«so now i say goodbye and this to you, i pledge: take your final step and plummet over the edge».
Алые всплески боли и отчаяния. Кажется, отчаяние и скорбь пропитали всю землю, впитались в воздух, унося по ветру металлический привкус крови. Йеннифер теряется в непрекращающихся криках и мольбах о помощи. И вдруг теперь, когда смерть шумно дышит ей в затылок, ей захотелось жить — захотелось вновь вдохнуть свежий запах полей или моря, ощутить свободу ветра на своей коже, убедиться, что завтра непременно наступит. Но… Но разве наступит? Слезы безысходности не дают ни вздохнуть, ни выдохнуть — кровь под ногами угрожает утопить их всех, как в наказание за жестокость и наивную глупость их существования. Йеннифер смеётся. Смеётся так, как никогда прежде не осмеливалась — так смеются только пропащие, висельники на своем эшафоте. Никто за ними не придет, никто не спасет, — единственная мысль, что крутится в голове, пока взрывы и крики превращаются в какофонию отчаяния. И Тиссая, стоя рядом с ней, все понимает — она знала, чем все кончится, в самом начале. В тот момент, когда желание обрести «всё» стало проклятием, а чужие амбиции так сильно напоминали об ее собственных. И видя в чужой боли и крови годы собственных скитаний, ликуя над жестокостью в чужих глазах, — Тиссая знала. И теперь сама судьба вещает скорую погибель и конец всего живого. Йеннифер улыбается, смерть ей не страшна — страшнее тем, кто останется здесь. И хаос, что алым туманом рассыпается по полю, кажется живым. И боль, которая граничит с безумием чистой агонии и прощальным ликованием, кажется исцеляющей.***
— Порой цветок это просто цветок. И лучшее, что он может сделать — это умереть, — шепчет Тиссая, безучастно наблюдая за восхождением звёзд. Йеннифер смеётся, потому что давным-давно умерла, умерла ради желания обладать всем. И выбор за нее сделала не она, а та, что росла среди унижений, та, что за уважение и власть отдала бы все, не раздумывая ни секунды. Йеннифер смеётся, потому что Тиссая выбрала ее из-за отчаяния, которое они делили на двоих. И кровь у них была тоже общая, что навсегда останется призрачными воспоминаниями на запястьях. — Порой ради смерти достаточно продолжать дышать, — в ответ шепчет Йеннифер, чувствуя, как холод пробирается под кожу. Тиссая — холод и высокомерие, а Йеннифер — страсть и жестокость. Они душат друг друга любовью, нет, «одержимостью», потому что в собственных противоречиях скрывается горькая правда — их жизни изодраны черными нитями судьбы, что навсегда связали их воедино. Неверный шаг и вся иллюзия близости растворится в небытие, а одиночество утянет их в бесконечную пустоту. И все же они теряются в тепле чужого тела, теряются в грубостях и ласках, тонут в собственных пороках, в которых черти ликуют и жаждут зрелищ. Каждая ночь — неизбежный конец, которые хочется растянуть навсегда, остаться в этих мгновениях, забыть о том, что было и будет. Каждая ночь — неизбежный конец, в котором блеск чужих глаз кажется искренним, а молчаливые общения правдивыми. Каждая ночь — неизбежный конец, который в своем завершении создаёт начало их любви, начало жизни без боли и постоянного хаоса.***
Тиссая кричит, вновь и вновь пытаясь найти хоть какие-то отголоски Йеннифер — любой знак, что это не конец. Они пережили слишком много прощаний, чтобы в этот раз их встреча оказалась последней. Они пережили так мало, чтобы на этом поставить точку. Тиссая верит, что это не может стать их концом, потому что Йеннифер дерзнет пойти против смерти и судьбы, пророчеств и времени. И Йеннифер знает, что она прольет реки крови, проложит себе путь на чужих костях, чтобы вновь обрести то, что отняла эта бессмысленная война. Каждая ночь — неизбежный конец, но они обе знают, что их конец — это неизбежное начало.