Уставшее от волнений и страха сознание отказывалось что-либо соображать, и дорогу от полицейского участка в Йорке до Аббатства Томас почти не помнил. Ему казалось: стоит добраться до своей комнаты, он рухнет на кровать и уснет как убитый, отложив, подобно героине известного романа, все соображения на завтра. Однако прошло уже больше часа, а он, хоть и разделся, все еще не мог заставить себя лечь в постель. И отнюдь не потому, что не получалось встать. Мысли, словно заправская кокетка, обиделись на пренебрежение и теперь настойчиво лезли в голову, расталкивая друг друга и не давая даже спокойно усидеть на месте. Правда, все они крутились вокруг одного и того же: Ричард Эллис.
Все предыдущие дни Томас едва ли обращал на него внимание. И посидеть в пабе в Йорке согласился по большей части потому, что хотел наладить приятельские отношения с человеком из королевской свиты. Кто же от такой возможности откажется, бога ради? Впрочем, Томас, вероятно, был не совсем справедлив к роду человеческому, однако это его не волновало. Он сам от таких возможностей никогда не отказывался и, несмотря ни на что, начинать не собирался. Его всегда притягивала власть или даже нечто, к ней близкое. И не из-за практического результата — по правде говоря, ничего, кроме неприятностей эта его тяга до сегодняшнего вечера не приносила. Это был какой-то глубинный, первобытный инстинкт, и все аргументы вроде «будет полезно» и «может пригодиться» даже ему самому давно уже не казались хоть сколько-нибудь убедительными.
А ведь Ричард рисковал. Один из королевских камердинеров — невелика сошка, по крайней мере, в этом случае, а вмешиваться в подобные ситуации опасно и для министра. Вдруг все-таки дойдет до какого-никакого разбирательства? Вдруг пронюхают журналисты? Вдруг пойдут слухи? Ричард поставил на карту — не свободу, конечно, но репутацию, то есть место. Очень хорошо оплачиваемое и очень привлекательное место. Ради Томаса. От этой мысли кружилась голова и приятно дрожали руки — будто он вечером выпил не полпинты, а засадил сразу пять подряд на пустой желудок.
И Ричард был своим. Томас и правда никогда не встречал «себе подобных» — по крайней мере, среди людей своего круга. Все эти лорды, и герцоги, и прочие мужчины из высшего общества, с которыми он спал, — они были другими, искали острых ощущений, или, по крайней мере, так говорили, и уж во всяком случае все, как и положено, собирались жениться и наплодить наследников. А про шлюх с Трафальгарской площади и думать нечего — те вообще просто зарабатывали деньги, играли роль, которая не имела ничего общего с их настоящей жизнью, с их настоящими желаниями, — не говоря уже о чувствах.
Да, наверное, в этом и было дело — в чувствах. Томас месяцами следил за Джимми взглядом, а тягу к нему почувствовал, кажется, еще до того, как толком его увидел. Да что Джимми — его и при встрече с Филиппом бросило в жар просто от ощущения чужого присутствия. А Ричарда он до этого вечера даже не замечал. И убойный коктейль из благодарности, любопытства и непривычного ощущения общности ничего не менял. Не менял же, правда? Только голова кружилась все сильнее, и все сильнее дрожали руки, и в солнечном сплетении запоздало закручивался щемящий узел — как в детстве при полете с горки.
Томас весь извертелся на стуле и в конце концов сначала чуть не свалился носом в пол, а потом чуть не расшиб себе голову, стукнувшись о стену. Чертыхнулся, резко вскочил на ноги — и те сами понесли его к двери и в секунду выволокли в коридор. Ну, не будет же большого вреда, если он тихонько постучит в комнату Ричарда, чтобы еще раз поблагодарить за услугу? Тот, наверное, все равно уже спит. Слуги Аббатства — те-то точно видели уже десятый, если не пятнадцатый сон. Их взбудоражил королевский ужин, а еще больше — предшествовавшая ему авантюра, но Томас весь день бездельничал, а они — напряженно работали, и это наверняка дало себя знать. Тут поневоле захочешь стать трудоголиком.
Томас быстро дошел до нужной комнаты и постучал — так тихо, что сам едва расслышал звук. Дверь немедленно распахнулась.
— Томас?
— Ричард, — он растянул гласные, словно пробуя чужое имя на вкус. Ричард хлопал глазами, будто тусклый свет в коридоре казался слишком ярким, но разбуженным не выглядел.
— Заходи.
Ричард схватил его за майку и быстро втащил в комнату. Простая — и очень разумная — мера предосторожности, но у Томаса едва не подкосились ноги. Теперь, в полумраке и после часа вспыхивающего перед глазами бессмысленного калейдоскопа чужое присутствие — и рука, все еще лежащая на его груди, — ощущались даже слишком остро. Возбуждение вспыхнуло стремительно, невероятно сильно — и совершенно неожиданно. Он ведь ни о чем таком не думал. Не думал же, правда?
— Я… — голос уже охрип, и Томас прокашлялся. — Я хотел поблагодарить тебя за помощь.
— Ты повторяешься, — улыбнулся Ричард. — Что ж, тогда я тоже повторюсь: не за что. Я был рад тебе, — он выделил местоимение голосом, — помочь.
— Спасибо, — выдохнул Томас. Резко наклонился вперед и поцеловал Ричарда в губы. На краю сознания еще мелькнула мысль, что он совершает ужасную ошибку; что он сам не знает, чего хочет; что даже если Ричарда привлекают мужчины, это не значит, что его привлекает лично Томас — хотя это соображение точно не выдерживало никакой критики. Но тут Ричард с голодным стоном ответил на поцелуй — и все стало знакомо и привычно.
Томас провел языком по зубам и небу, игриво прикусил нижнюю губу, левой рукой подцепил майку Ричарда, а правой сразу полез в пижамные штаны. Запоздало сообразил, что, наверное, слишком торопится, — но через секунду понял, что ошибся. Стояло у Ричарда так, что если бы во время короткого разговора Томас хоть на секунду опустил глаза «ниже экватора», то наверняка бы заметил раньше. Он, пряча улыбку, прижался к горячей коже на шее, и почувствовал лихорадочное биение пульса. Ричард пах лесом и еще чем-то едва уловимым и смутно знакомым, что вызывало ассоциацию с бескрайним голубым рассветным небом. Томас медленно провел рукой по твердому члену — не столько лаская, сколько изучая, и наслаждаясь ощущением бархатистой кожи под своими пальцами, — погладил головку. Ричард громко застонал и толкнулся ему навстречу, вцепившись в плечи так сильно, будто боялся упасть.
— Тооомас…
— Да, — нарочито-спокойно откликнулся тот, размазывая пальцами по стволу выступившую смазку.
— Я думал о тебе.
— Я так и предполагал, — улыбнулся Томас. Твердый член в его руке и в самом деле давал неплохие представления о недавних мыслях Ричарда.
— Ты хочешь?..
— Я хочу выразить тебе свою благодарность, — промурлыкал Томас, продолжая двигать рукой.
Ричард замер в его объятиях — но тут же снова дернулся вперед, откликаясь на ласку.
— Что?
— Тебе ведь нравится? — вопрос был риторическим, Томас и так прекрасно знал — видел, ощущал и чувствовал — ответ.
— Нет! — Ричард резко отшатнулся и выбросил вперед руку, словно предупреждая возможное движение. Но Томас и без того замер как вкопанный. Восклицание показалось ему настолько громким, что он начал всерьез опасаться, не услышали ли его в соседней комнате, а то и на женской половине. — Пожалуйста, не надо.
— Хорошо, — с удивившим его самого спокойствием ответил Томас и выскочил за дверь.
— Томас, — тихий оклик остановил его сразу за порогом. — Томас, пожалуйста… Ты мне ничего не должен. А этого — тем более. — У Томаса в голове стоял гулкий шум, он с трудом разбирал слова, не говоря уже о том, чтобы улавливать их общий смысл. И прежде, чем он успел уложить сказанное в голове и хотя бы примерно сообразить, что же именно случилось, Ричард прошептал: — Спокойной ночи.
* * *
На следующий день Томас с трудом смог выползти на задний двор, где Ричард наблюдал за погрузкой королевского багажа.
Все утро Томас сидел в своем кабинете — не потому что от кого-то прятался, а потому что его не держали ноги: ночью он почти не спал. Стоило закрыть глаза, как его тут же начинали преследовать яркие картины того, как Ричард трахает его прямо на полу своей комнаты, быстро и грубо, как шлюху, которой он, наверное, и выглядел со своей «благодарностью». Или как сам Томас возвращается, прижимает Ричарда к двери, которую тот не успел захлопнуть перед его носом, и продолжает ласкать, очень медленно, раз за разом не позволяя кончить, и пьет с его губ умоляющие стоны. Или… В общем, воображение прокрутило с половину известных сценариев, а на другую просто не хватило ночного времени.
Но перед коротким разговором и быстрым поцелуем украдкой последствия эротической бессонницы ненадолго отступили, и Томас все-таки вытащил себя во двор.
— Ри… Гм, мистер Эллис.
— Мистер Бэрроу, — Ричард кивнул и быстро подошел к нему, легкой летящей походкой и с мальчишеской улыбкой на лице, совсем как этим утром в кабинете, вот только теперь Томас заметил небольшую скованность движений и слегка расфокусированный взгляд.
— Ричард, насчет этой ночи, — затараторил Томас, боясь передумать. — Ты ведь хотел?
Тот немного покраснел, но кивнул:
— Да.
— И… Ты ведь думал обо мне? До того, как я пришел?
— После тоже.
Теперь Томас тоже вспыхнул. И, наверное, даже не из-за подтекста — чего-то в этом роде он и ждал, и потом, его собственная ночь прошла точно так же. Просто он не привык обсуждать свои не совсем сексуальные желания. Да он даже думать о них не привык, если на то пошло.
— Тогда почему ты?..
— Я ведь объяснил: мне не нужна твоя благодарность. Мне нужно больше. Намного больше. Если ты захочешь.
— О. — Томас прокашлялся. — Ну, на самом деле, вчера я приходил не за тем, чтобы тебя поблагодарить. Я просто неудачно пошутил.
Ричард захлопал глазами — совсем как прошлой ночью, и Томасу почему-то стало весело и тепло, словно при взгляде на любимый холм в поместье, с которым у него было связано несколько приятных и не очень приличных воспоминаний. А Ричард, переварив информацию, выпалил — чуть громче, чем следовало:
— У тебя паршивое чувство юмора!
Томас быстро осмотрелся по сторонам — все по-прежнему занимались погрузкой — и прошептал:
— Просто дикие фантазии.
— О, — Ричард снова солнечно улыбнулся. — Не знаю, смогу ли им соответствовать, но я попробую. Если ты захочешь.
— Тебе нужна декларация о намерениях? — фыркнул Томас. Хотя смеяться было не над чем: он ведь и в самом деле до сих пор не произнес этого довольно простого слова. — Хочу.
— Тогда… — Ричард подошел чуть ближе, на мгновение скосил глаза «ниже экватора» и повторил то, что уже говорил утром в кабинете: — До нашей следующей встречи — думай обо мне.
Конец
