Белый шум

Милиция заняла небольшой участок на севере города — несколько двухэтажных зданий огороженных железобетонным забором, выкрашенным в грязно-серый цвет. Точно такие же заборы Инга видела уже в сотне мест, но этот казался самым обшарпанным и грязным, даже в сравнении со стенами окружающими гаражный кооператив ее родного города. Местами он потрескался и обвалился и наружу выглядывала ржавая арматура, от которой тянулись темно-желтые потеки. Ветер гремел колючей проволокой, приваренной сверху и заставлял трепыхаться зацепившиеся за нее пакеты. У входа стояла стела из черного гранита, окруженная погасшими свечами и искусственными цветами — мемориал сотрудникам милиции, погибшим при исполнении. Для такого маленького города список имен казался ненормально большим и Инга задумалась, может все-таки работа здесь не так скучна, как кажется на первый взгляд. Уазик проехал через любезно открытые ворота и устремился к парковке, уставленной ему подобными.  — Смотри, это основное здание. — Сказал Григорьев указывая пальцем на двухэтажное строение впереди. — А ваше, за ним, справа можно обойти, не ошибешься. Мне туда нельзя, поэтому, уж простите, проводить не могу. Инга коротко кивнула, оглядываясь по сторонам. Здесь ей предстояло работать неопределенный срок, и очень важно составить первое впечатление, хотя бы об участке. Вдоль окружающей его стены шел грязный, запущенный газон, на котором стояли уродливые бетонные клумбы в виде ваз, или горшков. Обычно усаженные цветами, осенью они заполнялись липкой жижей из перегноя и грязи, и напоминали скорее нечищеный общественный туалет. Вдоль правой стены шла парковка рассчитанная на явно большее число машин чем имелось сейчас в распоряжении участка. На своих местах стояли три грязных уазика, и пара «девяток», блестящих совсем новой краской. Ближе к выезду, в тени каштана, дремал старик-автозак, на половину накрытый темно-зеленым брезентовым капониром. Судя по куче спрессованных листьев на крыше и на половину спущенным колесам, его очень давно не использовали. Рядом с ним лежал на брюхе злополучный БРДМ. Его колеса лежали в стороне, а сквозь распахнутые настежь технические люки просматривались механизмы, и электроника. Инга даже успела разглядеть истекающий маслом двигатель. Расползшаяся вокруг него черная лужа, была испещрена отпечатками обуви, и полнилась намертво влипшими листьями. На оливковом корпусе красовались уродливые потеки и масляные отпечатки ладоней, а на земле валялись грязные инструменты. Из башни торчал обмотанный в тряпку ствол КПВТ, а из открытого технического люка, на броню свисала длинная пулеметная лента. Никто ее естественно не разрядил и крупнокалиберные патроны стучали по металлическому листу — очередное доказательство абсолютно наплевательского отношения к оружию у местных. На одном из люков, заменяющих лобовые стекла висела грязная картонка с надписью — «ушли на обед», и пять отпечатков ладоней внизу. — Вот паразиты. — Григорьев скрипнул зубами проезжая мимо броневика. Колеса уазика зацепили масляную лужу и за ними потянулся длинный черный отпечаток. — Они его уже сутки дербанят! А завести так и не смогли! Бездари, только и умеют что обедать! Названные бездари обитали в большом ангаре, пристроенном к забору — конструкция, собранная из грязных листов металла тихо поскрипывала на ветру, и выглядела совсем ненадежной. Ворота закрывал массивный амбарный замок и старая, ржавая цепь. Сквозь многочисленные щели и вентиляционные отверстия просматривалось нечто монструозное и напоминающее ремонтно-эвакуационную машину. Справа от парковки расположилось главное задние участка — двухэтажное кирпичное строение, первый этаж которого покрывали серые утепляющие панели. Их не хватило на все здание и верх остался голым, и Инга успела заметить пулевые отверстия прямо на фасаде, а вокруг двух окон темнело пятно гари.  — Это еще со времен «вспышки». — Пояснил Григорьев аккуратно пристроив уазик рядом с другим таким же. — Всех же крыло нереально, до безумия и пены изо рта. А одного товарища так накрыло, что он самосожжение попытался устроить, прямо в архиве. Я сам то этого не видел, маленький был слишком, но истории про то время ходят «веселые». Сквозь решетки, обязательно закрывающие каждое окно, виднелись цветы на подоконниках и толстые, тяжелые шторы, одинакового, бледно-синего цвета. Сквозь приоткрытое окно на втором этаже раздавались отзвуки работающего телевизора, и какая-то музыка. Судя по помехам и приглушенным голосам, это патефон крутил пластинку. У главного входа курили несколько милиционеров и лениво наблюдали за тем как паркуется Григорьев. Двое прислонились спинами к колоннам, поддерживающим хлипкий козырек, спасающий от дождя и яркого солнца. Весь удар стихии принимал на себя двуглавый орел, висящий прямо над ним — герб немного облез, и накренился на левое крыло, но на солнце все так же ярко сиял позолотой.  — Ну, все, на выход. — Сержант заглушил мотор и вылез из машины. — Увидишь Вика, передавай ему привет, пусть иногда заходит!  — Обязательно! — Улыбнулась Инга, спрыгнув с высокой подножки внедорожника. Под ногами тихо застучал потрескавшийся асфальт и зашуршали листья.  — И самое главное! — Григорьев вытащил ее чемодан и осторожно передал в руки. — Не играй с ним в карты! Этот сукин сын, буквально видит твои мысли! С таким напутствием, Инга направилась по указанному ей маршруту. Проходя мимо курящих милиционеров она почувствовала взгляды, провожающие ее, а когда зашла за угол, то услышала как у Григорьева спрашивают.  — Это еще кто? — Шептал высокий милиционеров в голубой форменной рубашке. — К особистам, пополнение. — Кивнул сержант, и остановился рядом, доставая новую сигарету. — Из Москвы? — Не знаю, дай огоньку… Слова сержанта стихли, едва она зашла за угол и двинулась вдоль здания. Она старалась дышать ровно и сохранять спокойствие, но ничего не выходило, и Инга продолжала кусать губу, на которой уже проступили капельки крови. Между отделом и забором тянулась узкая аллея, с обеих сторон усаженная каштанами, и кленами. Между деревьями притаилась старая деревянная беседка, окруженная все теми же, туалетоподобными клумбами, заваленными листвой. Похоже дворник принципиально не замечал эту аллею оставляя ее совершенно не расчищенной. Ярко-красные, пунцовые и золотые листья шуршали крошась под подошвами берцев, и девушка не удержалась, чтобы не пнуть их, хотя бы разочек. Золотой каскад взлетел в воздух и разлетелся, подхваченный ветром. Деревья зашелестели и вокруг посыпался дождь из листьев, вихрем закружившихся вокруг Инги. Они хлестали ее по одежде оставляя влажные следы, цеплялись за шапку и ударялись о чемодан, норовя прилипнуть. Ветер подгонял их все быстрее, волочил по земле, поднимая еще больше их собратьев, а потом резко понимал в воздух. Листва шелестя и вращаясь, устремлялась ввысь, будто пыталась улететь вслед за косяками перелетных птиц, или просто преодолеть забор участка. Кому-то это удавалось и листок-счастливец, улетал далеко-далеко, подхваченный потоком воздуха, а его менее везучие собратья, ударялись в забор, или накалывались на звенья колючей проволоки. Очень большой, ярко-красный кленовый лист плавно спланировал Инге в ладонь. Влажный и холодный, коснувшись кожи, он заставил ее покрыться мурашками. Повертев добычу за черенок, и посмотрев сквозь него на свет, девушка аккуратно вставила его в нагрудный карман. Ей очень захотелось чтобы эта аллея не кончалась как можно дольше, и она пошла медленней, оттягивая момент когда придется войти в двери отдела. Но как бы она не старалась растянуть удовольствие, аллея кончилась и Инга вышла на задний двор — широкое пространство, применения которому не нашлось. Асфальт здесь перечерчивали полосы мха, а в трещинах скапливалась влага. В нос ударил запах жженой гречки и черного хлеба — оказывается здесь же находился черный ход из столовой, а запах шел сквозь открытую дверь, вырываясь вместе с паром, и руганью повара. Когда Инга проходила мимо, внутри послышался звук бьющейся посуды и очень громкая матерная тирада. Напротив расположилось здание особого отдела, отличающееся от главного корпуса только рядком из старых гаражей, ржаво-оранжевого цвета, да отсутствием даже попытки утепления. Вместо специальных панелей, вокруг деревянных окон, виднелся плотно напиханный войлок, а сами стены, имели несколько крупных трещин, пролитых цементом. Изначально построенное как общежитие для сотрудников милиции, оно сохранило часть функционала, и второй этаж стал пристанищем для «особистов». Отчасти такое решение поддерживалось администрацией города, считавшей что опасно селить «особенных», рядом с обычными гражданскими. У отдела имелся и свой, отдельный выезд из участка. Высокие, темно-зеленые ворота с кованой звездой на створках, закрывались на массивный засов, сделанный из сваренной арматуры. Рядом стояли два уазика и мотоцикл, марку которого установить не смогли бы и самые прошаренные эксперты. Вместо стандартного номера «02», особый отдел использовал «13», но набирали его очень редко, так-как большая часть вызовов перенаправлялась от обычной милиции, столкнувшейся с проблемами не своего профиля. Инга пересекла пустырь и быстро поднялась по кафельным ступенькам. Перед ней предстала высокая стальная дверь, утепленная черным дермантином. Висящие на ней объявления требовали от посетителей заранее приготовить документы и приготовиться к досмотру. На косяке висела еще одна бумага, согласно которой некий капитан Свободин требовал вернуть ему ломик, одолженный два месяца назад. Инга сглотнула, ощущая как по пальцам проходят разряды невидимого тока. Она тяжело задышала и на мгновение дверь закрыла собой все окружающее пространство, как крышка, которой накрывают гроб. За этой дверью лежало ее будущее. Открыть ее — означало лицом к лицу встретить все то к чему ее готовили в академии, все ужасы и почести, что выпадут на ее долю. До сего момента, она была уверена что справится, но теперь это чувство стремительно покидало Ингу, просачивалось в землю сквозь холодеющие ноги, улетучивалось с дыханием, навеки растворяясь в прохладе осени. «Особый отдел МВД РФ, по городу Гербовск» — Прочла она, в нерешительности протягивая ладонь к толстой латунной ручке. Но она не успела открыть ее. Дверь распахнулась на встречу, едва не врезав девушке по лицу. Двое особистов в полной экипировке грубо оттолкнули ее в сторону и помчались к машинам.  — С дороги коза! — Гаркнул один на бегу пристегивая магазин к автомату. — Не видишь, у нас вызов!  — Заткнись, и открой чертовы ворота! — Прикрикнул на него второй, рывком открывая дверь машины, и влетая в салон. Его напарник вместо того чтобы отпирать тяжелые створки, протянул к ним ладонь. В воздухе раздалось натужное гудение, похожее на звук перегруженного трансформатора и рука особиста затряслась — прямо на глазах Инги засов откинулся в сторону и ворота с грохотом распахнулись, подняв волну листьев. Засияли красно-синие мигалки и машина завывая сиренами выехала в город. Мгновенно разогнавшись, она запрыгала по ухабам. Напоследок из окна показалась все та же рука и ворота закрылись, громыхнув засовом. — Какого… — В сердцах выдохнула Инга, прислоняясь к стене. Все произошло так быстро, то она не успела испугаться, лишь оторопела. — Рано радуются. — Проскрипел у нее над ухом прокуренный женский голос. Из отдела вышла женщина в идеально отглаженной форме и высоких кирзовых сапогах, на толстом каблуке. Взглянув на Ингу сквозь мутноватые стекла квадратных очков, и ненадолго задержавшись взглядом на знаках различия, она вытащила из кармана наградной портсигар, украшенный государственным гербом, и извлекла длинную ментоловую папироску. — Это чертова бабка с Кировского проспекта, названивает постоянно. Нет у нее никаких упырей, это сосед алкаш квартиру уже пятый раз за месяц путает, и к ней в дверь барабанит. Парни ему конечно вломят, да толку-то, послезавтра то же самое будет… Она закурила и протянула Инге портсигар, но та жестом отказалась. — Зря, хорошие, заграничные. — Она с удовольствием затянулась. За раз втянув едва ли не треть всей папироски, она выпустила дым сквозь неплотно сомкнутые губы, накрашенные в настолько ядовитый красный цвет, что казались освежеванными. Пронаблюдав за тем как сквозь рассеивающийся дым проходят солнечные лучи, она вдруг заявила. — А я тебя знаю. — Откуда? — Усмехнулась Инга. — Я все знаю. Обо всех. Всегда. — Женщина зажала папироску в уголке рта и протянула девушке свою тонкую, сухую руку. — Анна Константиновна, секретарь, по совместительству арихвариус, иногда каптер, еще реже судмедэксперт, и совсем редко полевой медик, но чаще все же патологанатом. — А я… — Начала было Чаркина принимая рукопожатие это странной женщины, являющейся сразу всем на свете. Строгий, сухой вид придавал ей скорее образ школьного директора — форма в идеальном состоянии, пуговицы все на месте и блестят, сапоги начищены до почти зеркального отражения. Густые, черные волосы забраны на затылке и скреплены парой длинных спиц, украшенных вырезанными из дерева змеями. На груди у нее мерцала медаль «за отличие» и целый рядок почетных знаков. — Инга Викторовна Чаркина. — Продолжила за нее Анна. — Можешь не продолжать, документы пришли еще вчера. Секретарь еще раз выпустила дым. Двигаясь медленно как рептилия перед спячкой, она подняла узкий длинный подбородок и втянула носом воздух. — Ты опоздала. — Сказала она с полуприкрытыми глазами. — Шеф ожидал тебя в час, а сейчас уже половина четвертого. Этот усатый мешок, Григорьев опять все проспал? — Нет, он сказал что машина не заводилась. — Инга шмыгнула носом. — Ха… Толстый обманщик, он эту сказку уже второй год плетет. — Каждое слово получалось у Анны слегка растянутым, плавно перетекающим в другое. Странный акцент заставлял ее сглаживать согласные и растягивать гласные, и вся она была такая же, плавная, как на шарнирах. Казалось совершенно нереальным, чтобы она резко дернулась, или побежала, само пространство вокруг секретаря будто приобретало консистенцию мёда, становясь вязким, и липким. — Скорее всего, он дрых в машине. Ну да ладно, мы совершенно никуда не спешим. Идем, я провожу тебя к шефу…

***

— И так, Инга Викторовна, добро пожаловать в специальный отдел. Надеюсь вы добрались без лишних приключений? — Начальник особистов, майор Костров, пожал Инге руку. — Так-точно! — Рукопожатие майора оказалось очень крепким и девушка ощутила что еще немного и в поданной ладони затрещат кости. — Тьфу, оставьте уставщину за дверью. — Уже немолодое, покрытое морщинами лицо Кострова сморщилось в неприязненной гримасе, сделав его окончательно походящим на мопса. — Нас здесь всего девять человек, большая часть работает вместе столько лет, что от устава осталась лишь показуха. Большинство зовут меня просто Шеф, это мой позывной, но на публику лучше просто товарищ майор. Кроме того, знаете как сложно соблюдать правила субординации и взаимного уважения, когда все вы… Немного… Немного особенные… Садитесь. Майор указал Инге на старый колченогий стул. Под весом девушки он громко заскрипел, жалуясь на преклонный возраст и рассохшиеся крепления, а тонкая спинка, отдавалась сухим треском, когда на нее повесили тяжелый бушлат.  — Давайте я немного поясню в чем проблема Гербовска. — Начал Костров поудобнее усевшись в своем, куда более комфортном, кожаном кресле. Положив дряблый подбородок на кулаки, он смерил Ингу взглядом и продолжил. — Город, как вы поняли небольшой, но растянут по приличной площади и мы часто помогаем в обычном патрулировании, и на вызовах. Население по большей части весьма суеверное, и готово любую тень принять за бабайку, так-что вызывают нас регулярно. А после праздников, когда полно «синих» рыл, то вовсе «пульт» можно отключать. Майор кряхтя встал и вытащив из стола два стакана в красивых, серебряных подстаканниках, направился к окну. Пол натужно заскрипел под его форменными ботинками. — Но, не стоит думать, что проблем здесь нет, напротив. Я дважды подавал запрос на расширение штата, но вышестоящие видимо считают, что девять человек это нормально, для контроля такой территории. — Он раздвинул занавески. На выкрашенном белой краской, деревянном подоконнике стоял примитивный электрический чайник, с перетянутой изолентой крышкой. — Вам какой чай? Черный? Зеленый? — Черный, без сахара. — Кивнула Инга, тщательно взвешивая каждое слово. Не смотря на заверение Кострова об отсутствии уставщины, она все еще сидела «смирно», стараясь держать спину и голову идеально ровно. Невроз выдавали руки, теребящие полу форменного кителя. — А я вот с молоком люблю, и сахарок в прикуску. — Внезапно заявил майор, включая чайник. Из-за занавески он вытащил коробку с сахаром, и вытащив кубик, кинул себе в рот. — Так о чем это я… А, точно! Нас всего девять, с вами будет десять. Я и Знайка на вызовы не выезжаем, так-что на патруле всего восемь человек, выходит четыре пары, и изредка помогают спецы из соседних ПГТ. Остальной персонал с нашими обязанностями не справляется и выводить их на улицы все-равно что заранее приговорить к смерти. Среди угроз в основном мелкие культисты и разного рода нечисть, серьёзных случаев можно сосчитать по пальцам, но потери бывают. Надеюсь, что вы не пополните их число в первые же месяцы. Чайник тихо запищал и в окно ударил поток пара, осевший на стекле в виде влажной пленки. Майор положил в стаканы по чайному пакетику и осторожно залил водой. Себе лишь на две трети, долив оставшееся молоком из термоса. — Осторожно, очень горячо. — Предупредил он ставя исходящийся паром стакан перед Ингой. — Одно время перевертыши по округе шлялись, под ненцев косить пытались, но те их от своих быстро отличали, да к нам тащили. Целый месяц на потеху толпе жгли эту дрянь на площади. Местные в основном не конфликтные, нас побаиваются, так-что такие шоу приходится устраивать. — Но, это ведь… — Да, не сосвсем по инструкциям. — Майор принялся медленно размешивать чай, постукивая длинной ложкой по краю стакана. — Но чего поделать, тварь не осудить, там заочно высшая мера наказания, вот людям и нужна хоть какая-то моральная сатисфакция. К тому же, это по правилам, стандартные предписания не подходят под наши условия, так-что, особым указом их немного подкорректировали. — Пункт 5, восьмого раздела устава. «О гибкости системы в особых условиях работы». — Инга отхлебнула из стакана, совершенно проигнорировав что чай еще почти совсем вареный кипяток. Вместо обжигающей боли, она ощутила лишь тепло, и довольно приятный для пакетированной бурды вкус. — Отлично. — Костров щелкнул пальцами. — Вы явно хорошо учились, я еще не смотрел ваше личное дело, поэтому давайте угадаю. «МАОС»? Или «ЦОП»? Судя по вашей выправке, скорее «ЦОП». — Нет, всего-лишь «ЦКП», Северный филиал. — Инга немного покраснела и шмыгнула носом. — Угу… Пирокинетик значит. — Лицо майора немного помрачнело, дружелюбная полуулыбка исчезла, ей на смену пришли морщины озабоченности, проступившие на лбу. Он тяжело выдохнул и ненадолго замолчал, продолжая помешивать чай. — Могу я увидеть ваш диплом? — Конечно. — Она быстро открыла чемодан. Среди немногочисленных, уложенных по пакетам вещей, она без труда нашла завернутую в полиэтилен синюю папку, с гербом «Центрального Колледжа Пирокинетики». — Вот, внутри и заключение медкомиссии, и аттестационный бланк МВД. Майор осторожно вытащил документ из пакета и открыв, погрузился в чтение, ненадолго оставив Ингу одну. Из-за папки выглядывала лишь седеющая макушка, да слышалось тихое, почти шипящее ворчание, из которого девушка различила лишь пару фраз. — Ну конечно, кто мне даст московского спеца… — На грани слышимости бурчал майор. — И вояки своими тоже не делятся. Ишь, губу раскатал… Да-да… От этих слов Инга занервничала еще сильнее. Похоже она не оправдала ожиданий Шефа уже самим фактом своего существования. Ей показалось, что даже кабинет стал к ней несколько враждебней. В повисшей тишине, она отчетливо слышала как назойливо тикают настенные часы. Она начала медленно разглядывать кабинет. Поначалу осторожно, одними лишь глазами, но когда прошло уже четыре минуты, изредка прерываемые звуком перелистываемой страницы, она уже вовсю вертела головой. Странно, но это место напоминало кабинет директора в ее бывшей школе — небольшая комнатушка, на первом этаже, выкрашенная абсолютно классической белой краской, с зеленым низом. Полы покрывал истертый линолеум, под которым, судя по целому оркестру из скрипов и стонов, скрывался деревянный пол. На стенах висело множество фотографий, изображающих триумфы особого отдела, или самого Кострова в разные периоды жизни. На одной из них, он стоял на туше чего-то настолько монструозного, что покрытый чешуей монстр не влез в снимок. Над входной дверью, висел небольшой наградной вымпел в виде бледного российского триколора, с позолоченной надписью «зимнее троеборье 2005». Совсем рядом, в углу стояли лыжи, спрятавшиеся за швабрами, торчащими из жестяного ведра. От валяющейся под ним тряпки тянуло хлором. Холодный, химозный запах щекотал ноздри и Инга едва сдерживалась от мощнейшего апчхи. Допустить чих Чаркина никак не могла уж больно часто из ноздрей при этом вырывалось струи огня. Она и так не нравилась Шефу, и еще больше испортить его мнение, мог лишь случайный поджог, да еще и такой нелепый… Даже стол, за которым работал Костров, показался ей до боли знакомым. Абсолютно такие же она видела в исторических фильмах и на фотографиях из далекого прошлого. Массивный дубовый стол, стоящий на двух тумбах, занимал добрую четверть всего пространства, оставляя по бокам узкие проходы. Под слоем исцарапанного, потертого лака, скрывалось настоящее темное дерево, отдающееся глухим, глубоким стуком. Инга незаметно приложила к столешнице палец и едва не присвистнула — такой слой древесины мог легко остановить пистолетную пулю. Большую часть поверхности стола, затягивало грубое зеленое сукно, похожее на таковое у бильярдного стола. Его покрывали пятна чернил и зацепки, сквозь которые проглядывалась твердая подложка, но внешний вид все еще оставался очень внушительным. Слева, прямо в рабочую поверхность, вмонтировали простенькую лампу, в темно-зеленом абажуре. Вокруг нее стояли стаканы с разной канцелярской фигней, вроде ручек, карандашей или линеек. Майор всегда ставил свой чай рядом и иногда, заработавшись, путал стаканы, и мог случайно хлебнуть карандашей. Из важного Инга увидела лишь печать, да небольшую стопку гербовой бумаги, придавленную пресс-папье, в виде головы приунывшего лягушонка. От нее исходил странный, едва ощутимый «фон», похожий на совершенно прозрачную дымку, ползущую по воздуху. Нечто подобное можно наблюдать в жаркий день, когда над асфальтом поднимается марево. Почему-то Инга ощущала беспокойство, глядя на эту голову. Покалывающее голову чувство советовало держаться от нее подальше. Тем более она заметила пару мертвых мух, лежащих рядом — несчастные создания выглядели так, будто их вывернули наизнанку. Правую половину почти полностью занимали кипы личных дел и подшитых папок, среди которых примостилась простенькая фоторамка. Юноша в голубом берете и парадной форме стоял на фоне кремлевской стены демонстрируя натертую до блеска звезду героя. Он очень походил на Кострова, но глаза другого цвета, и ростом явно повыше. Из всех стоящих в кабинете, только это фото выглядело не тронутым временем, а защитное стекло и рамка, тщательно протерты. Рядом с фотографией, опасно близко к краю стола, стоял дисковый телефон. Инга видела такой впервые и с трудом представляла как набрать номер. Под потолком тихо жужжала пыльная лампочка на длинном проводе. Она слегка покачивалась на сквозняке, принимаясь мигать при особо сильных колебаниях. Выбеленный потолок усеивали желтые пятна и трещины, сквозь которые проглядывала сетка деревянных перекрытий. Единственное окно в левой стене, выходило на забор. Он закрывал почти весь обзор, оставляя лишь узенькую полоску неба на самом верху, да и то, скрадывалось колючей проволокой. Этого освещения едва хватало, чтобы освещать даже облезлый подоконник, не говоря уже об остальном пространстве. Дополнительного сумрака придавали решетки, установленные поверх стекла — толстые, кованные, идущие лучами от угла окна. За них забилась целая куча листвы, приходящей в хаотичное движение, когда снаружи поднимался ветер. Взглянув на такой удручающий вид, Инга поняла почему майор даже днем держал занавески задернутыми. От вида грязных «ромбиков», покрывающих железобетонный забор, хотелось уже не чаю, а чего-нибудь покрепче. При такой мере безопасности, само окно выглядело слишком хрупким — деревянная рама рассохлась и потрескалась, а держащие ее гвозди, уже немного торчали наружу. Хватило бы одного удачного удара ногой, чтобы она развалилась на части. Скорее всего окно не открывали полностью уже много лет, об этом говорило отсутствие ручки, на месте которой торчала пара гвоздей и слой бумаги, которой проклеили все швы. Между стеклами валялись куски утепляющего войлока, обрывки которого выглядывали из-под подоконника и пара вырезанных из бумаги снежинок, видимо оставшихся с новогодних праздников. Стоящий на подоконнике чайник, соседствовал с термосом, и коробкой чайных пакетиков, из которой торчала засохшая веточка сирени. Из-за бледно-синих занавесок выглядывало еще несколько подстаканников и, внезапно, бронежилет, аккуратно прислоненный к стене. В углу притулился горшок с пышным кустом мяты — растение уже поднялось до середины рамы, взбираясь все выше и выше, по специально подставленным палочкам, и гвоздям. Майор иногда добавлял ее в чай, собирая листья и высушивая. Поднос с ними как-раз стоял на табурете перед батареей, источая тонкий, едва уловимый запах свежести. Слева от окна расположилась старая деревянная картотека, тянущаяся до самого входа, и продолжающася с другой стороны. Казалось что уже давным-давно никто не наводил порядка в этих документах — некоторые ящички располагались не в своих ячейках, другие на половину открыты. Из не до конца закрытых торчали углы папок, и чьих-то личных дел, вниз свисали длинные красные закладки. Нескольких секций и вовсе не хватало, и их место занимали какие-то странные коробки, и тщательно закупоренные металлические бутылки, а на нескольких бирках стояли странные наименования, и фразы по типу «НЕТ-НЕТ-НЕТ», или «да пошло оно все». Верх картотеки тоже захламляли документы — десятки, сотни папок и стопок бумаги, громоздящихся друг на друге, угрожающе колебались, когда кто-нибудь проходил мимо. Среди бумаг выделялись толстые записные книжки, и металлические тубусы с картами местности. Напротив стоял массивный книжный шкаф, на одну из стенок которого майор вещал свою форменную шинель, и китель. За мутным стеклом таились ряды книг и томов, необходимых для работы. Помимо стандартной для милиции юридической литературы, на полках стояли и весьма специфические материалы, достать которые обычному человеку не представлялось возможным. Путеводители по аномалиям, бестиарии порождений «Вспышки» украшенные золотым тиснением, толстенные около-медицинские трактаты описывающие и объясняющие проявления особых сил, и многое-много другое. Некоторые книги Инга узнала сразу — они входили в учебную программу, а у других даже названия не могла прочесть с первого раза. Майор активно пользовался ими — между страницами торчали разноцветные закладки и записки. Правую половину шкафа закрывал пожелтевший ватман, с анатомическим изображением какой-то твари, напоминающей лягушку скрещенную со склопендрой. Ингу передернуло, когда она вообразила встречу с таким кошмаром, где-нибудь в лесу, и она стремительно перевела взгляд повыше, но тут же об этом пожалела. Верхнюю полку шкафа занимали склянки с мелкими монстрами и их скелетами, залитыми формалином. Мерзкие уродцы, получившиеся из грызунов и насекомых, отдавали тошнотной желтизной, а некоторым не хватало частей тела. Сквозь дыры в коже или панцирях, Инга видела застывшие внутренности и ихор, слившийся в единое целое с бальзамирующей жидкостью. В самой большой банке плавала освежеванная человеческая рука с длинными, загнутыми внутрь когтями. Повидав уже много разной гадости, она все же не смогла долго удерживаться от гримасы отвращения. Ее воображение тут же нарисовало, как майор отпиливает эту конечность, от уже мертвой твари. Кровь брызгает во все стороны когда пила вгрызается в тугие мускулы, окропляет форму стоящих вокруг особистов, течет по траве и земле, собираясь вокруг берцев. С ужасным хлопающим звуком рвется толстая шкура, тянущаяся за металлическими зубьями, и визжит кость. На конец раздается чавкающий хруст и майор одерживает победу — конечность у него в руках… Под одобрительный, кровожадный гул голосов и овации, он торжествует. Поднимает ее над головой и кровавый поток из перерезанных, вытянутых артерий течет по лицу. «Нет-нет-нет-нет» — Быстро подумала она, пытаясь остановить галоп фантазии, и убрать из головы сцену кровавого триумфа. Инга быстро хлебнула чаю, ощущая как к горлу подкатывает нехороший, отдающий желчью комок. Она уже видела сегодня, как ненцы разделывают тушки дичи, и это воспоминание с удовольствием поделилось красками с фантазией. Даже чай показался Чаркиной солоноватым и красным, как кровь. Инга не считала себя неженкой, да и крови не боялась, однако открытого насилия за свою жизнь еще не видела. Даже в тире стрелять доводилось по обычным мишеням, совершенно не похожим на людей. Поэтому вид настоящей конечности оказал совершенно ошеломляющий эффект — ей казалось невозможным, что чья-то рука, вот так просто и буднично, может лежать у майора в кабинете. За книжным, стоял стеклянный шкаф с разными наградами, полученными оперативниками отдела. Много уже почти выцветших грамот в позолоченных рамках, пара кубков и медалей за спортивные достижения. На средней полке лежал наградной палаш в разукрашенных ножнах и несколько фляг с гербами России. Дальнюю часть шкафа закрывало на половину развернутое знамя отдела, стоящее на одном основании с государственным флагом. Чуть поерзав на стуле Инга смогла заглянуть за спину Кострова, но ничего особенно интересного там не обнаружила, кроме массивного советского серванта, заполненного невразумительным хламом. Рассохшуюся конструкцию изрядно перекосило от времени и ее подпирал огнеупорный, стальной шкаф со штурвальным замком. Годами стоя на одном месте, он потихоньку продавливал пол собственным весом и не далек был тот час, когда эта стальная хреновина проломит его, и улетит в подвал. Над ним висели портреты главы всего особого отдела и президента России — из-за отвратительного качества фотографии, Инга не сразу поняла кто из них кто. В самом дальнем углу притаилась совершенно неприметная дверь, покрашенная в цвет стены. Инга не заметила бы ее, если бы не ключ, торчащий из замка. Однако ее озадачило совсем не наличие «потайной» двери, а то что она не увидела часы, которые, между тем, продолжали назойливо тикать.  — Ладно. — Костров так внезапно закрыл ее документы, что Инга дернулась. — Мне надо позвонить, подождите пожалуйста. Он кряхтя встал и с видом полным решимости побороть одному ему известную несправедливость, пошел к «потайной» двери. С трудом повернув ключ (звук замка оказался тяжелым и глухим, будто сдвигаются титанических размеров механизмы), майор скрылся в неизвестном помещении. Инга молча проводила его взглядом, а когда дверь закрылась, услышала приглушенное «БЛЯТЬ», эхом раздавшееся по «тайной» комнате. Одно единственное, но очень емкое слово, в единый миг описало Инге ее положение. Всего в двух слогах уместилось все раздражение и негодование майора, детально изучившего ее диплом, и сделавшего выводы.  — Соедините меня с… Бу-бу-бу… Да… Бу-бу-бу… Жду. — Инга отхлебнула чаю, стараясь не слушать разговор, но беспокойство, подогреваемое любопытством, не давало этого сделать. Все ее внимание обратилось на дверь. Из-за нее раздавались грузные шаги и скрип половиц — майор расхаживал кругами, с телефонной трубкой у головы. Прошло несколько минут прежде чем ему ответили.  — Да… Это… Бу-бу-бу-стров. Товарищ… Бу-бу-бу-бу… Зачем? Нет, я просил «специалиста», а не… Бу-бу-бу… Из блядской шараги… Бу-бу-бу… — Голос майора то становился громче, то затухал, превращаясь в бессвязный набор звуков, перебиваемых жужжанием лампочки, и тиканьем часов. Инга сама не заметила как привстала, вслушиваясь. — Да, я понимаю… Бу-бу… Недостаток, но… Бу-бу-бу… Где-то минуту стояло молчание и Чаркина встала, и крадучись подошла поближе. Шагать бесшумно будучи обутой в берцы не самая простая задача, но на фоне мата, доносящегося из «тайной» комнаты, скрип пола казался почти неслышимым. Осторожно прижавшись к книжному шкафу, она вытянула голову, вслушиваясь. — Да блять! Я понимаю! — Внезапно гаркнул Костров и судя по глухому удару, шарахнул кулаком по стене. Похоже агрессивное наступление начало сдавать перед аргументами кого-то свыше. — Я все понимаю, но нахуя мне… Бу-бу-бу?! Бу-бу! Да! Пол города из дерева!!! Если она… Бу! Бу-бу-бу! Всего 45 баллов! Блять… Беготня за дверью стала интенсивней.  — И что?! Бу-бу-бу! Бу! Бу… Ладно. В смысле, так-точно! Слушаюсь товарищ… Бу-бу-бу. Есть! — Майор с грохотом положил трубку и рванул дверь. Поняв что сесть обратно не успеет, Инга резко развернулась к шкафу и уперлась лицом прямо в склянку с отрезанной рукой. «Да какого же хрена…» — Мысленно простонала она, делая вид что разглядывает место среза. Вытянутые трубки вен окружали темные пятна крови, навеки застывшей в виде пузырьков, изорванные волокна мышц, и пористая внутренность кости, навечно отпечатались в ее памяти. Она пыталась сохранять спокойствие, глубоко дышать и стараться не вглядываться в детали, но на деле смесь из нервов, и отвращения норовила превратиться в рвоту. — Интересная вещь? — Спросил майор стрельнув в нее сощуренными глазами. По тону сразу стало ясно, что он знает, что она подслушивала. — Да… — С трудом перебарывая подступающий приступ тошноты, простонала Инга. — Моя между прочим. Ведро там. — Последнее он сказал увидев как девушка стремительно позеленела. Инга уже не думая о своем имидже, рванулась к указанному углу. Пустой желудок сотряс ужасающей силы спазм. Разрывающая мышцы боль прокатилась по животу, как при приступе аппендицита, и несчастная девушка сложилась пополам, не в силах стоять ровно. Она не ела со вчерашнего дня, и по горлу покатилась волна из чая и горькой желчи. Разъедающая язык горечь выдавила из Инги пару слез и те с шипением упали в ведро, тут же испарившись. От оставшихся на их месте подпалин еще несколько секунд исходило раскаленное марево. — Что же мне с тобой делать, кузькина мать? — Несколько смягчившись прошептал Майор, глядя как его новая подчиненная силится перебороть спазм. — Виновата… — Простонала Инга и тихонько захныкала, не сколько от боли, сколько от досады. Боль из тянущей потихоньку превращалась в легкую режущую, но во рту все еще было горько. — «Какое позорище! Руки отрезанной испугалась!» — Ничего, все уберут. — Майор протиснулся мимо стола, и подойдя поближе дал Инге салфетку. — Вытрись. На тебя есть разнарядка, будешь служить вместе с Виктором. Только ради Бога, не спали город… — Так точно! — Инга утерла лицо и шумно сморкнулась. От салфетки пошел дым. Шеф положил ладонь на ее плечо и легонько потряс. — У всех первый день на работе тяжелый, мне шеф голову прострелил. Потом неделю в морге валялся… — Но вы… — Да, живой. Я специалист по искажению плоти, «мускулатор». И регенерирую быстрее чем горю. — Костров улыбнулся самой теплой из возможных улыбок, однако в глазах у него царил холод. — Вот меня и проверяли, смогу фатальный урон пережить, или нет. — И рука, реально ваша? — Инга бросила взгляд на конечность, и едва не дернулась обратно за ведром. Но вместо спазма лишь громко икнула. — Да, под лунное облучение попал, без химзы. Пришлось резать, иначе дальше поползло бы. Но тебе сейчас лучше не думать об этом… Не стоит показываться в таком виде. Хлебни чаю, он уже остыл, должен помочь. Действительно, чай смыл оставшуюся горечь и немного заполнил ноющий от боли желудок, и Чаркина почувствовала себя чуть лучше. — Так, значит сегодня у тебя свободный день, на освоиться. — Костров взял со стола лист бумаги и начал что-то быстро-быстро писать. — Сейчас пойдешь со Знайкой в арсенал, получишь нужное снаряжение. Она же тебя заселит. — Так точно! — Продолжая шмыгать носом и слегка покачиваясь отчеканила Инга. Она сняла со стула свой бушлат и скатав держала его за хлястик. — Отлично, мне еще надо Вика уведомить, что он теперь с напарником, а пока-что… ЗНАЙКА!!! — Гаркнул Костров. Дверь незамедлительно распахнулась и в кабинет просунулась голова Анны Константиновны. — Слушаю товарищ майор! — Она поправила сползающие очки. — Оснасти и засели человека. — Скомандовал Костров, протягивая Инге заполненный бланк приказа…