День, когда встретились мы с тобой

      

Даже спустя десять, двадцать, тридцать или тысячи лет я буду помнить тебя.

             

****

      В лавке было тепло.       Мягкий свет от горящих ламп успокаивал. Сяо Чжань читал книгу, когда дверной колокольчик приветливо звякнул и дверь со скрипом открылась. Стоило поднять голову, и на пороге показался мальчик, совсем кроха еще, лет, может быть, пяти от роду. В руках мальчик держал самодельную игрушку, сжимая ее пухлыми пальчиками настолько сильно, что сердце Сяо Чжаня невольно дрогнуло.       — Привет, — сказал он, улыбнувшись и отложив книгу. — Хочешь зайти?       Мальчик молчал. Его щеки были красными от мороза, Сяо Чжань поджал пальцы на ногах — все же стоило не снимать обувь! — чувствуя, как хозяйничает вьюга, впущенная в открытую дверь. Правда, длилось это совсем недолго: когда мальчик сделал неуверенный шаг вперед, дверь за ним тут же закрылась, и в лавке вновь стало тепло. Мгла снаружи исчезла, забрав с собой очередную искру глупой надежды, непонятно как появлявшейся всякий раз, стоило двери открыться. Все опять стало привычным.       Сяо Чжань поднялся и отложил книгу. Пора было приступать к работе.       — Где мама? — спросил мальчик и вдруг закашлялся. Сильно и громко, хрипло, так болезненно, что на бледных, почти снежных ладошках появились капли крови, он обхватил себя за живот и задрожал. Пока Сяо Чжань расставлял чайный набор на столе, приступ прошел, и мальчик снова спросил: — Вы не знаете, где моя мама?       Они делали это всегда — спрашивали. Души, проходящие через его лавку, спрашивали Сяо Чжаня о самом важном, что было в их жизни, и всякий раз их вопрос звучал с отчаянием и такой сильной надеждой, словно Сяо Чжань был для них последней нитью, связывающей с реальностью.       Но Сяо Чжань был Сяо Чжанем — точно такой же душой, однажды оказавшейся в лавке и готовой испить напиток забвения. Только не вышло, и его судьба оказалась связана с лавкой: Сяо Чжань присматривал за порядком и помогал другим, пока не иссякнет его время.       — Извини, — Сяо Чжань подошел ближе и протянул мальчику руку. Тот несколько мгновений смотрел на протянутую ладонь, губы его дрожали и по щекам лились слезы. — Твоей мамы здесь нет.       Сяо Чжань не торопил: знал, что душам, только-только покинувшим мир живых, еще нужно время, чтобы осознать свою смерть. У некоторых это проходило безболезненно и незаметно, и они оказывались в лавке уже готовыми вступить на круг перерождения, но бывали и такие, как этот мальчик — напуганные, потерявшие себя в ужасном событии.       Таких Сяо Чжаню было особенно жаль. Конечно же, жалость в его работе была неуместна, и Сяо Чжань сам это понимал — насмотрелся всякого за тысячи лет, но душам детей все равно сочувствовал.       — Только ты? — робко спросили у Сяо Чжаня.       — Только я и Орешек, — доверительным шепотом сообщил он и подмигнул. Лицо мальчика стало заинтересованным, слезы высохли, и он шмыгнул носом. Сяо Чжань достал из кармана конфету и дал ее мальчику. — Орешек угощает, хочешь?       Он помялся всего мгновение, а затем, кивнув, быстро развернул конфету и съел ее. Сяо Чжань погладил его по голове и подвел к столу.       — А где Орешек? — повертев головой и никого так и не найдя, спросил мальчик и положил игрушку на стол. Голос его дрожал. — Ты обманул меня?       И тут, словно возмутившись словами, в лавке завертелся маленький вихрь, поднимая беспорядок вокруг, послышалось тихое, но очень грозное рычание. Сяо Чжань приложил палец к губам и сказал:       — Сиди тихо.       В ответ он получил кивок и тихий писк. При этом мальчик так забавно нахмурил брови и надул щеки, что Сяо Чжань с трудом сдержал улыбку и порыв ущипнуть ребенка за одну из них.       — Это Орешек? — в глазах горел живой интерес. — Это большая кошка?       С душами детей было проще простого сладить, чтобы завершить ритуал: нужно всего лишь их отвлечь. Сяо Чжань уже привык к такому, поэтому незаметно для мальчика воспользовался своими силами. Срабатывало это, правда, через раз: все-таки Сяо Чжань не был Небожителем, обладающим немалым могуществом, он был простой душой, сил которой хватало лишь на небольшие «фокусы» вроде грозного рычания и несильных порывов ветра. Но даже это всегда срабатывало.       — Очень большая, — он подмигнул.       — А почему я ее не вижу?       — Потому что ты не сделал самого главного, — Сяо Чжань взял пиалу и поставил ее перед мальчиком. Налил напиток, исходящий от жидкости пар тут же рассеялся, и он поспешил заверить: — Это волшебный отвар, как только ты сделаешь хотя бы глоток, то сразу увидишь Орешек и еще много-много интересного! Не бойся, он совсем не горячий, — Сяо Чжань придвинул пиалу ближе и положил рядом еще одну конфету. — Ну так что, хочешь увидеть Орешек?       — Хочу!       Дальше все случилось, как происходило уже много раз: мальчик-душа обхватил своими ладошками пиалу, сначала, конечно, съев конфету и испачкав шоколадом рот, затем он поднес чашку ко рту и сделал глоток, после которого на мгновение, больше похожее на одно моргание, в лавке померк свет. Сяо Чжань терпеливо ждал, пока мальчик поставит пиалу на стол.       — Пусть моя мама не грустит, — сказал тот, закончив. — Она не виновата, что я заболел и умер. Я не слушался ее, это моя вина.       Его глаза были пусты. Он сполз со стула, не глядя на Сяо Чжаня обогнул стол и направился к двери, находящейся в другом конце лавки. Взявшись за ручку, мальчик обернулся и с его уст сорвалось тихое: «Спасибо».       Когда за мальчиком закрылась дверь, Сяо Чжань вздохнул и убрал чайный набор, спеша поскорее вернуться к чтению. Игрушка, оставленная на столе, исчезла спустя мгновение.       

****

      Они приходили один за другим.       Неважно, день или стояла ночь, в месте, где обитал Сяо Чжань и куда попадали души после смерти, время застыло морозным инеем на окнах, рисуя причудливые узоры. Изредка Сяо Чжань разглядывал их, некоторые даже трогал пальцами, пытаясь прочертить неизведанный путь, как будто тот мог освободить его от работы. Мечтал о несбыточном, провожая души в последний путь, но все оставалось безмятежным и одинаково привычным, словно стоячая вода в бочке.       Однажды, когда дверной колокольчик пробил знакомую трель, а к ногам вновь заластилась вьюга, Сяо Чжань встретил юношу на пороге своей чайной.       Вошедший был статен, высок, с правильными чертами лица. Стряхнул с плеч хлопья снега, и его движения показались Сяо Чжаню смутно знакомыми — всего двумя пальцами он коснулся накидки, повернув голову так, что темная прядь волос упала ему на глаза. Небрежно отбросив волосы со лба, юноша потребовал:       — Принеси чаю! Снаружи такая метель.       Свет в лавке замигал, часто-часто, Сяо Чжань глянул на свечи, но их пламя было безмятежным. Магия ощущалась иначе, неспокойной, вилась вокруг Сяо Чжаня будто бы кошка, требующая еды или ласки — он даже слышал ее тихое тарахтение-мурлыканье, и все естество тянулось успокоить ее.       Встревоженный столь необычным ощущением, Сяо Чжань несколько раз выдохнул и вдохнул, сказав:       — Добро пожаловать.       — Давай шевелись, — поторопили его, игнорируя. — Замерзнешь быстрее, чем ты соизволишь подняться с места.       Сяо Чжань спокойно, не замечая грубости, отложил книгу и только спросил:       — Чаю?       Стоило ему подняться, как магия снова всколыхнулась. Лавка редко вела себя так, относясь ко всем душам одинаково, но эта почему-то ей не нравилась. Причина была неизвестна, и Сяо Чжань лишь повел плечами, сбрасывая неприятное ощущение, затем повторил свой вопрос, но вместо ответа получил очередной надменный взгляд.       Он чувствовал это — маленькие колебания волшебства. Совсем не робкие, нетерпеливые, излучающие агрессию. Все существо лавки дрожало, напряженное, готовое в любой момент выгнать наглеца-нарушителя. Не дать ему возможности ступить на круг перерождений, оставляя в безликой неизвестности за пределами лавки. Сяо Чжань досчитал до трех, продолжая рассматривать душу перед собой, и с каждой уходящей минутой все внутри обжигало нестерпимое пламя гнева.       Чувство, что подобное он уже испытывал, возникло тут же. Сяо Чжань сделал лишь шаг к юноше, свет моргнул, а входная дверь распахнулась. Лавка настойчиво требовала выгнать этого посетителя, и, когда юноша вновь выдал грубость, Сяо Чжань с трудом удержался, чтобы не поддаться ей — его работа заключалась не в этом.       Но грубияна нужно было проучить.       — Разве непослушных детей не принято оставлять без награды? — съязвил он. — Сначала убери ноги со стола.       И правда, вошедший юноша, не дожидаясь приглашения, уселся на пустующий стул и закинул ноги на стол, пачкая грязью столешницу. Сяо Чжань скривился и одним быстрым щелчком пальцев заставил грубияна сесть ровно — если уж с ним обходились неуважительно, Сяо Чжань тоже не обязан был вести себя вежливо.       — Ты что себе позволяешь?!       Юноша изменился в лице: теперь вместо надменности оно отражало возмущение и удивление. Сяо Чжань понял, что при жизни с этой душой никто никогда так не разговаривал. И прежде, чем ему ответили хоть слово, он произнес тихим и ровным голосом:       — Еще одно слово, и я отрежу тебе язык, — наверное, прозвучало очень грубо. Но от его слов лавка словно бы успокоилась, дверь с тихим скрипом закрылась, и ощущавшаяся на кончиках пальцев магия согрела приятным теплом. Сяо Чжань чувствовал, что все сделал правильно.       На самом деле Сяо Чжань не любил этого — угроз, строгости, недовольства. За, казалось бы, вечность в лавке он привык встречать всякие души, приноровился справляться с ними, когда это было необходимо, а потом продолжать свою работу.       Свет перестал мигать, заполнив лавку все той же мягкостью и теплом. Успокоившись, магия довольной кошкой ластилась к его ногам, согревая. Необычное, непривычное чувство тоже исчезло, оставив после себя незнакомую пустоту, отчего Сяо Чжань на мгновение почувствовал себя живым.       Это было как-то неправильно и правильно одновременно.       Вздохнув, он принялся к подготовке ритуала. Не думал ни о чем, кроме теплого заварника под ладонями, когда расставлял перед юношей приборы. Угроза, видимо, подействовала на него как нужно, он смиренно ждал, пока Сяо Чжань наполнит пиалу и поставит перед ним мисочку с конфетами. Когда все было готово и Сяо Чжань сел напротив, юноша наконец заговорил.       — Где я? — голос его звучал немного пристыженно. Он бегло осмотрелся, пряча глаза за длинными ресницами, как будто Сяо Чжань мог осудить его за излишнее любопытство.       — Это просто чайная лавка, — Сяо Чжань пожал плечами. — Ты знаешь, почему ты здесь?       Юноша поднял взгляд. Немного потухший и пустой, исчезнувший от одного моргания. Облизнув губы и слегка склонив голову набок, он кивнул.       — Я возвращался с охоты, — начали рассказывать Сяо Чжаню. Тот не перебивал, слушал. — Наши лошади были слишком быстры, я помню, как мелькал лес вокруг, то исчезая, то наступая со всех сторон, но что дальше — нет. Очнулся уже стоящим возле двери. Почему так?       Они всегда это спрашивали: «Почему я ничего не помню?», «Как я оказался здесь?». Память человека похожа на множество ниточек, соединенных с сердцем, и когда оно останавливалось, нити распадались, оставляя после себя беспорядок.       — Ты вспомнишь, — улыбка коснулась тонких губ. Сяо Чжань придвинул пиалу ближе.       — Я умер, — спустя пару глотков вдруг сказал юноша, разрушая волшебство тишины. Сяо Чжань кивнул, и юноша продолжил: — Упал с лошади. Такая глупая смерть, — пробормотал он, опуская взгляд на стол. Он грустно улыбался. — Это же не чай, да? Сяо Чжань согласился:       — Вода правды, — он кинул внимательный взгляд на сидящего напротив. — Теперь ты помнишь?       До того момента, как душа попробует напиток, предложенный Сяо Чжанем, сам он никогда не знал, кто перед ним. Чистые, светлые души или же грешники, оступившиеся из-за глупостей? Ответ на этот вопрос давали сами посетители лавки.       — Я был плохим человеком, — признался юноша. — И это моя правда?       — Таковы правила: ты пьешь и сам решаешь свою судьбу.       — Глупости, — возразили Сяо Чжаню. — Я умер. Как я могу что-то решать? Ты обманываешь меня!       — С чего мне? Я впервые вижу тебя. Это только твоих рук дело.       — Ложь!       — Но это так, — настойчиво звучал голос Сяо Чжаня. — Ты решил свою судьбу, когда притронулся к чаше.       — Несправедливо! Это все неправда, — пытался обелить себя юноша. Не получив никакой реакции, он рассеянно пробормотал: — Почему я?       — Вспомни, что ты сделал.       Юноша замолк. На его лице отражалось то неверие, то ужас, то грусть. По щекам потекли слезы, он шмыгнул носом, сделав очередной глоток, и с каждым таким глотком слез становилось все больше и больше.       Перед ним была душа грешника, раскаявшегося грешника, смиренно принявшего свой путь, но не готового на него ступить.       Некоторое время спустя, когда вода в пиале закончилась, он сказал:       — Мне нужно уходить?       — Да, — Сяо Чжань поднялся. — Нужно уходить, время пришло.       — Я смогу вернуться?       — Все возвращаются, — просто ответил он юноше. Поднявшись следом, тот горделиво вздернул подбородок, возвращая на лицо прежнее надменное выражение, и Сяо Чжань добавил: — Просто ты будешь помнить.       Сяо Чжань щелкнул пальцами, и задняя дверь приглашающе открылась. Через миг юноша сделал к ней первый шаг, и Сяо Чжань услышал, как довольно отозвалась магия, стоило юноше выйти из лавки.       

****

       Сяо Чжань не нуждался во сне. Как и все души, после смерти он не испытывал никаких физических потребностей — ни чувства голода, ни недостатка сна, — но все время бодрствовать оказалось невыносимым. Первое время он пытался: не спал, привыкая к мерному звуку тишины и одиночеству, развлекал себя как мог. Ему было доступно все время мира, только можно ли найти ему применение?       Время разрывало людей на куски. Особенно то, что было отведено им после. Оно походило на озеро: точно такое же большое, стоячее, неизвестное. Сяо Чжань нырнул в него один раз, когда впервые оказался в похожей лавке после своей смерти, но никто не сказал ему, как вынырнуть, чтобы пойти дальше. И вот он заперт здесь, провожая души людей в новый путь.       А те больше не были целостными, пройдя один, два или больше кругов перерождений. У Сяо Чжаня не было подобной возможности, но он все равно не ощущал себя целостным. Сон создавал иллюзию, помогая забыться в особо страшные часы, когда он не справлялся с тьмой внутри себя.       — Тебе следует простить себя, — сказал ему тот, кто был тогда вместо него. — Так время будет лететь как миг: вот твоя первая душа, а вот — ты уже достоин испить чая и уйти на покой.       Проблема Сяо Чжаня состояла именно в этом — он не мог простить себя. Самое сложное, что люди, совершая ошибки, могут сделать после — не дать второй шанс кому-то, кто виноват и причинил им боль, а отпустить себя. И все потому, что Сяо Чжань не знал, что прощать. Из-за того, что не помнил. В его памяти было сухо и пусто, как на дне осушенного колодца.       Так что он спал — в перерывах, когда становилось совсем скучно и невыносимо. Сяо Чжань ложился на постель, скрытую расписной ширмой, и перед глазами мелькали мутные образы.       Шумел ветер, молчало озеро, изредка расходясь кругами из-за пущенных камешков-кругляшей по его глади. Слышался задорный смех. Это было хорошее беззаботное время, принадлежащее кому-то очень счастливому.       Лето, осень, зима — больше, конечно, зима, — кружили вокруг Сяо Чжаня мерцанием светлячков и теплыми ночами, полуденным солнцем, снегопадами и поцелуями, жарким переплетением тел и душевными разговорами после. Заботой, нежностью, любовью виделись в чужой улыбке, такой знакомой до мягкого нетерпеливого жара, охватывающего все тело.       Это было потрясающе.       Кому это все принадлежало? Ему? Или это был призрак надежды, взращенный словами наставника? Сяо Чжань не знал. И практически не задумывался, пока однажды эти сны-образы не стали чаще. До тех пор, пока они не обрели форму.       

****

       — О, — услышал он вдруг звонкий голос, — я опять здесь?       В нем почему-то была неуверенность, заставившая Сяо Чжаня поднять голову. В дверях стоял юноша в простых, но теплых одеждах, лицо его было хмурым, глаза… Сяо Чжань нахмурился тоже, разглядывая посетителя из-под очков, и чувствовал, как что-то теплое, робкое и незнакомое дергает за ниточки внутри, дразня любопытство, ведь глаза у юноши были живыми.       Никогда еще ни у кого не было таких глаз при посещении лавки Сяо Чжаня. Свет в них походил на крохотные пучки искр, словно солнечные лучики, проникающие сквозь густые заросли в лесу. Сяо Чжань замер, проигнорировав слабый укол боли под ребрами, и свет в лавке на секунду померк, а потом, как будто ничего не произошло, стало вновь светло.       — Проходи, — голос почему-то подвел. Сяо Чжань отбросил ненужные мысли прочь и начал подготовку к ритуалу. Привычно поднялся, подошел к полкам и достал необходимое.       Наверное, за столько лет ему уже просто кажется, что такое происходит. Эта душа была одной из многих, одной из миллионов и миллионов душ, каждый день посещавших его лавку, но почему-то взгляд, которым эта душа, этот юноша, смотрел на Сяо Чжаня, трогал за шею. Так ощутимо трогал, словно кто-то касался ее пальцами, оставляя клеймо. Ощущение было непривычно правильное.       — Снаружи так жутко холодно, — сказал юноша и уселся на стул. Положил руки поверх столешницы, разглядывая чайный набор перед собой. Когда он заметил количество пиал, то спросил: — Почему только одна чаша? Разве ты не будешь пить со мной?       — Прости, но в другой раз, — слабо улыбнулся Сяо Чжань. В глазах напротив вдруг промелькнула грусть, словно бы он был живым и слова Сяо Чжаня расстроили его. — Сегодня ты пьешь один.       — Не люблю быть один, — фыркнули в ответ. Юноша опустил глаза, поскреб пальцами столешницу, и старая белая краска легко поддалась, обнажая потемневшую поверхность. — Одному очень больно.       Сяо Чжань понимал его. Но вместо слов он молча протянул пиалу, и когда юноша взял ее, то их пальцы слегка соприкоснулись. По телу прошлась мощная волна, и Сяо Чжаня как будто пронзили тысячи маленьких искорок, отдаваясь покалыванием в кончиках пальцев рук и ног. Сяо Чжань замешкался на мгновение, застыв на месте, юноша посмотрел на него внимательно и приветливо, а потом сказал:       — Ван Ибо, — и, не дав Сяо Чжаню ответить, объяснил: — Меня так зовут.       Он улыбался, рука его чуть дрожала, когда он поднес пиалу ко рту. Через пару секунд он, как очередная душа, примет свое забвение, испив напитка, полностью утеряв страх перед неизвестностью. Сяо Чжань никогда не торопил зашедшие к нему души, зная, что рано или поздно, но каждая из них найдет свою звезду и ступит на правильный путь. Поэтому он смирно сидел и дарил поддержку, пускай и молчаливую, каждому, кто в ней нуждался.       Ван Ибо не был исключением.       Тишина между ними становилась все дольше. Ван Ибо так и замер с поднесенной ко рту пиалой, продолжая хмуриться и хмуриться. Что-то в выражении его лица заставило Сяо Чжаня податься чуть вперед, а нити любопытства внутри снова задрожать, подобно потревоженным струнам.       Это было очень необычно.       — Ты помнишь свое имя?       — Конечно! Я же не старик, — Сяо Чжаня одарили слегка снисходительным взглядом. — Меня зовут Ван Ибо.       Моргнув, он почувствовал себя странно. Давно позабытое чувство, название которого пряталось в глубинах его памяти, вдруг перенесло Сяо Чжаня в один из его снов-образов. Был снежный день, но человек, стоящий рядом, носил простую светлую рубаху, тонкую и легкую, в которой мог непременно замерзнуть в такую погоду. Только вот никакого холода не было, Сяо Чжань чувствовал себя так, как будто смотрел на пламя, не слишком сильное, но достаточно крепкое, чтобы оставаться в тепле всю зиму.       — Чжань-гэ, — сказал человек, и от его шагов захрустел снег. — Тебе не холодно?       Из-под полуприкрытых век Сяо Чжань наблюдал, как человек подходит к нему. Щеки разрумянились от мороза, прическа была в беспорядке, и счастье на его лице казалось неподдельным.       — Эй, Чжань-гэ!       Услышав очередной оклик, он поднял взгляд, а дальше — щеку обожгло холодом. Раздался беззаботный смех, Сяо Чжань громко сказал: «Айщ!», наклонился, чтобы зачерпнуть в ладони снега и слепить снежок, а потом кто-то тронул его за плечо. Обернувшись, Сяо Чжань встретился с глазами Ван Ибо.       — Хозяин, — сказал он. — Что с тобой?       Видение растаяло: он был посреди своей лавки, и рядом с ним — очередная душа, которую следовало проводить в последний путь. Но что случилось? Почему он вдруг почувствовал это?       — Ничего, — ответил Сяо Чжань и не узнал свой голос — глухой и какой-то скрипучий. — Ты допил?       — Да, — Ибо все еще выглядел обеспокоенным. Его лицо было близко, он разглядывал Сяо Чжаня своими живыми глазами, и те были темны, словно беззвездное ночное небо.       Они смотрели друг на друга до тех пор, пока свет в лавке не моргнул. Магия всколыхнулась, растревоженная необычным поведением хозяина, и все, что мог сделать Сяо Чжань, — сказать:       — Ступай.       Магия была с ним согласна — дверь в конце лавки со скрипом открылась. Ван Ибо даже не заметил.       — А если я не хочу уходить? — спросил он.       — Ты должен, — когда Ибо не сдвинулся с места, Сяо Чжань вздохнул. — Почему ты не хочешь уходить?       — Не знаю, — Ибо пожал плечами. — Чувствую, что не должен. Мое место здесь.       Но вопреки своим словам Ибо сделал шаг назад. На лице его отразилась мука, словно тело действовало против его воли; Сяо Чжань усмехнулся и покачал головой, наблюдая за ним.       — Я вернусь, — обернувшись на пороге, сказал Ибо. Кивком согласившись с ним, Сяо Чжань улыбнулся. Эта улыбка словно придала Ибо сил, и он заверил: — Обязательно вернусь.       Дверь за ним закрылась бесшумно.       

****

      Пройдет много десятков лун, прежде чем эта необычная душа снова придет к Сяо Чжаню. Он сначала решит, что это совпадение, когда увидит знакомый блеск глаз. И лишь несколько тысяч лун спустя окажется, что судьба подобна вольному ветру, затягивающему в свой поток жизни простых людей, потому что это будет не первое и не последнее посещение этой души его чайной лавки.       Но Сяо Чжаню только предстояло это узнать.

****

      Он заканчивал с уборкой на полках, когда дверной колокольчик привычно звякнул и внутрь ворвалась неизменная мгла, знакомо пожирая тепло и свет. Машинально потянувшись к стоящему чайному набору, Сяо Чжань не заметил, как душа преодолела расстояние между ними, и когда его ладоней коснулись чужие, холодные и бледные, он услышал хриплый голос:       — Я помогу.       Сяо Чжань обернулся. Чужие глаза были слепы, но все равно у него складывалось ощущение, что они смотрят прямо на него.       Очень необычное ощущение.       — Не стоит, — вежливо сказал он и аккуратно высвободился. Старик перед ним прищурился. — Вам лучше сесть, — Сяо Чжань указал на стул за его спиной. — Все будет готово через несколько минут.       Старик ничего не ответил. Под его взглядом Сяо Чжань приготовил напиток и поставил его на стол, смотря выразительно на посетившую его душу. Что-то с ней было не так, но что — Сяо Чжань никак не мог взять в толк.       — Мне кажется знакомым это место, — скрипучий голос разрушил тишину между ними. Сяо Чжань улыбнулся уголком губ, кивнул, и старик продолжил: — Здесь спокойно.       Затем он неуклюже развернулся, задевая рукой стоящий на полке берестяной парусник, едва не уронив, и дошел до стола. Присев, он вновь посмотрел на Сяо Чжаня и сказал:       — Тебя я тоже знаю.       — Конечно.       Иногда такое случалось: души чувствовали что-то близкое и знакомое в нем, когда оказывались в лавке. Магия струилась не только внутри чайной, но и снаружи, пусть там навеки были вечная мгла и мерзлота. И эта же магия притягивала ушедших из мира живых, направляя души прямо к нему. Поэтому Сяо Чжань нисколько не удивился, когда старик рассказал ему об этом.       Он рассказывал еще о многом: о своей жизни, длинной и счастливой; о детях и внуках, что окружали его в последние часы; о любви, которую потерял, но никогда не забывал. Сяо Чжань слушал, изредка кивая, а старик все говорил и говорил.       Когда в заварнике закончился напиток, Сяо Чжань не стал его торопить. Старик рассматривал лавку, то и дело останавливая свой взор на берестяном паруснике, и что-то в его взгляде до странного было знакомым.       — Очень красиво, — сказал он. Сяо Чжань согласился с ним. — Откуда он у вас?       — Не знаю, — честно ответил он старику. — Когда я пришел, он уже был тут.       — Могу я посмотреть поближе?       Обычно Сяо Чжань не позволял такого — души должны были уходить вовремя, не задерживаясь ни минуты больше. Но тоска, с которой старик смотрел на парусник, передалась вдруг и Сяо Чжаню. Сердце его дрогнуло, поднявшись, он взял парусник и вернулся обратно, протягивая его старику.       С трепетом и робостью, обычно с которыми берут младенцев на руки, боясь причинить боль, тот погладил сморщенным пальцем корпус. Затем еще раз и еще, так и не решаясь прикоснуться к парусам. Голос его звучал глухо и высоко, а по щеке скатилась слеза.       — В прошлой жизни я был принцем, — прозвучало тихо и едва различимо. Сяо Чжаню пришлось напрячь слух, чтобы расслышать хотя бы слово. — У меня с детства был точно такой же парусник — старший брат подарил мне его, — с каждым произнесенным словом слезы лишь сильнее текли, никак не желая останавливаться. — Я очень любил брата и думал, что между нами никто никогда не сможет встать. Он будет править, а я — буду рядом, — он замолчал на минуту, а потом, собравшись и отставив парусник на столешницу, закончил: — Я был глуп. В молодости все мы не отличаемся умом, верно?       Он сказал это так беспечно, так легко, словно ничего не случилось, и рыдания не сотрясали его дряхлое тело несколько секунд назад. Сяо Чжань прокашлялся и сказал:       — В этом нет ничего плохого, — и старик с ним согласился. — Мы не можем знать все наперед.       — Но мы должны быть готовы, — задумчиво ответили Сяо Чжаню. — Что ж, — старик поднялся, — мне пора.       — Надеюсь, следующая жизнь будет лучше, — Сяо Чжань грустно улыбнулся.       Старик рассмеялся, тихо и по-доброму. Кашлянул, утер руки о штанину и пошел к двери. Обернувшись, он произнес:       — Ты так и не спросил меня, — начал он. Ответа так и не дождался, продолжив: — Я знаю тебя, потому что ты — тот красивый юноша, который дал мне конфету в прошлый раз.       А потом за ним закрылась дверь, и Сяо Чжань потерял всякую возможность расспросить его. Незнакомое, странно-приятное чувство опять разлилось внутри, заставляя его нахмуриться.       Отчего-то Сяо Чжаню показалось, что его сердце на мгновение забилось, а потом в нем появилась трещина. И эта трещина болела.       

****

      Трещина в стене пряталась за плющом. Неровная, грубая, она бросалась в глаза Сяо Чжаню всякий раз, когда он проходил мимо. С ней что-то было не так, но вот что — понять все никак не получалось.       — На что ты смотришь?       Сяо Чжань обернулся. Лепестки цветущих яблонь осыпались от легкого дуновения ветра, подошедший к нему юноша поймал один и поднес к лицу. Он улыбался, глядя на Сяо Чжаня из-под опущенных ресниц.       — Ваше Высочество, — тот поклонился.       — Я же говорил тебе не называть меня так.       Сяо Чжань покачал головой. Послышался шорох одежд, а затем его заставили поднять голову. Губ коснулись чужие губы, нежные и мягкие. Поцелуй вышел легким и немного игривым, как лучик полуденного солнца, запутавшийся в пойманной улыбке на желанных губах.       — Ваше Высочество, — когда все прекратилось, Сяо Чжань попытался добавить в свой голос строгости, на что ему в ответ рассмеялись. Он нахмурился. — Ибо!       — Ты обещал, — настойчиво звучал голос. — Мы же одни.       Это была правда: мало кто знал об этом уголке императорского сада, где проходили их встречи. Короткие, всегда короткие настолько, что при очередном расставании у Сяо Чжаня болело сердце. Совсем как стена, оно шло трещинами и точно также пряталось за плющом-броней.       — Я скучал, мой генерал, — прошептал ему Ибо, приближая лицо до тех пор, пока их дыхание не смешалось. — Когда ты вернулся?       — Утром, — на лице Ибо появилась грусть. Сяо Чжань по-доброму улыбнулся, обнимая его крепче.       — Что ты видел в этот раз?       Но прежде, чем Сяо Чжань смог ответить на вопрос, поднялся ветер, всколыхнувший опавшие лепестки вокруг, подняв розово-снежный столп. Сяо Чжань смахнул парочку со своего лица, а потом — проснулся.       Вновь оказавшись в лавке, он вздохнул. Виденье-сон растворилось и разлетелось вдребезги, стоило магии чайной окутать его знакомым теплом, и после осталась лишь жгучая тоска, от которой внутри все сжалось.       Что это был за сон? Настоящий или выдуманный самим Сяо Чжанем из-за той странной души и возникшего чувства утраты?       У него было столько вопросов и времени, чтобы обдумать ответ на каждый из них, но стоило только начать, как тут же зазвучал колокольчик и нужно было приступать к работе. Лавка словно не хотела давать ему передышки. Ее магия искрилась и струилась мощными волнами, тревожа временное озеро вокруг и заставляя Сяо Чжаня забыть обо всем, кроме работы. И постепенно в памяти Сяо Чжаня все эти вопросы стали блеклым пятном.       

****

      — Ты знаешь об одной очень интересной примете? — спросили Сяо Чжаня, как только дверной колокольчик перестал звенеть.       Спросили знакомым голосом, и ему пришлось отвлечься от чтения, чтобы увидеть обладателя.       «Ну конечно, — подумал Сяо Чжань, — кто же еще мог задать такой вопрос?»       Свет в лавке замигал, когда Ван Ибо, отряхнув с плаща снежинки, прошел внутрь. Шаги его были тихие, быстрые, Сяо Чжань успел только захлопнуть книгу, заложив закладкой на нужной странице, а Ван Ибо уже сидел напротив него и улыбался своей широкой и обезоруживающей улыбкой.       Он пришел в очередной раз. Правда, Сяо Чжань не всегда мог узнать его сразу: когда Ван Ибо пришел к нему женщиной, Сяо Чжань до самого последнего момента не мог понять, кто перед ним, и только сам Ибо раскрыл себя, потребовав от Сяо Чжаня, чтобы тот назвал свое имя. Сяо Чжань назвал, но тогда перед ним была уже не женщина, а совершенно другой человек. Только душа у него была все та же.       — И какой же?       Ван Ибо наклонился ближе, поманив Сяо Чжаня пальцем. Тот, раздраженно вздохнув, подался вперед и опустил голову, чтобы услышать:       — Тот, кто с тобой встретит первый снег, станет твоей судьбой.       В груди заболело — там, где должно биться сердце, живое и горячее. Трещина увеличилась тоже, и Сяо Чжань с трудом спросил:       — Кто рассказал тебе об этом?       — Не помню, — Ибо с любопытством поглядел на книгу в руках Сяо Чжаня. — Просто вспомнил, как только оказался здесь. А что, ты знаешь, кто мог придумать такое?       Сяо Чжань не знал. Только чувствовал, что от озвученных слов мимо него будто бы прошел целый мир. Кончился и начался заново, даруя ему множество воспоминаний-видений, позабытых Сяо Чжанем из-за какой-то глупости. Из-за магии лавки — теперь он знал это.       Сяо Чжань уже слышал эти слова. Не в этой, застывшей в одном миге жизни, а в той, далекой и позабытой. Той самой, за которую ему нужно было простить. Но — кого?..       Он вдруг вспомнил, что был вечер и ветра бесновались, пригибая тонкие стволы деревьев к земле. Одежды его были мокры от дождя, прошедшего совсем недавно, пальцы чуть подрагивали от холода, и стоило бы зайти внутрь, но он не смел. Ему не было позволено входить в эти покои, так что все, что он мог — держать точно такую же дрожащую от холода руку и шептать, согревая своим дыханием бледные губы.       — Мы не должны, — но вместо того, чтобы отстраниться, он притягивал к себе ближе и ближе, касаясь чужих губ своими. Веки юноши в его объятьях были сомкнуты, густые ресницы дрожали, роняя на щеки капли прошедшего дождя, а Сяо Чжань все шептал и шептал, не в силах остановить себя. — Вернись к себе, здесь слишком холодно.       — Хорошо, — согласился с ним юноша, а потом отступил. — Этого вы хотите?       Он дрожал, щеки его раскраснелись, одежды были смяты. Сяо Чжань подозревал, что со стороны он выглядит так же или еще хуже — запретное желание брало над ним верх, глаза его принца, его Ибо, были обрывом, темным и влекущим. Сяо Чжань стоял на краю и почти готов был упасть. Требовалось всего лишь слово или же взгляд — хоть что-нибудь — чтобы принять решение.       Его принц опустил глаза и слабо выдохнул. Настолько тихо, но Сяо Чжаню все равно слышалось иное — оглушительный рев грозы, сотрясающей небеса, обрушился на него, стоило собственному имени сорваться с чужих губ.       — Нет, — он сделал шаг вперед, отвечая честно. Ибо отступил, дверь его комнат открылась, заманивая внутрь долгожданным теплом. — Не этого.       И он прыгнул вниз, подняв руки и обхватив ладонями лицо своего принца. Своего Ибо. Сяо Чжань прикоснулся к его губам, и дверь за ними захлопнулась, скрывая от лишних глаз — принц утянул его за собой, целуя с отчаянием и безрассудностью юного сердца.       Хлопок этот был громким, ощутимым. Сяо Чжань моргнул и услышал:       — Ты чего? — Ибо склонил голову набок и протянул руку. Утер большим пальцем щеку, стирая крохотную слезу, и вновь спросил: — Почему ты плачешь? Это из-за того, что я сказал?       Ерунда какая-то, не мог же он плакать по-настоящему. Не мог ведь?..       Вокруг все вновь было по-прежнему — лавка, приготовленный напиток и сидящая напротив душа. Никакого дворца и покоев принца, жарких переплетений тел и поцелуев, лишающих рассудка. Только он и Ван Ибо, чье лицо и имя было в памяти Сяо Чжаня клеймом.       «Нет», — хотелось ответить честно, но Сяо Чжань не мог. То странное, болезненное чувство вернулось, и магия лавки отзывалась на него снова и снова, подняв вокруг них маленький вихрь.       Нужно было успокоиться.       Только вот спокойствие не приходило. Ван Ибо делал с ним что-то, что-то глубокое, неправильное и ужасное, заставляя Сяо Чжаня чувствовать, вспоминать, знать то, о чем он знать не хотел.       Это было?..       — Чжань-гэ, — Ибо взял его за руки и сжал. Они дрожали, и Ибо сделал это снова, погладив подушечками пальцев его запястья. — Прости меня.       Ибо печально улыбнулся, потянулся к пиале и дал ее Сяо Чжаню. Машинально приняв, тот поднес ее ко рту и почти сделал глоток, когда заметил знакомый зеленый цвет. Ужаснувшись, Сяо Чжань отшвырнул от себя чашку и крикнул:       — Ты с ума сошел?!       Тишина между ними обрушилась ревом магии, воплотившейся в зверя. Она дрожала и искрила вокруг них, подняв в воздух утварь и мебель, Сяо Чжань дышал часто-часто, ощущая бездну внутри. Гнев клокотал в нем и требовал выхода колкими словами.       — Это же просто чай! — Ибо поднялся, сжимая кулаки. На его лице отразились непонимание и обида, и это отчего-то разозлило Сяо Чжаня еще больше.       — Для тебя! Для меня это совсем иное!       Ему нужно было рассказать обо всем Ибо еще раньше, когда он только впервые спросил Сяо Чжаня о том, что находится внутри заварника. Но Сяо Чжань смалодушничал и отшутился, подгоняя его завершить ритуал, и теперь все выходило из-под контроля из-за какой-то глупости.       — Тогда расскажи мне, — предложил ему Ибо таким голосом, что сердце Сяо Чжаня рванулось наружу, к нему в руки. — Расскажешь?       Он обогнул стол и встал рядом. От его присутствия Сяо Чжань ощутил, как сердце становится тяжелым и начинает биться — быстро, сильно, живо. Взгляд Ибо казался тяжелым, давил и давил, и, с трудом поборов себя, Сяо Чжань сказал то, что считал правильным в данный момент.       — Уходи, — его рука немного дрожала, когда он поднял полную напитка пиалу и протянул ее Ибо. Видя, что тот не двигается с места, Сяо Чжань повторил уже настойчивее, сжав пальцами чашу до побелевших костяшек. — Уходи, ты задерживаешь других.       — Мы не закончили, — приняв напиток, Ибо залпом осушил пиалу. Сяо Чжань отвернулся, не желая видеть его лицо. — Я еще вернусь.       После ухода Ван Ибо лавка успокоилась, вновь становясь ручной кошкой, требующей внимания от хозяина: она извивалась легкими потоками вокруг Сяо Чжаня и просила ласки. Бесполезное занятие, ведь Сяо Чжань не слышал и не замечал ее, вновь окунувшись в виденье-сон, где существовал лишь его принц, улыбающийся ему с нежностью и тихо шепчущий его имя, пока снежинки первого снега путались в его волосах.       

****

      — Знаешь, — сказал его принц, держа Сяо Чжаня за руку. Они смотрели на звезды и дышали морозным воздухом, наслаждаясь друг другом. — С кем ты встретишь первый снег, тот станет твоей судьбой. Так что же, — он развернулся к нему лицом и спросил чуть игриво, — мой генерал — моя судьба?       Сяо Чжань ответил ему поцелуем.       

****

      Порой Сяо Чжаню казалось, что теперь все будет по-другому: из-за воспоминаний, из-за того, что он чувствовал, проживая свою позабытую в горе жизнь, и видел перед собой лицо человека, которого подвел. Но все было по-прежнему: души приходили и уходили, рассказывали ему свои истории или же просто молчали, согревая бледные и замерзшие пальцы напитком, сожалели и раскаивались грешники, получая свою порцию правды. Работа продолжалась, но теперь Сяо Чжаню было труднее — он знал, почему находится в лавке и что ему нужно сделать, чтобы навечно покинуть ее.       Хотел ли он этого? Достоин ли он был получить прощение, свою правду или же забвение, зная теперь о том, что самый страшный его грех посещает чайную лавку душ раз за разом, совершенно не подозревая, кто перед ним? Можно ли простить себе обман, с которым он встречает Ван Ибо на пороге и провожает в другой путь?       На все эти вопросы у Сяо Чжаня был только один ответ: «Нет».       Ван Ибо продолжал приходить. Словно между ними не было того ужасного эпизода, заставившего время пойти по-иному. Ибо просто приходил, улыбался по-мальчишечьи счастливо и открыто, и свет его глаз наполнял лавку своим, особым, теплом, расставаться с которым Сяо Чжаню не хотелось.       Эгоистично с его стороны, Сяо Чжань признавал за собой эту слабость, ведь ему нравилось внимание Ибо, которое тот оказывал ему своими посещениями. Отпустить его было бы правильным решением, ведь он заслуживает быть с кем-то, кто намного лучше Сяо Чжаня; любить его, шутить с ним, жить, не зная предательства или невзаимности.       И Сяо Чжаню удалось бы перебороть свои желания, если бы Ибо хотя бы немного, но изменил свое поведение. Вместо этого он дарил тепло и освещал чайную лавку, как солнце дарит новый день, совсем позабыв о грубости.       — Не думай, что я все забыл, — сказал тогда ему Ибо, переступив порог и привычно снимая накидку. — Если ты не хочешь разговаривать об этом, ничего страшного — поговорим о другом. Просто больше… — он замялся, — не нужно прогонять меня, хорошо? Не люблю быть один.       Сяо Чжань прищурился, рассматривая его ладную фигуру в свете горящих ламп, и сказал: «Хорошо». Ибо подошел ближе, усаживаясь привычно напротив, и они тогда действительно говорили. Точнее, Ибо говорил — рассказывал о жизни, которую в этот раз удалось прожить, о чувствах, что испытал, и о людях, которых знал. Сяо Чжань уже был наслышан о его воплощениях: Ибо был то торговцем, простым бедняком, то знатным юношей, чье богатство не знало границ, то простым путником; старым или же молодым, но он входил в лавку Сяо Чжаня, озаряя ее немного своей добротой, и в те мгновения тот забывал о боли, терзающей нутро день за днем.       Они были просто Ван Ибо и Сяо Чжанем — душами, которые могли быть друг у друга без всяких ярлыков; теми, кем и должны были стать еще в самой первой своей жизни.       Жаль, что все сложилось именно так.       

****

      Спустя время Сяо Чжань понял, что на Ван Ибо приятно смотреть. Маленькое аккуратное лицо, припухшие губы и густые, длинные-длинные ресницы, отбрасывающие тени на его скулы.       Когда Сяо Чжань смотрел на него, в памяти все время всплывали маленькие кораблики воспоминаний: вот он улыбается, смеясь какой-то услышанной небылице, вот — серьезно смотрит в ответ на обидчика, а вот, когда вокруг них лишь густая и непроглядная тьма, жмется к боку Сяо Чжаня, обдавая его щеки жарким дыханием, отчего по телу проходит приятная дрожь.       Последний кораблик был самым четким. Сяо Чжань видел их со стороны — себя и Ван Ибо. Лодка мерно покачивалась на волнах, ветер разрывал тишину шепотом деревьев, и Ван Ибо держал его за руку, что-то горячечно говоря.       Воспоминание было о чем-то важном, о чем-то большом и светлом, волнующем, но Сяо Чжань сколько бы ни пытался потом вернуть его, оставшись наедине, ничего не получалось: кораблик оказывался слишком хрупким и тонул в течении времени.       — Сяо Чжань, — позвал Ван Ибо его по имени.       Очнувшись от мыслей, Сяо Чжань поднял голову и улыбнулся.       — Да?       — Почему мы вечно прощаемся? — печаль коснулась чужих глаз. Ибо крутил пиалу в руках, расплескивая чай по столу, а потом, будто устав, он отставил ее в сторону и прочертил пальцем узор. — Мы же не должны прощаться.       Ибо посмотрел на него с вызовом. Как будто это была вина Сяо Чжаня, что они видятся таким вот образом. Отчасти, может быть, он был прав — на Сяо Чжане действительно лежала вина за ту их жизнь, когда они были друг у друга. Другая же часть говорила, что если бы у него был шанс все исправить, он исправил бы непременно, не задумываясь.       — Ибо.       Сяо Чжань накрыл его руку своей. Возможно, он пожалеет об этом позже, но сейчас все его существо хотело, чтобы миг, когда Ибо находился в его лавке, продлился чуть дольше, чем отведенные минуты. Даже часа было недостаточно, дня или недели — вечность, вот чего требовалось Сяо Чжаню, чтобы чувствовать себя в порядке.       — Хочешь, сыграем в одну игру? — предложил он, надеясь, что голос не дрожит. Ибо склонил голову к плечу, в его глазах загорелась робкая надежда, и Сяо Чжань увереннее, сжав ладонь Ибо своей, договорил: — Если ты не умеешь, я научу.       — Хочу, — просто ответил Ибо. Улыбка на его губах была похожа на солнце, растопившее снежные комья снаружи и впустившее в лавку тепло.       Сяо Чжань стремительно поднялся. Молниеносно даже, как будто Ибо мог в любой момент передумать и отказать, он подошел к полке и взял коробочку. Поставив ее на стол, он снял крышку и высыпал деревянные палочки разного размера и формы.       — А я не помешаю?       — Нет, — он принялся раскладывать палочки в каком-то ему одному известном порядке. Ибо смотрел с интересом, чуть подавшись вперед от нетерпения, и тепло в груди Сяо Чжаня разрасталось слишком быстро, словно солнце обжигало своими лучами. — Души приходят ко мне постоянно, я не знаю, когда это произойдет, — объяснял он, не прерываясь. — Они могут приходить вдвоем, но чаще — поодиночке, и моя работа — дать им испить напитка. Это никогда не занимает много времени.       Пожевав губу и чуть сощурившись, Ибо спросил:       — Только не со мной?       — Эй, — Сяо Чжань хитро на него посмотрел. — На что ты намекаешь?       Ибо широко улыбнулся и вместо ответа взял одну из палочек. Повертел в руке, рассмотрел поближе, потом положил обратно, когда Сяо Чжань начал объяснять правила.       Это была простая детская игра, но сильно любимая Сяо Чжанем. Суть заключалась в том, чтобы из палочек разной длины и формы составлять иероглифы, а из них потом — слова. Ибо спросил его, почему именно эта игра, но Сяо Чжань не мог ответить на его вопрос со всей честностью, поэтому он лишь пожал плечами:       — Это интересно. И время так течет немного иначе, — он не врал. Глядя на него, Ибо кивнул и попытался составить иероглиф. Сяо Чжань залюбовался его сосредоточенным лицом, а потом приступил и сам. — Какое слово хочешь составить?       — Разве это честно? — Ибо от усердия высунул кончик языка и обвел нижнюю губу, а потом и вовсе прикусил ее, усиленно думая. — Тогда я не смогу победить Чжань-гэ, если расскажу ему. Разве смысл не в победе?       — И в ней тоже, — когда Ибо поднял взгляд, Сяо Чжань щелкнул его по носу. — Но нам должно быть весело.       — Что веселого в том, чтобы составлять скучные слова?       — А почему нет? Проигравший выполняет любое желание победителя. Ну же, Ван Ибо, — Сяо Чжань наклонился к нему и поддразнил, спросив: — Сколько слов ты знаешь?       Ибо задумался. Почесал голову, пожевал нижнюю губу, а потом решительно сообщил:       — Я умный, — в его глазах появились хитрые искорки. Ухмыльнувшись, Ибо подбросил палочку в руках и заверил: — Чжань-гэ еще удивится.       Почему-то глядя в эти глаза, полные озорного тепла, Сяо Чжань не сомневался в его словах. В конце концов, его принц всегда таким был — честным, открытым, готовым побеждать.       Когда они закончили играть, Ван Ибо выдал ему всего одно слово, несмотря на обещания показать мастерство и ум. Сяо Чжань смотрел на знакомый до боли в груди иероглиф, чувствуя, как мир снова останавливается и переворачивается.       — Ну как? — спросил Ибо, и голос его дрожал от нетерпения. — Я справился?       Сяо Чжань едва смог оторвать взгляда от дощечек, а Ибо уже собрал их в кучу и принялся убирать в коробку.       «Верни», — захотелось ему сказать, даже прокричать, чтобы вновь убедиться, что зрение не подвело его, и на столе действительно было собрано самое страшное слово в мире Сяо Чжаня.       — Да, — спустя время ответил он, не узнавая своего голоса. Ибо радостно засиял, и от его реакции начавшая вдруг зарастать трещина в сердце Сяо Чжаня пошла по новой. — Ты молодец.       Ибо ушел спустя несколько догоревших свечей. Сяо Чжань попрощался с ним кивком головы, не в силах ни подняться, ни что-либо произнести: перед его глазами еще долго стояло такое маленькое, но такое сильное слово «Любовь».

****

      — Когда меня не станет, оставайся собой, — однажды сказал ему Пятый Принц. — Мир не остановится от одной смерти, и людям еще нужна будет правда. Старший брат взойдет на престол, будет править нашей прекрасной страной, и ему нужны будут союзники. Стань его мечом и щитом — мы все станем его щитом и мечом, ведь таков наш долг.       — Ваш брат любит вас, Ваше Высочество, — от чужих слов сердце дрогнуло, и Сяо Чжань почувствовал, что еще немного и оно может взорваться только от мысли, что смерть заберет к себе того, кого не должна. — Он не станет совершать такой грех.       — Разве? — спросили в ответ, щурясь в вечернем солнце. Уже настало лето, и вечер был ясным, но недостаточно теплым, как могло показаться.       Сяо Чжань подошел ближе, и Принц взял его за руку, рассматривая огрубевшую ладонь. Его кожа была светлее, нежнее; он сам был словно тончайший шелк — настолько приятно было касаться его.       Они постояли так еще недолго. Слушали цикад и шепот ветра, вновь запутавшегося в волосах Принца. Сяо Чжань поймал прядь, накрутил ее на палец и аккуратно потянул. Принц фыркнул.       — Но все равно, — вновь начал Принц, — когда-нибудь меня не станет, как не станет моих братьев и сестер. И когда это случится, я хочу, чтобы ты был верен себе.       И в этот миг он улыбнулся. Солнце ласково прошлось по его щеке, оставляя поцелуи, и, завороженный этим моментом, Сяо Чжань тоже поцеловал Принца.       

****

      А потом Ибо стал спрашивать его:       — Чжань-гэ, ты когда-нибудь пробовал напиток? — и тут же, помня о том, что случилось в прошлый раз, когда речь зашла об этом, Ибо поспешил заверить: — Если не хочешь отвечать — не надо. Все в порядке, я пойму, правда, — он вытянул ноги и неловко убрал прядь волос за ухо, явно смутившись. — Я просто подумал…       — Нет, — тихо ответил он, перебивая. Ибо посмотрел на него, и Сяо Чжань сказал уже громче: — Нет, не пробовал.       — Почему?       — Не было необходимости. Я доволен своей жизнью тут.       Если Ибо ему и не поверил, то никак не подал виду. Он только и сказал: «Хорошо» и тут же потянулся к книге, лежащей на столе рядом с чайным набором.       — Ты всегда читаешь, когда я прихожу, — заметил он, рассматривая обложку. Сяо Чжань пододвинул к нему книгу, и Ибо в нерешительности замер, смотря на него своими темными глазами. — Можно?       — Это грустная история, — признался Сяо Чжань. — Уверен, что хочешь знать ее?       Ибо неопределенно повел плечами. На его губах вдруг появилась немного печальная и одновременно горькая улыбка; потрогав книгу кончиками пальцев, он отодвинул ее в сторону.       — Может быть, в другой раз, — и Сяо Чжань с ним согласился. — Когда нам не о чем будет поговорить, ты расскажешь мне ее.       Дальше — они молчали. Ибо расхаживал по лавке и рассматривал утварь, прикасаясь к каждому предмету с легким восхищенным вздохом, будто бы никогда еще ни разу не видел подобных вещей. Это было забавно, учитывая, что их в лавке Сяо Чжаня было не так уж много.       — Чжань-гэ, — вдруг тихо позвал его Ибо. Сяо Чжань поднял на него взгляд, и Ибо решительно на него посмотрел. — Я вспомнил, — сказал он. — В одной из прошлых жизней я был принцем.       От этих слов тоска сковала сердце Сяо Чжаня ледяными шипами. Ему показалось, что он уже слышал эти слова. Неужели Ибо?..       Думать он не стал — слишком опасно. Но внутри задрожало и затряслось то чувство спокойствия и прощения, которое Сяо Чжань позволил себе, пока Ибо был с ним. Он прекрасно знал, что рано или поздно это случится, но не был готов все равно — вряд ли можно подготовиться к тому, как из-под ног исчезнет опора, и ты провалишься в черную бездну.       Сяо Чжань не был готов.       — Да? — глухо звучал его голос. Ладони, обхватывающие заварник, стали холодными. — И как ты узнал?       Ибо слегка нахмурил брови, задумавшись на мгновение.       — Я узнал вот это, — он указал пальцем куда-то Сяо Чжаню за спину. Не нужно было оборачиваться, чтобы узнать, на что именно тот указывал. Сяо Чжань сжал губы и с шумом выдохнул, когда Ибо обогнул стол и подошел к полке. Вернувшись, он поставил перед Сяо Чжанем берестяной парусник и сказал: — Старший брат подарил мне его на мое пятилетие. Это была моя любимая игрушка. Откуда она у тебя?       — Я оказался в лавке, держа ее в руках, — спустя мучительные мгновения признался Сяо Чжань и прикрыл глаза. Ибо рвано выдохнул, а Сяо Чжань продолжил: — Это все, что осталось у меня от прошлой жизни, которую я забыл.       Пока Ибо обдумывал его слова, в памяти Сяо Чжаня вдруг всплыл тот самый миг, когда дверь лавки знакомо открылась и впустила Сяо Чжаня внутрь. Наставник пригласил его войти, и он, потерянный и совершенно не помнящий, как оказался в подобном месте, переступил порог, сжимая в руках корпус парусника. Его пальцы дрожали, Сяо Чжань сам дрожал, оглядываясь по сторонам: незнакомое место не пугало, внутри была пустота, и все, чего желала его душа — исчезнуть, растворившись во времени.       Когда наставник усадил его за стол и рассказал, что случилось, Сяо Чжаня это нисколько не испугало. Он только спросил: «Почему я жив?», и вместо ответа на этот вопрос ему досталась лавка и набор для отвара, а сам наставник исчез, скрывшись за дальней дверью.       Воспоминание рассыпалось со временем, превратившись в неясную тень, нависшую над Сяо Чжанем. Лавка спрятала его в самый дальний свой уголок, оберегая, и за это Сяо Чжань не мог ее винить — она нашла нового хозяина и хотела спасти его. Только вот все равно не вышло — Судьба не отпустила Сяо Чжаня, даровав ему душу, в смерти которой он был виноват.       — Значит, — задумчиво протянул Ибо, — мы были раньше знакомы?       Сяо Чжань и смог только что кивнуть.       — Это замечательно! — ему никак не удалось скрыть радость. — Значит, ты был когда-то человеком!       — Это все, что тебя волнует?       — Да, — честно признался Ибо. — Потому что тогда ты тоже можешь попробовать, разве нет?       Что на это отвечать, Сяо Чжань понятия не имел.

****

      Уже ночью, после ухода Ибо, когда в лавке погас свет и магия свернулась вокруг него мурчащей кошкой, Сяо Чжань лежал на кушетке и рассматривал так и оставшийся стоять на столе берестяной парусник.       Он помнил, когда увидел его. Принц спустился к реке вместе со своими братьями, они смеялись и шутили, а Сяо Чжань следовал за ними тенью, выполняя свои обязанности командира тайной охраны.       Счастливое, спокойное время без боли и ужасных решений.       Парусник в руках Пятого Принца привлек его внимание одним из первых. Если бы Сяо Чжаня кто-нибудь когда-нибудь спросил, в какой именно момент его сердце раскрылось и в нем поселилась любовь к Пятому Принцу Ван Ибо, то он назвал бы именно это событие.       Над головой шумел лес, Сяо Чжань обводил периметр взглядом, наткнувшись на широкую улыбку и услышав громкий, похожий на лающий смех Его Высочества. Сердце его в тот миг тяжело забилось, готовое выпорхнуть безвольным мотыльком на свет, и все существо бравого и равнодушного генерала вдруг растаяло, словно снег под весенним солнцем. Сяо Чжань и сам не думал, что может испытывать что-то такое, но оказалось, чужая улыбка и счастье в ясных глазах способны совершить самое настоящее волшебство.       Уже после, намного после этого момента, Сяо Чжань поймет, что у него никогда не было и шанса устоять перед Его Высочеством: все, что оказывалось у них на пути, у него, Сяо Чжаня, на пути, вело именно к этому — тому, чтобы они были вместе. Независимо от того, насколько ужасные и печальные события произошли между ними, сколько бы боли они ни причинили друг другу, сколько бы слов ни собрали из дощечек-деревяшек, играя в детскую игру, Сяо Чжань никогда не сможет забыть любовь к своему принцу.       Это воспоминание-знание пришло к нему совсем недавно, еще до прихода Ибо в очередной раз. И причинило невыносимую боль — Сяо Чжань забыл.       — Не вини себя, — услышал он вдруг знакомый голос. Повернул голову и задышал чаще, видя перед собой бледное лицо Пятого Принца и грустную улыбку на его лице. Сяо Чжань хотел возразить, но Принц опередил его: — Они придут за мной, рано или поздно, но придут. И тебе лучше согласиться.       — Не трать силы, — только и сказал Сяо Чжань, голос его прозвучал сердито и зло. Принц притянул его к себе ближе, погладил по щеке и снова повторил свои слова. Сяо Чжань не желал их слушать. — Перестань, Ибо, — слова давались с трудом, — перестань, прошу тебя.       Вокруг них расстилался смешанный лес из вечнозеленых хвойных и начавших осыпаться к зиме лиственных деревьев. Ветер путался в их волосах, тревожа уложенные пряди, Ибо замерзал в его руках — они оба замерзли, — но всем своим существом Сяо Чжань желал отдать свое тепло умирающему человеку.       Утерев кровавую дорожку с уголка губ, он лишь сильнее закутал Ибо в походный плащ и свободной рукой потревожил угли в костре, подкидывая дров, чтобы пламя стало ярче. Никто из них не думал о том, что костер мог привлечь ненужное внимание.       — Эй, Чжань-гэ, — позвал его Ибо. С каждым часом жизнь покидала его тело, противоядие не действовало, и Сяо Чжань страшился того момента, когда Ибо больше не сможет произнести его имя или же сказать чуть насмешливым тоном свое любимое: «Мой генерал».       Сжав его руку, он прикоснулся губами к холодному лбу и тихо ответил: « Я здесь».       — Пообещай мне, — попросили его, — что не будешь грустить. Тебе не идет, ты становишься похожим на Генерала Грусть, а не Генерала Сяо, которого боится вся страна.       В груди больно кольнуло — даже сейчас Ибо шутил, пытаясь ободрить его. Не удержавшись, Сяо Чжань издал тихий смешок.       — Генерала Грусть? — переспросил он. — Ты лжешь! Ну-ка вставай, я покажу тебе «Генерал Грусть» я или нет!       Ибо засмеялся. В уголках губ снова появились капельки крови, костер догорал, и нужно было принести еще хвороста, если они хотели сохранить его до самого утра.       Сяо Чжань не двигался с места, не зная, наступит ли его утро, или он навечно останется в царстве ночи. Хриплое и тихое дыхание его принца говорило о том, что он все еще жив. Лежал, свернувшись словно мышонок, держа в своих пальцах одежды Сяо Чжаня, и дышал, ожидая от него ответа.       — Обещаю, — наконец сказал он. Голос подводил, в горле будто бы комом стояли слова, никак не желая выходить наружу. — Обещаю тебе.       — И не злись на брата — он ни в чем не виноват. Просто он поддался страху, — в тусклом свете костра любимые глаза блестели, словно звезды упали с небес и собрались в них. Сяо Чжань кивнул. — Пусть правит страной, как и мечтал — для этого он был рожден.       Не выдержав, он коснулся его губ. Ибо слабо пискнул, сжал пальцами его одежды сильнее и — ответил на поцелуй. Их сердца стучали так быстро и сильно — Сяо Чжань слышал, — и все нутро дрожало от переполняющей нежности. Когда поцелуй закончился, Ибо продолжил.       — Посмотри, снег идет, — ресницы задрожали, стоило белым хлопьям упасть на них. Сяо Чжань прерывисто вздохнул и прижал своего принца к себе ближе, согревая дыханием его губы. — Все же ты моя судьба, мой генерал. Люди не соврали.       Снег пошел сильнее, костер совсем погас. Ветер завывал, и теперь в нем не было ласки — лишь холод и колкость усиливающейся стихии. Он продрог каждой клеточкой своего тела, но даже это было ничто по сравнению с тем, что дыхание Пятого Принца обожгло морозом и затихло — жизнь ушла из его тела.       А на рассвете, стоило солнцу окрасить горизонт яркими красками, третий Генерал Великой Империи покончил с собой. Их тела нашли к закату.       

****

      Очнувшись от воспоминаний-снов и встречая очередную душу, Сяо Чжань вдруг подумал, что Ибо мог быть прав, и ему действительно нужно попробовать испить напитка из заварника. Может быть, правила едины для всех, и то, что сказал ему тогда наставник, окажется лишь выдумкой. Мысль терзала и не давала покоя несколько посещений, пока он не решился.       Оставшись один, Сяо Чжань поставил заварник и пиалу на стол, как делал это всегда, когда нужно было встретить душу, но прикоснуться не спешил. Волнение клубилось внутри, свет в лавке оставался ярким и мягким, а сама магия все такой же спокойной.       Это было похоже на одобрение.       Он протянул руку и обхватил заварник, наполнил чашу. На удивление рука не дрожала — волнение и вовсе затихло, стоило прикоснуться к хрупкому фарфору. Он поднес пиалу ко рту и сделал глоток. Прошла секунда, вторая, третья, но — пусто.       Сяо Чжань с силой сжал чашу, а потом отбросил ее в сторону. Та со звоном покатилась по деревянному полу, не разбившись, забрызгав его остатками напитка. Магия лавки тут же впитала его, и через мгновение не осталось и следа — даже пиала вернулась на стол и вновь привлекала внимание.       У него ничего не получилось. Испив из чаши, Сяо Чжань ничего не почувствовал: ни крепкого и терпкого вкуса травяного чая, ни прохлады воды — лишь пустота, пожирающая надежду с каждой проходящей после минутой.       Зря он все это затеял. Обнадежил сам себя, решив, что достоин лучшего? Прав был наставник, говоря о том, что просто так нельзя получить его работу, и лишь истинный грех заслуживает такого наказания.       Грех Сяо Чжаня был неизмерим.       

****

      — Ты когда-нибудь задумывался, почему там темно?       Это было первым, что спросил у него Ибо, распахнув входную дверь и привычно переступив порог его лавки. Сяо Чжань посмотрел на него и задумался: сколько уже раз он был здесь и сколько уже прошло времени с тех пор, когда Ибо приходил? Казалось, что вечность назад он еще даже не помнил о нем ни слова, а вот уже сейчас — Ибо был повсюду, заполняя собой пустоту и одиночество, так умело скрываемые Сяо Чжанем.       — Где? — он заложил страницу книги пальцем.       Ибо посмотрел на него снисходительно.       — Снаружи, — пояснил он и присел, положив локти на стол. От него привычно пахло морозом и снегом, Сяо Чжань вдохнул свежий аромат и улыбнулся, отгоняя нежеланные мысли прочь.       — Ты все равно не запомнишь.       — Но жутко любопытно же! — на его лице отразились нетерпение и неприкрытый интерес. Сяо Чжань по-доброму рассмеялся. — Чжань-гэ, — протянул Ибо и аккуратно коснулся его пальцем. Провел по ладони, и от его прикосновения Сяо Чжань почувствовал, как маленькие искорки света проникают в него и заряжают нежностью. — Ты точно не знаешь?       Сяо Чжань покачал головой: «Нет».       — Ну хорошо, — сказал он, и что-то в тоне его голоса заставило Сяо Чжаня напрячься. Ибо выглядел решительно. — Мне нужно кое-что рассказать тебе.       Вопреки своему боевому тону, Ибо робко посмотрел на него. Взгляд прожег Сяо Чжаня насквозь, оставив в нем дыру — кажется, он догадывался, что именно Ибо хотел ему сообщить.       — Однажды ко мне пришла душа женщины, — Сяо Чжань поднял руку и показал книгу, — и она дала мне это. Ты хотел узнать, о чем эта история, — Ибо кивнул, сжал кулаки и не сводил своего чистого и нежного взгляда с Сяо Чжаня. А у того от этого взгляда заканчивался мир и начинался заново, как и всегда, когда Ибо приходил в чайную и нарушал привычный покой, разрушая Сяо Чжаня без остатка. — Эта история о том, что не все в мире происходит, как мы хотим.       — Мне осталось всего два раза, Сяо Чжань, — Ибо перебил его. — И я больше не приду.       Ибо не лгал, и Сяо Чжань знал это — считал, когда от мыслей в голове было не спрятаться. Любая душа проходит сквозь круг перерождения двенадцать раз, и Ван Ибо не был исключением.       — Поэтому я хочу спросить тебя, Чжань-гэ, — Ибо сделал небольшую паузу, а потом, словно был живым, глубоко вдохнул и выдохнул. — Ты знаешь, кто я?       Тишина, возникшая между ними от простого вопроса, длилась недолго. Сяо Чжань не смог сдержать улыбки, отвечая:       — Конечно, — он удивился. — Что за вопрос?       Ибо всматривался в его лицо и с каждой секундой хмурился все больше и больше. На лбу появилась складка, он щурился, разглядывая Сяо Чжаня. Тьма в его глазах больше не влекла, наоборот, теперь она пугала и заставляла Сяо Чжаня чувствовать себя… неуютно.       Он поймал себя на мысли, что ему страшно. Глупый, давно позабытый страх сковал его сердце, когда Ибо, так и не удовлетворившись его ответом, заговорил снова:       — Ладно, — он постучал по столешнице пальцами, — спрошу по-другому: ты знаешь, как ты умер, Сяо Чжань?       В этот момент свет в лавке замерцал и пошел рябью. Магия всколыхнулась, потревоженная, и Сяо Чжань уже приготовился к привычной защите. Только вот ничего не случилось, и через мгновение все вновь стало привычным.       — Знаешь, — просто сказал Ибо, и в его тоне звучала правда.       Сяо Чжань усмехнулся: наверное, что-то отразилось на его лице, что заставило Ибо вновь задать свой вопрос. Но отвечать на него Сяо Чжань не намеревался.       — Расскажи мне, — Ибо подался вперед и с мольбой попросил. — Пожалуйста, Чжань-гэ, у меня нет времени. Пожалуйста.       Сяо Чжань прикусил нижнюю губу и отвел взгляд. Ибо напирал, требовал вновь и вновь, голосом, от которого хотелось спрятаться — столько боли он причинял. Ван Ибо имел на это полное право, но сердце Сяо Чжаня, хрупкое, словно нефрит, не желало обнажать правду.       — Что случилось в тот день? — Ибо подошел ближе. Его глаза блестели, будто ему самому было больно. Голосом, полным горечи, он повторил: — Сяо Чжань, пожалуйста.       Это несправедливо. Сяо Чжань не хотел вновь переживать самый болезненный день в своей жизни, ведь именно в тот день его сердце вырвали из груди и бросили под ноги. Он сам это сделал, не осознавая. А когда понял, оказалось слишком поздно — Ибо, его светлый, нежный, горячо любимый Ибо, был мертв.       — Я не хочу об этом говорить.       Его нужно сопроводить, закончить ритуал и больше никогда, никогда не нарушать правил. Сяо Чжань дал себе обещание, что это в последний раз, еще в прошлый его визит, но из-за слабости, из-за кораблика воспоминаний, в трюме которого были спрятаны его чувства, Сяо Чжань снова не смог устоять.       — Чжань-гэ, — Ибо грустно улыбнулся. — Просто расскажи мне.       Он дрожал, дрожал так сильно, словно вьюга снаружи пробралась в лавку и вскружила своими ветрами тепло, выгоняя его прочь. Сяо Чжань смотрел в его глаза, безвольный перед чужой решимостью, и в конце концов произнес:       — Это было давно, — он старался звучать равнодушно. Поднялся, собирая дощечки и направляясь к шкафу. Достал чайный набор, обхватил заварник ладонями, как будто пытаясь согреться его теплом. — Не стоит твоего внимания.       — Я так не думаю, — его развернули к себе. — Чжань-гэ, я хочу узнать, как ты умер.       Сяо Чжань разозлился. Внутри все кипело и жгло от этого сильного чувства, он с трудом сдерживал себя, чтобы не натворить глупостей.       — Ты забудешь тут же, стоит тебе выйти за порог.       — Но я же потом вспомню? — прошептал Ибо. Он был близко, так близко, что Сяо Чжань с легкостью мог податься чуть вперед, всего ненамного, чтобы по привычке зарыться в его волосы или же коснуться губ. — Я же особенная душа, помнишь?       «Помню», — Сяо Чжань отвернулся.       — Нет, — твердо и коротко.       — Хорошо, — спустя, кажется, вечность молчания согласился Ибо. Он сделал шаг назад, и Сяо Чжань снова мог чувствовать себя в безопасности. — Давай уже свой чай.       Остаток ритуала прошел в давящем молчании. Как Ибо вышел за дверь, Сяо Чжань не видел, предпочитая держать глаза закрытыми.

****

      Их первая совместная ночь была воплощением всего потрясающего, что Сяо Чжань мог вообразить. Долго, неутолимо, нежно и чувственно. Ибо был с ним, такой восхитительно открытый, мягкий, пленительный и неловкий одновременно, как и сам Сяо Чжань, потому что они оба из-за неловкости не совсем имели представление, что нужно делать.       Но их тела сами знали, что им необходимо: стоило Ибо вздохнуть, облизнуть свои губы или же бросить на него томный и полный вожделения взгляд, назвав при этом Сяо Чжаня по имени, как он тут же приходил в готовность ублажать и дарить ласки.       Принц был прекрасен — жадный до удовольствия, отзывчивый и смущенный; Сяо Чжань хотел его себе, всего и без остатка, украсть из Дворца и спрятать в укромном месте, чтобы никто никогда не нашел их.       — Я люблю тебя, — легко слетало признание с зацелованных губ. Сяо Чжань ловил его своими, его сердце отвечало пылко и смело, и в жаркой твердости их тел томилось удовольствие. Принц открыл свои безночные глаза, Сяо Чжань, взяв ладонями его лицо, осыпал его поцелуями, срывая с маковых пухлых губ тихие стоны и мольбы, сводящиеся к одному: — Люблю.       Сокровенное, оно было только между ними. Сяо Чжань ощущал себя не потерянным, но все еще не найденным: в пленительной тесноте их общей страсти сгорая без остатка, он целовал и целовал Ван Ибо, а тот цеплялся за его плечи, оставляя на спине следы и лишь рвано и хрипло дышал, обрушиваясь на Сяо Чжаня подобно морю — с непреодолимой силой наслаждения, и ничто не могло ее остановить.       Уже после, когда они омывали друг друга в одной купели, Сяо Чжань признался:       — Отныне мой меч принадлежит тебе, — он очертил пальцами круги на спине Ван Ибо, скользнул по ребрам, вызвав тем самым счастливый и беззаботный смех. Сказанные слова заглушились всплеском воды, смехом и короткими поцелуями, но в памяти Сяо Чжаня они отпечатались будто гравировка на доблестном оружии — на века. — Мой меч, мое сердце и душа — весь я твой, мой Принц.       — Не говори так, — его все же услышали. Темные глаза смотрели с нежностью. — Ты знаешь, что мне нельзя любить? — Ибо шутливо ударил его в плечо. — У меня слабое сердце.       — Возьми мое, — просто предложил Сяо Чжань.       Ибо, глянув на него внимательно и пристально, притянул лицо Сяо Чжаня к себе и поцеловал. Где-то между их вдохами осталось неозвученное: «Уже поздно»

****

      Время снова застыло гладью озера, разделив существование Сяо Чжаня на «до» и «после». Сам же он был где-то между, не зная, в какую сторону пойти. Каждую свою свободную минуту он думал: о Ван Ибо — о том, что тот больше не приходил, словно решив наказать Сяо Чжаня за малодушие и слабость; об упущенной возможности искупить свою вину — ему и нужно было только принять из рук Ван Ибо пиалу и сделать один-единственный глоток; о самом Ван Ибо — о его сияющих ночным небом глазах и мягких податливых губах, немного прохладных, как утренняя роса.       Души уходили и приходили, напиток в заварнике был горячим и восхитительно пахнущим, а Сяо Чжань — думал, думал и думал, не сводя глаз с книги, которую так и не смог взять в руки с тех самых пор. На столе были раскиданы деревянные дощечки-палочки, но вместо того, чтобы занять свое время этой игрой, он только и делал, что смотрел.       Сердце разрывалось от тоски. Оно уже было живое и тяжелое, настолько тяжелое, что Сяо Чжаню было невыносимо хранить его в себе — хотелось вырвать и отдать его Ван Ибо, ведь оно ему принадлежало и так.       Было невыносимо.       Настолько, что он даже не заметил, как дверь открылась и вьюга по привычке заластилась к ногам, словно воришка похищая тепло. Моргнул, отодвинул палочки в сторону, будто не хотел прерывать игру, и перед ним тут же появился чайный набор.       «Только посмотри на себя, — Сяо Чжань сжал кулак, — кто-то другой выполняет за тебя всю работу. Разве еще ниже можно упасть? Это Генерал, достойный своего Принца?»       Поднявшись, он замер посреди своей лавки, чувствуя, как на смену боли и опустошению пришло сильное желание все исправить, прогоняя потерянность и страх. Он знал, что нужно делать, и как только Ибо…       Сяо Чжань поправил себя: если Ибо придет. Потому что после случившегося не было никакой уверенности в том, что душа Ван Ибо вновь заглянет в его лавку. На самом деле ее никогда не было, но у Судьбы, видимо, имелись свои мысли на этот счет, раз Ван Ибо оказывался внутри чайного домика каждую из своих последующих жизней.       Но теперь все было иначе, и это тяжелое «если» разбилось осторожным покашливанием, привлекая внимание Сяо Чжаня. Он поднял голову, наконец посмотрев на вошедшего.       — Там снова холодно, — Ибо неловко пожал плечами. — Я и забыл.       Их глаза встретились. На лице Ибо не было ни намека на радость встречи, но стоило Сяо Чжаню посмотреть на него и проговорить тихое: «Здравствуй», как Ибо улыбнулся и сделал шаг вперед. И только тогда Сяо Чжань заметил, что он стоял на пороге чуть дольше, чем обычно, как будто растерянный и не знающий, что ему делать.       Между ними натянулась нить неловкости, оплетая плотными оковами запястье каждого. Они жгли фантомной болью, останавливая от ужасных слов, после которых ничего уже нельзя будет изменить. В этот краткий, но очень важный момент Сяо Чжань понял, что готов вновь умереть, сгореть за искреннюю и радостную улыбку своего Принца, своего Ван Ибо.       — Ты все время спрашивал меня, почему ты помнишь свои прошлые посещения, — первым начал Сяо Чжань, разрушая тишину вокруг. Ибо кивнул: он и правда задавал этот вопрос, оказываясь в лавке каждый раз. Но Сяо Чжань никогда, никогда не отвечал на него честно. — Дело в том, что я не знаю.       — Должна же быть причина, — Ибо сел напротив и положил руки поверх столешницы.       — Это не может быть случайностью.       — Ты знаешь, кто я?       — Теперь ты готов об этом поговорить? — спросил Ибо, и Сяо Чжань услышал горечь в его словах. — Думаешь, я…       Прикрыв глаза, Сяо Чжань приготовился к обвинениям и недовольству, но вместо этого Ибо издал какой-то непонятный глухой звук, а потом затих. Когда Сяо Чжань открыл глаза, то увидел, что Ибо больше не смотрит на него — отвернулся, поджав губы. При этом его лицо выглядело настолько мило, что, не удержавшись, Сяо Чжань приподнялся и коснулся пальцем надутой щеки.       Ибо не шелохнулся.       — Ван Ибо, — начал признание он, — мое имя Сяо Чжань. Я был третьим Генералом Великой Империи, служивший верой и правдой своему монарху. Не перебивай, пожалуйста, — попросил он, видя, что Ибо готов что-то сказать. — Однажды, когда я возвращался во Дворец, на меня с неба упал юноша.       Ибо хмыкнул, наконец повернув к нему голову. Сяо Чжань смело смотрел встретился с его глазами, и тот день отчетливо мелькнул у него перед глазами ярким воспоминанием. Он снова испытал то прекрасное и восхитительное чувство легкости и нежности.       — Он утверждал, что во всем виноват я — нечего было стоять там, куда он намеревался прыгнуть. Сам не понимаю, почему позволил ему дерзить себе: чувствовал, наверное, что это не последняя наша встреча. И оказался прав.       — Вы подружились?       — Если можно так сказать. Сначала я считал, что это неправильно: этот юноша оказался Пятым Принцем Империи, которую я поклялся защищать, и наши миры никогда не должны были пересечься. Мы слишком разные, думал я, — Сяо Чжань пожал плечами и по-доброму рассмеялся: — Это была моя вторая ошибка.       — А какая же первая?       Сяо Чжань замялся на мгновение. Подумав, он все же ответил:       — Я обещал ему, что не поддамся печали, когда он умрет.       Ибо замер. Его глаза распахнулись, рот приоткрылся, он сжал кулак и разжал тут же, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями. Впервые с того дня, как его жизнь превратилась в нескончаемый кошмар, появилась надежда, что все получится. Ибо был прав с самого начала: ему нужно было только попробовать.       — Почему он умер?       Прежде, чем ответить, Сяо Чжань бросил короткий взгляд на лежащую в окружении, словно в защите, деревянных дощечек-палочек книгу. Взял ее в руки, повертел, рассматривая стертую обложку, а потом — отдал Ван Ибо.       — Открой, — только и сказал Сяо Чжань. — А потом я отвечу на твой вопрос.       — Ты уверен?       — Как никогда прежде. Это следовало сделать давно, еще в тот момент, когда ты впервые про нее спросил. Ибо грустно улыбнулся. Он раскрыл книгу, и Сяо Чжань позволил ему пролистать страницы и загнуть уголки. Закончив, Ибо прижал ее к своей груди.       — Ты был прав, — согласился он, — это очень грустная история.       — Мой Принц умер у меня на руках, взяв с меня обещание не печалиться. «Ты похож на Генерала Грусть» — сказал он тогда, и я не поверил ему, но посмотри, где я? — Сяо Чжань обвел взглядом лавку, и Ибо издал смешок, покачав головой.       Он еще никогда не пробовал говорить о произошедшем вслух. Ван Ибо слушал и не перебивал, пальцы его до побеления сжали книгу, будто бы Сяо Чжань говорил нечто ужасное, а она одна-единственная могла защитить от этих слов.       — Мне очень жаль, Ибо, — поднявшись, он обогнул стол и оказался с ним рядом. — Прости, что не сдержал обещания.       Ибо положил ладонь ему на плечо, ласково провел по щеке и огладил затылок. Сяо Чжань вспомнил, как тысячи и тысячи лун назад Ван Ибо делал точно так же — вплетал пальцы в его волосы, перебирая их, пока лодка мерно покачивалась в водах озера. И той ночью в лодке, наблюдая, как звезды вспыхивают светлячками на ночном небе, Сяо Чжань чувствовал себя как никогда счастливым. Сейчас это чувство к нему вернулось.       — Ты так и не ответил на мой вопрос, — спустя время Ибо заставил его подняться.       — Какой именно? — Сяо Чжань утянул его за собой на кушетку. — Ты задал мне столько вопросов, что я не знаю, хватит ли мне времени, чтобы ответить на каждый.       — Эй! — он почувствовал ласковый тычок в бок. Ласковый и очень ощутимый.       — Раньше ты не жаловался.       — У меня был способ заставить тебя замолчать, если твоя болтовня начинала действовать на меня угнетающе, — беззлобно поддел его Сяо Чжань.       Ибо снова ударил его и навис сверху, выпутываясь из объятий.       — Так это и правда ты? — робко спросил он. Голос немного дрожал от волнения, словно Ибо и сам до конца не смел надеяться. Когда Сяо Чжань кивнул, он задрожал еще сильнее. — Поверить не могу, Чжань-гэ, — Ибо прижался к нему в коротком поцелуе. — Когда я оказывался в лавке раз за разом, все думал, неужели это и правда ты?       — Поэтому ты вел себя так ужасно?       — Мне нужно было подтверждение своим догадкам! — воскликнул Ибо. Сяо Чжань опустил руки ему на спину, провел вверх и вниз, а потом уперся ладонями ему в грудь, и Ибо напрягся. — Не смей, — предупреждающе прошептал он, но Сяо Чжань только ухмыльнулся. — Не смей, Чжань-гэ! Это против правил, ты же знаешь!       — Это моя лавка, — напомнил он. — И правила здесь только мои.       Ибо взвизгнул, взмахнул руками — он боялся щекотки, и Сяо Чжань прекрасно знал об этом. И ничего не мог поделать с желанием вновь услышать беззаботный и счастливый смех, ощутить хотя бы на мгновение тепло чужого тела. Тем более, Ибо льнул к нему сам, подставляясь под ласки, как примерный питомец.       Они чуть не свалились на пол. В самый последний момент Сяо Чжань поймал Ибо, прижав к себе так, что между их телами не осталось пространства. Смотря друг на друга в течение нескольких мгновений, они в конечном итоге просто переплели пальцы и затихли, наслаждаясь близостью.       — Не смотри так на меня, — тихо попросил его Ибо. — У меня сердце слабое.       — У тебя нет сердца, — печально разуверил его Сяо Чжань. — Ты же умер.       — Тогда что это? — Ибо поднес его ладонь к груди и прижал там, где находится сердце. Словно у живого человека, оно билось под пальцами Сяо Чжаня торопливо и так громко, что со временем он ощутил исходящее от тела Ибо тепло. Ван Ибо был живым. — Знаешь?       — Ты уже совсем готов.       — Да, остался всего один раз, — он сел. — Я не хочу, — решительность зазвучала в его голосе. — Не хочу уходить. Ненавижу быть один.       — Но таков закон: новый круг жизни начнется спустя двенадцать перерождений.       — Без тебя? Почему ты не можешь уйти со мной? Что не так с этим чаем?       — Для душ, заключенных в лавке, время течет иначе. И правила совсем другие. Мы не можем просто так испить напитка, надеясь, что он исцелит нас и смоет тот грех, что мы совершили.       — Но ты не сделал ничего плохого!       — Ибо, — мягко позвал его по имени Сяо Чжань. Ибо упрямо взглянул на него и снова повторил свои слова. Сяо Чжаню пришлось собрать все свое самообладание, чтобы не начать злиться — Ибо не виноват, что не знал самого главного. — Ты все время говоришь, что помнишь все, но я вижу, что это не так. Неужели ты забыл, что я сделал?       — Неправда.       — Я убил тебя, — лавка задрожала, услышав истину, что скрывалась в самом сердце Сяо Чжаня. Что хранила та самая книга, которую он читал все это время. Ибо отрицательно покачал головой, но Сяо Чжань не сдавался: — Я собственноручно дал тебе яд.       — Ты думал, что это лекарство. Твоей вины в этом нет. Не считается.       — Я ошибся, и эта ошибка стоила тебе жизни, Ибо!       — Почему ты цепляешься за прошлое? Это уже пройденный этап, — Ибо с тоской и болью посмотрел на него. — Я никогда не винил тебя, зная, что будь у тебя выбор, ты никогда бы не поступил так. Разве этого недостаточно, чтобы перестать прятаться?       — Нет.       — Чжань-гэ, — как-то с надрывом позвал его Ибо, — почему?       Это оказалось сложнее, чем Сяо Чжань представлял себе. С каждым произнесенным словом Ибо отдалялся от него все дальше и дальше, разделяя их объединенный мир на те два привычных, которые никогда не должны были пересечься.       Сяо Чжань не хотел, чтобы это случилось вновь.       Он устал.       — Что «почему»? — спросил он, поднявшись и сокращая между ними расстояние до вновь привычных двух шагов.       — Почему мы ругаемся, когда должны попытаться. Ни ты, ни я не знаем, почему я прихожу, — Ибо обхватил его лицо ладонями. В уголках его глаз собрались крохотные кристаллики слез. — Почему мы вместо того, чтобы попробовать, обсуждаем совсем неважные вещи?       — Ибо, — Сяо Чжань слегка повернул голову и оставил на его ладони поцелуй. — Принц мой.       — Я не уйду, пока мы не попробуем.       — У нас ничего не получится, — Сяо Чжань отнял его ладони от своего лица и обхватил своими руками. Поднес ко рту и запечатлел на них поцелуи. — Я уже пробовал, и ничего не случилось.       — Мы должны снова, вдруг ты сделал что-то не так. Скорее всего, так и есть. Мы должны попытаться.       Отчасти он был прав: Сяо Чжань действительно совершил ритуал неправильно. Он понял это только совсем недавно, но Ибо знать об этом было необязательно — Сяо Чжань не смел просить его, даже несмотря на то, что тот был готов помочь ему всем своим существом.       На что это было бы похоже, попроси он Ибо дать ему напиток? Ведь искупление грешника заключалось именно в таком сложном и одновременно простом: получить прощение от души, которой нанес самый больший вред. И не просто прощение, закрепленное словами, но и то, что даруется каждой душе — жертва грешника должна была преподнести напиток своему палачу добровольно, по собственному желанию. Тогда, быть может, ритуал мог бы сработать.       Сяо Чжань не хотел обманываться или обнадеживать Ибо, если все снова случится, как в тот единственный раз. Его сердце не выдержит, пусть и неживое совсем, но оно не сможет противостоять той боли, что непременно нагрянет, когда на лице Ибо отразится печаль от неудачи. Заставлять Ван Ибо страдать — самое последнее, чего желал Сяо Чжань.       Поэтому он никогда не скажет ему о том, что на самом деле необходимо для ритуала. У них есть этот последний раз, который Сяо Чжань желал провести совсем иначе. Он сказал:       — Я люблю тебя.       — Ты не можешь, — Ибо всхлипнул, — ты не можешь говорить такие вещи: у меня же сердце взорвется, — он притянул Сяо Чжаня к себе и прошептал: — Ты не передумаешь, да?       — Если нам суждено увидеться еще один раз, — Сяо Чжань поймал губами слезу, прикоснувшись к его щеке, — я расскажу, что нужно сделать.       — Это нечестно. Что если это не случится?       — Тогда ты будешь знать, что я больше не буду читать эту книгу, — Сяо Чжань убрал упавшую на его лицо прядь волос. — И то, что даже в этом мире мое сердце принадлежит тебе.       И в этот момент Сяо Чжань затих, и его слова растаяли в чужом дыхании. Ибо поцеловал его со всей нежностью и пылкостью, на которую был способен. Больше ничего не имело значения. И они целовались до тех пор, пока не пришло время прощаться.       — Пообещай мне, — попросил Сяо Чжань, провожая Ибо к задней двери, — если мы так и не встретимся в последний раз, то ты не будешь думать об этом слишком долго. Проживи новые жизни без сожалений, Ибо.       Его молчание навевало легкий страх, что они так и расстанутся: Ибо ему ничего не ответит, а Сяо Чжань останется с неопределенностью на целую вечность. Но стоило Ибо взяться за ручку двери, как он поспешно развернулся, прижался губами к губам Сяо Чжаня и прежде, чем переступить порог, сказал:       — Обещаю, — и скрылся в неизвестной мгле.       Сяо Чжань, в свою очередь, пообещал ему сдержать свое слово.       Вьюга привычно зашла внутрь, всколыхнула все вокруг и даже раскрыла книгу Сяо Чжаня, которую следовало убрать на полку. Он не лгал, когда говорил, что она больше не нужна. В последний раз взглянув на написанные строчки, он машинально прочел: «Тебе стоит простить. Нет ничьей вины», а затем захлопнул книгу и направился к нужной полке. Лавка довольно заурчала, когда Сяо Чжань стер с нее пыль и поставил историю на то место, где ей суждено было быть.       Ему стало намного легче.       И стоило этому произойти, как дверной колокольчик настойчиво звякнул и входная дверь открылась, являя на пороге очередную душу.       Работа продолжалась.

****

      Стена была увита плющом. Высокая, надежная, она окружала Дворец подобно Дракону — точно такая же опасная, мощная и величественная. Плющ обвивал ее, словно броня, и служил приманкой: каждого, кто хотя бы раз осмеливался перелезть через каменный «хребет», ждала верная смерть.       Сяо Чжань заканчивал обход, когда услышал странный шорох. Поднял голову, прищурился — и оказался на земле, придавленный тяжестью чужого тела. Затылок жгло от резкой боли, грудь сдавило — нарушитель был тяжелым.       Они оказались на ногах в одно мгновение. Сяо Чжань вынул меч и замахнулся, атакуя молниеносно и смертельно; его противник оказался быстр и ловок — успешно увернулся, отбивая удар за ударом. Послышался тихий треск — бамбуковая палочка, что нарушитель держал в своих руках, раскололась надвое. Упав на землю, ее части откатились в разные стороны.       — Уважаемый, зачем ты так!       Голос был высок и дрожал от искреннего возмущения. Сяо Чжань не поддался на эту уловку и атаковал снова, до тех пор, пока противнику больше некуда было бежать — за спиной плющ, словно старый знакомый, набросил свои лианы-руки, путаясь в чужих волосах и одежде.       — Тебе нельзя убивать меня! — его вновь попытались отвлечь. Нарушитель поднял руки, касаясь пальцами лезвия меча, кончик которого упирался ему прямо в горло, и снова повторил: — Это будет ужаснейшая ошибка!       — Назови мне хотя бы одну причину, почему я не должен делать этого, — тихо и спокойно потребовал Сяо Чжань, делая шаг вперед. — И если она окажется достаточно правдивой, я, может быть, подумаю над этим.       Зачем он вообще разговаривает с ним? Следовало убить нарушителя немедля, без всякого разбирательства, но что-то притаившееся в чужих глазах влекло Сяо Чжаня, заставляя того оттягивать неминуемый момент все дальше и дальше.       — Я тебе пригожусь, — быстро прозвучало в ответ. — Я ладно говорю, быстро бегаю и у меня есть связи во Дворце. Хотя с последним, наверное, — он окинул Сяо Чжаня беглым взглядом и издал смешок, — у тебя проблем нет. Ты новенький? Я тебя раньше не видел.       Раньше? Значит, это не первое его проникновение во Дворец? Сяо Чжаню придется хорошенько потрудиться, чтобы призвать к ответственности каждого, кто позволял подобное или же закрывал на это глаза. Неужели он будет вынужден казнить своих людей? Тех, кому мог доверить свою жизнь и жизнь своего Императора? Он никогда не думал, что они способны на предательство.       — Кто ты такой?       — Мое имя не так важно, — доверительно сообщил Сяо Чжаню нарушитель. Он попытался отодвинуть от себя острие меча, но не преуспел — Сяо Чжань надавил сильнее, грозясь вспороть ему горло, но голос говорившего даже не дрогнул. Он продолжил: — Важно то, что я могу тебе предложить. Ну так что, ты согласен?       — Согласен убить тебя быстро и безболезненно.       — Ладно-ладно! Уговорил: замолвлю за тебя словечко перед Его Величеством!       Сяо Чжань прищурился и снова спросил:       — Кто ты такой? — он сделал еще один шаг вперед. Гнев клокотал внутри, но внешне Сяо Чжань был спокоен. — Отвечай!       Не дожидаясь ответа, он поддел кончиком меча маску, скрывающую лицо нарушителя, но даже тогда в глазах напротив не отразилось ни капельки страха. Они по-прежнему походили на спокойное озеро, сокрытое меж цветущих яблонь в Императорском саду, возле которого так любил гулять Сяо Чжань.       Когда маска исчезла, Сяо Чжань увидел благородное лицо.       Это был юноша, юный и очень красивый. В глубине его глаз плескалось веселье, он улыбнулся и подмигнул Сяо Чжаню, стоило тому пораженно выдохнуть.       Сяо Чжань знал это лицо. Детская припухлость еще не покинула его, но даже с ней юноша выглядел привлекательно, а его глаза… Что-то затаившееся в них вновь заставило Сяо Чжаня почувствовать себя странно и немного волнительно. Тепло разлилось в груди, когда их взгляды встретились.       Пока Сяо Чжань застыл, пораженный, юноша обогнул его и ловко запрыгнул на стену, используя плющ как лестницу. Всего одно мгновение — и он уже смотрел на Сяо Чжаня сверху.       — Его Величество…       — Не думаю, что Император захочет узнать, что один из его сыновей своевольничает. Может, сохраним эту тайну?       — Я должен доложить, — Сяо Чжань убрал меч в ножны. — Вы не должны покидать Дворец. Спускайтесь, Ваше Высочество.       — Но тогда уволят тебя. Может быть, даже казнят. Тебе не дорога жизнь?       Сяо Чжань задумался, и его молчание показалось согласием Его Высочеству.       — Я же говорил, — сказал он и развернулся, бросив напоследок: — В следующий раз просто не стой там, куда я намереваюсь упасть, если не хочешь получить выговор.       А потом он спрыгнул вниз, и только лепестки яблонь, закружившиеся в танце ветра, знали о случившемся между ними.       Так Сяо Чжань, Третий Генерал Великой Империи, познакомился с Пятым Принцем Ван Ибо.

****

Когда ты поймешь, что время пришло, и заслышишь барабанов стук,

Я буду здесь, чтобы забрать тебя домой.

Когда страх покинет душу и ты взглянешь на мир по-новому,

Я буду здесь, чтобы забрать тебя домой.

©

      — Ты знаешь, — услышал он вдруг знакомый голос, стоило входной двери отвориться, — что влюбленные всегда находят друг друга?       Сяо Чжань обернулся. Мягкая и счастливая улыбка озарила лицо, когда он увидел стоящего в дверном проеме юношу.       — Мне говорили, — он взял с полки чайный набор и поставил его на стол. — Один знакомый, — уклончиво пояснил Сяо Чжань, рассматривая довольное и радостное лицо Ван Ибо.       — Очень хорошо, — сказал Ибо, не переставая широко улыбаться, и привычно опустился на стул. — Расскажи мне о нем.       Сяо Чжань сел напротив. Их разделял чайный набор, но в отличие от предыдущих случаев, сейчас все было иначе — вместо одной чаши на подносе стояло две, ведь Сяо Чжань всегда держал свое слово.       Он заговорил, а Ван Ибо слушал и не перебивал.       В лавке было тепло.       

Эпилог

      Сяо Чжань поправил воротник служебной куртки и поежился — на улице заметно похолодало, хотя синоптики обещали минусовую температуру только на следующей неделе. И даже это не могло испортить ему хорошего настроения, ведь за последние несколько месяцев ему наконец-то достался в патруль тихий и спокойный район. Конечно же, можно провести всю смену в теплой машине, но Сяо Чжань предпочитал все делать по правилам. Поэтому он неспешно шел по тихим улицам, осматривая аккуратные заборы и фасады домов.       В таких районах редко что происходило, так что Сяо Чжань даже глазам своим не поверил, когда увидел, как из окна одного из домов стал вылезать человек. Темная одежда, небольшая сумка, лицо скрыто капюшоном.       «Точно воришка», — подумал он.       Человек тем временем перекинул ногу с подоконника на рядом стоящее дерево и, пока Сяо Чжань, вызвав подкрепление, подходил ближе, стал спускаться вниз.       «Далеко не убежишь», — оказавшись прямо под вором, Сяо Чжань достал наручники, приготовившись уже арестовать преступника, а потом даже и сообразить не успел, как бросился на помощь горе-воришке, поставившему ногу на сухую и очень тонкую ветку, которая тут же сломалась.       В конечном итоге рухнувший вниз человек приземлился прямиком на Сяо Чжаня. Тот ухнул, застонал — воришка весьма сильно ударил Сяо Чжаня под дых. Кряхтя, Сяо Чжань поднялся, для порядка спросил документы, поймав обескураженный взгляд, а когда тех, разумеется не оказалось, «пригласил» воришку проехать в участок для разбирательства.       К слову, горе-преступник оказался очень красивым юношей. Сяо Чжань рассмотрел его получше уже в участке, пока ожидал загрузки общей базы, невольно залюбовавшись правильными чертами лица и темными глазами, взгляд которых словно прожигал Сяо Чжаня насквозь.       Имя у воришки тоже было.       — Ван Ибо, — прочел Сяо Чжань в личном деле, а потом компьютер снова завис.       — Ага, — кивнул тот, чуть поморщившись: при падении он повредил ногу и только поэтому, скорее всего, и не смог сбежать сразу. Сяо Чжань заметил это, когда они выбрались из машины и шли к участку. — Меня так зовут.       И он принялся снова рассказывать свою историю, больше походившую на сказку: Ван Ибо утверждал, что является хозяином квартиры, из которой и выбирался. Сяо Чжань ему, конечно же, не поверил.       Только вот разбирательство и личное дело самого Ван Ибо, наконец загрузившееся в компьютер Сяо Чжаня, действительно привело к тому, что Ван Ибо говорил правду и случившееся оказалось сплошным недоразумением.       — Я же говорил вам, — вздохнул Ибо, потирая запястья, когда с него сняли наручники. — Дверь моей квартиры заклинило, а мне срочно нужно было выйти. Я позвонил в сервисную службу, но починки пришлось бы ждать слишком долго, поэтому я и решил, что выбраться через окно — лучшая идея. О том, чтобы взять документы, у меня даже и мысли не было, — Ибо вздохнул и посмотрел на Сяо Чжаня. — Я вроде как послушный гражданин и никогда не нарушал закон.       — Еще раз приношу свои извинения, господин Ван, — Сяо Чжань неловко улыбнулся, сожалея о том, что он в итоге осложнил жизнь обычному человеку, заставив его просидеть в участке несколько часов и нарушив тем самым его планы.       — Все в порядке, — просто сказал Ван Ибо. — Вы делали свою работу, офицер.       Чтобы хоть как-то сгладить свою вину, Сяо Чжань предложил подвезти Ван Ибо обратно к дому, раз проблема с дверью после повторного звонка теперь точно оказалась решена.       Ван Ибо согласился.       Дорога из участка была приятной. Кажется, Ван Ибо даже не сердился на оплошность Сяо Чжаня, весело и беззаботно с ним переговариваясь.       — Офицер, если бы не вы, я бы не просто потянул ногу, а мог бы и сломать себе что-то, — на его лице расцвела улыбка. — Так что прекратите извиняться, — а потом Ван Ибо прищурился, и в глубине его глаз засияло чистое озорство, когда он продолжил: — Но если вам так неудобно, а я все же должен поблагодарить вас за спасение, то, может быть, мы могли бы выпить кофе? Скажем, завтра?       Они стояли уже на крыльце дома, свет огромного фонаря укрывал их мягким ковром, и от него глаза Ван Ибо лучились довольством и теплом, от которого внутри Сяо Чжаня становилось жарко. Он улыбнулся и подумал, что не сможет отказать.       — С удовольствием.       Прежде, чем зайти в дом, Ван Ибо вдруг поднял голову и посмотрел на темное небо. С него, будто бы по волшебству, вдруг посыпались снежинки.       Первый снег в этом году.       Ван Ибо обернулся, подставил ладонь, и они аккуратно ложились в нее. Понаблюдав за ними немного, Ван Ибо весело посмотрел на Сяо Чжаня и сказал:       — Вы слышали, офицер, если встретишь с кем-то первый снег, то он — твоя судьба?