Длиною в кайф

Вдох. Выдох. Долгий судорожный вдох. Короткий прерывистый выдох. Вдох-выдох. Тяжёлое частое дыхание было настолько шумным, что казалось, будто его слышно на несколько метров вокруг. Так же, как и стук бешено колотящегося сердца, которое давным-давно сбилось с нормального ритма и теперь отбивало чечётку в известном только ему одному темпе. В ушах дико звенело, ноги стали ватными и не слушались, но человек бежал и бежал, из последних сил, понимая, что если остановится, то точно пропадёт. Тело било крупной дрожью, по лбу струился пот, а руки тряслись, судорожно сжимаясь в кулаки. Темнота июльской ночи скрыла все парадные прелести города на Неве, вывернула его наизнанку и обнажила самые страшные стороны петербургской жизни середины девяностых. Почти чёрные дворы-колодцы с подбитыми глазами-фонарями злобно смотрели вслед бегущему, хохотали и скалились, но всё же прятали его от преследователей. Чувствуя, что ещё немного, и он потеряет сознание, человек, на вид парень лет двадцать пяти, резко свернул в очередную подворотню, тихую и сырую, остановился и прижался затылком к холодной каменной стене, стараясь хоть чуть-чуть отдышаться. Призрачный свет луны, на миг вырвавшейся из плена облаков, скользнул по фигуре парня, будто знакомясь с ним. Тёмные волосы совсем намокли и прилипли отдельными прядями к влажному высокому лбу, чёрные зрачки карих глаз, резко выделявшихся на бледном осунувшемся лице, бегали туда-сюда, как у загнанного зверя, а пересохшие губы потрескались и кровоточили. Молодой человек склонил голову набок и прислушался. Не услышав ни топота, ни милицейских свистков, ни шороха автомобильных шин, он сполз по стенке, сел на корточки и потёр воспалённые красные веки. Ночной воздух был тёплым, плотным, даже душным, но парня продолжал бить озноб, несмотря на то, что на нём была чёрная кофта с длинными рукавами. Он обхватил себя руками и раскачивался вперёд-назад, собирая остатки сил, чтобы подняться. Тело не хотело слушаться, оно бунтовало и требовало очередной дозы белой отравы. Дичайшим усилием воли парень всё-таки оторвался от асфальта и медленно, крадучись, побрёл через весь район к назначенному месту встречи. Забег по ночному Питеру не прошёл даром, он останавливался, сгибаясь пополам, через каждые сто метров, но кое-как всё же дополз до трёхэтажного дома, щерящегося дырами разбитых окон, толкнул скрипучую дверь и ввалился внутрь, морщась от хруста стекла под тяжёлыми шнурованными ботинками типа мартинсов. Увидев вошедшего, со ступенек тут же вскочила черноволосая девушка, чересчур бледная, тонкокожая и хрупкая. — Мишка! Ну наконец-то… Достал? — воскликнула она и прижалась, вздрагивая, к нему. — Достал. Чуть не сдох, бля… — выдохнул Миха и опустил руку в карман кожаных брюк, державшихся на нём лишь за счёт ремня. — Почему так долго? Давай быстрее! — срывающимся шёпотом попросила девушка. — Долго? — задержал руку Мишка и отступил на шаг назад. — Ну шла бы тогда сама, зачем меня отправила? — В следующий раз точно пойду. Больно надо сидеть тут, ждать тебя. Хер знает, где тебя носило. — Куда ты пойдёшь, Фиска, деньги-то мои, — возразил Мишка, он не хотел тратить на ругань остатки жизненной энергии, но от таких слов стало обидно. «Бегаешь, блять, по всему городу то от дилеров, то от ментов, загибаясь от подступающей ломки, приносишь всё сюда, хотя можешь вмазаться сразу и один, а эта сучка хвостом крутит», — пронеслось в уставшем сознании. — Да нахуй они мне, твои? — тем временем повысила голос Анфиска. — Ты чё, не знаешь, как можно легко заработать на дозу? Миха совсем разозлился, прищурился и прижал девушку к обшарпанной подъездной стене, рукой хватая за шею. — На панель собралась? — подчёркнуто тихо и спокойно сказал он, внутри закипая и булькая, как чайник. — Ну так давай, вали прямо сейчас! Анфиса пропустила эти слова мимо ушей и прохрипела, не пытаясь вырваться из Мишкиной хватки: — Кончай издеваться, дай поставиться, у тебя же есть. — Есть, да не про твою честь, — Миха отпустил её и легко оттолкнул. Она упала на грязный бетонный пол, но сдаваться не собиралась, вцепилась в его ноги и попыталась достать из кармана заветный пакетик тонкими пальцами, что дрожали и не слушались. Мишка посмотрел на Фиску сверху вниз, заглянул в пустые глаза, жаждущие лишь одного, и тяжело опустился рядом. Гнев и обида поутихли, он чувствовал, что ему самому позарез нужен этот кайф, чтобы жизнь снова обрела краски, а чёртова ломота в мышцах отступила, поэтому протянул Анфисе порошок: — На. Баян есть? У меня нихера, даже зажигалку просрал. — Вот зажигалка. Пошли, остальное в квартире, — девушка схватилась за наркотик, как утопающий в ледяной полынье хватается за протянутую ему палку, и потащила Миху за собой. Они поднялись в одну из квартир этого заброшенного дома, который вот-вот должны были снести, Фиска бросилась к тайнику и с облегчением нашла там пятикубовый шприц, на игле которого засохла хер знает чья кровь, почерневшую закопченную ложку, и даже неполную поллитровую бутылку с водой. Отточенные привычные действия — и вот, после долгого мучительного поиска, убийственная жидкость уже растекается по венам, мешаясь с кровью и проникая в мозг. Тело расслабляется, боль исчезает, тревога и беспокойство тонут в радостной эйфории. — Товар охуенный. Где взял? — спрашивает Анфиса, садясь ближе к Мише и опуская голову на его плечо. Ссора забылась и кажется чем-то неважным и несущественным. Мало ли что наговорили друг другу на кумарах. — Там, где уже никогда не возьму, — лениво отвечает Миха, запутываясь руками в волосах Анфисы, а потом снова сжимая её тонкую шею, но уже по-другому, почти нежно и ласково. Она отстраняется и затягивает его в долгий поцелуй, слизывая с губ засохшую кровь. — Погнали отсюда в нормальное место? — предлагает Миха, жадно сжимая её в объятиях. — Куда? Зачем? — не понимает Анфиса. Ей хорошо прямо здесь и сейчас, для чего куда-то идти? — Увидишь, — напускает на себя таинственности Мишка, и Фиса покорно идёт за ним. Хуй знает, почему, но она всегда делает то, что он просит. Ночь, до сих пор жаркая и душная, обнимает их тёплыми крыльями, и они наконец-то тоже могут почувствовать это, без дрожи и ломки. Мишка тащит Анфису на безлюдную пока набережную, где можно удобно расположиться на гранитных ступенях, наблюдая, как жёлтое горячее солнце будет выкатываться из-за горизонта. Они садятся в углу за каменным выступом, Миха обнимает девушку за талию, и оба замирают, залипнув на предрассветное небо. Проходит около получаса, солнце встаёт, оцепенение чуть спадает, Фиска шевелится и говорит: — И ты привёл меня сюда тупо смотреть на рассвет? — Не, — встряхивается и Мишка, поворачивается к ней и неожиданно резко пробирается руками под одежду, поглаживая и сжимая. В нежных утренних лучах Анфиса так охуенно красива, что он хочет её прямо здесь и сейчас. — Вставай, — горячо шепчет он, властно поднимает её, сильно дёрнув за руку, и прижимает к стене в месте, более-менее закрытом от посторонних глаз. — Что же, разденешь меня совсем? — хитро спрашивает Анфиса, пока он расстегивает тугие пуговицы на её блузке. — Нахуя. Просто выкину вот это, — он освобождает её грудь от бюстгальтера, потом медленно перемещает руки ниже, наслаждаясь короткими стонами, забирается под юбку и снимает, разорвав, последний лоскуток кружевной ткани. — Вот так-то, блять, лучше. Фиска прикрывает глаза и изнывает от желания, уже готовая почувствовать Миху внутри, но он вдруг коротко смеётся и застегивает пуговицы обратно. Это даётся ему ещё сложнее, чем расстёгивание, он сопит и матерится под нос. — Эй, ты чё? Это что было? — смотрит на него Анфиса полными возмущения и возбуждения глазами. — Погоди. Потерпи, — лукаво улыбается Мишка, обхватывает грудь руками, любуется, как стали теперь видны сквозь тонкую ткань блузки возбуждённые торчащие соски, и снова куда-то тянет. — Блять, куда мы? Мне что, так по городу и ходить, без белья? — упирается Фиса. — Ну а чё, слабо́? — ухмыляется Михаил. — Ты же со мной, ё-моё. — Дурак, — слабо улыбается Анфиса и стукает его по лопаткам. — Не ломайся, тебе стопудово понравится, — выдыхает Миха и рывком прижимается к ней сзади, как можно ближе, так, чтобы она почувствовала, что и ему всё это нравится ничуть не меньше. — Пошли. Он ловит такси, тыча крупной денежной купюрой прямо в лицо водителю, который сперва подозрительно смотрит на странную парочку с безумными глазами, явно находящуюся под чем-то, но всё-таки везёт их по адресу, который называет Михаил. Заднее тесное сидение почти новой девятки оказывается полностью в их распоряжении, и таксисту приходится делать вид, что он очень увлечён дорожной ситуацией, ничего не видит и не слышит. Хотя посмотреть есть на что. Миха, улыбаясь как хищный зверь во время брачных танцев, целует Анфиску слишком откровенно, слишком сексуально и чересчур вызывающе, проникая гибкими пальцами в самые сокровенные места, и оба теряют и голову, и остатки стыда и совести. Наконец, машина останавливается у шикарного фешенебельного отеля. Миха бросает водителю деньги и широким жестом отказывается от сдачи. — Сдурел? — шепчет Анфиса, собирая в кучку остатки здравого смысла. — Ты чё бабками соришь? — Фис, ну давай шиканем. Я получил охуительный гонорар и снял тут номер для нас. — А герыч на что брал? — Его я спиздил. — Ты идиот… Новую дозу где найдём? — Там, где обычно. Сейчас вообще похуй, — отмахивается Мишка, ведя её к стойке за ключами и совершенно игнорируя косые взгляды, а потом волокёт в бесшумно открывшийся лифт. — Слышал, эти курицы-администраторши шептались про милицию? — шепчет Анфиса. — Ну и чё? — отвечает Миша, обнимая её и носом утыкаясь в шею. — Да ничего, — хохочет Фиска. — Смешно просто, как они пялятся. — Да, — смеётся и Миха и останавливает лифт кнопкой «стоп». — Ты что опять задумал? — Смотри, какое тут зеркало. Во всю стену, нахуй, — Мишка разворачивает её лицом к отражению и толкает вперёд, заставив прогнуться в пояснице. — Мих… А если тут камеры? — Похуй. Всё похуй, — он понижает голос и переходит на чертовски сексуальный шёпот, от которого у Фиски внутри всё просто переворачивается. — Блять, какой же вид. Не закрывай глаза, смотри на меня через зеркало. — Извращенец, — выдыхает она, ещё больше распаляясь. Мишка ничего не отвечает, в два счёта расстегивает пряжку своего ремня, и Анфиса судорожно вцепляется в поручень лифта. Миха груб, резок и быстр, но совсем не беспокоится на этот счёт. Грёбаный героин делает его способным вынести любой секс-марафон, но оттягивает оргазм куда-то в бесконечность. Иногда под кайфом ему кажется, что пик вообще никогда не наступит. Но ощущения от самого процесса, ставшие в миллион раз более яркими, тем более с такой же, как и он, обдолбанной Фиской, охуенной и любимой, перекрывают всё остальное. Миха крепко притягивает её за бёдра, впечатывая в себя, ускоряется и тащится от пелены наслаждения, что отчётливо видит в глазах Анфисы через зеркало. — Ладно, давай отпустим лифт, а то точно вызовут ментов, а у меня две дозы белого в кармане, — прислушавшись к шуму на этаже, наконец выдыхает с сожалением Мишка, поправляя на Анфисе блузку и спуская вниз юбку. Лифт приходит в движение, доезжает до нужного места, Миха с Фиской выходят и сталкиваются с двумя ошарашенными мужчинами в дорогих деловых костюмах. Мишка ржёт и говорит им сквозь смех: — Ну и хули пялитесь, ё-моё? Счастливых свободных людей не видели? Он хватает Фиску и нарочно яростно целует прямо на глазах у этих напыщенных уродов, умудрившись показать им вслед фак. — Ну что, вот и пришли, — они наконец добираются до нужного номера, Миха открывает дверь и впускает Анфиску в один из самых крутых люксов. — Охуеть… — кое-как выдавливает из себя Фиса, глядя на роскошь и комфорт. — Чё-то как-то не по-панковски, а, Миш? Мишка заваливается на огромную, просто гигантскую двуспальную кровать и смеётся: — Хуйня. Это мой подарок тебе. Тут даже джакузи есть, прикинь? А смотри, какой траходром. Иди сюда. Он призывно манит её к себе пальцем, стягивая с себя кофту, а когда Анфиса подходит, цепляется за её талию и опрокидывает на спину. В глазах зажигаются недобрые шальные огоньки, которых Фиска даже боится. — Ну так что ты там говорила, — вкрадчиво говорит Миха, разведя её руки в стороны и сильно прижимая к кровати, — хочешь шалавой быть? Трахаться со всякими хуями за герыч? — Нет, Миш. Я тебя люблю, — отвечает Анфиса, а мысли путаются и скачут. — Просто вырвалось, хотела позлить тебя. — Ну чё, получилось. Я очень зол, — рыкает Миша, быстро полностью раздевает её и начинает слегка придушивать за шею. Это их давняя игра, он старается держать себя в руках, не оставить следов и не причинить сильной боли, но получается плохо. Границы реальности размываются, желание выходит из-под контроля, он убирает руки и впивается в тонкую кожу зубами, сходу сжимая челюсти, почти прокусывая, как настоящий вампир. Фиска ойкает, но болевые рецепторы до сих пор во власти героина, и она может вытерпеть многое. А Миху уже не остановить, он оставляет яркие сочные засосы в самых разных уголках Фискиного тела, переворачивает её на живот, шлёпает широкой ладонью по упругим крепким ягодицам, шепча что-то бессвязное про наказание и расплату. Воздух раскаляется и пропитывается непередаваемым запахом грубого секса. Шлепки, укусы, охуенные звуки бешеного темпа и громкие стоны заполняют всё пространство номера. — Хорошая девочка, — устав, чуть приостанавливается Мишка, заваливается на спину, и Анфиса облегчённо выдыхает, она тоже утомилась от этой дикой скачки. — Давай, поработай ртом. — Ну если ты хочешь, — странно улыбаясь, чуть дразнится и сама же нарывается Фиса, и Миха обхватывает её голову и начинает двигаться сразу же быстро и на всю длину. Минет от Анфисы хорош настолько, что Мишка за несколько минут неожиданно даже для самого себя достигает разрядки, и это так приятно, что он стонет, совершенно не сдерживаясь, хрипло и протяжно. — Ты прям как те шалавы, о которых упоминал, — подкалывает его Фиска. — Похер, тут звукоизоляция, — отмахивается Миша и притягивает её к себе. — Слышь, это… Всё в порядке? Он всё-таки боится в такие моменты перегнуть палку и уйти в какое-то жёсткое садо-мазо, а потом об этом жалеть, но Анфиса всегда успокаивает его: — Всё хорошо. Всё охуенно, Миш. Ты что-то говорил про джакузи? — Пошли. Только давай включим музыку, — он врубает на стереосистеме почему-то Doors и целует Анфису так нежно, как только может. Языки переплетаются и надолго остаются вместе, руки скользят, очерчивая хрупкую фигуру, и обоим хорошо до охуения. У них есть всё, что нужно: секс, пара доз героина и музыка, а остальное подождёт. Плевать, что уже завтра надо будет снова рыскать по городу в поисках денег и наркоты, плевать, что ломка сотрёт из памяти все оргазмы. Плевать. Надо жить здесь и сейчас. Вдох. Выдох. Долгий вдох удовольствия длиною в кайф. Короткий выдох наслаждения, переходящий в стон. Вдох. Выдох.