But Today My Heart Swings

      Снег заносило сквозь разбитые окна, из которых открывался вид на пустующие погрузочные площадки, подсвеченных тусклым светом уличных фонарей. Ноябрь — слишком ранняя пора для снега, особенно для Севера-Востока США, где погода и так делает, что ей заблагорассудится, тем не менее, волшебство первого снегопада прошло мимо Питера. Он слышит хруст разбитого им стекла под чужими шагами на полу склада в ранее неизведанном Аппер-Бей, куда ему не следовало бы совать свой нос. Снаружи слышались звуки, доносящиеся то издали, то откуда-то неподалёку: он мог уловить рев полицейской сирены, будто бы мчащуюся в противоположном от него направлении, которая вскоре утонула в грохоте свалившейся на пол складской двери, сопровождаемой волной пыли и осколков. Он потонул в какофонии выстрелов и криков, отражающихся от металлических стен, пока не смог уловить среди этого хаоса как далеко кто-то находится или даже сколько людей кинулись на сумасшедшего наемника, размахивающего катаной, явно уставшего сидеть без веселья — он решил организовать собственную вечеринку.       Дэдпул выносит входную дверь на склад, его ботинки оставляют за собой кровавые следы, а в левом плече уже зияют три дыры от пулевых ранений — Паркер понял, что жестко проебался. До грандиозного появления наемника какая-то иррациональная часть Питера настоятельно твердила, что все под контролем. Его привязали к металлическому стулу, уже непонятно сколько времени оставленная ими рана на боку кровоточила, тяжело было вспомнить последний раз, когда у него в ушах звенело настолько сильно, но даже так он держался молодцом. Порог его ошибок, вероятно, должен быть меньше на данном этапе, но даже он вынужден признать, что когда появляется Дэдпул, дела идут настолько плохо, насколько это вообще возможно.       Питер вроде как пообещал Хэппи залечь на дно и больше не ввязываться в передряги, после которых части города превращаются в руины, и пока он представлял, как долго до посинения мог бы спорить о деталях их уговора, его теперешняя ситуация была далека от понятия «залечь на дно». Карен точно разъяснила бы ему это понятие и подметила, как он облажался сегодняшней ночью, но юноша был уверен, что маску с его искусственным интеллектом уничтожили еще в перерывах между избиением лица попеременно с введением в его организм их новейшей наркоразработки. Она могла бы ему доложить довольно важную информацию о точном объеме потерянной крови и снова бы заострила внимание на том, как важна кровь для таких хрупких существ, как люди, но сейчас об этом можно лишь догадываться — он решил притвориться, что все в порядке. И каким бы ни было его отношение, трудно было отрицать разницу между тем, чтобы предотвращать ограбления старушек в темных переулках и быть похищенным наркобароном, за которым Человек-паук вел неположенную слежку в течение последних двух недель. Склад был довольно далеко от привычного района патрулирования — или хотя бы к хорошо знакомому кварталу — но ему удалось выудить информацию у одного очень болтливого головореза и с имением настолько ценной информации он бы сошел с ума сидеть и бездействовать, особенно осознавая насколько опасны наркотики, которые распространяют эти ребята.       Питер даже не мог представить, сколько он уже сидел связанный и истекал кровью. У него кружилась голова, и он немного бредил от накрывающей паники и кровопотери, а его ускоренная регенерация видимо взяла творческий отпуск, поскольку за все мучительно долгое времяпрепровождение в этой дыре он ни разу не заметил от нее никакого эффекта. На его плече виднелась пара небрежных следов от инъекций — у него закрались опасения, что они, вероятно, ввели ему тот самый наркотик, распространение которого он хотел предотвратить в первую очередь. Велик шанс того, что введённое в его организм вещество препятствует действию регенерации, а также является причиной, по которой ему хочется кусками содрать с себя кожу.       Растекающаяся лужа крови, бегущая прямиком к сточной решетке, дает Питеру немного больше понимания о своем нынешнем самочувствии — при виде такой картины он даже не ощутил, как желчь подбирается к его горлу, как это обычно случалось. Немного ясности внесла и реакция на Дэдпула — вместо тревоги его накрыло чувство облегчения. Он понимал, что высока вероятность, что Дэдпул зол, поскольку тот неделями подготавливал почву для этой операции и, прежде чем Питер вмешался в его планы, юноша пообещал сообщать ему о каждом своем действии. Вероятно, это было одним из немногих показателей доверия, которые Питер ненамеренно и безвозвратно испортил. Ему действительно стоит перестать обещать людям, что он перестанет заниматься опасными и глупыми вещами только из-за своей прихоти.       — Что я тебе, блять, говорил?! — Гаркнул Дэдпул через все помещение как по сигналу, вонзив одну из катан в человека в белом халате с такой легкостью, будто они были сделаны из бумаги, вторая катана полетела прямо в глаз приближающемуся громиле с нунчаками. — «Не суйся в секс-притон этого наркоши». Я вроде как ясно выразился!       Так, ладно, видимо и правда зол. Не очень хороший знак. Сейчас он меньше всего хотел этого — вечер и так был дерьмовый. Он думал, что ему стоит злиться на себя за свое безрассудство, за то, что был слишком самоуверенным и пытался сделать что-то сверх своих возможностей, но не злился. Он должен злиться на то, что позволил схватить себя, что был все еще настолько зеленым для супергероя, что некоторые бандиты во время патруля с легкостью могли на него наброситься, но он опять же не злился. Его сердце бешено колотилось, пульс подскочил, и он практически в истерике осознал, что его накрыло волной страха. Он на сто процентов был уверен, что Мстители не поджимают хвост от страха посреди битвы, что они не позволяют непонятно кому нападать на них первыми — но ни одна из этих мыслей не могла никак его успокоить. Он почти уверен, что никто из Мстителей случайно не оказывался в секс-притоне.       «Идиот» — в сотый раз за этот вечер подумал Питер. — «Тебе просто надо было остаться сегодня дома».       Что-то покатилось к ножке его стула, и Питер старательно избегал взгляда в ту сторону, уверенный, что это чья-то отрубленная голова. Он сглотнул ком в горле и закрыл глаза: звон в ушах не унимался и казалось, что эта пульсация в голове никогда не закончится. Он пытался сконцентрироваться на дыхании, стараясь унять свои обостренные ощущения. Прикасающийся к рукам металл спинки стула отдает прохладой, но нарастающее в голове и горле давление жара словно опалило пламенем все его тело; волна паники, которую он старательно пытался подавить, не проходила. Хаос вокруг него затих, но избыток адреналина, бушующий в жилах, совместно с введённым препаратом перевернули с ног на голову его ощущения — он изо всех сил старался сохранять спокойствие, просто дышать.       — Паучиш, ты в курсе, что они тебя чуть не выпотрошили? — спросил Дэдпул с более близкого расстояния, когда его грязные, окровавленные в перчатках кончики пальцев проскользнули в волосы Питера, оттягивая голову немного назад, чтобы убедиться, что он все еще в сознании — все еще жив — после этого сдерживаемая юношей паника подскакивает к горлу вместе с беспокойным сердцем. Ему стоило тут же отдернуть голову и приложить хоть какое-то усилие, чтобы скрыть свое лицо, но ему некуда было деваться — он понял, что замер, наблюдая за странным изменением выражения лица Дэдпула через маску. Этого определённо не скрыть.       Дэдпул моментально сжимает пальцы, может от удивления, а может от чего-то совсем другого, и эта хватка в его волосах посылает необычный болезненный пульс от черепа Питера вниз по позвоночнику, в конце концов, совсем не ощущаясь как боль. Вместо этого он чувствует, как электрический разряд прошибает его до кончиков пальцев, словно он схватил оголенный провод, и поскольку ситуация была не до конца неловкой, Питер ахает так громко, чтобы наверняка каждый житель Нью-Йорка услышал его. Он чувствует, как румянец заливает щеки — сейчас ему невероятно хотелось провалиться под землю.       — Выглядишь как один из тех парней на постере к «Последнему уроку». — Продолжил Уэйд слишком оживленно, будто намеренно игнорируя парочку головорезов в помещении, способных пристрелить его в любой момент. Он убирает свою руку и обходит стул, чтобы освободить его руки. — Разве никто не говорил тебе, что нельзя брать конфетку у незнакомцев?       — Чувак, мы можем обсудить это в другой раз? — Спросил Питер, ощутив напряжение от унижения и пульсирующей боли в его боку. Он чуть не валится со стула, когда его запястья становятся свободными, но рука Дэдпула хватает его за плечи и предотвращает падение, и Питер упорно пытается игнорировать исходящий от чужого тела жар.       — Ну или никогда. Да, лучше не будем это вспоминать. — В движениях и словах Уэйда чувствуется неподдельное напряжение, значит, он в бешенстве, и Питер понятия не имеет, как ему поступить в сложившейся ситуации — у него с трудом-то получается общаться с Дэдпулом, когда тот в полном расцвете сил и в своей стихии.       Уэйд опускается перед ним на колени и показывает руку с двумя отсеченными пальцами, отрубленными под самый сустав.       — Сколько пальцев я показываю?       Питера чуть не выворачивает наизнанку, но он сдерживается и выдыхает через нос.       — Кажется, меня накачали наркотиками.       — Тщщ. Неверно. Правильный ответ — три.       Он рефлекторно вздрогнул, когда Дэдпул прикоснулся к нему и сжал руку — ему некуда было деваться, кроме как ткнуться лицом в пол, но даже сейчас хватка мужчины несмотря ни на что удерживала его в вертикальном положении. Он изо всех сил старался дышать спокойно, чтобы не сделать ситуацию хуже еще примерно раз в тысячу, но руки Уэйда на его теле ощущались словно клеймо, которое невозможно было игнорировать.       — Я думал, что ты теперь член клуба Мстителей, Паучиш. На твоем месте я бы позвал их на подмогу.       Несмотря на разрушающую его тело боль в боку, голове и груди, Питер подавил рвотный позыв, чтобы не заблевать их двоих с головы до ног.       — Да, а еще я мог отключить трекер у себя в костюме.       — Звучит суперумно, — задумчиво ответил Дэдпул и, схватив парня под коленками, поднял его словно пушинку — Питер даже не решился врезать ему прямо в челюсть. Он неестественно теплый, весь костюм наемника пропитался кровью как его собственной, так и тех парней, которые остались гнить на полу; раны от пуль перестали кровоточить, но оставили после себя темное, липкое месиво. Питер старался сосредоточиться на своем дыхании и поддержании сознания, а не на том, как двигаются мышцы рук Уэйда — не на том, как он четко ощущал прикосновение чужих пальцев на верхней поверхности бедра.       Теоретически, такую боль в боку тяжело было игнорировать, но есть кое-что в особенности подросткового мозга, способного пропускать мимо неприятные ощущения или опасность, и вместо этого направить все внимание на тот факт, что это, возможно, первый раз, когда другой человек намеренно коснулся его и наконец-то не с целью прикончить.       На улице снег мел еще сильнее, снежинки опускались в тусклом свете уличных огней словно в «Рождественской истории», а холодный воздух пронизывал насквозь. Питер пытался рассчитать место, куда бы его мог отвести Дэдпул неподалеку от дома и не спалить личный адрес, но они уже быстро двинулись в противоположном направлении, уже определив их конечный пункт назначения. В его груди ненадолго вспыхнула паника, когда он осознал, что просто так позволил почти незнакомому человеку нести себя непонятно куда, но он сразу понял, что выбор невелик: нанесенные травмы были далеко за пределами его знаний об оказании первой медицинской помощи. Они находились в скопище заброшенных доков посреди ночи, но до сих пор было удивительно, что Уэйд способен быть незаметным. Он и не думал, что когда-то сможет назвать Дэдпула расчётливым, но все когда-то случается в первый раз. Да и если честно, Питеру не следовало попадаться на людях без маски, хоть и вероятность того, что он встретит кого-то из знакомых или желающего поквитаться с ним человека была мала, но все же… Он почти уверен, что у Тони Старка в «Списке людей, кому не следует знать тайну личности Человека-паука» фотография Дэдпула затесалась где-то в первой пятерке.       Он замечает, что Уэйд становится непривычно тихим по мере того, как они продвигаются все дальше в незнакомый им квартал. Вероятно, это не к добру, но тяжело было разбираться в тараканах Уэйда, когда Питер готов был чуть ли не лезть из кожи вон. Напряжение было тугим и сковывающим, словно все его кости и мышцы сцепились и с каждым движением вырывались с мясом по кусочкам. Чужое тепло не приносило никакой пользы, а только ухудшало ситуацию. Он старался не напрягаться каждый раз, когда Уэйд перехватывал его поудобнее, но было слишком тяжело делать вид, что все в порядке. Тяжело было расслабиться и довериться кому-то, когда казалось, что в следующий момент вся жизнь может превратиться в дерьмо. Питер не понял за сколько они добрались до этого богом забытого жилого комплекса, в котором, по-видимому, жил Уэйд, но он очнулся, когда мужчина поставил его на землю и начал обшаривать тысячи подсумков на костюме, чтобы отыскать в одном из них ключ от двери. Лампы отвратительно мигали и издавали неприятное жужжание, будто вот-вот сломаются, и внезапно на Питера снова обрушился ужасный приступ головокружения. Ноги резко подгибаются, и он пытается привалиться к стене здания, тошнота и слабость снова решили поприветствовать его, но он все еще не свалился на землю благодаря руке Уэйда, что схватила его за костюм на спине. Понимание этого успокаивает и одновременно тревожит, и Питер предпочитает игнорировать табун мурашек, рассыпавшийся на его коже словно сыпь.       — Потерпи чуть-чуть, принцесса, — сказал Уэйд, похлопывая свободной рукой по еще одному карману, прежде чем бросить все к чертям и просто начать ломиться в дверь как средь бела дня.       — Ал! Эй, Ал! Открывай, старушенция!       Питер провел холодной рукой по липкому лицу, в надежде сдержать приступ рвоты.       — Уэйд, подожди…       Внутри послышалось копошение, и Питер вновь ощутил накатывающую панику — не хватало, чтобы еще больше людей узнало, что Человек-паук — старшеклассник из Куинса, но эта ночь настолько вышла из-под контроля, что у него были силы лишь для того, чтобы схватиться за дверной косяк и удерживать свое тело на ногах. До него истерично доходит тот факт, что его регенерация до сих пор не начала действовать, и он все это время истекал кровью, размазав ее по полу подъезда и дверному косяку, словно жертва слэшера. Слышится, как щелкает замок, и Дэдпул резко чуть ли не выносит дверь вместе с пожилой женщиной, заводя Питера в погруженную во мрак квартиру. Квартира была для Питера настолько громоздкой, что перед глазами начало плыть — он постарался сосредоточиться на красно-черном костюме Уэйда, на чем-то, что помогло бы ему сохранить равновесие, но даже идти для него стало непосильно.       Он спотыкается о свои ноги дважды, прежде чем Уэйд оборачивается, и без лишних слов подхватывает его на руки, а затем укладывает на задрипанный диван, которому явно не помешала бы перетяжка.       — Мы вроде договорились, что ты больше не будешь развлекаться со своими шлюхами на этом диване, Уэйд, — с самого порога начала женщина, предположительно Ал. — Ну или, по крайней мере, застели его пленкой.       Кровь снова стремительно прилила к лицу Питера, что он едва не потерял сознание. Уэйд уже залез в ящик для снастей с изображением Даши-путешественницы, служившем ему в качестве аптечки, роясь рукой в бинтах и довольно устрашающих иголках, не обращая никакого внимания на пожилую женщину.       Он снял свою маску еще где-то на середине пути к дивану, и Питер старался не пялиться на вереницу бесконечных шрамов, уходящих прямо под воротник его костюма, в чем с треском провалился.       — Не обращай внимания на эту шуршащую позади старуху, — сказал он, вынимая из коробки ножницы, на вид будто пережившие не одну войну. — Однажды она увязалась за мной до самого дома и теперь думает, что живет здесь.        — Я тут вообще-то истекаю кровью у тебя на диване, — признался Питер, чувствуя будто измазал своей кровью весь Верхний Ист-Сайд вместе с Дэдпулом и его и так грязными, брошенными на пол коврами — Питера настолько накрыло от нервотрепки и наркотиков в организме, что было плевать как грубо могло прозвучать это с его стороны. Его руки дрожали, и это было тревожным звоночком. — Обычно я восстанавливаюсь быстрее, чем сейчас. Я думаю…я думаю, со мной что-то не так.       — Ты сейчас говоришь про что-то помимо той мешанины с экстази, которой тебя накачали? — Успокаивающе спросил Уэйд, будто обращаясь к напуганной чихуахуа. — Если хочешь позвонить другу, то лучше тебе это сделать сейчас, пока мы еще не приступили к самому пиздецу.       Он все еще мог позвонить Хэппи, но сейчас это, казалось, очень и очень плохой мыслью. Вероятно, в данный момент он оказался в ситуации, которую больше всего опасался Хэппи, каждый раз говоря юноше, что он должен быть более аккуратным. Прошло уже целых шесть дней с последнего его звонка, и, кажется, в следующий раз на недельном отчете ему следует умолчать о сегодняшнем инциденте. Это определённо было на голову выше, чем его недавнее приключение, когда он летел на горящем самолете над Нью-Йорком. Даже если он сообщит, что находится в квартире Дэдпула под действием сексуальных стимуляторов, это никак особо не поможет.       «Он спас тебе жизнь» — дошло до юноши немного с опозданием. Возможно, это сейчас было самым странным в сложившейся ситуации. Возможно, очень странным было и то, что, в конце концов, именно Дэдпул заметил его пропажу и знал, где его нужно искать, ведь они были друг для друга словно приятели и пару раз зависали вместе, но Питер бы не смог подогнать их отношения под понятие дружбы. Они не то чтобы были как две стороны одной монеты, нет, они вообще представляли собой две разные денежные валюты, и до него совсем недавно дошло, что Уэйд не такой уж и опасный, если его не провоцировать. Казалось бы, их отношения были далеки от ситуации «Хей, ты вроде как в полной жопе, поэтому я здесь, чтобы помочь», но сложившиеся обстоятельства нельзя было описать иначе.       — Приму твое молчание за согласие, — сказал Уэйд, и это было последним предупреждением для Питера, прежде чем наемник начал разрезать полный хаос из остатков научных разработок Старка, переплетенных с тканевыми волокнами, прилипших к грудной клетке. В движениях Уэйда чувствовалась спешка, что немного настораживало, поскольку если им необходимо было поторопиться, значит Питер, вероятно, был в полном дерьме и сейчас определённо точно не время, чтобы становиться зависимым от прикосновений перчаток Уэйда к его животу. Питер снова почувствовал, как пунцовеет его лицо от шеи до кончиков ушей, и да, эта ночка принесёт еще больше постыдных вещей. Вообще ему должно быть невероятно больно, он потерял слишком много крови, чтобы его вообще заботил тот факт, что Дэдпул сидит у него между бедер и разрывает на куски супергеройский костюм.       Произошло слишком много изменений с тех пор, как его укусил радиоактивный паук, но подростковая неловкость и смущение, вместе с необъяснимым возбуждением по каждой мелочи, явно не входили в этот список. К Питеру пришло глупое осознание, что ему шестнадцать, и он постоянно стремится смыться подальше от людей, как только выпадает такая возможность, но сейчас все совсем по-другому, и он не может точно понять, что именно. Это не похоже на неловкий стояк по утрам после мокрого сна или когда он внезапно на лабораторной по химии углядел что-то сексуальное в горелке Бунзена — все кардинально отличалось настолько, что он не мог ни с чем сравнить свои ощущения.       — Прости, что я тебя не дождался, — наконец ответил Питер и неловко поерзал, отчаянно пытаясь убедить свое тело, что у него не стоит на мужика, который обожает изо дня в день (а может и нет) сносить голову с плеч плохим парням. — Я пообещал и не сдержался. Это все моя вина.       — Пёс Маграфф очень сильно бы в тебе разочаровался, Паучок, — ответил Уэйд, параллельно осушив бутылку воды. Дэдпул стянул с рук перчатки и откинул их на журнальный столик. — Но я знал, что ты нарушишь нашу клятву на мизинчиках. Вы, герои, все такие самоотверженные.       — Нет, я… — попытался вымолвить Питер, но тут же потерял ход своих мыслей, когда оголенные пальцы Уэйда, такие грубые, сильные, покрытые шрамами, скользнули по животу юноши. Его слова застряли в горле, а потом бесследно испарились. Он пытался напомнить себе все, что Уэйд рассказывал об этом наркотике: его действие, побочные эффекты, но внезапно осознал, что слушал не так внимательно, как следовало бы. Если бы он не слишком легкомысленно относился к себе и вероятности попадания в подобную ситуацию, то всего этого могло бы и не произойти.       Звон в ушах прекращается, жжение в боку уходит, и вместо этого лицо заливает румянец, а боль, которая, казалось бы, должна была терзать его вечно, исчезла. Ладони Уэйда, словно раскаленное клеймо, оставляют отпечатки пальцев на юном теле, отзываясь головокружительным жаром в животе. Кончики пальцев мужчины едва скользят по контуру раны, задевая чувствительную тонкую кожу, принося вместо боли лишь небольшой дискомфорт. Его пронзает до кончиков пальцев, импульс отдает прямо в основание позвоночника — Питеру хватает сил ухватиться за чужие запястья, когда его окутал панический страх. Он выдыхает рвано и неторопливо с таким отчетливым стуком сердца, который, он мог поклясться, был слышен даже Уэйду. Его лицо, шея и грудь горят словно ожог, от которого невозможно избавиться; от ощущения грубоватой кожи рук Уэйда во рту все пересохло.       — Опять ты как в «Последнем уроке», — обвиняюще повторил Уэйд. Легко можно было почувствовать напряжение в его плечах вплоть до мышц рук, тем не менее, выражение его лица оставалось непроницаемым.       — Не усугубляй ситуацию, пожалуйста, — еле как произнес Питер. — Я знаю. Я в курсе, что я проебался. Просто ахуеть как проебался.       Он думает, что вряд ли эти слова действительно описывают весь масштаб происходящего пиздеца. Понятно, что множество ошибок привели к подобному провалу, но у Питера сейчас физически не получится все это обдумать. Это одна из тех ошибок, которая будет тревожить его сон всю следующую неделю, пока он будет бороться с желанием пойти и натворить еще чего-нибудь безбашенное.       — Думаю, тебе нужно наверстать немного, если ты собираешься бороться с уродами уровня Мстителей, — с легкостью отвечает Уэйд, не вырывая рук из хватки Питера. Он довольно тяжелый — невозможно игнорировать давление его тела в районе бедер Питера — каждое движение, каждое сокращение мышц вызывало в юноше покалывание вдоль всего позвоночника. — У тебя пока не начали кровоточить глаза, так что это уже что-то.       — Даже такое возможно?! — Питер чуть не задохнулся, но его взгляд был полностью прикован к их ладоням, шрамам, которыми были усыпаны руки Уэйда. — Ты же говорил… Я думал это просто экспериментальная разработка сексуального стимулятора.       — Слишком экспериментального, — согласился Уэйд и кивнул в сторону Питера. — Так ты хочешь заляпать кровью мне весь диван или чтобы я зашил твою рану? Я уже знаю ответ, но хочу убедиться.       Питер пытается мыслить рационально, правда пытается, но все тщетно. Ему стоить набрать Хэппи и попросить о помощи — ему стоит убраться отсюда куда угодно — но чем больше он задумывается об этом, тем меньше ему хочется покидать это место. Боль от раны гораздо легче игнорировать, пока он ощущает чужую кожу под своими ладонями, а пульс — под большим пальцем. Боль перетекла в тупую пульсацию, когда он позволил своим рукам отпустить запястья Уэйда, чтобы схватить его за ремни на костюме и притянуть ближе. Это плохая идея, определенно одна из худших, но Питер не может ручаться, что его тело и разум сейчас работают сообща, поскольку он не собирается останавливаться. Даже трудно представить, насколько это было херовой затеей, потому что как только он льнет ближе к чужому телу и прижимается в поцелуе к Уэйду, пульсация в голове и звон в ушах исчезают, как будто ждали, пока он сделает это. Да, это плохая идея, может одна из наихудших в его жизни, но он уже и так за сегодняшний день принял около двухсот плачевных решений, так что ещё одно, в этой куче, особо не ухудшит картину. От Уэйда шло блаженное тепло, и у Питера была секунда насладиться ею, прежде чем Уилсон обхватил своей крепкой рукой его правое бедро, а левую ногу закинул на плечо и навалился всем телом, пока снова не вжал юношу спиной в диван.       Взгляд Питера уставился в потолок, покрытый акустическим напылением , дыхание ускоряется от спешки, удивления и от напористых движений мужчины, но даже так он не выпустил костюм Уэйда из своих рук. А, наверное, стоило бы — Уэйд вел себя по отношению к Питеру безумнее, чем обычно, даже для человека, чьи моральные принципы в целом довольно далеки от нормы, но, видимо, весь здравый смысл решил выброситься в окно. Он чувствовал, как большой палец Уэйда давит на его ключицу, и во рту у него сразу пересохло.       — Воу, окей, что-то мне подсказывает, что ты не сможешь нормально проанализировать все это дерьмо, как планировалось, — в голосе Дэдпула звучало нескрываемое напряжение. — Я был уверен, что они ввели тебе смертельную дозу, но ты пока жив и это вроде как классно, да? Одно я могу сказать точно — хорошо, что они не стали тестировать его на людях, которых укусил паук.       — «Но ты пока жив» — это самая обезнадеживающая вещь, которую я когда-либо слышал, — Питер снова почувствовал, как румянец расползается по его шее, словно никуда не девался. Он пытался отвлечься от странного ощущения тепла чужой кожи, тяжести чужого тела, которой он вжимал его в мягкую поверхность, странного чувства сопротивления, которое должно было давно исчезнуть. Он неуверенно продолжил. — Мне станет хуже, да? Ты это хочешь сказать?       — Я пытаюсь сказать, что была веская причина, из-за которой я просил меня дождаться. На меня не действуют лекарства из серии «трахни или умри», а вот на тебя — да. Разве было так сложно это понять? Я не могу умереть, Паучиш — в этом вся фишка. Это — наш козырь, а не юношеское обаяние и отсутствие инстинкта самосохранения.       Питер почувствовал, как загорелись его уши, и сказал то, что стоило бы умолчать.       — Я понимаю, что ты разочарован, узнав, кем я являюсь, но я не могу снова надеть маску и притвориться тем, кто тебе нравился до…       Дэдпул обхватил пальцами его подбородок так сильно, что, вероятно, останутся синяки — у Питера вновь перехватило дыхание.       — Не важно, кто мне нравился, Пити, — ответил он низким, вкрадчивым голосом, и Питеру следовало бы сделать вид, что это не его имя, что Дэдпул ошибается, но крепкие пальцы на подбородке улетучили все его причины для беспокойства. — Этот корабль выстроили, покрестили, пустили в плавание, а затем он утонул как ебаный Титаник.       Питер пытается дышать спокойно, насколько это возможно, пока его пальцы сжимают нейлоновые ремни, за которые он держался все это время. Он мог сделать вид, что ощущение изгибов пальцев на его бедрах, очертание чужих тазовых косточек — всего лишь плод его бурного воображения, но все это чувствовалось так ярко даже через ткань костюма, словно он был без одежды. И как бы он ни пытался пошевелиться, возбуждение было болезненным, а дыхание Уэйда на его лице вызывало в нем необычную боль. В этом и состоит разница между фантазиями и реальным ощущением мускулистого тела, которое сейчас вдавливало его в мягкие подушки дивана. Питер не может сказать, насколько его влечение к Уэйду вызвано наркотиками в его организме — это очередное открытие, проанализировать которое он предпочел как-нибудь в другой раз.       — Разве утонул? — спросил он, запыхавшись и немного на взводе от странного вещества, текущего в его венах. Такое чувство, будто его заново заливали в кожу капля за каплей, и чувство неправильности происходящего сводило с ума. Он хотел вцепиться в развязность Уэйда и абсурдное чувство защиты, которое он ощущал рядом с ним. Несмотря на затуманенный взгляд с того самого момента, как его привязали к стулу, и неуверенности в себе, которую он, кажется, никогда не сможет преодолеть, Питер смог заметить по выражению лица Уэйда, что тот не остался равнодушным.       — Думаю, что мы в одной из тех вселенных, где Капитан Америка будет неодобрительно пялиться на меня, если я прикоснусь к тебе, — сказал Уэйд, уложив свои большие теплые ладони с недостающими безымянным и указательным пальцами на бедра Питера. — Да даже все дерьмо в моем холодильнике будет тебя постарше.       — Мне шестнадцать, — невозмутимо протянул Питер, все еще до конца не способный поверить, что они обсуждают это. Но это сейчас немного волновало, да что уж там, это всегда было проблемой. Еще слишком мал, чтобы стать Мстителем, чтобы быть Человеком-пауком, чтобы самому разбираться, что будет для него хорошо, а что — плохо. Он думает, что сейчас, вероятно, уже слишком поздно притворяться, что он обычный шестнадцатилетний подросток — точкой невозврата стала ситуация, когда важные дядьки начали конструировать ботов для охоты за ним. И Питер отчаянно думает, что каждый бы на его месте понял, что оставить все позади и жить прежней жизнью не получится.       — Конечно же ты подросток, — продолжил Уэйд, словно Питер хотел еще больше испортить ему этот день. — Иди блять нахуй, вселенная. Я уже заебался здесь разгребать весь твой пиздец.       Он подчеркивает в уме, что Дэдпул убивает людей, чтобы прокормить себя и что его жизнь уже довольно долго была участницей моментов намного хуже, чем Питер повидал за существование Человека-паука, но для него это сейчас не главное. Он так жаждал спросить у него «Ну и какая разница?», при этом не желая слышать ответ на этот вопрос, потому что разницей был он сам, и осознание этого вызывало внутри странные ощущения и пугало. Питер заставляет себя отступить, убрать руки с чужого тела. Его пальцы зудят от желания провести по шрамам вдоль линии челюсти Уэйда, по тому месту, где держит начало воротник его костюма, но он должен перестать думать об этом сейчас же. Пульсация в боку усиливалась и становилась более резкой, как будто тепла рук мужчины уже было недостаточно — невыносимо было ощущать прикосновения рук Уэйда через остатки его костюма, становилось невозможно это игнорировать.       — Кажется, мне становится хуже, — признался Питер, когда его нос снова уловил резкий медный запах собственной крови, а в голове в этот момент он мог только думать о том, как было бы прекрасно ощутить на своих губах прикосновения Уэйда. Он жалеет о том, что решился сказать это вслух, когда, едва успев закончить предложение, наемник убрал свои руки и соскользнул с него, становясь рядом с диваном. Это было так плавно, будто Пул уже давно планировал так сделать, и осознание этого болью отозвалось у Питера в груди.        Отголоски леденящего ужаса практически обездвиживают и ощущаются еще хуже, чем когда ему нанесли ранение в бок. Слышится характерный звук копошения в ящике для снастей. Он не видит выражение лица Уэйда — сейчас было тяжело сфокусироваться на чем-то кроме обременяющей, леденящей тяжести в груди — и не может уловить эмоции в голосе мужчины, находящегося не слишком близко к нему.       — Тебе действительно следует еще раз обдумать хорошенько возможность подачи чего-то вроде бэт-сигнала.       — И кого мне звать на помощь? — Процедил Питер сквозь зубы.       Он тяжело выдыхает и заставляет себя сесть, рефлекторно зажимая рукой рану на боку. Он медленно выдыхает и делает судорожные вдохи, легкие горят, пальцы становятся еще более влажными.       — Думаешь, у меня много людей в списке «Готовы помочь в момент, когда жизнь идет по пизде из-за сексуального стимулятора»? Позволь напомнить, это невероятно, даже до слез, смешной, короткий список. У меня не так много знакомых, хоть я и Человек-паук.       Питер чуть не подпрыгивает, когда вновь чувствует прикосновение чужих пальцев к своему оголенному животу, такие теплые и обхватывающие его тело поверх остатков костюма, и он ошеломлён настолько, что замер. Он моргает пару раз и замечает, что Уэйд не так уж и далеко — он близко, слишком близко стоит на коленях рядом с диваном, как будто думает, что Питер наконец-то перестанет быть инициатором странных поступков.       — Если думаешь, что здесь будет безопаснее, то ты явно ошибаешься, — беззаботно ответил Уэйд, будто они обсуждали погоду. — Герой, которого ты ищешь, находится немного в другом замке, Питер.       Ответ вертится на кончике языка Питера, но застревает в горле в момент, когда Уэйд стягивает с юноши верхнюю часть костюма, оголяя усыпанные ранами и синяками руки и плечи. Стянуть ткань получается с трудом — костюм чуть ли не рвется полностью, прежде чем отлепляется от кожи — и когда Уэйд стягивает его через голову, мальчишка чувствует, как воздух возвращается к нему в легкие. Такое ощущение, что он взобрался на неподъемную вершину, будто преодолел беспросветную глубину и выбрался на поверхность.        Он даже не понял, что тяжело дышал, чуть ли не задыхаясь, пока не заметил, как Уэйд нервно замер. Питер сглатывает с трудом и чувствует, как румянец заливает его лицо вплоть до самой переносицы. Он пытается убедить себя в том, что хоть и принятие морально верных решений стоит уже практически поперек горла, Уэйд никогда не давал ему повода для недоверия. Возможно, это ничего не значило. А может и значило очень многое, поскольку сейчас они оба опасно мчатся к обрыву, из которого не будет пути назад. Это из ряда ошибок, когда ты выходишь с миром лицом к лицу и объявляешь, что готов к любому пиздецу, который он для тебя подготовил.        Покалывание в конечностях, словно бушующее в венах электричество, ни капли не затихает, когда он придвигается к краю дивана и не торопясь осознанно протягивает дрожащую руку к Уэйду, чтобы огладить его усыпанную рубцами щеку. Он почувствовал, как желваки напряглись в ответ, словно предупреждая, и Питер ощутил, как сердце готово было прожечь дыру в его груди.       — Ты ничего мне не обязан, — наконец ответил он удивительно уверенным голосом. Не услышав ответа, он сделал глубокий вдох и продолжил. — И я не прошу тебя быть героем, но мне нужна твоя помощь.       — Они и правда притупили твое паучье чутье, — ответил Уэйд и так крепко сжал журнальный столик, что Питер заметил, как побелели костяшки его пальцев. Он постарался сделать вид, что не заметил, как от этой картины застучало его сердце. — Сейчас самое время привязать меня к потолочному вентилятору.       — Может ты и вовсе не представляешь для меня угрозы, — решил рискнуть Питер и потянулся к Уэйду за еще одним поцелуем.       Из груди мужчины вырвался звук, не совсем похожий на сопротивление, но вот его ладонь, обхватившая руку мальчишки вокруг бицепса, определённо показывал бунт — ощущение впивающихся в его кожу пальцев, прямо в синяки и ссадины, было таким жестким и болезненным, но пугающе приятным. Исходящий от Уэйда жар был таким одурманивающим и внезапно приносящим облегчение. Питер отдаленно услышал вздох и только через секунду понял, что он сорвался с его губ, когда послышался треск дешевой древесины столика, проломившейся в двух местах под натиском стальной хватки Уэйда. Мужчина медленно прижался губами к мальчишке, грубо и более умело, и Питеру было тяжело сопротивляться теплу чужого рта, чтобы не скользнуть внутрь него.       Он размазывает кровь по костюму на плече Уэйда, когда хватается за него в качестве точки опоры и сползает вниз в промежуток между столиком и диваном, где сидел мужчина. Питер взбирается на его колени и раздвигает ноги, устраивая их по обе стороны от чужих бедер — у него перехватывает дыхание, когда эрекция наконец-то вжимается в мускулистое тело, и с губ Уэйда слетает хриплый стон. Свободная мозолистая, покрытая шрамами ладонь наемника оглаживает его нежную кожу на пояснице, а затем он утягивает юношу в поцелуй, отчего тот вцепился в его плечи и начал судорожно дышать, будто вот-вот в легкие перестанет поступать кислород. Питер не до конца уверен, кровоточит его бок или нет, но его тело плавится, а рот Уэйда такой горячий и влажный, что от этого ощущения все органы внутри готовы сгореть дотла, а он даже не заметит. Уилсон прижимается к нему своим возбуждением, Питер бедрами ощущает, насколько он большой по сравнению с ним — такое чувство, будто все должно было случиться именно так еще с того момента, как Дэдпул нашел его. Каждый мучительный вздох с того мгновения, когда в его организм ввели какую-то дрянь, на шаг приближал его к квартире, где сейчас Питер жадно терся о стояк другого мужчины и чуть не задыхался: разве это не странное развитие событий по сравнению с тем, как изначально было продумано в его плане?       Уэйд скользит ладонью ниже и цепляется за оголенный изгиб сочных бедер юноши, в то время как вторая рука проделывает то же самое — давление пальцев на его ушибленном теле должно быть болезненным, но оказывается слишком приятным. Мускулы на плечах Уилсона напрягаются под прикосновением кончиков пальцев Питера, когда крепкие руки подхватывают парня за бедра, будто тот ничего не весит, и тянут кверху идеально по изгибам чужого тела — Питер не чувствует ничего, кроме невыносимого скольжения своего члена об эрекцию Дэдпула через ткань их костюмов. Он чуть не задыхается, прикусывая чужие губы, когда дыхание застревает в груди.       — Меня определенно отправят в ад за это, — прошептал Уэйд в его губы низким, грубым голосом. Он снова мучительно потянул бедра Питера на себя и потерся о чужое возбуждение, отчего юноша издал этот сдавленный всхлип, еще больше решая смутить себя своим поведением за сегодняшний вечер. Он физически чувствует, как его член пульсирует и истекает смазкой, испачкавшей все его бедра под тканью костюма. Он не выпускает из виду пальцы Уэйда, с силой впивающиеся в его кожу, позже осознавая, что все это время его глаза были закрыты; мужчина тянется к нему за поцелуем и ведет языком по ровному ряду зубов, как будто чувствуя, чего желает его мальчик. И это, скорее всего, было так, потому что Питеру оставалось только снова покрепче ухватиться за него и попытаться отвлечься от ощущения, что Уэйд его сейчас буквально съест: своим ртом, руками, своим рваным дыханием в те моменты, когда Питер неуклюже двигал бедрами в ответ.               Не так Питер представлял себе свой первый раз — или второй — или может быть вообще любой другой. Для него это бы не имело такого большого значения, если бы он не был девственником — сложно было представить, что он смог бы когда-нибудь ощутить эту собственническую хватку Уэйда на его бедрах, эти волнительные движения его губ, трепет, плещущийся в глубине его глаз. Хоть и невозможно было сквозь толщу костюма Дэдпула ощутить гладкость его члена, тепло и изгиб эрекции, потирающейся о его собственную, вызывали в нем неописуемый восторг. Питер вспоминает о той слепой женщине, живущей в квартире вместе с Пулом, и понимает, что, вероятнее всего, она слышит их, и поэтому старается быть тихим насколько это возможно.        Он понимает, что двигает своими бедрами не только из-за Дэдпула, который подхватывал его под задницу при каждом толчке, но и по своей прихоти, бесстыже скользя по бедрам мужчины, затаив дыхание. Он тоже хочет всем своим телом почувствовать горящую и влажную кожу Уэйда, но понимает, что не сможет отстраниться и подняться на ноги, даже если Халк разнесет к чертям стену этой квартиры.       Удовольствие вспыхивает в нем волнами, словно электрические разряды, начиная от головки члена и разбегаясь по всему телу, за всю жизнь впервые вызывая сильное чувство одержимости. Питер не может понять, сколько они уже этим занимаются, но эмоции уже переваливают через край. Слишком много стимуляции, слишком много странной дряни течет по его венам, и сдерживать наступающий оргазм становится все сложнее. Он ощущает, как член напрягается у основания, как усиливается давление и поджимаются яички. Он плавится, в прямом и переносном смысле, от наслаждения — и его накрывает с головой.       — Уэйд, — сладко тянет он, не понимая зачем: может хочет предупредить, но голос теряется на задворках сознания. Уэйд резко двигает бедрами и проезжается по нему членом — этого становится слишком, чтобы он потерял себя. Он жмурится так сильно, что под его глазами начинают мелькать белые точки. Питер чувствует, как его член пульсирует от облегчения, внутренняя часть его бедер вся липкая от пота и спермы, а бедра продолжают рефлекторно дергаться в стальных тисках широких ладоней Дэдпула.        Мальчишка отрывается от его губ со сдавленным стоном, не способный чувствовать что-то, кроме натиска волн, стремящихся выбить из него все силы. Юноша даже и не думал, что испытает в своей жизни настолько сильный оргазм, что даже забудет о ране в боку, о том, что сидит на коленях Дэдпула, что вся его жизнь перевернулась с ног на голову за один вечер.       Питер утыкается Уэйду в изгиб его шеи, его бедра содрогаются в судороге, плечи дрожат, а дыхание влажно обжигает кожу мужчины. Такое чувство, будто из него резко вырвали все кости, и теперь у него не было никакой опоры, кроме ощущения тяжести Уэйда под его собственным телом и нарастающей, жгучей боли в изгибе шеи. Пришлось приложить немного больше усилий, чем обычно, чтобы заполнить легкие воздухом и восстановить дыхание. Его сердце гулко отдается в груди, и он старается не думать, насколько в неловкое положение себя завел, он пытался отвлечь себя от мысли, что будет с ним, когда придет время отстраниться от шеи наемника. К счастью, Дэдпул, как обычно, сделал их неловкую ситуацию в сто раз хуже, когда никто его об этом не просил.       — Ха… — говорит он в своей обычной бестактной манере, — это было быстро.       Питер ощетинился в знак защиты и снова раскраснелся, отстраняясь, чтобы недоверчиво одарить мужчину взглядом.       — Серьезно, чувак? Ты мог выждать хотя бы пять минуточек, прежде чем снова вести себя как полный мудак?       — Наверное, нет, — уверил его Уэйд, и Питер ощутил, как его рука скользнула к месту рваной раны на боку, где кожа была все еще слишком чувствительна к прикосновениям. Кровотечение на мгновение прекратилось, а рана затянулась тонким слоем кожи, все еще слишком нежным и гладким. Питер чуть ли не багровеет, но Уэйд и не думает затыкаться.       — Я теперь хочу жахнуть немного того адского коктейля, которым они тебя накачали, Паучиш. Обычно мои пальцы восстанавливаются несколько дней, а ты здесь уже словно Росомаха собираешь свою кожу по кусочкам.       — Не могу сказать, что рекомендую… — еле как выдавил Питер, пытаясь подняться на ноги, чтобы снова убедиться, что конечности все еще ватные, чтобы удержать его на весу. Сильные руки снова подхватывают его и помогают подняться. Звон в голове возвращается, отдаваясь где-то на подкорке мозга, но когда он пускает голову, чтобы взглянуть на рану, то обнаруживает на ее месте ссадину, и теперь он не выглядит как жертва нападения акулы. Новый слой кожи по-прежнему слишком нежный, но пробное прикосновение мозолистой руки Уэйда к ране уже было не таким болезненным, как раньше. В основании его позвоночника осталось остаточное покалывание, словно напоминание о том, что в его организме что-то не так.       Он отчаянно старается не казаться слишком смущенным, как на самом деле чувствовал, и с треском проваливается. Питер нервно осознает, что Дэдпул все еще возбужден и пытается подобрать слова, пару раз безмолвно открыв рот, но понимает, что в его голову не приходит ничего, что бы не вызвало у него желания забраться под диван и умереть. Наверное, стоило притвориться, что ничего не произошло, и, может, сделать вид, что все прекрасно, что он в порядке. Уэйд хватает пистолеты с журнального столика и направляется по коридору, подсвеченным сиянием из трех автоматических ароматизаторов воздуха. Питер замялся на месте, не зная, следовать ему следом или нет, пока Уэйд не откликается ему издалека.       — Я пообещал не трахаться на диване, так что надеюсь, что ты не слишком привязался к этой идее.       Румянец сполз с его лица на шею и грудь словно жар. Он наблюдает, как Уэйд плечом открывает дверь, немного меньше размером, чем дверной проем, и пытается подавить уже привычную ему панику, протиснувшуюся в каждый его сустав. В груди что-то сильно сжимается, словно кулак, вцепившийся пальцами в его легкие — отчасти из-за навалившегося на него волнения, а отчасти от той дряни, активно пытающейся поломать его физиологию и убить к чертям. Он подумал, что ведет себя на удивление спокойно, учитывая обстоятельства, вместо того чтобы слишком сильно волноваться.       Питер думает, что сейчас он отдувается за все те разы, когда ему удавалось избегать всякого пиздеца, чтобы жизнь малиной не казалась. Наверное, он должен был позвонить Хэппи и рассказать, что кое-кто ходил туда, куда не следовало. Он задумался, что может даже Мстители могли бы ему чем-то помочь — дать какой-нибудь антидот или позволить ему провалиться в исцеляющий сон, а может…       «Или, может быть, вместо всего этого ты решил устроить одному из них дикий приват-танец на коленях» — подумал он про себя, не в силах сдерживать разрастающуюся внутри него дыру. Он слегка покачивается при ходьбе и цепляется за край дивана, пока не доходит до его конца и останавливается. Он смог разглядеть сильный снегопад за окном сквозь цветочные шторы и на удивление чистые окна. Может ему и правда стоило бы позвонить кому-то, но он отказался от этой идеи. Вместо этого он аккуратно следует за Дэдпулом во что-то наподобие его спальни и старается откинуть мысли о том, как все было странно. Рана на боку снова начала болезненно пульсировать, но кровотечение не открылось — разъясняя для Питера множество вопросов. И это вовсе не помогло ему. Вместо этого волна сомнения сделала конечности почти неподвижными, а его — напряженным и обеспокоенным. Голова снова начала пульсировать, напоминая ему о том, как долго тянется этот день и продолжает с трудом идти вперед. На дверном косяке он замечает пару наклеек с единорогами и лежащий на комоде с отсутствием двух ящиков мачете. Питер обходит стопку журналов «Джаггс» и едва успевает поймать брошенное ему на голову застиранное полотенце.       — Думаю, ты со мной согласишься, что от тебя несет как от объедков KFC в сортире стриптиз-клуба, — говорит Уэйд, уложив руки на узкие плечи, чтобы провести юношу в тускло освещенную ванную комнату с отвратительно пожелтевшей плиткой на стенах. Питер хочет напомнить Уэйду, что на подошве его ботинок все еще размазаны кишки, а костюм весь пропитался кровью Питера и тех мужчин из доков, но заставляет себя промолчать. Вместо этого он позволяет мужчине провести себя в ванную, изо всех сил стараясь не прикрывать от наслаждения глаза и не льнуть к этим крепким пальцам на его плечах. В теории он должен быть измотан до смерти с единственной в голове мыслью; «побыстрее бы свернуться калачиком на коврике в ванной и уснуть», но в реальности все было иначе. Он был слишком занят мыслями о том, насколько же тесной была ванная комната, как близко они стояли друг к другу, и что его член уже снова наполовину встал только от одного ощущения ладоней Уэйда на своем теле. Дэдпул убирает с мальчишки свои руки, чтобы включить воду в душе, и в этот момент Питер хочет забраться на наемника словно на дерево.       Зеркало в ванной уже покрылось испариной, и Питер почувствовал, как будто кто-то хочет вогнать в его мозг карандаш. Уже было слишком поздно для скромностей, но Питер колебался некоторое время, прежде чем начать медленно стягивать с себя то, что осталось от костюма. Каждый мускул, кажется, не хотел его слушаться, особенно это было заметно, когда он одиннадцать раз подряд пытался вытащить ноги из костюма. В конце концов, Дэдпул помог ему, и сам факт этого уже был слишком смущающим, но всё перестает иметь значение, когда Уэйд касается своими руками его обнаженного тела. Мальчишка аккуратно ступает в душ под струи воды, все еще недостаточно горячей, но и этого становится достаточно, чтобы начало щипать все ссадины и порезы на его теле, которые до этого он благополучно игнорировал.        Он громко скулит под каплями воды и прижимается к грязной плитке, наблюдая за тем, как окрашенная в розовый вода убегает в водосток. Не было в его теле такой мышцы, которая бы не протестовала против малейшего движения, против отсутствия у него навыка рационально принимать решения. По крайней мере, душевая штанга выглядела достаточно прочной, чтобы заверить его в том, что он не разобьет себе голову о плитку в ванной, если будет необходимость за нее схватиться, если головокружение не настигнет его вновь из-за долгого нахождения в вертикальном положении.       Краем глаз Питер улавливает движение и поворачивается максимально осторожно, чтобы не поскользнуться и не вылететь из ванной, и замечает, что Уэйд все еще здесь. Паника, плавно переходящая в безумие, на секунду затихает, прежде чем юноша замечает как Уэйд расстегивает молнию на своем костюме — в этот момент Паркер мог поклясться, что испытал сердечный приступ: он сейчас умрет, в свои шестнадцать, иначе нет другого объяснения, почему его тело уже неоднократно предавало его за сегодняшний день.        Уэйд заходит к нему под душ, оголяя свои мышцы и покрытую рубцами кожу — слишком много обнаженной кожи…и сейчас душевая кабина кажется Питеру самым тесным местом, в котором ему удалось побывать за всю свою жизнь. Руки Уэйда обхватывают парня за плечи в качестве поддержки и в этот момент либидо Питера пытается убить его. Давление в затылке растет в геометрической прогрессии, оборачиваясь непрекращающимся звоном, и это безумно пугает. Каждый вдох, втянутый через стиснутые зубы, дается с трудом, болью отзываясь в каждом багровом синяке на его теле вплоть до раны на боку, из которой выделяется розоватая жидкость и бежит вниз по ногам.       Покалывание в венах отзывалось в кончиках его пальцев словно тысячи иголок, оно отдавалось прямо ему в глотку и бьющееся в груди сердце. Если бы здесь была Карен, она бы точно сказала Питеру, что у него подскочил пульс и повысилось кровяное давление, и идея сунуться в доки была не самым лучшим решением. Он сопротивлялся желанию утонуть в тепле чужой кожи и распробовать вкус крови на языке. Его член снова невероятно возбужден и, кажется, одного оргазма было недостаточно, чтобы заглушить прихоти наркотика в его венах, потому что его пах очень даже остро реагирует на их наготу. Его член слишком просит сделать все возможное, чтобы снова получить разрядку.       — Желтый снова кайфует от моего херового умения делать правильный выбор, - говорит Уэйд на удивление покорно. - Когда агенты Щ.И.Т доберутся до меня, то пообещай, что сотрешь историю моего браузера.       Какая-то часть юноши осознает, что он очень сильно и безоговорочно доверился Уэйду, чтобы тот смог помочь ему выбраться из этой передряги невредимым насколько это было возможно. Они были такими разными, вокруг витало так много слухов и даже несмотря на репутацию Дэдпула, Питер понял, что слепо доверился этому мужчине, видя в нем только самые лучшие стороны.       — Послушай, если ты не… — Питер тяжело сглатывает, во рту пересохло от желания протянуть руку и скользнуть кончиками пальцев по крепкой груди. — Я могу позвонить кому-нибудь. Я мог бы…       — Я этого не говорил, — говорит Уэйд, склоняясь над ним, и на секунду Паркер подумал, что он намеревается его поцеловать, но вместо этого он упирается ладонью в стену и продолжает. — Я просто хочу сказать….ты уверен, что в том твоем списке нет того, с кем бы ты хотел потрахаться?       Кажется, он покраснел до самых корней волос, и слова Уэйда минуют его мозг, прямиком отдаваясь в член. Костяшки наемника снова побелели от сильной хватки на душевой штанге и, вероятно, его мозг отказывается соображать из-за стимулятора, а может шум в ушах медленно сводит его с ума. А может это нехарактерная для Дэдпула серьезность заставляет его думать, что он едет с катушек? А может наркотик вообще никак не связан с волной жара внизу живота и мысли о том, как он отчаянно жаждет его.       — Угу, — наконец ответил он, — уверен.