Ответ слишком простой

Замороженными пальцами В отсутствии горячей воды, Заторможенными мыслями В отсутствии конечно тебя.

Когда сложно было дышать, когда сложно было сдерживать слёзы — она курила. Вредная привычка, которую приобрела находясь в постоянной компании безумия, демонов и мужчин. Твердой поступью выходила на балкон под удивленные и возмущенные взгляды, выходила одна. Никто не смел заходить за ней, будто какое-то негласное правило появилось. Она задыхалась, нос щипал, но никто так и не понимал почему нос красный и руки дрожат. Родительская фигура дома — Черный Пес — мешает травы, говорит, мол, на девочка, лечи горло и душу. Постоянный спутник, смертный приговор и защитник — Балор — лишь глаза закатывает, за локти хватает и продолжает говорить, что она самая глупая женщина на свете. Паша — кукла, смерть и висельник, тактично молчит, в чужие дела не лезет. Глупая женщина, девочка, наивная дурочка — это все она, да. Она думает, что повзрослела здесь, думает, что испортилась дальше некуда. Она могла уйти, она могла забыть, бросить. Но не ушла же? Что тебя тут держит? Ответ слишком очевидный. Сила. Новые возможности. Она стала частью этой истории, стала частью этой стаи, одиночки, которые сбились в одну кучу. Предпочитают компанию друг друга, только не одиночество, потому что с одним одиночеством ты сходишь с ума. Крыша едет, да так, что выть охота. Ночью на луну, возле окошка, будто внутри и правда волк сидит, на ружу просится, стенки души когтями раздирает, воет, воет. И в комнате ветер воет, в тон волку внутри. Только вот все окна закрыты, луны не видно, а дома душно. Она поднимает руку Балора со своего живота, трёт глаза и понимает: душно, да только холодом тянет. А на кухне все так же темно, хоть и дорогу она наизусть знает, каждый угол, каждый стул, косяк — все это ей знакомо, даже в полном мраке сможет пройти, ткань поверх глаз завяжи — расскажет где на полке тимьян, где полынь. На кухне тень громадная, так что сердце пропускает пару ударов. Демонов она уже не боится, боится, что одна не справится, а на утро найдут кровавые следы и подумают, что жила тут маленькая девочка-дурочка. Когда-то. Она вздрагивает, потому что тень стучит пальцами по столу, а следом хриплый голос спрашивает: — Чего не спишь? Она стоит, оперевшись о дверной косяк. Кажется впервые ей нечего сказать. Будь то подколка Балора, красноречивое молчание Паши или россказни Пса — на все найдёт ответ, глупая наивная девочка. Она слышит как стучит форточка, ветер гоняет ее туда-сюда, а шторы развеваются, будто тень и правда не через дверь зашла, а в окно пробралась, пытаясь обокрасть или убить обитателей дома. Яна невольно думает, что именно так большинство жертв обнаруживают Бесобоя у себя дома. Может и ее час пришел? Она нервно сглатывает, садится напротив Данилы и пытается рассмотреть его лицо. Он это почему-то до жути не любит. По дому без капюшона ходит, улыбается, казалось бы и всё. Да только замечает, что кто-то за ним наблюдает, так сразу серьезным лицо делает и так и норовит отвернуться или уйти подальше. Яна из-за этого никак не может рассмотреть его лицо. В памяти всплывает момент, когда Данила нежно взял ее за руку и перевязывать начал. Вот тогда она впервые смотрела прямо на него, рассматривая каждую черту лица безмолвно, очертания шрама завороженно. — Холодно что-то стало. Такое игнорировать не могу. Данила хмыкает, и на этом казалось можно было закончить разговор. Бесобой немногословен, редко голос подаёт, еще реже шутит — улыбка его словно солнце в доме. Так думает наивная девочка. Только вот Данила в противовес своему обычному поведению капюшон снимает и ближе к Яне двигается. Она прикрывает глаза, будто ждёт чего-то конкретного. Ножа в грудь, пули в лоб — чего угодно. На плечи ложится плотный Данилов плащ, следом слышится щелчок зажигания плиты и комнату освещает огонь. Мягкое, теплое свечение успокаивает ее, Яна открывает глаза и видит, что Данила стоит у окна, смотрит внимательно на улицу. На его плече нет Шмыга, возможно его там и не было вообще, а возможно маленький бес уже где-то спит. Яна смотрит вопросительно. — Грею тебя. У Данилы хриплый голос настолько, что от одной фразы тело покрывается мурашками. Наедине они остаются ровно столько же, сколько сам Данила бывает дома. Очень редко. Бесобой перестал выходить ночью на охоту, вместо этого он сутками пропадает где-то, отвергая общество своих помощников. Никто не спрашивает, ведь семья из них такая себе, да и Бесобой вряд ли что-нибудь сам скажет, даже если у него спросить. Все привыкли, никто Данилу не ищет. Все, кроме наивной девочки. Теперь, когда Данила стоит на расстоянии вытянутой руки в освещении уличных фонарей и мягкого огня конфорки, Яна борется с желанием подойти к нему ближе, потрясти за плечи и спросить, что же случилось? Почему он уходит от них, от неё? Где пропадает, почему вернулся ночью через окно, почему чертов плащ на ее плечах и на столе чай. Сладкий, как она любит. Данила разворачивается, выполнил свой ночной долг, плечи разминает и вновь уйти хочет, на этот раз к себе. Не отпустит. Яна обнимает Данилу со спины, тот останавливается, будто не ожидал этого совсем, а Яна стоит и прижимается к его спине, громко вздыхает, а следом не может сдержать слов, что так долго волком выли в ее душе, что так долго голову студили. Данила криво улыбается, взгляд на настенные часы бросает. Ночью ведьма больше всего склонна к разговорам по душам, да только времени у него нет. Желания — хоть отбавляй. Поэтому он разворачивается, в родные голубые глаза с нежностью смотрит. Поправил плащ на плечах, пальцем по женскому подбородку провел, приподнял и прямо на себя заставил посмотреть. Замечает румянец, трясущиеся губы и глаза, полные девичьих слёз обиды. Гладит по щеке мозолистой рукой и шепчет что-то, звуки растворяются в темноте комнаты. Яна кивает следом, активно, словно боится что еще немного и посыпятся, польются слезы. — Я вернусь и все расскажу тебе. Только жди меня, Ян. Яна снова закрывает глаза, чувствует прикосновение теплых губ ко лбу и руки на плечах, обнимает прижимает ближе. Она стоит посреди коридора с плащом на плечах, горячим ожогом от поцелуя и прикосновений, но снова одна. Что тебя тут держит? Ответ слишком очевидный.