Не проводи мне проповедь.

Ящерицы — по истине скользкие ребята, одетые в дешёвую кожу, которая вблизи выглядит как поношенный дерматин, у них есть трое вышек, хотя решения всегда принимает Геката. Они не вписываются в компании других стай, но вписываются в Дом, они и есть его главная составляющая. Чешуйчатые даже заговаривать без нужды не собираются, косятся с презрением и обходят остальных, о чём-то перешёптываясь с шакалинными оскалами, словно в заговоре против всего Дома, не ясно правда кто и когда успел им что-то сделать. Они занимали две комнаты, старую Седого, и Чумных Дохляков. У них заколочены обе двери и никто не знает как они заходят и выходят, видят их в столовой или в Кофейнике всегда группой. Среднее место за их столом, которое по праву принадлежит Вожаку стаи, всегда пустовало, Гекаты не было на обеде, завтраке и ужине, её можно было изредка увидеть на уроках, и возможно на заднем дворе вместе с двумя оставшимися вышками, на излюбленном крыльце. Понятия вышки было нововведением Гекаты, и пользовалась им только она, хотя глядя на Сфинкса и Слепого можно было поспорить, но никто как правило не решался. В остальных стаях вряд-ли вожак захотел бы делить пост с ещё одним состайником, а с двумя так подавно. Но Геката всегда была немного не от мира сего, с виду могло показаться, что она совсем не лидер, но если услышать разговоры её подопечных, то в их словах явно просекалось уважение и полная готовность к подчинению. Её левой рукой был Альбатрос, все полагают, что назван он так был из-за сломанного носа и сходства с альбиносами. Чужое лицо действительно было белым как мел, казалось бы таким и должен быть бывший крестник Седого, потому наверное он им его и сделал. Но они с ним были совсем разные, Альбатрос вполне себе ходячий малый, ростом в добрые сто девяносто, под потолок, в обоих ушах носил слуховые аппараты, из-за которых слышал любой шёпот, поэтому все, кто находился в радиусе десяти метров обычно сохраняли молчание. Он был неадекватен, за него не ручался никто кроме Гекаты, да и её он не всегда слушал. Если его вовремя не остановить, он не раздумывая убьёт любого, чей ответ ему не понравится, любого, кто косо на него посмотрел, на него или на его стаю. Правая рука был явным уродом, как моральным так и на лицо. Отвратительные шрамы рассекали нос, левую бровь и губу, правый глаз отсутствовал, показывая всем отвратительный шрам. Фазаны всегда со страхом прятали взгляд, новенькие же дёргались, получая ненавидящую усмешку, которая просто-напросто была привычной. Кудрявые каштановые волосы бросали на лицо тень, которая старательно скрывала большинство шрамов. Он был крестником Гекаты, Муфаса, до Шрама ему не хватило пары стычек. Из троицы, он был самым разговорчивым, стоял за Гекатой, отвечал за неё словно секретарь, грубыми насмешками ставил всех на место, носил в джинсах вилки, ножи, кинжалы, ножницы, канцелярские резаки и вообще всё чем можно нанести хоть какие-то телесные повреждения. Хотя сильные потасовки за ним никогда не замечались, так, мелкое хулиганство и грязная речь. О самой Гекате что-то могли сказать только те, кто были в Доме со времён прошлого выпуска, и то это были устаревшие воспоминания о десятилетней девочке. Все лишь знали, что Седьмая стая её, и лучше с ней не связываться, последствия были бы не самыми приятными. Крестница Черепа, получившая кличку в первый же месяц, до ужаса преданная принципам и взглядам своего покровителя, он для неё бог, свет, и последний человек, в глазах которого она видела весь смысл жизни. Геката была причиной для ненависти любого колясочника, который её видел, вместо ног у неё были импланты, с которыми она очень ловко управлялась, хотя скрип и стук порой раздражал всех, но разве кто-то может сказать это ей в лицо?. Самое огромное окно, которое виднелось с заднего двора принадлежало Ящерицам, порой можно было увидеть как они сидят там по трое и курят, показывая пальцем на ходящих во дворе, без капли стеснения. Но опять же, у кого хватит смелости связываться с человеком, который находится под крышей Альбатроса и Муфасы. Правильно, ни у кого, таких смелых ещё не встречали, а если и встречали, то они давно где-то за пределами Дома с проломленными черепами. Вокруг того самого окна, всё осыпалось ещё сильнее чем везде, словно выделяя его. Рабочие всё обещали исправить ситуацию, и плюсом ко всему вставить недостающий кирпич, через который по словам одного из Ящеров проникал холод. Его кажется звали Белоснежкой, на одном из собраний он громко возмущался о том, что за эту зиму все они переболели из-за безответственности Акулы, крикливый малый, был похож на ребенка из старой американской комедии, если бы не его брутальная лысина. Чего это мы про Ящериц? — спросите вы. А я скажу, что сегодня весь Дом стоит вверх дном и трещит только о них, Ральф вернулся и с двери ползучих исчезли гвозди с досками, красовались лишь чёрные семёрки написанные словно в бреду, да приклеенный на скотч листок газеты, на котором красной гуашью было выведено: «Всем ползучим, скрипучим и ходячим, вход разрешён лишь со стуком и достойной причиной. Трёхликие гостей не ждут и не принимают.» Трёхликие — местная легенда, которая была взята ещё Волком из древней мифологии. Геката была трёхликой богиней луны и смерти, она не обходилась без ещё двух частей себя, в Доме их прекрасно сыграли Альбатрос и Муфаса, словно так и было задумано, словно Череп знал. Судя по всему, Ящерицы снова вспомнили что они часть Дома?. Рядом с предупреждением были наклеены такие же бумажки, вырезанные из утренней наружной газеты, с разными объявлениями, которые всё больше удивляли, они появлялись и раньше, но на досках прибитых гвоздями, их писали цветными мелками и после истечения срока замазывали белой краской, чтобы обновить надпись. Прочитай их Фазан или человек Наружности, просто рассмеялся бы, принимая за шутку, но здешние вчитывались с особым интересом. «Продам Лисью шкуру, дорого.» «Вход в Зеркало с трёх до четырех.» «Папе птице и приближенным птенцам скидка на наливку Дока.» «Трёхликие вернулись.»