отношениях ничего не обостряет, ведь так? Или теперь как-то иначе? Слишком много вопросов. — Ты охуел? — самый главный вопрос. — Я не знаю почему, но меня это бесит. — Суна спихивает парня с себя, садясь на край кровати. Хочется покурить, подумать, а еще снова позлиться. Мия прав – в отношениях Ринтаро изменился, но разве до такой степени, чтобы психовать из-за пьяного поцелуя, который ничего не значит? — Эй, ну, — Атсуму устало потирает переносицу. — Да, я охуел. — Он отодвигается чуть дальше к стене, опираясь спиной и накрывает ноги одеялом. — Это, блять, было случайно, серьезно. Я просто долбоеб, да, и я приму любое твое наказание, даже в виде игнора или ненависти. — Блондин вздыхает, поднимая взгляд на чужую лохматую макушку. — Я проебался, прости. — Все нормально. Наверное. Мне надо покурить. Я скоро вернусь, — что за чувство заставляет Суну разозлиться именно сейчас? Обычный пьяный поцелуй с тем, кого, вероятно, Атсуму даже не знает, но разбираться в природе злости Рин не будет, он даже себе в этом не признается, если поймет. Лишь встает с кровати, идет на кухню, и, не включая свет, садится на столешницу, зажимая сигарету зубами и поджигает второй конец. Ничего страшного не произошло, так почему же так неприятно. Ну да, они вроде бы признали свои чувства, Суна так точно. Даже сказал об этом вслух. Ну да, они теперь живут вместе и не так, как в ту неделю — даже в кино ходили. Ну да, теперь они больше говорят. Но разве это что-то меняет? — Мысли выходят с дымом, а потом с новой затяжкой возвращаются обратно. Подыши, Суна, успокойся и вернись обратно. Атсуму недолго мнется на кровати, а потом решает, что все же стоит пойти к парню, не оставляя того наедине с надоедливыми и совершенно ненужными сейчас догадками. Он быстро находит на стуле вещи, которые бросил, когда переодевался перед выходом, и, накинув на себя домашние штаны и байку, идет на кухню. Свет выключен, а это не означает ничего хорошего. Он закрывает за собой дверь, чтобы дым не летел дальше в квартиру и делает пару шагов вперед, останавливаясь между ног Ринтаро. А позволительно ли ему сейчас находиться так близко? — Слушай, блять, я не знаю, прости, ну, ты же в курсе насколько я еблан, — Мия пытается подобрать правильные слова, но ничего, кроме оскорблений самого себя не находит. Он протягивает руку вперед и привычно заправляет челку Ринтаро за ухо. — Ну допустим, — Суна включает вытяжку и отправляет струйку дыма вбок, пожевывая нижнюю губу. — Допустим, что ты охуел, допустим накосячил, допустим ты и правда еблан, а еще поступил по-конченному. А еще совершенно бесстыдно стоишь тут на кухне. — Рин делает новую затяжку, думая, что можно добавить. — А еще это пиздец какой проеб в списке твоих проебов. Если буду продолжать, то может не буду так зол на этот мудацкий поступок от не менее мудацкого тебя. — Будешь, — Атсуму двигается ближе, наклоняясь к чужим губам. — Говори все, что угодно, тебе позволительно злиться и это нормально, прости. — Он оставляет мягкий поцелуй в краешек губ, на пробу, пытаясь понять, можно ли продолжить, а потом легонько прикусывает нижнюю. Не то чтобы ему хотелось заткнуть Суну. Наоборот, ему можно сейчас поливать Атсуму любым дерьмом, которое только придет в голову. Просто хочется немного близости, чтобы понять, что ты не въебал все одним поступком. Суна отвечает на поцелуй, но резко и неаккуратно, туша сигарету в предположительном месте, где должна быть пепельница. А потом берет лицо Атсуму в свои руки, проникая языком внутрь, но без особой нежности. Может так получится избавиться от дурацкого чувства злости и обиды, которое вообще не хочется ощущать. Он прикусывает, чуть сильнее сжимая руку на челюсти, сминает чужие губы, которые сегодня поцеловал кто-то другой и отстраняется, чтобы перевести дыхание. — Ты пиздец как охуел, — Суна снова целует, делая движения быстрыми и напористыми. Атсуму что-то мычит в ответ. Что похожее на «ага», но сразу же утопленное в чужом рту, а потом двигается ближе и перемещает руки на ребра, без вопроса на разрешение, запуская их под ткань футболки. Сейчас безумно хочется упасть в это. Забыться, выкинуть из головы Сакусу, забить на произошедшее в клубе и просто быть с Суной. Атсуму двигает одну руку на затылок Ринтаро и стискивает в пальцах жесткие пряди, пока его язык жадно вылизывает чужое небо. — Прости, прости, прости, — лепечет он где-то между поцелуями, пытаясь вставлять слова в сбившееся дыхание. Суна стягивает байку с Мии за ворот и касается горячего тела холодными пальцами, притягивая ближе к себе. Опускается ниже к шее, целует влажными губами, слегка прикусывая кожу, а затем зализывая краснеющий след. Ринтаро никогда не оставляет «меток», но сейчас, хочется поставить еще одну, а потом еще и еще. И Суна это делает — поступается со своим правилом, продолжая беспорядочно бродить руками по чужой коже. Вдыхает теплый запах, проводит носом по шее, поднимаясь вверх. — Обязательно прощу, но не сейчас, — шепотом, куда-то в губы отдаются слова, а затем пропадают в поцелуе, который получается тверже, но осознаннее предыдущего. Рин толкается языком, перехватывая инициативу, ногами цепляется за чужие бедра, притягивая ближе, опускаясь руками по спине до края домашних штанов. — Мгм, — только и отвечает Атсуму снова, отзываясь полустонами на каждое движение пальцев на собственном теле. — Делай что хочешь, я заслужил. — Отстраняется, чтобы также снять надоедливую одежду с Ринтаро, стягивая с него футболку и кидая куда-то на пол позади себя. Это дежавю? Они опять на кухне, он между ног Суны. Тот сидит на столешнице. И они оба на что-то злятся. Только в тот раз каждый был раздражен окружающими обстоятельствами. А сейчас... Сейчас они оба ненавидят Атсуму. Засосы на собственной шее и ключицах напоминают ему об этом. Сейчас Мия их не видит, но помнит, с какой бешенной жадностью губы Ринтаро оставляли эти следы на его коже. А ведь он никогда раньше так не делал. Даже, когда в школе застал Атсуму обжимающегося с одноклассницей в инвентарной. Даже в тот секс, который был у них после — злость и легкую ревность Суны можно было заметить лишь в том, как сильно он сжимал запястья блондина, когда тот распалял желание рассказами о ненасытных поцелуях с девушкой. — Я не буду делать это на кухне, — Суна соскальзывает со столешницы, отпихивая от себя парня, но вовремя перехватывает за руку и тащит в спальню. Рин толкает его на кровать, усаживаясь сверху и наклоняется для поцелуя. Мокро, пошло, громко, медленно, но влажно и напористо. — Ну и? Как это было? — натягивается тонка ниточка слюны, когда брюнет медленно отстраняется. Зачем Суна это спрашивает? Наверное, чтобы больше узнать о ситуации и подпитать собственное чувство злости. Он смотрит на небольшую россыпь красных отметин на шее. Ринтаро вряд ли еще хоть раз позволит себе такую вольность. Он пересаживается чуть ниже бедер, ведет рукой по чужому торсу и запускает руку под белье, касаясь затвердевающего члена. Когда Атсуму чувствует хватку ладони, то громко выдыхает в воздух, слегка срываясь на стон. Перед глазами опять все плывет. Так, будто бы он вновь внезапно опьянел. Блондин смотрит прямо в глаза напротив и не чувствует ни капельки былой заботы или нежности, которая, еще утром, казалось, уже плотно засела на краях зеленоватой радужки. Господи, Мия, ты бездарный уебок, просирающий в своей жизни абсолютно все, потому что не умеешь вовремя остановиться на достигнутом. Порой — это плюс. Как например в волейболе. А иногда эта жадность сметает все на своем пути, оставляя позади лишь разруху. Как например сейчас. Что ответить? Атсуму явно не скажет о том, насколько охуенно на самом деле целуется Сакуса. О том, как он, будто бы последняя сучка, стонал ему в губы, пока тот жадно исследовал его рот языком. И явно не расскажет о том, как ему хотелось трахнуть Киёми, в те 5-10 минут, прямо на том злополучном диванчике клуба. Не скажет не только потому, что просто никогда не признается — просто сейчас все мысли о Оми вылетают из головы. Их нет, они забыты. Остались там, где-то в грязном помещении для развлечений потной и бухой молодежи. Сейчас в черепной коробке есть только Суна. Очень злой. И господи, блять, он никогда таким не был. И кажется — это в миллиарды раз лучше податливого Ринтаро, который дает делать с ним что угодно. Потому что сейчас Атсуму чувствует чужую власть. И ему очень хочется сдаться. Разозлить еще больше, но не перегнуть. Поэтому он слегка подается вперед, растягивая губы в пошлой ухмылке. — Недостаточно хорошо, чтобы забыть о тебе, — ты бесповоротный лгун, Мия Атсуму. — Но неплохо. — И все? Твое лицо говорит само за себя, — Суна делает еще пару движений рукой, слыша шумное дыхание и срывающиеся стоны. Чувство того, что ему специально недоговаривают снова вскипает внутри, заставляя прикусить губу, чтобы немного отрезвить голову. Эмоция, которая ведет его сейчас становиться форменной и вполне читаемой, но Ринтаро выгоняет ее, попутно стягивая чужие брюки. Он хочет быть "сверху"? Хочет сказать, что вообще-то он тоже умеет быть разным, а также испытывает желание контроля? В обычной ситуации нет, но сейчас очень хочется много раз на это ответить "да". Только сегодня Суна говорил с Китой о том, что чувствует себя виноватым, втянув Атсуму в сложные отношения с самим собой, а сейчас ему хочется показать Мие, что он испытывает чуть больше эмоций, чем обычное «ничего». Рин дотягивается до тумбочки возле кровати и находит там смазку. Самое лучшее место — возле постели. Открывает бутылочку с характерным громким звуком и переводит взгляд на чужое лицо, ожидая реакции. На секунду глазами все же спрашивает позволение, но лишь формально, чтобы оповестить Атсуму о том, что его ждет. Мия шумно сглатывает, бегая взглядом то по упаковке лубриканта, то по лицу Ринтаро. Кажется, нежничать с ним сегодня не будут. Вдох, Атсуму, просто сделай глубокий вдох и согласись. Прими ту часть своего сознания, которая громко и бешено орет внутри «да», когда ты видишь Ринтаро таким. Блондин немного ерзает на одеяле и тянется к чужому запястью, чтобы потянуть на себя. Но, Суна не падает, привычно, сверху, а лишь одергивает его руку, награждая очередным злым взглядом. — И все, — Атсуму чувствует себя загнанным в клетку. Немного похоже на то чувство, когда он секунда за секундой сдавался под ощущением власти Киёми над ним. Сейчас его самоуверенность, его привычная маска вновь крошится и опадает пеплом где-то на полу. Он вновь пытается сглотнуть вязкую слюну, но ком в горле мешает. — Если ты настолько зол, то возьми ебучий ошейник из шкафа, — зачем-то добавляет Мия, пытаясь при этом отодвинуться дальше к стене. — Ты уверен? — конечно, уверен. — Даже не краснеешь сейчас. Суна встаёт с кровати и находит ту самую коробку. Пару секунд роется в ее содержимом, а затем достаёт ошейник. Ринтаро садится на кровать и задумчиво смотрит на аксессуар в своих руках: привычное ощущение скрипучей кожи на кончиках пальцев, металлическая цепь разжигает мысли в голове о том, как Мия будет смотреться в его руках на «таком» месте. Переводит поблёскивающие глаза на Атсуму, представляя, как красиво это будет выглядеть на шее, рядом с пятнами, которые он оставил ещё на кухне и облизывает губы, довольно улыбаясь картинке в голове. «Ну что же, Атсуму, ты готов попробовать что-то новое?» — огонёчек в зелёных глазах задаёт вопрос, на который и ответ не нужен, ведь то, как Мия шумно сглатывает, едва скрывая небольшую нервозность, говорит само за себя. — «Ну, не переживай, это очень приятно» — он, словно, старается успокоить парня, деля взгляд на мгновение мягче, но при этом оставляя театрально-наигранным. А потом подсаживается ближе, чтобы можно быть почувствовать чужое тепло. Касается чужих губ, кусает аккуратно за нижнюю, оттягивая ее на себя, а затем быстро добавляет язык. Цепь в руках слегка звенит, когда Суна подвигается, касаясь металлом голой кожи. Атсуму вновь сглатывает, слыша, как застежка ошейника, которую поправляет Ринтаро на его шее, защелкивается. Он покорно смотрит в глаза, не разрывая зрительного контакта, когда Суна отстраняется, наслаждаясь видом. Это, кажется, ухмылка на его лице? Скорее всего да. И это, мать вашу, пугает. Нет, серьезно. Таким Суну последний раз можно было увидеть, разве что, где-то в старшей школе. Примерно тогда, когда он звал развлечься в туалете или скидывал фотки прошедшего вечера в ватсап прямо посреди урока. Когда Ринтаро встает с постели, Мия послушно двигается к краю и протягивает руки вперед, снимая чужие штаны, вместе с бельем до колен. Кажется его лицо заливается краской. Еще больше, еще сильнее. Да, просто потому, что он понимает «как» это сейчас будет. Атсуму поднимает взгляд и передает цепочку с собственного ошейника, вкладывая ее в открытую ладонь. А потом двигается еще ближе, касаясь кончиками губ головки члена и прикрывает глаза. Он, как обычно, пытается поиграть, проводя языком вдоль всей длины и оставляя влажную дорожку, при этом не беря в рот. Но, его резко одергивают. Одним рывком ошейника, Ринтаро прижимает его ближе и показывает, чего сейчас хочет. Атсуму вновь сглатывает, смотря снизу вверх из-под пушистых ресниц. А потом берет в рот. Мысли плывут еще сильнее. Это, блять, непривычно. «Такой» Суна — непривычен. И ощущение полной отдачи ему заставляет Мию сходить с ума. Прикрытые глаза, порозовевшие щеки, растрепанная чёлка, мягкие черты лица от тусклого света — все это делает Атсуму сейчас невозможно красивым, но взгляд Ринтаро цепляется то за пошлую пелену в глазах, то за влажные покрасневшие губы, а ещё фокусируется на том, как подрагивают мышцы шеи при каждом глубоком движении. Как ошейник красиво окольцовывает некогда нетронутую кожу, на которой распускаются багровые пятна. По телу бежит приятная волна удовольствия, поднимается внизу живота, проскальзывает по груди и вырывается протяжным пошлым стоном. Суна резче тянет за цепочку на поводке, наклоняя парня ближе, от чего тот немного давится, но затем возвращается к привычному ритму. Немного непривычно ощущать ситуацию с такой стороны, но Суна и правда представлял Атсуму с аксессуаром на шее. Его воображение разгоняло мысли о том, как чёрная полоса контрастно играла бы на светлой коже, а от сильного натяжения по краям появлялись бы слабые красные отметины. Он запускает руку в волосы, сжимая их сильнее, задавая темп самостоятельно. Дыхание становится сбивчивым, а стоны громкими и частыми. Суна слышит, как сам Мия шумно дышит, проглатывая звуки. Он убирает ладонь с волос, отстраняя парня от себя. Откидывает его на кровать лёгким толчком в плечо, но не отпускает цепочку, из-за чего та натягивается где-то между. Рин пробегает глазами по телу перед собой, изучая каждый сантиметр, а потом дёргает на себя поводок, проверяя реакцию и довольно улыбается, садясь на кровать рядом с Атсуму, нащупывая в тканях бутылочку со смазкой. — Вероятно, поворачивайся, — Суна наклоняется ближе к лицу, заглядывает в большие глубокие глаза, а затем целует резко и быстро, пробуя новое ощущение на вкус. Атсуму в очередной раз шумно сглатывает. Он примерно понимает, что его ждет. Просто расслабься, просто подыши, доверься, и позволь ему делать все, что он захочет. Ты заслуживаешь сейчас абсолютно любого отношения к себе. Даже если Суне будет похуй на то, что тебе больно или тяжело — сожри и отдайся. Блондин поворачивается на кровати, становясь в коленно-локтевую и положив голову на подушку. Нет, блять, кажется, сегодня он точно утопится в этой наволочке. И если уж не из-за алкоголя, так из-за того, что его будут втрахивать лицом в постель. Он молчит, ничего не говоря, и просто ожидает. Даже поворачиваться и смотреть страшно. Особенно после того, когда он слышит щелчок упаковки, а потом ощущает холод смазки на своей коже. Атсуму немного шипит от новых ощущений, когда пальцы касаются входа, но продолжает молчать. Потому что, если он сейчас напомнит Суне, что тот забыл разогреть лубрикант в ладони, то скорее всего получит еще и кляп в рот, как подарок на ночь. Когда первый палец проникает внутрь – Мия прикусывает край наволочки, чтобы не пищать. Это опять неприятно и самую малость больно. Суна замечает мурашки по чужому телу и видит, как Атсуму желает сжаться на кровати до размеров атома. Ухмыляется, добавляя второй палец через какое-то время, и даёт пару секунд на привыкание, не совершая действий. Возможно, стоило быть более заботливым, дать больше времени и ласки, но Суна лишь отпускает поводок и свободной рукой и сильнее сжимает чужое бедро. Сложно контролировать себя, когда такое аккуратное, красивое, мягкое и податливое тело сейчас сокрушается в нервных вздрагиваниях, затыкает собственный скулёж в наволочке и двигает бёдрами при каждом движении, желая избавиться от дискомфорта. Спустя пару минут Рин убирает пальцы, приподнимается на коленях и размазывает смазку по собственному члену. Находит конец цепи и натягивает ее между ними, но пока не тянет. Лишь подвигается ближе, приставляя головку ко входу и медленно вводит. — Скажи, когда будет нормально, — поводок звенит, а на чужой шее вздрагивают мышцы, когда Суна тянет на себя, заставляя Атсуму приподнять голову. — Мгм, — в очередной раз Атсуму топит свои слова куда-то в край подушки, ощущая, как трепещет его тело от каждого движения. Прогибается в пояснице, чувствуя, как сжимаются внутренности от напряжения. Что-то немного тревожно трясется в груди. "Он все еще нежничает со мной? Он все еще непроизвольно спрашивает разрешения?" — мысли опять мешаются в кучу, и, когда Ринтаро вводит несколько сантиметров, у Атсуму, кажется, немного срывает крышу. Он подается бедрами, насаживаясь до упора и гортанно стонет в воздух. Это приятно, что-то на уровне удовольствия, смешанного с болью. Ощущения, что ты наказываешь самого себя, но при этом испытываешь неповторимую степень кайфа. С губ Ринтаро срывается неожиданный стон, но брюнет лишь резче дёргает поводок и одной рукой надавливает на чужую поясницу, чтобы тот прогнулся сильнее. — Пожалуйста, просто продолжай, — на грани хрипа говорит Атсуму, прикусывая собственную губу, чтобы сдержать слишком пошлый скулеж. Не хочется показывать Суне, насколько сильно, нравится блондину эта позиция, эта ситуация и эти ощущения. И именно поэтому Атсуму делает абсолютно все, чтобы постараться сдержать собственные жалобные всхлипы, которые только и просят «еще». Это что-то вроде того, когда ты долго сдерживаешься. Долго пытаешься строить из себя самого крутого и классного, а потом, в один момент, тебе показывают, где «на самом деле» твое место, и ты сдаешься. Падаешь в омут, и просто надеешься, что завтра никто не вспомнит о твоих слабостях. И, наверное, первым переломным моментом стал именно Сакуса в этот вечер. Именно Киёми, показавший, Мие, что его понты не стоят ровным счетом ничего, когда вопрос доходит до действий. А потом... Потом Суна просто утвердил его положение, наказав Атсуму за его проступки. — Пожалуйста, — всхлипывает Мия, понимая, что Ринтаро не двигается, а лишь слегка натягивает поводок на его шее, наслаждаясь чужим положением. Суна делает пару пробных движений, довольно плавных, а затем набирает темп, выходя почти полностью. Кожа с кожей встречается пошлым хлопком, и он закусывает губу, сдерживаясь, пока не услышит реакцию. — Еще, — Атсуму протяжно стонет, когда член Ринтаро проезжается его простате. Перед глазами будто бы вспыхивают искры, а окружающая обстановка сгорает, превращаясь в непонятную смесь эмоций, чувств и картинок. Он ощущает, как резко вбивается в его тело Суна, как прилипает к взмокшему лбу прядь светлой челки, как свободный поток воздуха в горле перекрывает кожаный ошейник. И запрокидывает голову от натяжения цепочки, сам подаваясь назад, чтобы ответить на внутренние толчки, хотя ноги дрожат настолько, что норовят разъехаться в любую секунду. Нетронутый член ноет, то и дело соприкасаясь с тканью одеяла, раздражая чувствительную головку. Блять, пара движений, буквально легкое прикосновение руки к истекающей естественной смазкой плоти, и он кончит прямо на постель. Суна довольно улыбается чужому поведению, отпускает поводок и поднимает бедра чуть выше, затем подается вперед и нажимает на спину так, чтобы голова Атсуму упала на кровать. Опирается на одну руку, ставя кисть возле лица, а вторую запускает во влажные волосы, оттягивая их на себя. Слышит мычание вперемешку со стонами, закусывает губу от развратного зрелища и опускается ладонь вниз по затылку, проходясь по мокрой шее. Касается ошейника и хватает цепочку у основания, оттягивая ее на себя. Движения быстрые, но ритмичные, каждый раз, когда член внутри задевает нужную точку, воздух колышется под звонкими стонами Атсуму, от которых возбуждение только сильнее бежит по телу. — Ты такой развратный, пиздец, — срывается с хрипом. Атсуму окончательно теряет способность думать, когда слышит чужие слова. Мия даже не понимает их смысла, они теряются где-то на полпути осознанности к его мозгу. Но он мелко трясет головой в согласии и протяжно стонет, срываясь на очередной скулеж, когда пальцы Суны впиваются в его бедро, чтобы натянуть сильнее и глубже. — Пожалуйста, пожалуйста, — он лепечет что-то неразборчивое, ощущая, как тонкая струйка неконтролируемой слюны стекает по подбородку. Блондин пытается заставить себя дышать, он уверен, что сейчас, хоть и не видит — знает, как выглядит лицо Ринтаро. Взгляд — точно хищный и жадный. И порой, когда именно эта сторона Суны берет верх, Атсуму готов поклясться, что согласится на все. Он пытается двинуться, чтобы свести колени вместе, попытаться избежать лишнего трения члена о уже влажную ткань одеяла, но Суна вцепляется мертвой хваткой в его ягодицы так, что он вынужденно продолжает терпеть мучительное удовольствие. Это унизительно. Он не хочет заканчивать вот так, но парень над ним не оставляет ему иного выбора. Очередной толчок, Атсуму чувствует, как Суна ускоряется, а потом чувствует, как усиливается жар в собственном паху. — Рин, пожалуйста, — он в очередной раз пытается сдвинуть ноги, но его лишь сильнее вдалбливают в постель. Мия с громким стоном выталкивает оставшийся в легких воздух и сжимается, отдаваясь удовольствию, а потом кончает, когда член Ринтаро в очередной раз проезжается по его простате, посылая в мозг тысячи искр. — Мм-м, котенок, ты уже все? — Суна наигранно сводит брови, прикусывая губу. Убирает руки с чужих бедер, переворачивая Атсуму на спину. Раздвигает чужие ноги, устраиваясь между ними и нависает над лицом, касаясь губами влажной кожи. Ринтаро целует ниже уха, спускается по скуле ко рту, быстро и жадно, касаясь разгорячённой кожи языком. Проводит пальцем по губам, проталкивая один внутрь и ехидно сверкает зелеными глазами, а затем вытирает большим пальцем влажную полоску слюны с чужого лица. Собственное возбуждение все еще тянет, а при виде такого пошлого, уставшего, но красивого Мии по телу бежит новый разряд тока. — Только не говори, что ты решил, что это конец, — Суна опускает руку между телами и касается члена Атсуму, смыкая пальцы в кольцо для новой стимуляции. — Ну же, я еще не закончил. — Шепчет Рин куда-то в шею, а затем поднимает голову выше, сжимая вторую руку на челюсти и медленно, но уверенно и властно, целует. Толкается своим языком в чужой рот, не дает Мие перехватить инициативу — целует так, словно никогда не делал этого раньше. Честное слово, Суна бы кончил от одного взгляда на Атсуму в таком состоянии, но сейчас очень хотелось его поиспытывать, а ради этого Ринтаро был готов продержаться еще. Движения руки на члене быстрые, но рот расплывается в довольной улыбке, которую Рин дарит чужим губам, когда получает необходимую реакцию. — Хороший мальчик, — Суна передразнивает, играя с Атсуму его же методами и словами. — Не-ет, Рин, — Атсуму вздрагивает от болезненных прикосновений. Он выгибается вперед, при этом пытаясь увернуться от чужих рук, но бессильно сдается, ощущая бесполезность собственного тела. Удовольствие от оргазма только начало отпускать, стремительно сменяясь на невыносимо болезненное трение. — Пожалуйста. — Кажется, на глазах непроизвольно выступают слезы, когда Мия ощущает очередную фрикцию. Блондин превращается в какое-то несвязно бормочущее безумие, способное только открывать рот в немых стонах. От следующего движения Ринтаро пульсирующее удовольствие растекается где-то в желудке. Или в сердце. Или в легих. Сложно понять хоть что-то, но Атсуму лишь болезненно закусывает губу до крови, чтобы сдержать очередной всхлип. Суна выгибает бровь, смягчая взгляд на пару секунд. Он медленно проводит рукой по члену, растягивая болезненные ощущения. Чувствует, как чужое тело извивается под его движениями и, чтобы немного отвлечь, снова накрывает его губы своими, но на этот раз нежно и с чувством. Оттягивает нижнюю, а затем неспеша проходится языком по линии зубов, встречаясь с чужим. Движения на члене в такт поцелую — тягучие, словно мед, болезненно медленные и обжигающе. Суна медленно отстраняется от лица. Между ними натягивается ниточка слюны. Глаза Атсуму темные, но блестящие, рот приоткрыт и подрагивает в немых шумных выдохах. Ринтаро подвигает чужие бедра ближе к своим и закидывает одну ногу себе на плечо, продолжая беспорядочные движения рукой по члену. — Попросишь продолжить? — Суна ухмыляется, получая ответ на свой вопрос в виде новой волны возбуждения, которая зарождается в теле Атсуму. Мия с огромным усилием сглатывает, прокручивая в голове слова снова и снова. По двадцатому кругу, чтобы донести до самого себя смысл сказанного. Он пытается энергично подмахивать бедрами в воздухе, в поисках любой возможной фрикции, все больше и больше утопая в похоти. — Пожалуйста, — он прерывается из-за сбитого дыхания и недостатка воздуха в легких. — Пожалуйста, Рин. Атсуму обязательно спросил бы себя и парня над ним, как вообще это произошло. В какой момент их секс стал именно таким. Или почему самому блондину это настолько нравится. Обязательно, если бы он вообще был способен сейчас говорить. Правда, он не особо был способен даже полностью открыть веки или стряхнуть с собственных глаз пелену, которая размывала картинку из-за слез. Суна убирает руку с чужого члена и перекладывает ее на бедро, сжимая чуть сильнее. Скорее всего там останутся синяки. Ринтаро входит медленно, но сразу на всю длину, совершает первые движения неспеша. Собственный член сжимают горячие стенки, от чего из легких воздух вырывается с протяжным стоном. Находит конец цепочки, ускоряя ритм. Оттягивает резко на себя, заставляя тело под собой дернуться и сорвать с губ срывает жалобный всхлип. Нравится ли Суне видеть Атсуму таким? — Определенно. Ринтаро сгорает и разрушается от одного взгляда на такую сторону блондина. Его сердце пропускает удар каждый раз, когда припухшие губы роняют бархатный стон, а в темных от похоти глазах пробегает новый огонек. Мия насадно выдыхает от резкого рывка ошейника, о котором, он, по собственной несчастливой случайности, успел уже забыть. Легкая вспышка боли от новых толчков заставляет мозг вернуть немного самообладания. Атсуму захлебывается хрипами желания и пытается двигать бедрами навстречу, чтобы ускорить собственную разрядку, глубже и сильнее заполнить себя внутри. Сстарается не разрывать зрительного контакта. Даже при всем своем положении, напоминать Ринтаро, что в нем еще остались капли былой самооценки. Там — где-то на краях шоколадной радужки. Пытается сказать, но не может сложить слова в хоть какое-то внятное предложение, а потому, просто в очередной раз срывается на громкий стон. Соседи убьют их утром. Ринтаро любил покричать и попросить. Но блять, в этой квартире никто не делал этого так громко, как Атсуму сейчас. Зрительный контакт, кожа к коже, металлическая цепочка между ними, умоляющий Атсуму, и Суна, который довольно улыбается данной ситуации. Все это разливает новое возбуждение, которое начинает требовать ускориться. Суна нагибается чуть вперед, перехватывает поводок чуть дальше ошейника, оттягивая его сильнее на себя, заставляя Атсуму прогнуться в спине. Видит, как Мия закрывает глаза, как хватает ртом воздух, как его тело отдается ему полностью и свободной рукой касается головки, совершая медленные круговые движения. По щекам продолжают стекать горячие слезы, а пересохшие от криков губы то и дело содрогаются от новых потоков воздуха, вырывающихся из легких. Когда Ринтаро кончает, его голос похож на сорванный рык, зародившийся где-то у самого основания диафрагмы. Он, сквозь полуприкрытые глаза, продолжает с упоением наблюдать, как Атсуму под ним сходит с ума, пока внутри разливается теплое семя. — Блять, сожмись сильнее, — Суна вновь стискивает чужую кожу в собственных пальцах, с наслаждением ощущая, как в очередной раз, его член плотнее обволакивают горячие стенки. Он делает еще пару движений рукой по налитой кровью плоти Атсуму, а потом понимает, что это самая возбуждающая вещь, которую он видел в своей жизни. — Не пророни ни капли, котеночек, — Суна делает последний толчок. Примерно столько сейчас потребовалось Мие, чтобы кончить от прикосновения. Он выгибается в оргазме так сильно, что не может даже дышать, ощущая, как его бедра готовы подкоситься и упасть в любой момент. В горле вновь застывает немой крик. Он задыхается, падая спиной на одеяло, изо всех сил стараясь восстановить дыхание. А после, когда слегка приходит в себя — тянется руками вперед, притягивая Ринтаро ближе и утягивая того в медленный и нежный поцелуй. Единственный, на который он сейчас способен, а потом прижимает к собственной груди ватными руками. — Прости меня, — Атсуму шепчет это куда-то в губы, потираясь носом о взмокшую кожу на щеке. Суна обессиленно падает, тяжело дыша. Собственное тело мягкое и тяжелое, он касается краешка губ и устало роняет голову возле чужого лица, зарываясь носом в висок. Перекатывается с чужого липкого тела, спускаясь чуть ниже по кровати и облокачивая голову на плечо Атсуму. — Угу, обязательно, — голос уставший, Суна старается скрыть напускную обиду, но выходит откровенно плохо. — Обязательно прощу. — Слова звучат на выдохе довольно тихо. Он прикрывает глаза на пару минут, игнорируя мысли о душе и поворачивается на бок, закидываю одну руку на чужую грудь.