дуэль

Зимний ветер завывал, поднимая с земли снежные облака и растворяя их в прохладном утреннем воздухе. Он резал обоняние, щекотал нос, застилал глаза и мешал смотреть. За дальним холмом поднималось солнце, морозное и почти белое, озаряя несколько мужских фигур и придавая картине ещё более зрелищный вид. Очередной порыв запутался в длинных пола́х зимнего плаща Евгения. Развиваясь на ветру, его ткань издавала неприятный звук. Спокойное лицо молодого человека не выражало ни толики чувств или страха, однако юное сердце под одеждой билось крупно и быстро, трепетало. Он устойчиво стоял, распределив вес, стараясь не подделаться сильным ветреным порывам, то и дело меняя положение ног в более устойчивое. В холодной руке он сжимал револьвер. Там, всего в нескольких десятках криво отмеренных секундантом шагах, стоял Владимир. Он был хорошо и дорого одет сегодня, лицо его имело, на удивление, здоровый румянец. Он не смотрел на товарища, но глаза его, устремлённые на восходящее с востока солнце, казалось, смеялись. Он аккуратно придерживал тонкой рукой в чёрной перчатке воротник пальто, что придавало его какой-то опрятный и приятный вид. Евгений и не заметил, как залюбовался молодым человеком. Всё, что происходило на холме сейчас, завывание ветра, зимнее солнце, этот животный страх смерти, хоть и притворный, будоражил сознание Евгения. Вот-вот он собственными руками поднимет железный ствол револьвера и направит его от себя, прямо целясь в грудь Ленского, которая часто вздымалась под белой, исподней рубахой. Он сделает его жизнь своей, он будет тем, от кого Ленский будет кровно зависим. Что-то интимное, несравнимое и немыслимое витало в воздухе. Резкий крик секунданта разорвал мысли Евгения. Надо было начинать. Молодой человек, с удивлением заметил, что ещё вчера ночью, в своей комнате, он представлял эту дуэль как грандиозное событие, как апафиоз и торжество собственного превосходства. Но сейчас это были лишь несколько минут подготовки и одна секунда выстрела - решающая всё секунда. Никаких громких прилюдий. Снова окинув взглядом Владимира и не получив ответного взгляда, Евгений поднял напряжённую руку с револьвером. Она слегка дрогнула. Медлить было нельзя. Раздался выстрел. Сердце Евгения на секунду сжалось. Рассеившийся дым обнародовал тело Ленского, лежащее на снегу. Он лежал очень естественно, немного на боку, одна рука его покоилась вдоль тела, другая, та, что с револьвером, у головы. Снег тихо ложился на его румяное лицо. Евгений стоял на прежнем месте, наблюдая за тем, как секунданты укладывают тело дворянина на сани. На месте падения не было ни крови, ни пули. Лицо Онегина посветлело, он почти улыбался. Когда мужчины закончили, Евгений сел следом и приказал возвращаться в имение. Из-под теплой рогожи, в которую завернули тело Ленского, почти незаметно выглянула тонкая ладонь. Евгений отвернулся, густо покраснев, но до руки дотронулся, переплетая несколько пальцев. Ленский ответил тем же. Руки его были мягкие, теплые. Он был жив. Пуля была холостая. Всё случилось так, как планировалось.

тремя днями ранее

- Послушай, - тихо произнес Владимир, проводя ладонями по плечам Евгения, стоя за его спиной, - Я так больше не могу. Как угнетающе... Молодые люди уже несколько дней проживали в имении Онегиных. Сюда редко заезжали гости из соседних имений, так что молодые люди были предоставлены сами себе. Живописная местность безудержно манила Владимира, будучи мечтателем, он часами пропадал на улице, любуясь русскими пейзажами. Прогуливаясь по заснеженному саду, молодые люди подолгу беседовали о литературных трудах французов, хотя больше эти разговоры состояли из монологов встревоженного и возбуждённого Ленского. Евгения мало интересовала эта самая сентиментальная литература, однако из уст молодого человека он готов был слушать что угодно. Они любили. Тонули друг в друге, как в море. Эта любовь была запретной настолько же, насколько в России запрещены были дуэли. Однако, она не состояла из грубой страсти или любовного милования. Это были непорочное чувство, какое испытывает мальчишка, только-только познав влюбленность, но ещё не понимающий ее сути и идеи, смущающийся своей же любви, закрывающий розовое лицо маленькими худыми ладонями. В женщинах молодые люди находили лишь источник волнения и суеты, они тяготили обоих. А вот в обществе друг друга мужчины чувствовали себя до невозможного комфортно, находили ту поддержку, которую не получали ни от кого. Их любовь была почти тактильной, но не осквернённой. Лёгкое касание тыльных сторон рук во время прогулки, ненавязчивый прикосновения к плечам и предплечьям, быстрые взгляды во во время вечернего чтения в гостиной. В одну из ночей чтения вслух Ленским "Свадьбы Фигаро", именно в интимный момент книги, Евгений однажды поймал на себе игривый взгляд Владимира, приостановившего чтение именно на поцелуе героев и зачем-то по-детски уставившегося на товарища, будто ожидая реакции. Владимир в ту секунду был кем-то другим. Он скромно сидел в углу длинного бардового дивана, подогнув одну ногу под себя, а другой только пальцами касаясь пола. На нем была одна белая, шёлковая рубаха, без сюртука, несколько пуговиц сверху будто не нарочно расстегнулись. Тёмные волосы лежали в беспорядке и отливали в свете свечи чем-то рыжеватым. Между пальцев он сжимал страницу злополучного романа, немного отгибая ее в сторону. В тот момент лицо его было очень спокойно, но с тем же совмещало в себе детскую заинтересованность и некий трепет. Этот трепет передавался и Онегину. Глаза Владимира смотрели прямо в глаза товарища, губы были слегка приоткрыты, и Евгений на секунду даже подумал, что сейчас же он готов припасть к этим губам, целовать их, как Фигаро целовал губы Сюзанны. Он тут же постарался откинуть странные мысли, но этот игривый взгляд только распалял Евгения. Владимир был чист, как апрельский цветок, только что выглянувший из-под снега, его хотелось оберегать, сохранять. Хрупкие струны молодой души поэта способно было потрясти даже незначительное событие, он был по истине эмоционален и смел. Его первые, неуверенные стихи были переполнены лёгкости, любви. Евгения природа обделила подобными качествами, и он находил их в возлюбленном. Ленский был соткан из чувств, Онегин - из действий. Именно он впервые, в том же онегинском саду, признался в трепетных чувствах ещё ничего не подозревающему Ленскому и, на удивление, не получил ничего кроме молчания. Дворянин тут же отъехал из имения Евгения, ни сказав ни слова, что до ужаса раздасадовало молодого человека. Приведя почти месяц в раздумьях о том, что им действительно не следует рождать эту порочную, неправильную любовь, что Ленский правильно сделал, что уехал, Евгений понял, что лишь с каждым разом увязает в этих чувствах глубже и глубже. В конце концов, не выдержав, одной бессонной ночью, он написал Владимиру письмо с тем же признанием, любовно обращаясь в нём к молодому человеку "Володя", хорошо запечатал и сразу же, без раздумий, отправил. Ответ пришёл в то же утро. Ленский, как оказалось, так же не спал. Письмо большей частью состояло из каких-то детских, почти нелепых оправдываний, но конец заставил сердце Евгения пропустить удар.

"Евгений, ты нынче приезжай в Красногорье, ко мне.

Володя"

Всё было решено тем же вечером. - Угнетающе, - повторил из Ленским Евгений, слегка наклонив голову, - Что же нам остаётся делать, Володя? Ленский отошёл к окну, заложив изящно руки за спину. Евгений закинул голову на спинку кресла, проводив взглядом возлюбленного. Он любил такие вечера, такого тихого Володю в домашней, но с тем же очень изысканной рубахе, который успевал за весь день растратить юную энергию и под конец дня становящегося спокойным и немногословным. В такие моменты он был очень ласков и податлив, не отказывал Евгению ни в чём, но сам инициативу почти не проявлял, так как говорил, что очень смущён. - Угнетающе... - ещё более задумчиво проговорил Евгений, не получив ответа, - Хочешь всё прекратить? Ленский с каким-то нервическим жестом повернул голову на молодого человека. - Не хочу! - он выглядел немного растренно, - Но, ты прекрасно знаешь, что будет, если кто-нибудь узнает обо всём... - С каких это пор, вас, Владимир, начало интересовать мнение света? - приземисто, почти с насмешкой. - Мне некомфортно! Ленский примолк. Он, вероятно, напугался собственного резкого ответа, покраснел, а сразу с тем же напугался, что обидел Евгения таким тоном. - Мне не комфортно, - повторил он более спокойно, - Не приятно постоянно ловить на себе взгляды, полные осуждения. Они всего лишь смотрят на меня, а кажется, будто они заглядывают в самую душу, будто они всё уже и без нас прознали и только ждут, чтобы брызнуть ядом в лицо. - Желаешь, чтобы я решил эту штуку? - Если тебя не затруднит. Я тоже подумаю. Повисла тишина. Евгений поднял глаза на возлюбленного. Вид его выражал крайнюю озабоченность и нервозность. Милого Володю редко можно было наблюдать таким, но в подобные мгновения он был неописуем. Брови его сдвигались ближе к переносице от большого количества мыслей, роящихся, как пчёлы, в голове, а губы сжимались и превращались в тонкую полоску. В моменты размышления он прочно уходил в себя, как улитка в панцирь, не замечал ничего вокруг и выглядел очень естественно, натурно, опрятно. Евгений тряхнул головой. Следовало действительно придумать выход и наконец избавиться от постоянных навязчивых мыслей о том, что их раскроют, ведь подобные мысли тревожили в равной степени и самого Евгения, хоть он и не подавал вида, чтобы выглядеть смелее и увереннее в глазах Владимира. Ход онегинскых мыслей вначале был беспорядочен в большей степени потому, что он думал больше о состоянии Владимира сейчас, а не о решении, как он это назвал, "штуки". Однако, скоро беспорядок мыслей начал выстраиваться в ровный ряд. Казалось, будто идея решения витала совсем рядом всё это время и только и ждала, чтобы кто-нибудь из двоих за неё ухватился. Всё было просто и ясно, как день. Евгений подорвался с кресла, медленно подошёл к Ленскому, глубоко находившемуся в своих мыслях, и встал рядом. Он ловко перехватил ладонь милого Володи и зажал между двух своих, немного подержал и затем прислонил у губам. - Уедем за границу, - он подошёл к Ленскому ещё чуть ближе, шепча почти в самое ухо, - в Париж, где нас никто не знает и не потревожит? Ленский аккуратно прижал тонкую ладонь к щеке молодого человека, немного отводя его от себя. Его всегда смущали подробного рода взаимодействия, но отогнать Евгения не было сил, да и не хотелось. Евгений тут же приласкался, спрятал лицо в поднесённой ладони, жадно вдыхая еле ощутимый запах папиросы, которую пару часов назад выкурил Ленский. - Уедем, - пролепетал Владимир, как бы соглашаясь на предложение. - Однако, - Евгений сдал паузу, - однако, одному из нас придётся умереть. Теплая ладонь тут же исчезла. Евгений опустил глаза на возлюбленного. Ленский побледнел от этого и отвёл взгляд. - Как умереть? - тихо переспросил он, немного отступая от молодого человека, - Уж лучше так, чем смерть. Онегин улыбнулся. Это непорочное существо, стоящее перед ним, было насквозь пропитано французскими романами и нежностью. Никто в мире больше не мог сказать это с таким же трагизмом и с тем растерянностью. - Мы лишь сыграем смерть, - Евгений успокаивающе провел одними пальцами по предплечью товарища, - Нам нужен повод, чтобы исчезнуть. Исчезнуть из их мыслей. План Онегина действительно заключался, как ни странно, в подставной смерти. Что нужно, чтобы о тебе забыли навсегда? Ответ очевиден - умереть. Живые куда интереснее мертвецов, хотя и мало чем отличаются от них. Но как умереть? Самоубийство? Сразу двое - слишком подозрительно, да и причины, кажется, найти очень сложно. Убийство? Но кто убийца? Сам Евгений. Нужна была дуэль. Необходим был лишь повод. И он удачно оказался совсем рядом: именины Татьяны, на которые оба молодых человека были приглашены. Убитым вызвался быть Ленский. А потом? Пустой гроб дуэлянта закопают в землю и забудут, как страшный сон, а сам он тайно уедет подальше, скажем, в Париж. Евгению лишь останется выждать немного и уехать следом под предлогом забвения и утраты товарища. А там, заграницей их никто не знает, там никто не запятнает их имена, там можно жить и любить без опасений, что лишняя пара глаз всегда устремлена на тебя. Оставалось лишь воплотить задуманное в реальность. В указанный день молодые люди прибыли на торжество. Они приехали в разное время, чтобы не привлекать лишнего внимания: сначала Евгений, а за ним и Ленский. Многозначительно переглянувшись в дверях, они разошлись по разные стороны зала. Гостиная тем временем наполнялась людьми. Евгений томительно ждал - надо было собрать как можно больше "зрителей" скорого "спектакля". Начались танцы. Музыка разлилась по залу, заполняя все его уголки. Несколько пар молодых людей и барышень вышли в центр и закружились, подгоняемые старшими гостями. Татьяна была окружена гостями, они хвалили ее за прелестный наряд, поздравляли, желали крепкого здоровья и хорошего брака. Однако, она была грустна всё торжество. Неоднократно девушка посылала взгляды в сторону долгожданного гостя, Евгения Онегина, и ни разу не была удостоена ответным взглядом. Онегин был вовсе в ней не заинтересован. Его целью явно был кто-то другой. В последний раз взглянув на Ленского и получив одобрительный кивок, значивший, что пора начинать, Евгений уверенно подошёл к Ольге и, отчеканив несколько заготовленных пылких речей о ее "прелестных глазах" и "ангельской красоте", пригласил на мазурку. Девушка смутилась и даже открыто попытался найти глазами сестру, подать ей какой-нибудь знак, но отказать не смогла и вышла с молодым человеком в центр. Они закружились в общей толпе под недоверчивые взгляды гостей. Безусловно, всё считали Онегина женихом Татьяны, а Ольгу - будущей избранницей Ленского. Подобная картина повергла в ужас всех присутствующих. Но молодые люди только этого и ждали. Поймав во время мазурки на себе взгляд Владимира, строящего в углу и и изо всех сил строившего из себя последнего страдальца, оскорблённого изменой дамы сердца, Евгений убедился, что всё идёт по плану. Мазурка кончилась, и молодые люди разошлись по диванам вдоль зала. Отошёл и Евгений, встав почти по центру стены, чтобы хорошо видеть и Ольгу, и Владимира. Оглядев зал презрительно, он нарочно пропустил Татьяну, однако, заметил, что он смотрит на него, бледна и возмещена. Это немного смутило Евгения, но он тут же отогнал ненужные мысли и взглянул на Ленского. Тот почти незаметно сделал заготовленный жест рукой, постоял несколько секунд для вида и уверенным шагом направился к Евгению. Спектакль начался. Все замерли. Владимир остановился напротив Онегина и с гордым видом взмахнул рукой. Он очень хорошо справлялся со своей "ролью". - Как ты посмел подойти к Ольге? - он театрально повысил голос именно на имени девушки, отчего та сразу вспыхнула, а гости зашептались, - Ты посмел разрушить наши чувства? Евгений, конечно, знал, что и как отвечать по подготовленному сценарию, но нарочно сделал паузу, надменно глядя на Владимира. Что-то новое видел он сегодня в этих любимых глазах напротив: уверенность, смелость, распущенность, которую ни разу не позволял себе Владимир, прячась под маской смущения и робости. Было непривычно видеть его вот так, но Евгению очень понравилась вот эта, новая сторона его милого Володи. - И что ты можешь сделать против меня? - Евгений через силу отвлекся от мыслей об Ленском, возвращаясь в реальность, - Так ревнуешь... Разве она твоя невеста? Или может жена? - Ты перешёл все границы, Евгений! Поверить не могу что скажу это самому близкому другу, - он размашисто ухватился за кончик перчатки, снял ее и бросил под ноги товарища, создавая в зале хлёсткий звук удара об пол, - Я вызываю тебя! Повисла тишина. Где-то сбоку донеслось оханье и шёпот. Молодые люди смеряли друг друга взглядом, будто оценивая насколько хорошо они справились с поставленной задачей. Все смотрели на них. - Завтра ранним утром... - бросил Ленский и вышел из гостиной. Ольга упала в обморок, одна половина гостей столпилась вокруг неё и Татьяны, другая глазела на Онегина, изображающего растерянность и уверенность одновременно. Подняв с пола брошенную перчатку и выдавив из себя громкое "Он будет мёртв завтра!", Онегин удалился вслед за Ленским под возгласы женщин и упрёки мужчин. Подозвав кучера, он сел в сани и отправился домой. Звенящий образ Татьяны, смотрящей на него с мольбой и упрёком одновременно, не входил из головы. Он будто прогонял Евгения, проклинал его. Молодой человек чувствовал неизгладимую вину, но с тем же желал Татьяне только всего наилучшего в будущем, где не будет его. С лица молодого человека теперь не сходила довольная улыбка. Сейчас дело оставалось за малым, а там уже и рукой подать до долгожданной свободы. Парижский вокзал в это воскресное утро был до отказа переполнен. Тонкий слой снега сиял на платформах и между рельсов, отчего всё становилось каким-то белым и дымчатым. Гудки паровозов, прибывающих один за другим перебивали друг друга, заглушали голоса пассажиров, нарушили спокойствие утра. Люди слонялись туда-сюда, это были провожающие и встречающие, студенты, рабочие, элита. Онегин вальяжно вышел из вагона и встал на месте, вдыхая заграничный воздух, не уподобляясь толпе и всеобщей суете. Он прошёлся до дверей вокзала, придерживая чемодан, был встречен извозчиком, любезно принявшим груз и сопроводившим дворянина до кибитки. Подойдя к саням, Евгений на мгновение остановился. Во всей своей естественности с них сидел Владимир. Он был одет в плащ с меховым воротником и цилиндр, на изящных руках, покоившихся на коленях, были черные перчатки. Он был точно такой же, как и пару недель назад, в имении Лариных, свежий и аккуратный. Завидев Онегина, он слегка улыбнулся ему, призывным жестом подозвав его к себе. Евгений тут же запрыгнул в экипаж и сел к Ленскому чуть ближе, чем мог бы, плотно прижимаясь своим бедром к чужому. - Я скучал, - шепотом проговорил Евгений, придвигаясь ещё немного ближе. Странное, неконтролируемое чувство обуяло молодое тело и Евгений не мог ему не повиноваться. К Владимиру его тянуло сильно, сильнее чем обычно. Вероятно, это было осознание грядущей свободы, вседозволенности. - Я тоже, - шепнул Ленский в ответ, однако, немного смутившись, и тут же добавил по-французски, - Allons à la maison! Квартира, которую молодые люди сняли, находилась довольно близко к вокзалу и центру, так что долго ехать не пришлось. Зайдя в гостиную за Владимиром, Евгений тут же почувствовал знакомый запах возлюбленного, его парфюм, пропитавший помещение. Из широкого окна на стены падал солнечный свет утреннего солнца, озаряя гостиную даже без свеч. Дорогая мебель была подобрана в единых тонах, на столе стояли даже цветы, которые, вероятно, были с трудом найдены специально по капризу Ленского. Было очень чисто и светло, молодой человек очень трепетно готовился к приезду Онегина и переживал из-за каждой детали. Владимир встал у стола в противоположном углу комнаты, ожидая, реакции Евгения, понравится ли ему их новый, теперь уже совместный, дом. Он немного робел от присутствия возлюбленного, как это обычно бывает в первую встречу новобрачных, не видивших друг друга до свадьбы ни разу, и которым теперь предстояло обустивать совместный быт. С тем же, он был рад почти до дрожи. Теперь они могут жить с чистого листа, теперь никто их не знает и не осудит. Евгений прошёлся по комнате. Ему было практически безразлично убранство нового дома, но заметив в глазах Владимира беспокойство ещё с порога, решил всё же уделить внимание его трудам по обустройству дома, водил пальцами по комодам и столам, повторяя под нос что-то вроде "хорошее дерево" или "великолепная работа, очень тонкая". Больше он озирался на двери в ожидании того, как вся прислуга выйдет и оставит их наедине. Ждать долго не пришлось, двери закрылись за последним из пажей, и в комнате воцарилась тишина. - Ty es bien arrivé ? - тихонько, почти шепотом спросил Ленский, как бы стараясь не нарочно разрушить тишину. - Je suis arrivé sans incident, - с усмешкой проговорил Евгений, - Почему по-французски? - Боже, - тот немного нервически повёл головой, - Я совсем отвык от русской речи. Говори со мной по-русски и больше никак, а то тут никто им не владеет, какая досада... Евгений улыбнулся. Эти игривые, но с тем не притворные неловкость и смущение очень шли Владимиру. Хотелось ещё и ещё дразнить его. Тем временем, Онегин обошёл круглый стол, служащий последним препятствием между ними, и опёрся на него рукой, становясь рядом с возлюбленным. Было видно, что Ленский боролся с желанием отойти на несколько шагов на безопасную дистанцию или остаться как есть. Он остался. - Новая квартира очень хороша, - томно улыбнулся Онегин, - Мне очень нравится, как ты здесь всё устроил... Кажется, будто я дома, будто я всегда здесь жил. - Да и расположение очень не дурно, - поддержал Владимир, - до новой конторы нашей всего пара кварталов. - Я рад, что всё произошло в точности так, как мы и хотели, - весело произнёс Евгений. Надо было сгладить неожиданную неловкость встречи. - Ты ведь не обижаешься на меня за то, что пришлось уехать? - тихонько спросил Владимир. Евгений смутился. - Конечно, нет! Что ты такое вздумал! - он подошёл к молодому человеку вплотную и провёл рукой по мягким волосам, стараясь заглянуть в глаза, - Володя, ты слышишь меня? Я всю жизнь мечтал о том, чтобы быть с тобой вот так, рядом. Теперь я счастлив, и всё моё счастье - это ты, оно в тебе, ты из счастья! Разве я уехал бы, если бы не любил тебя? - Ты любишь меня? - Владимир поднял глаза на товарища, делая такое выражение, будто впервые слышал эти слова. Они смеряли друг друга взглядом, стараясь не разрушить ту звенящую, хрупкую связь, и улыбались. - Сейчас, - шепнул Евгений, Владимир растерялся от непонятной фразы, слетевшей с губ возлюбленного, но тут вспыхнул от его действий. Евгений мягко провел ладонью от вьющихся, чёрных волос до шеи, другую вкладывая между лопатками и поясницей молодого человека и припал к его трепещущим, мягким губам. Он неспешно, почти лениво сминал их своими, чувствуя как дрожит в его руках тело возлюбленного. Владимир аккуратно положил руки на плечи Евгения, по-детски неумело старался отвечать на поцелуй и краснел, как молодая девушка от смелого комплимента. Все эти труды и старания несомненно стоили одного этого долгожданного, робкого поцелуя. Теперь всё. Теперь кончились всё невзгоды, теперь можно жить так, как хочется. Целый мир забудет о молодых людях, а они забудут о нем. Никаких осуждений, косых взглядов, запретов. Теперь всё будет легко и просто, теперь можно будет свободно дышать, свободно существовать, свободно любить. За окнами грохотали брички, шумел зимний лёгкий ветер, был слышен громкий смех француженок. Солнце поднималось всё выше и выше над Парижем, ярче освещая просторную гостиную новых молодых постояльцев. Воздух в квартире был очень лёгкий и приятный, заполненный запахом цветов и мужского парфюма. Заполненный свободой.