Оазис

🔥

      Этот улыбчивый мальчишка когда-нибудь точно сведёт Тэхёна с ума. Мальчишке, правда, уже двадцать с хвостиком, но в душе — навсегда восемнадцать. Он улыбается, сияет, тянет за руку, чтобы сплясать возле костра, который разожгли местные… Ким Тэхён и Чон Чонгук — операторы съёмочной группы, что колесит по миру, снимая передачу о разных странах: жителях, традициях, достопримечательностях. На этот раз их занесло в Перу — место, где рядом с амазонскими джунглями мирно сосуществуют линии пустыни Наска и метеоритные камни. Место, где всё ощущается по-другому, но неизменно одно — чувства друг к другу.       Познакомившись на работе, они как-то незаметно прикипели душами ещё три года назад. Окружающие не особо верили в их чувства, шептались за спиной, говорили, что долго не протянут… Протянули. И ещё столько же протянут, а потом ещё раз двадцать по столько же — в этом парни уверены, потому что нашли друг в друге всё, что искали.  — Идём! Давай! — зовёт за собой Чонгук, ведь рабочий день окончен, камеры убраны, а теперь вечер, ужин, костёр и танцы. — Песня чудесная!       И они танцуют. Кружат ласточками возле огня, пока другие любуются их колоритом, так идеально друг друга дополняющим. Вечерами здесь бывает прохладно в зимнее время года, потому на Тэхёне чёрная водолазка и удобные брюки, а на Чонгуке белый лонгслив с джинсами. Волосы обоих развевает ветер, а золотые искры от костра будто соревнуются с веснушками Тэхёна — парят вокруг и хотят осесть на коже, показав, что им там самое место.  — Ужасно красивый! — шепчет Чонгук на ушко, обхватив своего партнёра за талию. — Подам на тебя в суд!  — Какой суд в джунглях, Чонгук? — смеётся Ким, ловя каждый момент рядом с любимым человеком. — Кого позовёшь в присяжные заседатели?  — Муравьедов с аллигаторами! — Чонгук находчив. — Вон они сидят… — кивая в сторону их ведущих.  — Чимин и Намджун? — снова прыскает Тэхён, поглядывая на тех. — Даю сто долларов, что Намджун — аллигатор.  — Конечно! — подтверждает догадку Чон, продолжая кружить в танце. — Ему палец в рот не клади — откусит. А Чимин — настоящий муравьед.  — Почему?  — Потому что у этих животных длинный нос, а Пак свой вечно суёт туда, куда не стоит.       Это правда. Намджун у них самый серьёзный и строгий — его даже местные обезьяны побаиваются, но особо отважные пытаются заигрывать, потому что перед харизмой телеведущего устоять практически невозможно. А Чимин совсем простой, болтливый, забавный, но очень уж любопытный — потому и сравнение такое.  — Ладно, а кто будет судьёй? — продолжает развивать тему Тэхён.  — Хосок, — отвечает Чон, — наш исполнительный продюсер идеально подходит для этой роли, и пусть его сейчас нет с нами. Я подам на тебя в суд, когда вернёмся в Сеул.  — Мне выпишут штраф? — Ким играет бровями.  — Обязательно! — обещает Чонгук, ухмыльнувшись. — Но пока я лично выпишу тебе предупреждение!  — Могу я как-то избежать наказания? — закусив губу и заглядывая в глаза, из-за чего Чонгука ведёт. Мысли становятся будто опьянёнными… Одурманенными этим взглядом, что прожигает сердце, этими каштановыми веснушками, коих несчётное множество, этими губами и чарующим голосом.  — Обсудим это чуть позже, когда останемся без свидетелей, — подмигивает Чонгук и снова кружит-кружит-кружит, пока на костре готовится ужин, пока их коллеги сидят в стороне, уставшие после рабочего дня… В этих двух же усталость совсем не чувствуется.       Плевать, что сегодня они снимали в самых дебрях; плевать, что попали под настоящий тропический дождь, а их местному гиду пришлось экстренно соорудить укрытие из пальмовых листьев; плевать, что в ушах звенело от крика птицы, которая каждый раз вопит во время дождя, и замолкает только, когда ливень заканчивается. Тэхёну и Чонгуку придаёт силы любовь. Она заряжает энергией, согревает изнутри, даже помогает справиться с недомоганием, ведь как-то вся их съёмочная группа сильно заболела при перелёте и резкой смене климата, а этим двоим всё нипочём: пару дней повалялись в отеле с лёгкой простудой, а потом снова в строй.  — Что они там варят сегодня? — интересуется Ким, кивнув в сторону котла, когда они присаживаются на свои места. Ужином на этот раз заправляют местные жители, с которыми группе удалось познакомиться, а от них можно ожидать всё, что угодно, ведь традиционные блюда Перу весьма специфичны.  — Каких-то улиток, а может, кузнечиков, — заглядывая в котелок, отвечает Чонгук. — Нам уже не страшно, хён, мы всякое пробовали.  — Надеюсь, что ты просто шутишь… Иначе я останусь без ужина.       Тэхён никак не может привыкнуть ко всей этой экзотике, ему подавай корейскую классику, ну, или хотя бы консервы, которые они всегда берут на съёмки с собой, но теперь и те закончились.  — Шучу-шучу, успокойся, — хихикает Чон, — рыбу какую-то варят. Выловили в реке, я сам видел.       Тэхён его за такие шутки лупит по ляжке — этот демон в ангельском обличии вечно издевается. А ещё этот демон невероятно хорош в постели… И сегодня, судя по всему, им снова не удастся выспаться, потому что Чонгук смотрит так, будто уже через секунду набросится, позабыв о присутствующих людях и всех нормах приличия — они ему неведомы.  — Дьявол, — бормочет Ким этой же ночью, когда Чонгук входит, когда их горячие, раззадоренные тела соприкасаются. За ужином они напились текилы, а теперь всё ощущается гораздо острее и ярче. — Нас услышат, но почему мне плевать, Чон? Сукин ты сын…  — Не я, — хрипит в район шеи тот, толкаясь активнее, — это всё текила в тебе.  — Ошибаешься, — только и может выдохнуть Тэхён, вновь срываясь в стон. Их действительно услышат сегодня — этого не избежать. Намджун наверняка будет смотреть строго с утра, ведь перед съёмками нужно высыпаться, набираться сил, а не предаваться утехам всю ночь. А Чимин, хихикнув, попытается выведать, кому из них сегодня принести из запасов жопную мазь.       В их паре нет доминанта, нет актива и пассива, всё происходит поочерёдно и по настроению. Всех устраивает. Но вот завтра мазь понадобится именно Тэхёну, потому что Чон горячий, бешеный, но такой любимый… Потому что Чон хорошо чувствуется внутри и дарит то самое ощущение полёта, которое Ким никогда не испытывал с двумя своими бывшими. Потому что Чон сейчас тяжело дышит, кусает за соски, вжимает в поверхность, надавливая на шею и заставляя сипеть…  — Нужно добавить смазку, хён. Я на секунду.  — Не спутай в темноте с чем-то другим, — отзывается Ким, ёрзая в нетерпении. В палатке действительно темно, а фонарь искать сейчас совсем не хочется, да и привлекать светом хищников посреди ночи в джунглях — так себе мероприятие.  — Сейчас достану машинное масло нашего механика и смажу тебя, как цепь от велосипеда, — прикалывается Чонгук, пытаясь отыскать нужный флакон, что укатился куда-то.  — Тебе самому же в следующий раз на этом велосипеде ездить, — не отстаёт Тэхён, когда его партнёр наконец подползает к нему с нужным средством.       Их подколы друг друга — святое. Они дарят разнообразие, разжигают страсть, помогают не падать духом в стрессовых ситуациях, коих случается великое множество с такой работой.  — Постони ещё для меня, — просит демон с ангельским очарованием, когда снова входит и скользит ладонями по изгибам тела, — громче.       И Ким выполняет его желание, хоть и знает, что потом будет саднить горло… Но когда возле их палатки раздаются звуки шагов, Чонгук проникает в его рот двумя пальцами, чтобы тот был тише. Пальцы Тэхён благополучно прикусывает, Чон шипит от боли и начинает двигаться ещё более рьяно, быстро, резко… Второй рукой обхватывает его член и надрачивает, чтобы быстрее достичь разрядки, ведь возле палатки кто-то всё ещё ошивается — это напрягает. Обводит большим пальцем пульсирующую головку, из которой сочится естественная смазка, не оставляет без внимания ни миллиметра плоти, за что Ким ему благодарен — так умеет только этот несносный мальчишка.       Они дрожат, скрипят зубами, делятся друг с другом вырывающимися всхлипываниями, потому что абсолютную тишину соблюдать попросту невозможно… А потом Чонгук пачкает губы своего хёна, резко подорвавшись с места, чтобы оставить этой ночью следы на его лице, и пусть их совсем не видно — фантазия лишь сильнее будоражит сознание. Горячая жидкость обжигает лицо в момент, когда Тэхён тоже приходит к финалу и, вскрикнув, изливается на собственный живот.       И если весь мир — пустыня, то Чонгук для Тэхёна — оазис. Райский уголок посреди знойной, безлюдной, бескрайней пустоши. Обжигающее солнце, проклёвывающееся через сочную листву. Отдельный мир, дарующий всё, что ему так необходимо для счастливого существования на этой планете…       А утром они узнают, что на их территории бродил крупный орангутан, надеявшийся раздобыть чего-нибудь съестное. Зверь в итоге спёр их котелок и один складной стул, который забыли убрать.  — Всё в дом, всё в дом, — будет смеяться Чимин, представляя, как обезьяний муж притаскивает жене котелок, а сам усаживается на стул у дерева.  — Вот про дом зря ты напомнил, — будет бурчать Мин Юнги — ассистент оператора, — сил уже нет, так хочется нормально помыться…  — Могу составить компанию, когда вернёмся, — подмигнёт ему ведущий, а Мин ответит, что за такие шутки ему глаза на одно место натянет. Потом, правда, сам позовёт Чимина в гости, как только они вернутся в цивилизацию, но это уже совсем другая история…       Пока же у них впереди ещё много приключений. Съёмка репортажа на борту вертолёта о пустыне Наска, где покоятся останки древнего поселения; посещение музея метеоритных камней, что хранятся там, как самое ценное; а затем долгожданное возвращение домой.  — Хён, как думаешь, куда мы отправимся в следующий раз? — задаст вопрос Чонгук, когда они будут лежать в ванне в их общей квартире.  — Надеюсь, что в более цивилизованное место, — ответит Тэхён, подхватывая рукой воздушную пену с ароматом магнолии. — Хочется нормальной пищи и нормальных кроватей.  — Одну нормальную кровать я тебе могу организовать уже сейчас! — Чонгук на этих словах встрепенётся, выскочит из ванны, подхватит мыльно-пенного хёна на руки и потащит, как хищник, в спальню. Тот будет визжать и просить дать ополоснуться, но Чон оботрёт его одеялом, которое сразу же придётся отправить в стирку, а потом припадёт губами к губам, чтобы долго-долго целовать и наслаждаться редкими минутами комфорта в их уютной квартире.  — Чонгук… — будет шептать на ухо Тэхён, пока тот будет его медленно разрабатывать.  — М?  — А что у нас с судом?  — С каким судом? — не сразу поймёт Чон, застыв. — А… Ты о нарушении закона? Да, хён, нельзя быть таким красивым…  — И что будем с этим всем делать? — заигрывая, спросит Ким.  — Завтра же наберу Хосоку, — пообещают в ответ, утыкаясь носом в мягкую, распаренную щёку, — Он точно всё рассудит по справедливости.       И ведь действительно наберёт. А Хосок на это будет ворчать, что парни совсем с ума сошли с этими поездками по джунглям. И тогда Чонгук пойдёт на хитрость — попросит у их исполнительного продюсера отправить их, например, в Америку — куда-нибудь в Калифорнию или в Техас. Хосок же ответит, что в планах действительно есть та самая местность, но полетят они в штат Аризона, чтобы провести съёмки среди прерий и каньонов, известных на весь мир.  — Знаешь ли ты, что Гранд-Каньон — один из больших и глубочайших каньонов в мире, — спросит Чонгук у Тэхёна.  — Конечно.  — А знаешь ли ты, что моя к тебе любовь ещё больше и глубже? — хищно улыбнувшись, продолжит Чон. — Доказать?  — Думаю, пришло время доказывать глубину моей любви, — усмехнётся Ким, а потом нападёт на него, подмяв под себя.       Чонгук для Тэхёна — оазис. Самый чудесный, как мираж посреди пустыни, и самый любимый, как дом… Люди ведь действительно бывают такими — как дом. С ними уютно, комфортно, тепло… С ними можно говорить обо всём на свете, сидя у костра на краю света, а потом заниматься сексом в палатке, пока в округе бродят обезьяны. С ними можно мыльным выскакивать из ванны, пачкать пеной одеяло, хохотать, когда тебя заворачивают в кокон.       С ними можно быть собой — а это, пожалуй, самое главное.