В этой жизни

— Чан... Чан! — никакой реакции. — Кристофер Чан! Парень немного испуганно раскрыл глаза, затем снова их замкнул, пытаясь избежать реальности, в которой уже нужно просыпаться. Кудри каштановых волос медленно, а потом резко спали на глаза, неприятно кольнув кончиками кожу. Бледные с утра губы недовольно дрогнули, но Чан не пошевелился, чтобы убрать прядь. Я протянула руку и осторожно сделала это вместо него. Лицо Кристофера заметно расслабилось. Казалось, он вот-вот снова погрузится в сон. Было жалко его будить, но стрелка часов уже перевалила за два часа дня. Я снова слабо потрясла парня за плечо, но его детский вид заставил меня прекратить. Легла рядом и смотрела в потолок, слушаю еле уловимое дыхание Чана. Проснувшись утром, я почувствовала, что соседнее место на кровати пустовало. Чан стоял на балконе и наблюдал рассвет. Помятая футболка расправилась на его слегка согнутой спине, шорты колыхались на весеннем ветру. От этого ветра мне стало холодно. Я сжала одеяло под горлом и превратилась в комок. Последней картинкой перед глазами был Чан, обернувшийся на шорох. Он улыбнулся сквозь уставший, сонный вид. Через секунду ветер прекратился, стало тепло от прикосновения тел, и я снова уснула. — Чан, ты опять не спал всю ночь? — тишина. — Почему не разбудил меня? Я бы провела с тобой время, пока ты не заснешь. — Спи спокойно, — совсем тихо послышалось в ответ. — Бан Кристофер Чан, я не могу спать спокойно, чувствуя пустую кровать на восходе солнца. — слишком грустно третировала я, отчего он сразу открыл глаза. — Ты чего? — Обеспокоенно — Не переживай за меня, мне просто нравится смотреть на рассвет. — Такое ощущение, будто ты вообще не спишь. — Как это не сплю? Я проспал, — он посмотрел на наручные часы, — девять часов. Просто ночью не спится. Чан прижал тело к телу, обняв сзади. Запрокинув назад, я запустила руки в его волосы, чувствуя прикосновение пухлых губ к шее и тяжёлое, горячее дыхание. — Знаешь, что мне снилось? — спросил он, зная, что мне снятся только кошмары и мою любовь к чужим снам. — Что же? — Это был очень долгий сон. Снилось, будто я много работал. Было тяжело, но я всё равно продолжал. Я... добился цели, но люди говорили, что всё вышло плохо. Я старался и старался, казалось, что всё стоит на месте, и в конечном итоге у меня получилось. По-настоящему, — его глаза мечтательно заблестели, — Я был ужасно знаменит, меня любили миллионы. — А я? — Ты тоже. Так же, как и сейчас. Я изменился, но ты нет. — А ты? Ты себя любил? Ответа не было. Дыхание стало медленней и холоднее. Он только сжал моё тело сильнее. — А меня ты любил? — спросила я снова, так и не дождавшись ответа на предыдущий вопрос. — Я тебя не знал. Единственный минус. Было страшно кого-то полюбить, ведь некоторые люди, кричащие мне о любви, казались больше одержимыми. Было страшно поверить кому-то. Возникало такое ощущение, что если я начну отношения с кем-то, все остальные меня возненавидят. Я будто...знаешь, себе не принадлежал. — Последовала долгая пауза. — Хорошо, что ты меня разбудила. Я повернулась к нему лицом и всмотрелась в еле раскрытые, ещё сонные глаза. Он казался грустным, но ямочка на щеке всё равно никуда не девалась. — Скучаешь по той жизни? — я ткнула его в скулу. — По семи её частям. — Покатаемся на скейте вечером? — Давай. — После поужинаем острой лапшой. — Фу, — он шуточно оттолкнул меня и повернулся спиной. — Чанни, ты же знаешь, насколько ты прекрасен, правда? Я счастлива, что мы живём именно в этой жизни, где я могу сказать тебе эти слова и они будут что-то значить. Наверное, тебе было бы сложно в них поверить, если бы это говорили миллионы людей. Но ты прекрасен во всех жизнях, я умоляю, не забывай это. Спи спокойно и не теряй себя, ладно? Я обняла его за широкие плечи и уткнулась носом в лопатку. Моя ладонь на его груди чувствовала бешеную пульсацию сердца, которую люди привыкли называть любовью. Может, моя любовь тоже была одержимостью, ведь эту пульсацию хотелось набить татуировкой на руках, чтобы не забывать, как много чувствует Кристофер. По крайней мере, я никогда не хотела присвоить его себе, так что его любовь была для меня благословением. — Я люблю острую лапшу. — А я тебя. — небольшое молчание, — А острую лапшу – нет, не говори даже о ней.