* * *
— Чип, тебе лучше? — Чиппи! — Дружище, ну ты нас и напугал!.. — Пик-пик! Пи-и-и-ик! В воздухе плавал едкий запах валерьянки. Чип поднял голову. Усилием воли усмирил дрожь, поставил на стол пустой напёрсток. Обвёл взглядом собравшихся вокруг друзей. — Я… ничего… я в порядке… Просто песня… жуткая… Вспомнилось кое-что… — Что? — сунулся к нему Дейл. — Да так… — командир через силу улыбнулся. — Было давно… Рокки озадаченно заскрёб пухлый подбородок. — Старина Чиппано, мы-то думали, что знаем тебя как облупленного! А у тебя, оказывается, какие-то тайны от нас есть… — Да не тайны… — мотнул головой бурундучок в шляпе. — Просто… просто… я никому об этом ещё не рассказывал…* * *
— Я родился под Бостоном, — начал свой рассказ Чип. — Ну, это вы знаете… Мы жили в небольшой звериной деревне в лесу, на берегу реки. Мы строили дома из коробок, жестянок и всякого хлама, что удавалось раздобыть на городской свалке. Жили бедно — сами знаете, какая была разруха после Последней войны… Мы добывали в лесу орехи, жёлуди и сосновые шишки. Часть ели сами, а часть на сделанных из коры лодках отвозили в другие деревни и выменивали на зерно, стройматериалы и лекарства. Нанимались работать к богатым бобрам с верховьев реки. Кто-то, как наш сосед, мистер Скрю, уходил в город на заработки. Иногда совершали набеги на человеческие огороды и, если набег оказывался удачным, — по всё ещё бледным губам командира скользнула тень улыбки, — устраивали настоящий пир… Однажды осенью к нам в деревню приехал бродячий цирк. Крысы-цыгане поставили возле реки карусель, которую вращало большое колесо с лопастями… — Примитивный водяной двигатель, — пояснила Гайка. — Подобные конструкции в те времена применялись очень часто, а кое-где в глуши их можно встретить и сегодня. — Да… А вокруг колеса устроили ярмарку. Для нас, жителей отдалённой деревни, это был настоящий праздник! Мы пошли на ярмарку всей семьёй — папа, мама, дядя Стив, мамин брат, мои старшие братья Роджер, Мартин и Кевин и даже моя младшая сестрёнка Тилли, совсем малютка. Она сидела на руках у мамы, таращила свои глазёнки и громко вскрикивала. До сих пор помню её счастливую мордашку!.. Я тогда был ещё маленьким и ни на шаг не отставал от старших. Сначала увязался с братьями в тир, где были два самодельных арбалета; братья тогда промазали мимо всех мишеней и были очень недовольны этим. Потом Роджер и Мартин отправились глазеть на силача, который поднимал здоровенные чугунные болты и гайки, папа остановился поговорить с соседями, а мама, дядя Стив, Кевин, Тилли и я остановились посмотреть на клоуна. Помню, было ужасно смешно; дядя даже упал на землю, корчась от хохота, — да прямо носом в лужу! — Да-а-а, парень, клоуны — они такие, — важно изрёк сыролюб. — Когда они на арене — животики надорвёшь! Но едва клоун снимает свой цветастый парик и уходит за кулисы, — тут он воздел палец к потолку, — не вздумай его задирать — себе дороже. Уж мне-то можешь поверить — я ведь целых три года отработал в таком вот бродячем цирке! — Там была ещё гадалка, — продолжал Чип, — она раскладывала карты, щурилась на них сквозь очки и несла какую-то чушь. Были акробаты; они становились друг другу на плечи, отчего получалась целая крысиная пирамида. Был жонглёр, бросавший и ловивший гайки, иголки и ножи; дядя Стив всё смотрел и удивлялся — как он это делает… Была лавка с дешёвыми сладостями; мама купила нам троим по леденцу, и мы в мгновение ока их сгрызли. Возвращались домой уже под вечер. Роджер и Мартин поспорили, кто из них сильнее, и тогда папе пришлось на них накричать. Малютка Тилли заснула прямо на руках у мамы. А дядя Стив всё не мог успокоиться, подбрасывал свой большой нож, которым он шелушил сосновые шишки, и всё время ронял. Хорошо ещё, что он не стал вынимать нож из ножен, иначе наверняка поотрезал бы себе все пальцы… У самых ворот ярмарки сидела старая крыса в лохмотьях. Не знаю, приехала ли она с цирком или была сама по себе… Страшная — с крючковатым носом, щетинистыми усами и без одного глаза, зато второй так и пылал! "Ты избран, избран!" — закричала она, указывая скрюченным пальцем на меня. — "Тебя заберут! Придёт час, и ты войдёшь в дверь! И никто, никто-никто не сможет этому помешать!!!" Я был совсем маленьким бурундучком… И я испугался. Кажется, даже заплакал и спрятался за маму. "Не смей пугать ребёнка, старая ведьма!" — вспылил мой папа. — "А не то я найду на тебя управу…" Старуха отпрянула и скрылась между палатками. Папа хотел было броситься за ней, но мама его отговорила. Тем не менее, на следующий же день он снова пошёл на ярмарку — искать эту жуткую старуху. Но так и не нашёл. Она как в воду канула; больше её никто не видел. Цирк вскоре уехал, и я забыл о странной старухе и её непонятных словах. Но вскоре вспомнил… Пришлось вспомнить…* * *
Страх за тобой по пятам семенит, В серый закутавшись плащ. В комнате тонкою нитью звенит Твой истерический плач. Скалится в окна зловеще луна. Ужас владеет тобой… Страх неизвестности пробуй до дна — Близится час роковой! (Песня "Полночь" группы "Чёрный обелиск".)
— Как-то весной папа, Роджер, Мартин и Кевин отправились в лес — искать прошлогодние жёлуди. Мама осталась дома — поить травяным чаем дядю Стива, упавшего накануне в реку и сильно простудившегося. Маленькая Тилли как раз уснула, и я пошёл гулять. Я бродил по деревне и не знал, чем заняться. Все мои приятели либо болели (весна выдалась очень холодная), либо ушли в лес на промысел. Бросал камешки в реку, ходил смотреть, как работает мистер Блэксмит, наш кузнец, помог Эду Раскоряке выдернуть растущие у самого его крыльца травины. Лазил на деревья, смотрел вдаль, пытался рассмотреть на горизонте Бостон. Нашёл у самых деревьев гриб, хотел было его выдернуть и принести домой, да Джонни Фунгус, проходивший мимо, сказал, что он ядовитый… И тут я встретил её. Она спрыгнула на меня с дерева. Маленькая, с меня ростом, белочка. Вцепилась мне в уши и кричит: "Попался!" А потом: "Чего ты тут ходишь, как в воду опущенный!.. Пошли играть!!!" И мы пошли играть. Мы играли и в прятки, и в догонялки, мы прыгали с дерева на дерево, мы бродили по лесу, болтая о том, о сём, мы влезли в заброшенные норы и чуть там не заблудились. Мы даже купались, хотя вода была просто ледяная. Мы разожгли в лесу костёр и плясали вокруг, чтобы согреться. А потом снова во что-то играли… Она знала столько не знакомых мне игр, что у меня голова кругом пошла. Она знала уйму историй, то смешных до слёз, то таких, что мороз по коже. И не умолкала ни на секунду. "Догоняй!" — кричала она. — "Ой, слабачок, девчонку поймать не можешь!.. Бэ-э-э! Чип-Чип, к попе прилип! Ха-ха-ха! Не поймаешь, не поймаешь!" — Пф-ф-ф! — прыснул Дейл. — К попе прилип!.. Гайка строго взглянула на весельчака. — А что дальше? — спросила она, осторожно погладив Чипа по плечу. Бурундук благодарно улыбнулся милой подруге и продолжил: — Странное дело — я был готов слушать её вечно. Просто стоять рядом, разинув рот, как дурак, и слушать, слушать, слушать… Наконец мы, смертельно уставшие и невероятно счастливые, повалились на землю. Моя рука коснулась её руки. Мои пальцы сами стиснули её запястье… Она повернула голову. "Хочешь есть?" И тут же зарылась носом в землю и секунду спустя вытащила большой и совсем не подгнивший орех! "Налетай!" Я к тому времени уже сильно проголодался, так что не стал церемониться. М-м-м, это был самый вкусный орех в моей жизни!.. И тут она сказала: "В Канаде есть обычай — если двое разделят еду, они становятся лучшими друзьями на всю жизнь… Мы с тобой только что это сделали". И вдруг вскочила и повалила меня на землю. Взмахнула пушистым хвостом, насела сверху, обняла и… — тут Чип слегка покраснел, — …поцеловала. "Теперь мы с тобой всегда будем вместе…" Возвращались в деревню мы уже под вечер. Шли бок о бок, взявшись за руки и распевая какую-то весёлую песню. Джонни Фунгус и Чарли Мухоморски, распиливавшие у дороги большой белый гриб, долго смотрели нам вслед… "Пошли — кое-что покажу!" — вдруг сорвалась она с места. — "Пошли-пошли, здесь недалеко!.." Я уже говорил, что наша деревня стоит на берегу реки. Это не совсем верно. Часть деревни — да, располагалась на берегу; там стояли дома, сделанные из фанеры, жести и картона. А другая часть — это просто норы в земле; они находились на отшибе, и жили в них, в основном, старики и звери из методистской общины, соблюдавшие старые бурундучьи традиции. Моя семья жила как раз в одной из таких нор. Я двинулся было мимо зарослей травы по тропинке, ведущей к норам. Но белочка тащила меня к берегу. "Пошли-пошли!" Мы пролезли сквозь траву, прошли мимо строящейся лодки и оказались с тыльной стороны длинного строения, где помещались сразу несколько жилищ. И я увидел дверь… Чип смолк. Его рука, лежащая на столе, снова задрожала. — Все входные двери находились со стороны фасада, выходившего на реку. С тыльной стороны, у которой мы сейчас стояли, не должно было быть никаких дверей. Но дверь там была! Сын Скипа Стокса в своё время сделал радиоприёмник — единственный в нашей деревне. Сколько себя помню, он постоянно был включен, и слышно его было даже у самых отдалённых нор. И сейчас по нему передавали песню. Ту самую! Жребий скорбный свой прими, Дверь скорее отвори! "Идём", — сказала моя новая подруга. И открыла дверь. Я увидел ослепительный свет. Он был ярко-ярко-жёлтый, будто смотришь на солнце, и пульсировал. "Идём. Ты избран, и ты должен пойти за мной!" Из-за двери слышался странный стук и скрежет, будто там работал гигантский механизм. А она стояла и смотрела на меня неподвижными стеклянными глазами, в которых горел мерцающий свет. "Иди за мной! Ты не должен… ты не можешь отказаться…" Я плохо помню, что было дальше. Кажется, я убежал и до самой темноты прятался в траве. Меня нашёл сосед, дядя Готфрид, и привёл домой. Дома я расплакался и всё рассказал маме. Наутро я с папой, мамой и Роджером пошёл на то место, где вчера видел дверь. Само собой, никакой двери там не оказалось. Ту девчонку-белочку я больше никогда не встречал. Жители деревни тоже понятия не имели, кто она такая. Более того, никто её вообще не видел, и все утверждали, будто я весь тот день пробегал в одиночестве…* * *
Чип долго молчал. Друзья, собравшись вокруг, тоже молчали, вопросительно глядя на своего сумрачного командира. Где-то вдалеке сверкнуло и ухнуло. На притихший город наступала гроза. — То, что ты нам рассказал, — Гаечка снова погладила Чипа по плечу, — очень похоже на доброкачественные детские фантазии. Уже давно доказано, что дети, испытывающие недостаток внимания, часто выдумывают приключения, в которых якобы участвовали, или события, которые якобы с ними происходили. А, поскольку ты жил в многодетной семье, то явно испытывал недостаток внимания со стороны родителей. Чип мотнул головой. — Наверно, это так… Наверно, это просто глупые фантазии… Зависший в воздухе Вжик вдруг сделал мёртвую петлю и что-то пропищал. — Крылатый прав, — сказал Рокки. — Если уж сказал "а", то говори и "бэ"! — Да-да, — присоединился Дейл. — Давай, рассказывай до конца! Интересно же!.. Чип поглядел в окно, за которым клубилась тьма. И продолжил…* * *
— Прошло довольно много времени, и эта странная встреча почти забылась. Я подрос, стал ходить с родителями на промысел, а пару раз даже плавал в соседние деревни, не один, конечно, а с большими. На очередной день рождения мне подарили настоящий ножик. А папа сказал: "Пора отдавать Чипа в школу. Негоже ему расти неучем, как старшие…" От радости я прошёлся по комнате колесом. "Бедная школа…" — пробормотал, глядя на меня, Мартин. — Ага!.. — Дейл криво-прекриво ухмыльнулся. — Это уж точно — бедная… На него хором шикнули. — Начальная школа имелась только в соседней большой деревне. Каждое утро старый Скип Стокс, которого все звали Шкипом, отвозил нас, восьмерых школьников разного возраста, на своей лодочке, а после обеда привозил домой. В первый же учебный день я познакомился с Дейлом… — тут Чип смущённо улыбнулся. — Познакомился и подрался… — Классный я тебе тогда фингал под глаз посадил, — красноносый бурундучок надулся от гордости. — И в первый же учебный день мы оказались у директора… Учился я не очень хорошо, — вздохнул Чип, — хотя всё же и получше Дейла. У него на уме были только проказы. Если мистер Зануда, преподаватель обществоведения, обнаруживал у себя на стуле кнопку, то, скорее всего, это сделал Дейл. Если мисс Швабра, которая вела физкультуру, находила шнурки на своих кроссовках завязанными морским узлом "удавка Джека Висельника", значит, либо сам Дейл постарался, либо кого-то подучил. Но уж если директор школы, мистер Фрукт, замечал на двери учительской бумажку с надписью "Комната пыток", все знали, что Дейл повесил её собственноручно. Да-да! Даже сам директор школы, которого боялись все, включая мисс Швабру, не раз оказывался жертвой проделок Дейла. Да ладно, не отпирайся — ведь было же!.. — Да я и не отпираюсь… — похоже, весельчак и не думал раскаиваться. — В общем, доставалось всем. Кроме одной-единственной учительницы — мисс… э-э-э… всё никак не могу вспомнить её имя… Она вела у нас арифметику. — Арифметику вёл толстый Ванек, — возразил Дейл, — а никакая не мисс. Склеротик!.. — Дейл, помолчи, пожалуйста! — взмолилась Гайка. — Пусть Чип дорасскажет. Командир благодарно взглянул на прелестную подругу. — Итак, учительница арифметики… Очень странно, но я никак не могу вспомнить её имя, хотя и никогда не жаловался на память. Совсем молодая, высокая и очень красивая, она просто покорила и учеников, и учителей. Старшеклассники были от неё без ума, и даже самые отпетые хулиганы, — тут Чип сурово взглянул на своего лыбящегося вихрастого друга, — слушая её голос, становились шёлковыми. А мистер Фрукт, кажется, немного её побаивался… За ней пытались ухаживать мистер Фарадей-младший, что вёл физику и химию у старших, и мистер Пили-Скрипка, учитель музыки. Но она, кажется, никого из них не замечала. Всё её внимание было отдано нам, малолеткам. И, — тут голос Чипа дрогнул, — кажется, из всех младшеклассников она особо выделяла меня… Как Дейл не крепился, какие кошмарные рожи не строил, но так не смог удержаться. — Пф!.. пф!.. пфы!!! Выделяла его… Скажешь тоже!.. Ха-ха-ха! Но, встретив суровый мышкин взгляд, примолк. — Мне так казалось! — произнёс Чип, оправдываясь. — В конце концов, кто я такой? Маленький бурундучок-первоклассник… А она… она… Ох, ну как же её звали?!!.. Однажды мы пошли в поход в лес, на два дня с ночёвкой. Забрели в самую глушь, туда, где совсем никто не жил. Остановились лагерем на берегу ручья и стали собирать дрова для костра, чтобы сварить на ужин кашу. Я потянулся за большой сухой веткой, лежащей на самом краю глубокой ямы. И не удержался, сорвался и, наверно, разбился бы насмерть. Но сильная рука ухватила меня за шиворот и рывком втащила наверх. Я сидел на краю, обливаясь ледяным потом, и во все глаза смотрел на свою спасительницу. "Тебе ещё рано умирать", — сказала учительница. — "Ты избран для другого". И, наклонившись, поцеловала меня в лоб.* * *
Небо плачет кровью… Или это только дождь?.. Запертые двери растворяет лунный сумрак. Нет нигде спасенья — в доме поселилась ночь. В комнатах замёрзших больше не наступит утро…
— Однажды, много позже, уже ранней весной, мисс Швабра за что-то наорала на Дейла. Дейл заявил, что это несправедливо и что это он так не оставит. И в ближайшую ночь решил отомстить, так, как никогда раньше никому не мстил. Вы знаете, что Дейл родился далеко от тех мест, на севере, недалеко от канадской границы. Он жил у дальних родственников, которые в нём души не чаяли и снисходительно относились к его проказам, довольно-таки небезобидным. И когда он притащил меня с собой и объявил, что я его лучший друг и буду ночевать здесь, никто не задал лишних вопросов… Ночь была тёмной и холодной. Небо сплошь застилали тучи, хлестал сильный дождь, когда мы, таясь, выскользнули из дома и двинулись к школе. Двери были заперты. Но Дейл выудил из кармана кусок проволоки, согнул его дугой и сунул в замочную скважину. Замок громко щёлкнул, и дверь приоткрылась. "Идём!" — позвал меня Дейл. Его затея была проста: намазать клеем собственный баскетбольный мяч мисс Швабры. Вся школа знала, как она любит баскетбол; говорили даже, что она может забросить мяч в корзину сто раз подряд и ни разу при этом не промахнуться. В коридоре было ужасно темно. Я запнулся за оставленное уборщицей ведро и чуть не упал. "Растяпа…" — послышался рядом змеиный шёпот Дейла. — "Стой лучше на стрёме!" Где-то совсем рядом заскрежетала в замке проволока. Скрипнула открывшаяся дверь; сильно запахло потом. Над самым ухом скрипнула половица. "Жди!" — велел мне Дейл и скрылся в кабинете физрука. Я остался один. Я, вообще-то, не боюсь и никогда не боялся темноты. Но тогда… Пустой коридор, гулкий стук дождя по крыше, свист ветра, пронзительный скрип взломанной нами двери и громкий, прямо-таки оглушительный стук часов, укреплённых на стенке в холле. И никого. Даже Дейл куда-то запропастился… — И никуда я не запропастился! — возмутился бурундук в гавайке. — Я искал на ощупь шкаф. Я тебе не крот, чтобы видеть в темноте… — Через открытую дверь задувал ветер, и через минуту я совсем продрог. Чтобы немного согреться, я прошёл по коридору до холла, посмотрел на часы — покрытые фосфором стрелки зловеще светились в темноте — и двинулся назад. Возле школы проехала машина; свет фар ударил прямо в окно, мимо которого я проходил, и я вжался в стену, моля бога, чтобы меня не заметили… — Тю-ю-ю!.. — присвистнул Рокфор. — Машина? Богато жила ваша деревня… В шестьдесят шестом мы с Гиго куковали в Окленде, ждали, когда подвезут новый мотор для "Вопящего орла", так за три месяца не видели ни одной самой завалящей машинёнки. А Окленд — город немаленький!.. — Я же сказал, что деревня, где мы учились, была большая, — возразил Чип. — Там имелись мебельная фабрика, химический завод, где из опилок выгоняли дёготь и скипидар, и большой дровяной склад. Всем этим владели братья Толстосуммы, три богатых крыса. Они могли позволить себе целых три машины, — и добавил. — В этих машинах даже было радио. Услышав это, Рокфор снова присвистнул. — Машина проехала. Я немного подождал, прислушался — всё ли спокойно — и снова двинулся по коридору. И чуть не налетел на неё! На учительницу арифметики. Я не знаю, что она делала здесь, сейчас, поздно ночью. Я не знаю, где она была до этого момента. Она просто появилась передо мной. "Мистер Мэйплвуд? Чип? Замыслили очередную проказу? И наверняка с Дейлом Окмонтом? И наверняка в кабинете мисс Швабры?" В ответ на все эти вопросы я лишь молчал. И думал, что хорошо бы сейчас провалиться сквозь землю в подвал, отсидеться там, пока всё не уляжется, и тебя все забудут, а потом потихоньку выбраться, и удрать куда-нибудь подальше, и больше никогда не возвращаться… Моя семья очень верующая. Мой папа — не последний зверь в методистской общине, а мой дедушка даже был священником. Я же никогда особо не верил в бога, хоть и знаю молитвы… Но… не знаю… может быть, господь всё же пришёл мне на помощь… "Ну хорошо!.." — она опустилась на корточки. — "Давай условимся, что я вас не видела, но, с вашей стороны, эта проделка будет последней. По рукам?" Я что-то пролепетал в ответ и протянул ей свою руку. "Да ты совсем замёрз!" — ужаснулась учительница, пожав её. — "Тебе сейчас нужен горячий чай. А ещё лучше — горячее вино! Пойдём со мной — ведь ты не хочешь слечь с воспалением лёгких!.." Что-то было в её голосе такое, что я сразу подчинился. Забыл о Дейле, забыл, что стою на страже, забыл даже, что сейчас я — преступник, пойманный с поличным, и она имеет полное право запереть меня в кабинете, а наутро отвести в деревенскую управу. "Идём со мной!" Как-то сразу мы оказались возле двери, ведущей в учительскую. И как-то сразу стало тихо; даже часы в холле перестали стучать. Она открыла дверь… Ослепительный ярко-жёлтый свет ударил мне в глаза. Оглушительный грохот неведомых механизмов ударил мне в уши. "Идём, избранный!.." Она коснулась меня; её рука была холоднее льда. "Идём…" Мимо школы снова проехала машина. Из радиоприёмника донеслось: Жребий скорбный свой прими, Дверь скорее отвори! Сверкнула молния. В её свете я увидел глаза учительницы — стеклянные, мёртвые, пустые. Дождь, заливавший окна, показался мне красным, будто само небо истекало кровью… И я бросился бежать. И почти тотчас же натолкнулся на что-то мягкое и тёплое…* * *
Чип шумно сглотнул. В наступившей тишине слышался дробный стук дождя по листьям штабного дуба. — Да-а-а… — протянул Рокки. — А что было дальше? — выдохнула Гаечка. — Да ничего!.. — пробурчал Дейл. — Чиппи сбил меня с ног, я впечатался в стену и набил вот такенную шишищу на затылке! Вскочил, хотел было врезать ему как следует, гляжу — а он вырубился… в смысле, упал в обморок. Думаю: ну, дружище, держись!.. — Первое, что я увидел, придя в себя, — продолжил Чип, — это физиономию Дейла. Он был весь в пыли, грязи, клее и злой, как чёрт! — И вовсе не в грязи и клее! — взвился весельчак. И тут же широко улыбнулся: — Но в сознание тебя я привёл быстро… — Да, вытащил прямо под ледяной дождь! — улыбнулся в ответ Чип. — И рассказал обо мне и моих нервах всё, что думает. И обозвал кисейной барышней… А начиная со следующего дня у нас появился новый учитель арифметики. Тот самый толстый мистер Ванек, о котором говорил Дейл. А молодая учительница исчезла без следа. Никто её не знал, и, что совсем странно, никто её не помнил. Все говорили, что арифметику у младшеклассников всегда вёл мистер Ванек. И я сам больше её не видел. Ни в той деревне, ни где-либо ещё…* * *
— После окончания начальной школы мои родители стали уговаривать меня поступать в колледж. Но я не хотел. Да и оценки мои были… скажем так… не лучшими… Так или иначе, я поругался с родителями и ушёл из родного дома, чтобы больше никогда в него не возвращаться… Мы с Дейлом поселились в лесу, в дупле большого дуба. Летом собирали жёлуди, искали орехи, делали запасы на зиму. Зимой… а чем зимой нам, бурундукам, ещё заниматься — бездельничали! Было весело… Иногда, правда, приходилось спасаться от людей — они повадились спиливать самые высокие деревья. Но мы тоже не давали им спуску! Помнишь, Дейл, как мы проучили лесоруба, который хотел спилить наш дуб ? — Ха-ха! — красноносый так и покатился с табуретки. — Такое не забудешь! — Да… Иногда на нас нападали медведи, хотели поживиться нашими запасами. В конце зимы и начале весны голодали… Но… Порой мне кажется, что те времена были лучшими в моей жизни… конечно, до тех пор, пока я не встретил вас и не стал Спасателем. Мы с Дейлом даже ни разу не дрались всерьёз. Верьте, не верьте — но это так! Потом через наш лес проложили шоссе, и нам пришлось переселиться поближе к Бостону. Конечно, там было довольно шумно, но проще с едой и безопаснее — ни медведей, ни лесорубов. На окраине города рос старый вяз, под корнями которого находилось известное во всей округе кафе под названием "Желудёвый клуб". В нём выступала бурундучиха Кларисса, заштатная певичка, казавшаяся нам тогда суперзвездой. Едва я её увидел, как забыл всё на свете … Втайне от Дейла я продал половину нашего неприкосновенного запаса желудей и купил себе шикарный фрак. А потом узнал, что и Дейл сделал то же самое. Мы наперебой оказывали ей знаки внимания, ухаживали за ней, носили ей цветы и шоколадные конфеты. Кларисса строила нам глазки, писала трогательные записки, мило улыбалась нам со сцены. А потом взяла и уехала с каким-то богатеем-бобром! Мы же остались с носом. Дейл обвинил во всём меня. Я обвинил во всём его. И мы подрались, впервые за долгое время. Подрались прямо в кафе, переломав уйму мебели и перебив гору посуды. Здоровенный морской свин — вышибала вышвырнул нас на порог, предупредив, чтобы и ноги нашей здесь больше не было. И мы разошлись. Тогда казалось, что навсегда. Куда двинулся Дейл, я не знал. Мой же путь лежал в Бостон.* * *
— С работой в те времена было неважно, даже в больших городах, — помолчав, продолжал Чип. — Но мне удалось устроиться курьером в газету "Бостонский зверинец". Это была одна из первых звериных газет в нашей стране, что возникли после Великой разрухи. — А-а-а, помню, помню эту газету… — протянул Рокки. — Как-то я вёз им из Филадельфии на "Орле" запчасти и по пути попал в такую болтанку, что из меня чуть душу не вытрясло!.. — Редакция газеты располагалась в подвале редакции какой-то человеческой газеты. Звери установили там перегородки, делившие подвал на несколько этажей и множество комнат, проделали ещё один выход наружу, а чтобы люди случайно не нагрянули, заклинили замок в двери и для надёжности завалили её всяким хламом. Через переулок, в другом подвале, находилась типография. Там были три печатных станка, из которых один постоянно не работал, и его постоянно чинили. Наверно, Рокки вёз запчасти именно для него… Чем занимается курьер? Бегает туда-сюда и таскает то да сё. В том числе уносит свёрстанные страницы из редакции в типографию, а оттуда доставляет в редакцию гранки на вычитку. Бегать приходилось много, и после работы у меня хватало сил лишь чтобы дотащиться до ближайшего сквера и свалиться в нору-общежитие, которую я делил с двумя бурундуками, белкой и целым семейством полёвок. Платили тоже мало… Но я не жаловался! Ведь у меня вскоре появились друзья. Берт, совсем молодой мыш, начинающий журналист, промышлял уличными новостями и мечтал когда-нибудь получить в газете собственную колонку. Август, старый крыс, работал уборщиком и по совместительству мастером на все руки, чинил электропроводку, склеивал покосившиеся перегородки и даже ремонтировал печатные станки, конечно, если поломка была незначительна. Помню, он до умопомрачения любил музыку, старый джаз, совсем как ты, Рокки… Винсент, большой толстый морской свин, был политическим обозревателем, уважаемым, заслуженным, с ним даже главный редактор всегда здоровался за руку. Ну да его трудно назвать моим другом; скорее, я был его приятелем… И она. Молоденькая мышка, как и я, недавно приехавшая из деревни. Чёрт… как же её звали?.. не помню… — Наш Чиппи не терял зря времени… — осклабился Дейл. — Она работала наборщицей в типографии, так что виделись мы часто. Сидела перед большим ящиком, быстро-быстро выхватывала пальчиками из коробок свинцовые литеры и набирала из них строки… — Вообще-то, литеры, используемые в типографском деле, — заметила Гаечка, — отливаются не из свинца, а из так называемого типографского сплава, состоящего из свинца, олова и сурьмы. Впрочем, там преобладает свинец, так что формально Чип прав. А типографского наборщика ещё часто называют метранпажем. — Мне нравилось наблюдать, как она это делает, — Чип вздохнул, и глаза его затуманились. — Я стоял рядом и смотрел… пока начальник типографии не начинал, по своему обыкновению, орать над самым ухом. А она быстро посматривала на меня и улыбалась… На зарплату курьера особо не разгуляешься (хватало лишь на оплату места в норе-общежитии и пару желудей в день). Но я экономил, как мог. И в один день пригласил её в кино, а потом — в мексиканский ресторанчик. Мы ели бурритос с фасолью и жутко острым соусом и говорили о всяких пустяках. Она всё смотрела на меня, раскрыв ротик, и ловила каждое моё слово… "Ну тебе повезло, чувак! Она — классная чувиха!.." — бросил как-то Август, проходя мимо со своими неразлучными шваброй и ведром. "Не упускай её, приятель", — сказал мне однажды Винсент. И так пустил мне в лицо струю табачного дыма (Винс постоянно курил и сильно пил), что я… — Чип хохотнул, — …чуть не умер! И вот в моей заветной баночке скопилось достаточно бусин, чтобы купить кольцо. Дешёвое, в окраинной лавчонке, где продают подержанные вещи, но золотое и… от чистого сердца!..* * *
Что нас ведёт к такому концу, Чтобы увидеть лицом к лицу Ужас и муки, страданья и страх, Непобедимого разума крах?! (Песня "Апокалипсис" группы "Чёрный обелиск".)
— Тот день начинался как обычно. Сначала я заболтался с Бертом, который только что прибежал с улицы, сел строчить статью и всё жаловался, что она "не идёт". Пришёл выпускающий редактор, рявкнул на меня и сунул под нос очередной свёрстанный лист, который следовало тотчас отправить в типографию. Потом я застоялся у стола моей мышки, долго-долго смотрел, как она складывает из тяжёлых литер слова… А потом меня взял за шкирку начальник типографии, здоровенный, втрое выше меня, хомяк, и приказал срочно нести из редакции последнюю страницу. Меня взяла досада — в моём кармане лежало кольцо, и я собирался сделать мышке предложение. Но, хочешь, не хочешь, а пришлось тащиться назад, в редакцию. Там я натолкнулся на Артемиуса де Люлю, ведущего колонки светской хроники, как всегда, пьяного, и выслушал от него немало любезностей. А выпускающий, вместо того чтобы отдать вёрстку, тоже спустил на меня всех собак… Наконец, получив свёрстанную страницу, я бросился к выходу. Но не тут-то было! В кабинете главного редактора как раз шёл ремонт, и грузчики вносили новую мебель: большой стол, шкаф и громадное, чёрное, покрытое дерматином кресло. И полностью загородили проход! Пришлось мне делать крюк, пробираться через отдел новостей, бухгалтерию, архив, кладовку и задние помещения, сдаваемые внаём каким-то мелким фирмам, к звериному рынку… Звериный рынок занимал другую часть подвала. Всё пространство было заставлено шкафами и этажерками, найденными на свалках. Звери расставили на их полках сделанные из коробков прилавки и провели лестницы, связывающие одну полку с другой. С утра до самой ночи там кипела торговля, совсем как у нас в Рыночном квартале. Мне не улыбалось продираться сквозь толпу, но делать было нечего — пришлось. Помню, мне отдавили обе ноги и чуть не расквасили нос… Так что к выходу я выбрался, — Чип улыбнулся, — несколько помятый. И увидел её — ту самую страшную старуху из моего детства… Она стояла у стены, трясла горбатым носом над какими-то тряпками. И, едва я подошёл поближе, подняла лицо, сверкнув единственным глазом. "Ты избран, избран!" — прохрипела она. — "Придёт время, и ты войдёшь в дверь!" Я попытался незаметно прошмыгнуть мимо, но в дверях стояла такая толчея, что у меня ничего не вышло. А старуха с удивительной для её возраста прытью выскочила из-за прилавка и приблизилась ко мне. "Ты думаешь, что ты такой умный?" — бросила она прямо мне в лицо. — "Но ты ничего, ничего о себе не знаешь… Придёт время, и ты войдёшь в дверь — хочешь ты этого или нет. Ведь ты рождён, ты живёшь только для того, чтобы, когда придёт срок, войти в дверь!!!" Я оттолкнул старую ведьму; она кубарем покатилась по полу, сшибая прилавки. Пользуясь возникшей суматохой, я выскочил наружу, сломя голову пробежал по улице, чуть не попал под машину, бросился в переулок и, весь в холодном поту, вбежал в типографию. "Где вёрстка?" — тотчас напустился на меня начальник типографии. — "Опять бездельничаешь? Тебе платят не за то, чтобы ты бил баклуши, Мэйплвуд, тебе платят за работу!" — Вот именно… — съехидничал Дейл. — Безделье до добра не доводит, господин Мэйплвуд… — Его рёв привёл меня в чувство, — продолжал Чип. — Я быстрее отдал ему страницу и пошёл к моей мышке. Она сидела на своём обычном месте и озабоченно разглядывала пустые ящики из-под литер. "Ой, Чиппи! Как хорошо, что ты пришёл! Нужно набрать ещё две страницы, а у меня кончились литеры… Пойдём вниз — там есть запасные!" Ах! Я на всё был согласен, лишь бы быть рядом с ней!.. Мы спустились в самый низ, где размещался архив газеты, склад всякого барахла и подсобка. Кое-как продрались через залежи сломанных стульев, каких-то ящиков и кусков жести. Я сильно ударился коленом об угол ящика, но не подал виду. "Иди сюда, Чиппи!" — сказала она. — "Ты сильный, ты справишься…" Мы находились в самом дальнем углу нижнего этажа типографии, в тесной-претесной комнатушке, заваленной связанными в пачки старыми, ещё военных времён газетами. В углу стоял облезлый стол; на нём громоздились ящики, и я подумал, что запасные литеры лежат в них. "Не туда, милый…" — тихо произнесла моя мышка. — Сюда!.." И открыла дверь, которую я почему-то раньше не заметил. Меня ослепил режущий жёлтый свет, оглушил грохот гигантских механизмов. Странно — свет был очень ярок, но жёг таким холодом, что я в мгновение продрог. "Иди, избранный!.." Оглушительный ритм бился у меня в голове. Сам не свой, словно марионетка, ведомая неведомым кукловодом, я сделал шаг, другой, третий…* * *
Кукла-марионетка не станет живой. Ритм, сводящий с ума, движет мной и тобой. Тик и так, тик и так — вот и вся наша жизнь… Бесполезное сердце, Остановись!!!
— Спасло меня чудо. На ходу я запнулся о валявшийся под ногами мятый напёрсток, и он с лязгом покатился по полу. Не знаю, почему, но этот лязг помог мне прийти в себя. Кажется, я заревел, громко и отчаянно, как маленький. И бросился наверх. Первым, на кого я наткнулся, был, опять же, начальник типографии. И, конечно же, он снова разорался, обругал меня бездельником и слабонервным, но потом сжалился и самолично отправился со мной вниз. Конечно же, никакой двери там не было… А когда я стал расспрашивать о моей мышке, начальник сказал, что наборщиком с самого основания типографии работает его младший брат, который на минутку вышел и вот-вот вернётся. И что никакую мышку он и в глаза не видел. А когда мы поднялись наверх, с улицы доносилась, медленно стихая, та самая песня… Жребий скорбный свой прими, Дверь скорее отвори! Мои нервы не выдержали. Я бросился бежать. Прочь из этой проклятой типографии, прочь из этого проклятого подвала, прочь из этого проклятого города… Я до самой ночи бродил по лесу сам не свой. В сумерках встретил голодного кота, вышедшего на охоту; кот лишь посмотрел на меня одним глазом, фыркнул и скрылся в зарослях. А в какой-то момент поймал себя на том, что стою на берегу ручья и всё смотрю, смотрю в быстро бегущую воду… Домой мне путь был заказан. У меня не было ни пристанища, ни работы, ни друзей. Больше меня в этих местах ничто не держало. Уже в темноте я прокрался на железнодорожную станцию и вскочил на поезд, идущий в Калифорнию. Мне хотелось убраться как можно дальше отсюда, порвать все нити, связывающие меня с прошлым, забыть всё, что не давало мне покоя. Мне казалось, что там, на юге, всё будет хорошо…* * *
— Так и случилось. В Лос-Анджелесе я поселился в центральном парке, в норе-общежитии под корнями старого орешника, в разношёрстной компании зверей, приехавших искать лучшей доли. И среди них — вы и представить не можете моё удивление! — встретил Дейла! — А уж как я удивился!.. — протянул весельчак. — Сначала даже подумал, что это не ты, а кто-то очень похожий на тебя. Ну да разве есть на свете второй такой же зануда!.. — Мы целыми днями бездельничали, объедаясь дармовыми орехами и вспоминая свои старые похождения. А потом отправились путешествовать по городу, искать приключений. Почти сразу же спутались с какой-то нехорошей компанией и чуть было не пошли по кривой дорожке, но вовремя встретили Платона… Ну, а что было дальше, вы уже знаете.* * *
— Фу-у-у, жуть какая! — Рокфор передёрнул плечищами. — Аж мороз по коже… — Как я уже говорила, — значительно произнесла Гаечка, — это явные детские фантазии. Недостаток родительского внимания и тяготы жизни — с одной стороны, а с другой — гиперактивность и развитое воображение. Ты просто всё это выдумал, Чиппи! — Да уж… — пробормотал Дейл. — Тебе, командир, нужно романы ужасов писать — будешь купаться в бусинах, как Гарольд Кошелёк Третий. — Пик-пик! — Вжик сел на плечо Чипа и быстро чмокнул его в щёку. Бурундучок в шляпе тряхнул головой и улыбнулся. — Да, конечно… Всё это просто глупые детские фантазии. Я сам придумал всё это когда-то давно… и теперь оно не даёт мне покоя… И тут же, встряхнувшись, принял самый серьёзный вид. — Пора спать! Уже поздно, а завтра нам очень рано вставать. Нужно будет проследить за Толстопузом, выяснить, наконец, что он на этот раз замышляет. А потом всё же придётся наведаться на склад, где обитает культ "Ку-ку-колы", и проверить, правдивы ли слухи и действительно ли Буль-Буль взялся за старое. Словно в ответ Рокки смачно зевнул: — А-а-а-у-у-у-о-о-и-ы-ы-ы!.. И в самом деле, братцы, засиделись мы что-то… Давайте на боковую. Взявшись за ручку двери, Чип грозно бросил: — И, Дейл, не вздумай снова сидеть допоздна за телевизором! Завтра у нас будет очень напряжённый день. — Жребий скорбный свой прими, Дверь скорее отвори! - замогильным голосом провыл в ответ бурундук в гавайке. И все покатились со смеху.* * *
Чип проснулся мгновенно, будто кто-то толкнул его под бок. Вскочил и сел на кровати, хлопая глазами и озираясь. В штабе царила мёртвая тишина. Не слышалось ни посапывания спящего на верхней полке Дейла, ни могучего храпа Рокфора, ни попискивания маленького Вжика. Даже хлеставший за окнами дождь — и тот притих, словно испугался чего-то. Тяжёлая ватная тишина давила на уши. Чип встал с постели, задрал голову. Так и есть — кровать Дейла была аккуратно (относительно, конечно) застелена, словно тот ещё не ложился. "Опять смотрит свои дурацкие ночные ужастики…" — с досадой подумал командир. — "Я ведь предупреждал его, да всё без толку… Ну сейчас я ему задам!.." Но гостиная была пуста. Чип недоумённо уставился на чёрный экран выключенного телевизора, поискал глазами пульт — тот лежал на столике там же, где его вечером оставил Рокфор, — и озадаченно заскрёб макушку. "Что случилось? Где же все?.." На кухне тоже никого не было. На тарелке, стоящей на столе, сиротливо лежал недоеденный кусок пирога. В воздухе медленно таял ядрёный запах кофе по-занзибарски, что так мастерски варил австралиец. "Какая-то глупая шутка… И, не иначе, задуманная Дейлом! Нет, пора с ним серьёзно поговорить!.. Но… но… куда же все подевались?!.." Смутная тревога зловещим холодком пронизала тело бурундука. Комната Рокфора и крошечная спальня Вжика были пусты. В спальне Гаечки тоже никого не было. "Наверно, они в мастерской. Прячутся, чтобы выскочить и напугать меня! Ну да ничего — я их сам напугаю… Устрою им весёлый Хэллоуин!.." Улыбнувшись этой мысли, Чип двинулся в сторону мастерской. И почти сразу же столкнулся с Гайкой.* * *
Похоже, мышка ещё не ложилась спать — на ней был рабочий синий комбинезончик и лётные очки. Вот только обычно весёлое личико сейчас было смертельно-бледным и отстранённо-спокойным. — Гайка? Мышка ничего не ответила. Только продолжала смотреть на командира своими большими блестящими глазами. — Что случилось? — Идём… Её шёпот пронёсся по коридору и угас в зловещей тишине. — Куда идти? Где все? — Там, — и Гайка вытянула руку, указывая в направлении мастерской. "Так и есть… Приготовили мне какой-то сюрприз… Как раз в духе Дейла…" Вот и дверь, ведущая в мастерскую. Гаечка остановилась и вопросительно посмотрела на Чипа. И открыла дверь. Ослепительно-яркий, жгуче-жёлтый свет ослепил командира. Тяжёлый, грозный, раздирающий душу грохот заглушил его испуганный крик. — Идём, — сказала Гайка. Её глаза казались отлитыми из стекла. Не в силах сопротивляться этому гипнотическому взгляду, Чип задрожал всем телом и механически, словно безвольная кукла, ведомая неведомым кукловодом, сделал шаг… другой… третий…Март 2013 г.