Сквозь года

Тихий вечер сопровождался за окном холодной, малиновой росписью наступающих сумерек, что разливались, словно вино, а солнце выцвело с всего пика Сышен, и только г-жа Ван всё ещё раскладывала привезённые её сыном лекарственные травы. Это было обыденностью, женщина занималась этим каждый день. Но аромат трав, их смешивание и изготовление в лекарства приносило какое-то мягкое спокойствие, эйфорическое чувство довольства. Сухоцвет к сухоцвету, шалфей к мяте, а ладановые палочки неспешно сгорали, ароматическая дымка смолы наполнила помещение лёгким ароматом. Дверь громко хлопнула. Вернулся. Сюэ Чжэнъюн не умел входить тихо, даже если бы хотел. Но г-жа Ван привыкла. Роднее этого человека, что всегда встретит её с горячими объятиями у неё не было. — угадай, кто вернулся, милая! — звонко проговаривает мужчина, подхватив свою супругу на руки. Эти искры в глазах, как и многие годы назад, никогда не гасли в глазах Сюэ Чжэнъюна. — ну кто же ещё, если не мой громкий, изнеженный павлин? — задорно хихикает г-жа, взъерошивая тёмную копну густых, собранных в хвост волос. — и чего это я изнеженный павлин? — ласково смеясь вопрошает Сюэ Чжэнъюн, пригревая её к себе ближе. — а потому что немного избалованный, и Мэн-эр такой же. Ты сегодня так долго, был тяжёлый день? — спрашивает смягчённым тоном г-жа, а на её ещё прекрасном, словно до сих пор юном лице цветёт улыбка. Персиковые уголки губ расходятся выше, и Сюэ Чжэнъюн честно, отдал бы всё за это, лишь бы наслаждаться улыбкой покровительницы своего сердца. И всё сводится к одному простейшему обещанию: обещанию, что чистая любовь останется чистой любовью через много лет. Ещё раз, непоколебимо. — так устал, но моя дорогая тут же дала мне неимоверное количество энергии. Я чувствую себя таким влюблённым, как и тогда, когда опадала крона цветущей вишни в твоём саду, а я стоял на одном колене, прося твоей руки. Знала бы ты, какой жар в сердце вызывает у меня твоя улыбка. Я так люблю тебя, жёнушка. — с воздыханием шепчет глава пика, умиротворённо прикрывая глаза. Лишь бы нежные руки его милой касались его вечно. И её щёки горят, заливаясь пунцовой краской, а сердцем кажется, ломится в груди, и кричит, не в силах пробиться сквозь рёбра. Но кажется, что оно уже проломило их насквозь. Женщина закрывает лицо аспидно - синим рукавом, и смущённо, но едва ли щёлкает по носу мужа. — глупый, ну что же ты делаешь? Разве можно меня так до красна доводить? — оробело отвечает г-жа Ван, рвано выдохнув. Ох уж этот Сюэ Чжэнъюн, совсем как подросток. — ещё как можно, разве моя драгоценная что-то мне сделает? — с хитрым выражением лица, Сюэ Чжэнъюн едва целует её тыльную сторону руки. — Чжэнъюн, я тебя сейчас защекочу. — нет, нет. Ты же не будешь этого делать, правда? Ван-Ван, одумайся! — умоляюще вскрикивает мужчина, когда руки, что некогда прятали лицо, потянулись к его шее, слегка её щекоча. — а вот и буду. Сдавайся, пока я не начала ещё сильнее тебя щекотать. — прибавила она, смеясь от избытка приятных и тёплых чувств. — если только тебе, моя любовь. Глаза твои видели поле ромашек, при солнечном свете блестели цветы. Смотря на тебя я боюсь до мурашек...сказать, что красивей цветов только ты.