Всё, что случилось в Лондоне

Всё, что случилось в Лондоне, должно остаться в Лондоне. Это был порыв, сиюминутная прихоть. В нём было слишком много разочарования от британского юмора, в Монике — слишком много раздражения. Росс женится во второй раз, а она не была замужем никогда, у него есть сын, а у неё нет даже парня, что уж говорить о ребёнке, но даже не это главное. Главное — то, что все, от родной матери до пьяного старика-незнакомца, будто сговорились между собой и весь вечер распинались, какая она одинокая и старая. Она выпила и пришла к нему в номер, ища поддержки. Он подбодрил её, сказав первое, что пришло на ум, то, что вертелось у него на языке, как бы странно это ни было. Сегодня ты была самой красивой женщиной в зале. Ты смеёшься? Ты самая красивая женщина в большинстве залов... А потом как завертелось. Секс рушит дружбу, это всем известно. Но когда рядом такая женщина, разве можно остановиться, разве можно ей отказать и выставить её за дверь? Когда-то давно Моника была толстой сестрой Росса, его соседа по общежитию и лучшего друга, но и он тогда был придурком и полным лузером. Не то чтобы что-то кардинально изменилось, но сейчас он искренне не понимал, как мог смеяться над ней. В конце концов, не такой уж и толстой она была, к тому же, она так мило улыбалась и казалась такой счастливой. Теперь уже Моника его соседка, а не Росс. Он ворует у неё еду, хоть и делает это гораздо реже, чем Джо. Он без вопросов может воспользоваться её туалетом или душем. Он частенько наведывается к ней на завтрак или на утренний кофе, а она без вопросов приготовит лишнюю порцию, максимум — поворчит немного, что надо бы ему завтракать тем, что лежит у него в холодильнике, а не тратить её продукты. Моника — такая же неудачница, как и он. Когда бывшая жена Росса, Кэрол, рожала, Моника плакала, глядя на будущих мам и деток в разноцветных свёрточках, и он уверен, что в её голову даже закрадывались абсурдные идеи о краже какого-нибудь младенца. В будущем эта идея сменилась идеей искусственного оплодотворения, благо, у Джо внезапно хватило ума её отговорить. Свои проблемы с мужчинами, которые не задерживались рядом надолго, будто на ней была какая-то порча, она заедала обезжиренным мороженым, а когда дело было совсем плохо — доставала обычное, вредное для фигуры и обладавшее гораздо большим успокоительным эффектом. А ещё у Моники, как и у него, был призрак из прошлого, тот, кто причинял боль, тот, кто постоянно мельтешил перед глазами, постоянно возвращался. Её носил крутые усы и курил сигары, его — разговаривал противным голосом и повторял: "О. Мой. Бог!" Моника — его подруга. Настоящий, хороший друг. Он советовался с ней по поводу отношений едва ли не чаще, чем с парнями. Советы Джо действенны в том, как познакомиться с девушкой и развести её на секс, но именно Моника поддерживала его в длительных отношениях, учила его ценить их и искать компромиссы, учила не бояться. Моника знает многие его секреты и хранит их. Да, однажды она рассказала всем о его третьем соске, но ведь она это сделала не ради пустого трёпа, а ради маленькой мести за то, что он в своё время разболтал её секрет. Остальные же тайны она берегла, ведь тайна — это тайна. Что бы ни говорила Моника перед их первым разом, они очень близки и их связывает слишком многое, вплоть до самых мерзких вещей. Он бы из жадности мог съесть надкусанный ею кекс, она бы из вредности могла облизать ободок его кружки, даже если он сам уже облизал его со всех сторон. Он мочился ей на ногу, чтобы облегчить боль от укуса медузы, и даже после этого позорного инцидента они продолжали смотреть друг другу в глаза без стыда (хоть первые дни это и было непросто). Наконец, между ними было соглашение, что если к сорока ни у кого из них не появится семья, то они сойдутся и заделают общего ребёнка. Это ли не дружба? Стоил ли секс, каким бы великолепным он ни был, такой жертвы? Стоила ли пара ночей тех отношений, что уже успели сложиться между ними? Определённо нет, и потому всё, что случилось в Лондоне, просто обязано остаться в Лондоне. Это их общее решение: в Лондоне они могут творить всё, что угодно, но в Нью-Йорке они вновь станут обычными друзьями, без всяких привилегий. Привилегии всё усложнят, а они не хотят ничего испортить. На словах план кажется прекрасным, но он терпит полный крах: вот уже третий день после возвращения в Нью-Йорк ни он, ни она не переводят наручные часы с лондонского времени на домашнее. Как оказалось, гораздо проще отсчитывать пять часов назад, чем просто взять и перестать вести себя, как любовники, которыми они не являются. Определённо не являются. Совершенно точно не являются. Моника — его лучшая подруга. И ничего более. Но почему так тяжело прекратить их лондонскую интрижку? Почему, несмотря ни на что, прекращать её не хочется? А нужно ли?