С любовью из Питера

Три месяца, проведенные в Петербурге, возвращают Петра Хазина к какому-то подобию жизни. Парадоксально, учитывая образ города в массовой культуре. Постепенно все аспекты его существования приобретает привычный вид, с поправкой на то, что он больше не употреблял. Это начинается с внешности. Хоть Петя и убеждает себя, что дело больше в физической форме. Где-то в классе восьмом перед контрольной по алгебре он пошел гулять с одной из наивных отличниц, которые наделяют таких плохишей, как Петя, характеристиками, что совершенно не свойственны этим малолетним ублюдкам. Вот и Маша была такой. Всегда смотрела на него то ли с сочувствием, то ли с восхищением, видя то, чего не видят другие, а возможно – то, чего и вовсе нет. Прогулка выдалась не скучной, как того ожидал Петя, и немного затянулась. Он спросил, не будет ли у Маши проблем из-за этого. Та, немного стесняясь, ответила, что соврала родителям, мол, пойдет к однокласснице готовиться к докладу, поэтому еще немного времени у них есть. Это явно было не свойственно девочке-отличнице, но Петя всё еще был малолетним ублюдком и такую жертву по достоинству оценить не смог. Они остановились у ее подъезда, Маша вновь загадочно посмотрела на него и положила свою маленькую нежную ладошку ему на щеку. Не прерывая зрительного контакта, она начала речь, наверняка заготовленную заранее, о его темних, немного грустных глазах, о длинных, утонченных пальцах, об острых чертах лица и о том, как все это в совокупности может сводить с ума. Затем неловко обняла его и убежала к себе, а Петя еще некоторое время приходил в себя. По возвращении домой он ненадолго завис в ванне, рассматривая свое отражение в зеркале и пытаясь отыскать всё то, о чем говорила Маша. Сейчас в зеркале с трудом можно отыскать то, что раньше он считал своей сильной стороной. Острые скулы кажутся уж слишком острыми, а загадочность темных глаз сменилась усталость. Гардероб тоже намекает, что хозяин потерял в мышечной массе и тело его больше не спортивное и подтянутое, а просто костлявое. Неудивительно, учитывая наличие наркотической зависимости в прошлом, рехаб и дальнейшую сублимацию внутренних проблем в работу. Поэтому эти изменения Петя, хоть и замечает, но довольно долгое время воспринимает как должное. – О Господи, Гром! Люди зря бояться Бермудского треугольника. Я уверен, в вашем архиве потерялось гораздо больше невинных душ. – Да хватит ныть! Не нравится – вали в свою сказочную Москву, где никогда в архивах ничего не теряется. Я добровольно тебе свою помощь предложил, а вместо благодарности, слушаю звуки умирающей собаки. – Добровольно?! Не заливай. Это ж тебя Федор Иванович ко мне отправил, что б ты снова что-то в центре города не разрушил в попытках вершить правосудие? – Игорь на это не отвечает, только фыркает и откладывает коробку с делами в сторону, намереваясь уйти. – Ты куда собрался? Хочешь меня тут одного оставить? – Не волнуйся, хуже тебя тут нечисти нет. Я скоро вернусь. Майор не солгал – вернулся минут через пятнадцать. С двумя стаканчиками кофе и таким же количеством шаверм. Как давно последнее слово есть в его лексиконе, Петя не знал. – А ты знаешь, что есть и другая еда? – Не заставляй меня жалеть о содеянном. В общем, ты вроде не обедал, так что заткнись и ешь, – Гром отдал ему это нечто в лаваше и стаканчик. Тут Петя и замер. Он правда не обедал. Где-то с момента перевода в Питер. Будто вообще забыл об этом приеме пищи. Он всегда завтракал перед работой. На ужин иногда не хватало времени и сил. А вот обед... Не было его. Зачастую кофе, максимум – кофе со сникерсом. Ему явно нужно было больше времени чтобы это обдумать, но голос прервал поток размышлений: – Хазин, ты чего завис? – А-а? Да я это… настроиться должен. Не каждый день котят ем. К большому удивлению, в этом местном “деликатесе” действительно что-то было. Понятно почему Гром со своим белобрысым щенком питались исключительно этим. – Ну как? – Съедобно… спасибо, наверное. – Ого! Это ты меня сейчас поблагодарил или мне послышалось? – Нет, дядь, не тебя. Это я Бога благодарю за то, что не обделил меня интеллектом в отличии от некоторых. На этом бессмысленный диалог заканчивается. Гром как-то странно улыбается и Петя бы спросил, что ж его так радует в перспективе провести в архиве всю ночь, но он вновь возвращается к мыслям о своем рационе. Блядство. По дороге домой, несмотря на неимоверную усталость после бесконечно длинного рабочего дня, он не игнорирует продуктовый, понимая, что дома осталась только гречка с курицей. В целом, это блюдо стало неотъемлемой частью его жизни. Что как-то удручает. Сегодня в его продуктовой корзине побольше овощей, морепродукты, несколько видов сыра и свежий багет. В планах на ужин – рататуй. Перед готовкой он принимает душ – хочется немного освежиться, смыть с себя последствия трудного дня. К счастью, сегодня это помогает. Он обматывает полотенце вокруг бедер и взгляд его падает на полку у зеркала. Зубная паста, щетка, пенка для бритья, бальза после бритья и бритва. В душевой кабине есть еще шампунь и гель для душа. Набор весьма… среднестатистический. Завтра стоит зайти в “Золотое яблоко”. Это он и делает. А дальше наступает суббота. Выходной. Не только на словах, но и на деле. Утро начинается с душа и какой-то маски для волос. Пахнет чем-то цитрусовым, приятно. Кажется, этого ему правда не хватало. Сегодня завтракать дома не хочется, да и кофе закончился. Найти что-то тихое в центре маловероятно, но зато он сможет хоть немного город глянуть. План работает хорошо, что радует Петю – у него такое не часто. После завтрака он берет кофе с собой и решает зайти в несколько магазинов, подобрать себе что-то, учитывая новые особенности своей комплекции. Уже дома, разбирая содержимое пакетов, телефон неожиданно вибрирует. Гром. – Ты занят? – А что-то случилось? – Дуй в управление. Это по делу, – и положил трубку. Многословен. Как всегда. Суббота по прежнему выходной, поэтому Хазин одевает новые джинсы, вместо брюк, и черную футболку. Перед выходом всё-таки заглядывает в зеркало, отмечая, что так он действительно напоминает себя из прошлой жизни. К счастью, только внешне. – Ти виглядишь… как школьник, – именно этой фразой встречает его Гром. – Дядь ты последний человек, чье мнение о своем гардеробе я бы хотел слышать. Что ты там нашел? Нашел он дело подозрительно схожее с тем, над которим работал Петя. Кажется, уже не только Петя. – И сколько этому Логинову дали? – Лет семь. – То есть он ещё не вышел. – И не выйдет. Он умер несколько недель назад. Неудачно повздорил с сокамерником. А сейчас возобновились преступления с его почерком. Когда Логинова закрывали, у него на воле сын оставался лет пятнадцати. И по слухам, с отцом они были очень близки. – Звучит отвратительно. Малой скрывается? – Нет. Адрес нашли. Там уже Дубин. Написал, что парень знатно испугался и уже пишет чистосердечное. – А меня ты позвал чтоб я восхищался твоей гениальностью? – Было бы мило с твоей стороны. Но вообще я хотел предложить отпраздновать. – Шутишь? – Мы дело закрыли. Не знаю как в Москве, но у нас, у людей, так принято. Ты против? – Нет. Только я нормально поужинать хочу, без твоего стрит-фуда. – Забились. Майор Гром его удивляет. Не впервые. В целом, существование такого человека, как Игорь, в их грязном современном мире – удивительно. Факт их вполне нормального общения тоже удивителен. Хазину нравится. Что именно, пока трудно сказать, но что-то определенно нравится.