Недуг

Слэш
PG-13
Завершён
7
автор
Размер:
3 страницы, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
7 Нравится 4 Отзывы 2 В сборник Скачать

Сон девятый

Настройки текста
      Под серым и мутным повешенным табличка. "Саботаж". Все, как хотел Хлудов. Хотя, хотел ли? Не хотел. Само получилось. Когда еще что-то получалось, и мир действовал по своим законам - снег падал, шубы горели, а приказы генерала исполнялись... Позже сны под тревожный мотив - шаткий поезд, молоко на столе, перекочевавшее со стойки станционного буфета. Сны все тяжелее, как и осознание, которое только-только начало приходить. Убил. Убийца. Шакал. Стих вальс. Влюблённый, преданный Голован спит - спит ли? -Есаул... Есаул! - замолчал граммофон. Голован, шморгнув носом, будто очнулся. -Так точно! -Спал. -Виноват...       Хлудов утер неестественно позеленевшее ото сна лицо поданым полотенцем. "Снится всякая ерунда...". Счастливый человек - есаул. Болит ли у него душа? Как же. У него болят зубы. Душа начинает болеть у Хлудова. На удивление, малая частичка ее еще сидела занозой где-то внутри. После громогласного "Вон!" в окно летит книга. Книга книг. Библия. Солдаты не оборачиваются. Убиенный вестовой - так же.

***

-Рома, что ты делаешь?! Ты же генерального штаба, Рома... -Молчать. - и Чарнота замолчал. Для Люськи он замолчал, для влюблённого Голована, для суетящихся вояк, но не для Хлудова. Он стянул с рук варежки, поерзал на табурете, и только тогда голос Чарноты перестал доноситься. Голова забилась новыми мыслями - пушной товар и Корзухин...

***

      Дворец в Севастополе. Главнокомандующий будто и не слушает Хлудова, а витает в мыслях о Македонском... -Я не держу вас, генерал. -Гоните верного слугу? «И аз иже кровь в непрестанных боях за тя аки воду лиях и лиях...» -Клоун! - барон стукнул стулом, и уже хотел было уходить... Ярость от дальнейшей реплики Хлудова о Македонском сменилось спешкой, когда вошедший конвойный вышел. Врангель вернулся к генералу. -Вы больны. -Вы хотели моей болезни… Хотели, жаждали - вы порвали мой рапорт об отставке...       Главнокомандующий усмехнулся, и в упор приблизившись к лицу Романа нервно рассмеялся. -Порвал. И ни капельки об этом не жалею.       Развернулся. Блеснули на свету зигзаги на погонах черкески… Вышел, как вышел мгновение назад конвойный. Кто больному Хлудову кажется страшнее – худой до болезни, жестокий Врангель, главнокомандующий, Белый Рыцарь, или простой солдат? Первый хотя бы говорил. Правду, неправду, врал, недоговаривал, или наоборот говорил простую, но неочевидную истину... Второй молчал. И молчание это будто только подкрепляло тревожность мелодии, оравшей над ухом из трубы граммофона. Или наоборот? Музыка казалось тревожной потому что... Крапилин молчал? И молчал так же красноречиво, как тогда там, на станции, высказал Хлудову чистейшую правду... И сейчас молчал. И когда стрелой сквозь туман прошёл сквозь него Хлудов - тоже. Крапилин раздавлен. И молчит он как раздавленный. И окончательно замолк, когда вошёл Голубков.

***

      Почему-то особенно трудно было от молчания, смотря на водную гладь и пароходы вдали. Вестовой Чарноты, пожалуй, был самым болезненным напоминанием о Родине. Болезненным потому, что именно это напоминание заставляло вспомнить, что Хлудов больше никогда не вернётся в Россию... С каждым днем это осознание все глубже пробивалось в заледенелое от холодного морского ветра тело, сквозь панцирь надежды и серую шинель. Стало быть, эта единственная надежда в жизни Романа, и разбивалась она только благодаря Крапилину. Разбивалась, словно о скалы, и осколки ее падали в море.. В соленой воде и пароходном дыму - сам Хлудов. Его желание, чтобы морем и дымом не стали Голубков с Серафимой. Ведь быть морем с осколками надежды - страшно. Страшно остаться в Константинополе. И совсем не страшно вернуться. Вернулся ли Голован? Нет, он был слишком влюблён в Хлудова, чтобы оставить его на растерзание затхлого воздуха Византии. Вернулся ли главнокомандующий? Тот трус. Чарнота...? А кто тогда передаст ему часом позже на пару с приват-доцентом несчастную Корзухину? Никто бы не вернулся. Все боялись России. И страха не было лишь в генерале Хлудове. А появлялся он лишь при Крапилине. И держался уже год. От самой Таврии до сюда.

***

      Солдат сидел на стуле, у занавески - его обычное место. Хлудов отвернулся к стене, в который раз жалея, что проснулся среди ночи. "А проснулся ли вообще?" - вопрос." Точно, проснулся", прозвучало в ответ. Генерал любил сам задавать себе вопросы, и сам же на них отвечать. Жаль, что не выходило так же ответить себе, когда же он перестанет ловить на себе немногословный взгляд... Стало как-то особенно приятно обратно проваливаться в сон. Пока совершенно беззвучно не опустел стул - Хлудов почувствовал это, хоть не видел и не слышал. Крапилин встал. А в тело генерала будто в раз воткнулись тысячи маленьких иголочек. Где-то за окном таврического поезда тихо плакала ликами святых книга книг… "Встал? Встал". Роман вздрогнул, и осмелился сквозь дрему повернуться. Вестовой. Однако, где же страх? Где ужас и пот на лбу, как от плохого сна? А весь страх, и весь этот ужас ушел в раз - как только мозолистая и тонкая рука его болезни коснулась выбритой щеки... Крапилин и правда был сосредоточением всей Хлудовой болезни и агонии, такой частой темы для раздумий Врангеля. Болезни, которая перестала быть болезнью, а стала самим Хлудовым, усмирила его, обрела свое немое слово. Подчинится ли воле простого вестового генерал? Хлудов подчинился. Хлудов покорился этой воле уже давно, знал это и вместе с неописуемым ужасом приходил стыд.. Стыд за себя, стыд за свою беспомощность и болезнь, за солдат на Перекопе, за "Саботаж" и Крапилина... Ужас давно прошёл - сменился раздражением, что на его вопросы не отвечают. Вестовой, не молчи, слова от тебя просит сам генерал Хлудов...! А сейчас подчинился он воле солдата потому что сам того возжелал. Выткнулись из тела иголочки. Сейчас немое слово шло за Романом. За его вздохами, ахами и охами, за тем, как в сладкой истоме он откидывает голову на подушку, вздымая к потолку руки, затем заламывая их назад, как нарушается идеальный порядок генеральского пробора, и черные волосы беспорядочно лежат на подушке... -Роман Валерьянович, вам плохо?! - из-за стены. Хорошо, что его от Серафимы отделяет еще и занавеска - вдруг та бы увидела Крапилина..? -Вы забыли о моей привычке бормотать.. - все в миг исчезло. И Хлудов не провалился обратно в такой желанный и спокойный, тягучий сон, в который превратился его долгий и бесконечно жуткий кошмар. Уже и нет у его ног никого - они беспомощно расставлены, словно только что действительно Крапилин был тут, но ушел. Испарился. Испугался Корзухиной. "От этой женщины одни беды" - так хотел во дворе тогда сказать Хлудов Чарноте с Голубковым. но не сказал. Молча дал медальон. Так хотел он сказать, когда несчастная пыталась бежать, захватив свой небольшой чемоданчик - но Хлудов не дал. Сейчас же думал - если бы дал, продолжился ли этот сон..? А начался ли вообще? Может, действительно, лучше бы он и не начинался? На лице Романа не было бы холодных капель пота, не был бы он столь напряжён и расслаблен одновременно, не желал молчания Крапилина так сильно, как сейчас, как никогда ранее. Вновь накатил стыд, пунцовым налётом на щеках и сжатыми зубами. Как посмел солдат? Как посмел Хлудов..? Так же, как посмел повесить под Крапилиным "Саботаж". Не он, конечно. Руки Хлудова всегда были чисты(иначе не одел бы он на станции в Таврии варежки), хоть и несло от них табачным смрадом, карамелью, и.. Кровью. Сам он был пропитан ею - и сейчас эта кровь стекла, здесь, в Константинополе. Стекла по сосудам вместе со страхом, раздражением, гневом, стыдом и ужасом. Вытекла из сердца, вместе с Крапилиным - о, Крапилин.. Крапилин исчез. И не обещал возвращаться. Как кровь и страх, стекшие в море. Хлудов выздоровел. Но не стекла по взбухшим венам следом за красноречивым солдатом скорбь и надежда.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.