Мясо

К началу второй недели выживания в Лесу у неё закончились патроны. Дверь в тоннель Баш так и не нашла, зато сократила популяцию дикарей — раза в полтора, по ощущениям. И всё же… патроны закончились, теперь она была безоружна против опасностей чащи. Все схроны, устроенные предыдущими отрядами, уже были разграблены. Оставалось идти в деревню, где из оружия имелись максимум вилы и лопаты — впрочем, жители, истощённые и озлобленные, использовали эти орудия весьма профессионально, и вовсе не для земледелия. Девушку приняли холодно (как и любого чужака), но всё же позволили ночевать в заброшенной хате на краю селения. Вежливостью, заискиваниями и добрыми словами Баш даже смогла расположить к себе деревенщин. Но когда спросила у старосты, где можно раздобыть оружие и боеприпасы, он ответил боязливым, презрительным взглядом. «У Оборотня спроси», — буркнул он себе под нос и сплюнул. Пятнадцатый день бывшая учёная-биолог провела за расспросами местных, кто такой Оборотень и где его искать. Беда была в том, что из-за одних упоминаний о нём в путницу были готовы ткнуть вилами или лопатой. «Видимо, они ненавидят его сильнее, чем ликвидаторов», — сделала выводы Баш, когда перед ней в очередной раз захлопнулась дверь после вопроса про торговца оружием. Девушка в нерешительности потопталась на крыльце, размышляя, как поступить. — Он в красном доме, — донеслось из-за закрытой двери спустя минуту гробового молчания. — Но ты туда не ходи, глупая, ни в коем случае. А коль ружьё не заряжено, тем более. У Баш даже ружья не было, только служебный пистолет. Всё остальное она потеряла во время последней, неудачной вылазки из тоннеля. Всё остальное — это винтовку, отряд и память. Девушка знала, что должна выйти через двадцать пятый тоннель (ключ с этим номером бряцал в кармане). Помнила, что калибр её пистолета — девять на восемнадцать. Ещё обрывки кодов, номера позывных. А самое важное растворилось и исчезло. Красный дом… Это была зацепка. Как-то раз, исследуя северную часть леса, Баш наткнулась на старую лачугу из неровных, прогнивших дочерна брёвен, с выбитыми окнами… а внутри хаты пылало алое зарево. Вглядевшись, можно было понять, что это не пожар и не пламя преисподней. Это праздничные гирлянды, которыми были увешаны стены каждой комнаты. Лачуга стояла почти вплотную к собачьему сараю, где за трёхметровой проволочной (и кое-где уже продранной) оградой копошились десятки бешеных псов. Их оглушительный вой отпугнул Баш, когда она впервые попыталась подойти ближе к источнику багрового свечения. А на этот раз нужно было преодолеть страх. Путь до красного дома от деревни занял весь день. Пару часов девушка потеряла, кругами блуждая в тёмной сосновой роще, пока её преследовал разъярённый дикарь, а потом ещё пару часов, когда, запыхавшись после погони и почти отчаявшись, искала выход из дебрей. Отсутствие огнестрела серьёзно осложняло путь: конечно, Баш не выпускала из рук топор (пальцы уже посинели от напряжения), но даже с ним было маловато шансов выйти из схватки невредимой. Проходя мимо собачьего сарая, Баш сбилась со счёта псин за забором. Собаки безумно метались, кидаясь на ограду, лаяли и визжали до хрипа. Целая стая. От мысли, что будет, если проволока прорвётся или рухнет забор, становилось до тошноты страшно. Красный огонь в оконном проёме теперь манил к себе, словно маяк, последняя надежда. И когда бывшая учёная ступила на крыльцо дома с гирляндами, сердце наконец забилось в мирном, замедленном ритме. Баш постучала один раз. Два раза. Пять. Никто не ответил, и тогда ликвидатор распахнула ветхую дверь. Мигающий блеск гирлянд окутал девушку со всех сторон, когда она зашла в комнату и остановилась в растерянности, переминаясь с ноги на ногу. Широкий узорчатый ковёр при входе, у ближайшего окна — истрёпанное, но наверняка мягкое кресло. Груда почерневших бесформенных мешков в углу немного омрачала уют. На стенах висели, опутанные гирляндами, охотничьи трофеи, но вместо звериных голов там были… человеческие? Баш отпрянула. Сразу всплыли в памяти недобрые взгляды деревенских, воспринимающих имя Оборотня будто кличку самого дьявола. Их предостережения. Проклятья. Страшно. Смертельно страшно. «Не ходи, глупая…» Топор вдруг выпал из рук, только что крепко сжимавших его. Грохот при ударе об пол заставил Баш дёрнуться, как ошпаренную. В эту же секунду она перевела взгляд на мешки у кресла — вернее, на то, что она поначалу приняла за мешки. Это были сваленные в кучу обезглавленные человеческие тела, синюшные от гематом. Свежие. «Их били… словно боксёрские груши», — подумала Баш, цепенея от ужаса. Она стояла посреди убежища, где обитает настоящий монстр, ни в какое сравнение не идущий с собаками у сарая. «Оборотень…» Мозг обрабатывал информацию в ускоренном режиме, генерируя тысячи мыслей в секунду — и каждая из них погружала в отчаяние всё глубже. Ноги не слушались девушку, конечности будто заледенели. Когда в дальней комнате послышался шорох, в голове Баш осталась одна мысль: «Беги». Но ликвидатор не побежала. Она, парализованная страхом, молча смотрела в тёмный провал коридора, где огоньки, кажется, перегорели. Шорох сменился на шаги. Медленные, размеренные. Наконец в провале коридора показался чёрный силуэт. К этому моменту Баш уже мысленно умерла в мучениях (раза четыре), и крупные капли пота стекали по её пульсирующим вискам. — Вы ведь… Оборотень? — полушёпотом выдавила Баш. Жёлтые огни прищуренных глаз незнакомца мигали, пока он молча выходил из сумрака. Девушка слышала его тяжёлое хриплое дыхание. И неизменно ритмичный стук массивных берцев по трухлявому полу. Когда он вошёл в комнату, стал ощутим резкий, удушающий запах: сырое мясо, пот, запёкшаяся кровь. Сильнее всего отвращала вонь мокрой собачьей шерсти — она почти заглушала пряный запах пороха, табака и хвои. Наконец девушка увидела перед собой двухметрового амбала в старом мешковатом пальто (с правой стороны на одеянии — явный след от пули, с рваной кровавой каёмкой), с винтовкой за спиной. Тёмно-синий капюшон бросал тень на лицо, но незнакомец подошёл ещё ближе (как же от него разило), и Баш увидела… — О господи! — пискнула она и тут же зажала рот самой себе. Под капюшоном была волчья морда. — А как ещё, по-твоему, должен выглядеть Оборотень*? — ухмыльнулся — вернее, оскалился — торговец и наклонил голову набок, изучая черты незнакомки. В его нечеловечески низком, металлически-хриплом голосе слышалось звериное порыкивание. Сложно было разобрать слова. Особенно в таких обстоятельствах. Баш зажмурилась, стоя как вкопанная. Щёки жгло слезами. — И господь тебе не поможет, — сказал Оборотень. Когда Баш открыла глаза, он уже не скалился. Стоял, засунув руки (или лапы?) в карманы пальто и покачиваясь с пятки на носок, стуча берцами. Пульс Баш постепенно синхронизировался с этим размеренным ритмом. Она немного расслабилась, осознав, что торговец не собирается её избивать. Пока что. В сторону мёртвых тел ликвидатор старалась не смотреть. На АК-47, чернеющий за спиной Оборотня, тоже. — Ну, чего надо, пацан? — Существо говорило вполголоса, но звук его речи, кажется, раздавался эхом во всём лесу. Жёлтые глаза снова мигнули, вместо подозрения в них уже читалось любопытство. «Пацан?» — Баш поняла, что торговец счёл её за мальчишку. Неудивительно, ведь пару дней назад она обкорнала свою красивую светло-русую косу, чтобы та не цеплялась за ветки. Первый размер груди был совершенно незаметен под плотным ликвидаторским комбинезоном, а круглое лицо с испуганными серыми глазами и пухлыми губами вполне могло принадлежать подростку, а не молодой женщине. Обидно, конечно, но сейчас это выгоднее. — Мне бы патронов, — пробормотала она, нарочно сделав тембр голоса ниже. Волк глухо засмеялся. Потом мгновенно посерьёзнел, сомкнув вытянутую рыжеватую пасть. — Ты приходишь в мой лес. Без приглашения, — начал он, чеканя каждое слово и щёлкая зубами. — Потом врываешься в мой дом. — Здесь он сделал зловещую паузу. — И ещё смеешь просить у меня что-то. Патроны. — Последнее слово Оборотень почти выплюнул, раскрыв пасть (оттуда снова пахнуло мясом). — Патроны, твою мать! Баш отступила на шаг, но существо мгновенно сократило дистанцию, встав к девушке вплотную. Затем сжало её шею и приподняло над полом. Несознательно Баш вцепилась руками в покрытые шерстью пальцы, но мёртвая хватка не разжалась. Сквозь шум крови в голове Баш слышала, как Оборотень вновь смеётся. Их взгляды встретились. Девушка видела, как разгорается наслаждение в глубине его зрачков: Оборотню нравились человеческие страдания. Он будто не чувствовал тяжести, держа на весу хрупкое тело. Баш буравила торговца взором, пока в глазах не начало темнеть. Наблюдала, как принюхивается Оборотень, как дёргаются его ноздри, улавливая запах страха, исходящий от безвольной добычи. Она уже теряла сознание, извиваясь в жалких попытках освободиться или вдохнуть хоть раз, когда наконец Оборотень опустил её. Видимо, не хотел быстрой смерти для своей добычи. Девушка брякнулась на пол, не устояв на подкосившихся ногах, прямо на колени перед торговцем, выставив руки для опоры в сантиметре от его ботинок. Оборотень, воспользовавшись шансом, приподнял ногу и надавил на побледневшие пальцы, выжав из Баш короткий всхлип. Потом он грациозным движением пнул валявшийся неподалёку топор, куда-то в зону недосягаемости. Баш была обречена. Меха лёгких будто сжались в безжизненные комки, и ещё несколько секунд девушка насильно вталкивала в них воздух. В горле ощущался привкус крови. Кажется, Оборотень всё ещё принюхивался: Баш судила по его участившемуся дыханию. — Так ты — девка, — наконец заключил хищник и довольно засмеялся. «Не девка, а перспективная учёная, биолог с кандидатской степенью», — зло ответила Баш. Но только мысленно. Досадное осознание: она в лесу, среди дикарей и мутантов, где каждый пытается её убить или замучить. Никому не сдалась кандидатская, тему которой не помнит даже сама Баш. «Нужно быть вежливой», — следующая горькая мысль. Всё-таки ей позарез нужны патроны, даже если ради них придётся заискивать перед мутантом-ублюдком, охотником на людей. Вставала она без единого звука, прилагая огромные усилия, чтобы вернуть контроль над ослабевшим телом. Оборотень остался неподвижен — видимо, получая удовольствие от неловкости и беспомощности своей жертвы. Больше девушка не решалась смотреть ему в глаза. Тем более что для этого приходилось задирать голову, которая сейчас кружилась и гудела. — Сначала я думал, что ты заплатишь за свою наглость профилактическим избиением, — изрёк Оборотень, скрестив руки на груди, когда Баш перестала шататься. От сердца отлегло: он не будет бить её! — Но у меня появилась другая идея для развлечения. — Рано было радоваться. — Чт… — Оборотень не дал девушке даже задать вопрос, снова взяв за горло. На этот раз он наоборот бросил её вниз, на ковёр. Боль в спине, принявшей на себя удар, быстро перешла в боль во внутренних органах. Баш больше не могла плакать молча: она всхлипывала с каждым обжигающим вдохом. Чувствуя, как над ней нависла огромная туша, девушка свернулась калачиком и положила руки на рёбра (чтобы пинки не пришлись на почки). Крупная дрожь сотрясала тело. Оборотень медлил. Упивался тревогой и ожиданием гибели, которое так явно отражалось на полудетских чертах лица жертвы. На пёстрой ткани ковра остались чёрные пятна. Баш смотрела на них — и на тела несчастных у дальней стены, которым тоже не повезло попасть в руки безумному зверю-садисту. Она представляла, какие муки пережил тот, кто оставил на ковре разводы своей артериальной крови. «То же самое будет со мной», — обречённо заключила ликвидатор. И повернула голову, чтобы увидеть над собой оскаленную морду. Когда Оборотень склонился над ней, его дыхание стало громче обычного. Ногой он перевернул девушку на спину. На потолке тоже висели гирлянды… — В глаза смотри, — рявкнул Оборотень, сжав когтистыми пальцами её подбородок и повернув бледное девичье лицо в свою сторону. Она подчинилась. Смотрела, как мутант заносит над её лицом ботинок с тяжёлой рифлёной подошвой. Мужчина опустил ногу на щёку девушки, прижав её голову к полу, и выпрямился. — Облизывай, — приказным тоном прорычал волк. Баш покосилась на комья грязи, спадавшие с ботинка на её лицо. Чернозём размывался слезами, а мелкие кусочки тухлого мяса противно шлёпались на пересохшие губы — и оставались там. — Облизывай, блядь! — Оборотень больно ударил ногой по скуле, а затем поставил ботинок прямо на рот и порывисто поводил им. Дёсны, кажется, уже кровоточили. Девушка, морщась и содрогаясь, раскрыла рот (ободрав при этом нежную кожу) и коснулась берца языком. Оборотень только сильнее навалился на лицо жертвы. Затылок, прижатый к полу, распирало от боли, и это побуждало чаще проводить языком по холодной поверхности — в глупой надежде, что волк оценит рвение Баш и перестанет так давить. — Старайся лучше, тварь, — почти шипел волк. Баш со всем усердием водила языком по подошве, вылизывая каждый сантиметр и обсасывая прилипшие куски грязи. Слюна смешивалась с мясными ошмётками, песком и землёй, но её приходилось сглатывать. Привкус гнили стал невыносимым. К горлу подступила рвота, и Баш в панике попыталась обеими руками спихнуть ногу Оборотня с лица: тот наконец неохотно убрал её, напоследок ткнув носком в испачканную бархатистую щёку девушки. — Посмотри на себя. Грязное раздавленное насекомое. — Хищник произносил это с презрением и кровожадным восторгом, медленно и чётко; от его зычного тембра всё вибрировало в груди. Ликвидатор отплёвывалась и нервно соскребала с лица кровь и землю, когда почувствовала тепло чужого тела, приблизившегося вплотную: Оборотень опустился на широко расставленные колени, нависнув над Баш. Та притихла, замерев в немом испуге. Даже не всхлипывая. Охотник ненадолго застыл, как хищник перед смертоносным прыжком, а затем начал стягивать с неё комбинезон размашистыми движениями. Тут девушка опомнилась. — Нет, — умоляюще прошептала она, пытаясь отпихнуть волка. Он только стал ещё грубее, одним рывком разводя молнию на её одежде — от воротника до паха. Уже через мгновение Оборотень нащупывал застёжки её лифчика, когтями больно раня спину. — Нет! — Баш пыталась прикрыть оголившуюся грудь, сотрясаясь от рыданий. Волк перехватил обе её руки за кисти и прижал к ключице, пожирая глазами аккуратные вишнёвые соски. Баш попыталась свести локти вместе, чтобы снова прикрыть грудь, но за это Оборотень так сильно толкнул запястья, что с наготой пришлось смириться. — Давай, давай! Скули, сука. Сопротивляйся, — подначивал Оборотень, снимая с девушки остатки одежды в азартном нетерпении. Он хрипел, приоткрыв пасть и вывалив кончик языка, когда разрывал её оранжевые трусы с зайчиками. Принюхивался, втягивая влажным носом кисловатый запах свежего женского пота и выделений. Блаженно закатывал глаза. — Я бы мог угрожать тебе оружием, — он сложил свободную руку пистолетом и ткнул пальцами в лоб девушки, — но так будет не интересно, правда? — Торговец снял с плеча автомат и откинул его в дальний угол с оглушительным дребезгом. Девушка ещё пыталась пинаться («Добраться бы только до его винтовки…»), когда Оборотень поставил колено там, куда отвёл её руки, плотнее придавив их к ключице. Дышать стало намного сложнее. Всего лишь одной ногой волк сдерживал все попытки к сопротивлению, а лапами снимал с себя пальто, стягивал толстовку. Баш отстранённо разглядывала его большие мощные руки, покрытые густым бурым мехом, и открывшийся взору торс, вполне человеческий — с молодой, но испещрённой шрамами кожей. Шея и предплечья были почти гладкими, без шерсти. Под слоем жира, должно быть, целая гора мышц («Сто килограмм? Сто десять?» — вычисляла Баш, силясь успокоить себя). Девушка перевела взгляд на полоску волос, ведущую от пупка к паху, заросшему шерстью, когда мужчина расстёгивал ширинку чёрных армейских брюк. Он сразу заметил, что Баш наблюдает, и сейчас беззвучно посмеивался. Девушка почувствовала жар стыдливого румянца на щеках. Но не отвела любопытных глаз, когда мужчина приспустил штаны и вынул из них толстый член с выпирающими тёмными венами, подёргивающийся и пульсирующий. В конце концов Баш смутилась и откинула голову назад, уперев взгляд в потолок. Внутри вскипали ужас, стыд, непонимание… и самое худшее — похоть. Она так давно не чувствовала человеческих прикосновений. Или хотя бы отчасти человеческих. Так давно не позволяла себе расслабиться… Рука мутанта снова легла на горло девушки. «Кажется, там уже один сплошной синяк», — подумала она, машинально кладя свою ладонь на его длинные твёрдые пальцы. Почувствовав слабое, почти невесомое прикосновение к внутренней части бёдер, Баш дёрнулась и плотно сжала ноги в колючем испуге, но Оборотень всё ещё поглаживал её — уже настойчивее, в районе лобка. Это было пугающе приятно. Так давно не видела живое мужское тело, не ощущала чужих прикосновений… Волчья голова приблизилась к лицу девушки. Торговец смотрел на губы Баш и облизывался. — Не глупи, шавка. Ты же понимаешь, что это бесполезно, — он сказал это тихо, без раздражения, выдохнув слова в губы девушке. Она всё равно не разомкнула колени, но… Его ласки были почти человеческими. Жаль, что Оборотень слишком быстро потерял терпение. И всё же Баш хватило этого, чтобы почувствовать бешеный, полубезумный порыв нежности к насильнику. — Ну же. Открой рот. — Волк надавливал на сонную артерию, поэтому Баш послушалась без колебаний. Он раскрыл свою пасть, полную густой пенистой слюны, которая тут же залила нёбо девушки. Оборотень продолжал водить ладонью по аккуратно стриженному лобку девушки. Когда Баш, морщась, сглотнула, волк надавил на клитор, набухший от возбуждения, большим пальцем, и девушка рефлекторно раздвинула ноги, подаваясь вперёд тазом, прижимаясь плотнее к шершавой лапе. Охотник торжествующе засмеялся и снял руку с её горла, позволив жертве дышать свободно. Теперь он крепко, до боли сжал полушарие её груди, а когда Баш шумно выдохнула, снова открыв рот от смутного мазохистичного удовольствия, протолкнул свой язык ей в горло. Его звериное возбуждённое дыхание теперь будто звучало внутри самой девушки. Волк, не прекращая водить языком по стенкам горла Баш, покрутил, оцарапав, её сосок, и девушка выгнулась, неосознанно подставляясь под когти. Чужой язык в гортани заглушил её томный стон. Вкус гнили, пропитавший рот, теперь как-то странно будоражил. Тягучая волчья слюна обволакивала глотку. Девушка сама не заметила, как её руки обвили широкую спину Оборотня. Когда хищник перешёл от клитора к горячим половым губам, сжимая их между пальцев, Баш начала нетерпеливо ёрзать под ним. — Сучка, — выдохнул он удовлетворённо, вынимая язык и снова сплёвывая ей в рот. Охотник убрал пальцы, одну руку снова положив на изящную шею, а другой поглаживая мягкие округлые бёдра. Наконец почувствовав прохладную плотную головку члена, которой Оборотень тёрся о вульву, Баш прикрыла глаза в предвкушении. Теперь она тоже громко дышала — но чаще и прерывистее, чем мужчина. Оборотень облизывал её губы, кусая и снимая с них языком капельки крови. Наслаждался нетерпением Баш, которая ритмично двигала тазом, стиснув ногами его бёдра и привлекая его тело к своему — подставляясь под член, всё ещё тёршийся о низ живота. — Ёбаное животное, — выдохнул Оборотень с шутливым осуждением, скрывая низменное удовольствие, дрожащее в его голосе. Снова на секунду замер, слушая биение маленького девичьего сердца. Затем приложил пенис к ярко-розовым половым губам, пахнущим переспелыми персиками, и двинул бёдрами, вставляя его как можно глубже. Только сейчас Баш ощутила, насколько она мокрая: массивный член Оборотня вошёл мягко и без сопротивления, с густым хлюпающим звуком. Узкие стенки влагалища, обхватившие мужскую плоть, были влажными и скользкими. С каждым жёстким толчком Оборотня внутри Баш тёплые капли смазки выливались на анус и задницу девушки. Яйца Оборотня, ударявшиеся о ягодицы Баш при каждой фрикции, тоже скоро стали липкими. Иногда Оборотень прижимался к её лицу мордой, и крупные слёзы с длинных русых ресниц впитывались в волчью шерсть. Чувствуя их влажный жар, волк подёргивал острыми ушами. Вульва болезненно и горячо пульсировала. Волк набирал темп слишком неторопливо, от его дразнящего медленного ритма Баш растерянно поскуливала. Она плюнула на руку и размазала слюну, массируя клитор, но Оборотень, злобно оскалившись, ударил её по кисти. Затем отстранился и дал девушке звонкую пощёчину. Баш не почувствовала боли, но снова вернула обе руки за спину мужчины, в отместку царапая его ногтями. Оборотень отклонился и слегка распрямился (тогда Баш переместила ладони на его крупный жёсткий зад). С размаху дал ещё одну пощёчину. Затем, тыльной стороной ладони, ударил по другой щеке — хлипкое деревянное кольцо на его безымянном пальце при этом до крови разодрало кожу, и пара заноз вонзилась в свежую рану. Шелковистый язык Оборотня тут же слизал их. Но на трёх пощёчинах мужчина не остановился, продолжая хлестать до момента, пока всё лицо не стало красным от крови внутри и снаружи. Многочисленные ссадины и синяки (Оборотень играючи толкал, стискивал и щипал Баш, обращаясь с ней как с безвольной куклой) уже не причиняли страданий. Всё затмило звериное удовольствие. Когда когти оставляли на юной разгорячённой коже очередной кровавый след, по телу проходил лишь новый импульс вожделения. Баш без всякой жалости наблюдала, как её сознание — а вместе с ним стыд и естественный страх перед хищником — сминаются волной единственного желания. Она сама притянула голову волка к губам, языком размыкая ряды его оскаленных в садистической улыбке зубов. Оборотень издал глухой басистый стон, когда их языки сплелись, и словно вошёл в раж, проталкивая член всё быстрее и глубже, беспорядочно толкаясь о ребристые стенки влагалища. Даже несмотря на обильное количество смазки, Баш чувствовала обжигающее трение изнутри. Вместе с естественными выделениями по ногам теперь скатывались редкие капли крови. В яростным порыве Оборотень надавил ей на нежный белый живот, усилив тем самым остроту ощущений. Баш извивалась в нервных конвульсиях, чувствуя биение мужской плоти внутри особенно ярко. Блеснув бешеными глазами, мужчина ненадолго отодвинулся, чтобы хрипло прошептать: — Кричи. — И Баш, набрав в лёгкие пропахший по́том воздух, закричала. Нисколько не сдерживаясь. Пьянея от чувства, что звук не расходится в воздухе, а резонирует в мясе мышц Оборотня, который снова вылизывал стенки её гортани. Он мелко дрожал — от страсти и удовольствия, и рычал в ответ, когда она вскрикивала. Слышно было, как он виляет обрубленным хвостом, бьющим из стороны в сторону по коленям Баш. Даже от рвотного рефлекса, когда Оборотень заходил языком слишком глубоко, было приятно. Но внезапно хищник снова отстранился и вышел из неё. — Повернись, — процедил он сквозь зубы. Волк пытался отдышаться, пока Баш покорно разворачивалась на живот. Оборотень подставил руку под рёбра девушки и приподнял, побуждая встать на четвереньки. Когда Баш установила равновесие в новой позе, Оборотень погладил, исследуя на ощупь, рельефную сеточку растяжек на заднице и ляжках, заставляя Баш содрогаться. Он наслаждался видом её тела и медлил с резкими действиями. Она уже подумала, что мужчина стал внимательнее и осторожнее, и выгнула спину, подставляясь под него и демонстрируя доверие. Но тут Оборотень крепко сжал женственно-сочные бёдра Баш, оставляя поверх бледных тигровых полосок новые, алые, и снова вошёл, насаживая её на себя грубо и ритмично. — Чёртово мясо. Ты просто кусок гнилого мяса. Жалкое... мясо, — шептал он невнятно, повторяя это из раза в раз и глухо поскуливая. Расслабленное от ласки тело Баш податливо принимало каждый жёсткий рывок. Ей было сложно стоять на подкашивающихся от блаженства конечностях, которые с очередным неистовым толчком Оборотня будто оплавлялись. Волк бормотал сбивчивые грязные ругательства, не прекращая ускоряться. Попытался взять девушку за волосы, но пальцы лишь скользнули по коротким гладким локонам. Наконец он взял её за голову, ногтями впиваясь в лоб, сгребая светлые пряди — огромная ладонь обхватывала череп почти целиком — и потянул на себя. Баш чувствовала, как он остервенело вдалбливается в шейку матки, и широко, как сумасшедшая, улыбалась, поддаваясь каждому его движению. Боли всё ещё не было. Резь в измученном теле заглушало дикое рычание мутанта, надрывные стоны самой Баш и звуки соприкосновения мокрых от пота и смазки тел. Боли не было. От касаний Оборотня, водящего костяшками пальцев по бугоркам позвонков, на коже вспыхивали искры мурашек. Синие бутоны гематом раскрывались на бархатной коже ягодиц, которые Оборотень сжимал и шлёпал с особым неистовством. Багровое моргание гирлянд вводило в транс, весь мир тонул в их приглушённом свете. Оставалась животная исступлённость. Звериная ярость, ненависть и желание, горячее отвращение и восторг. Оборотень рьяно дёрнулся и на секунду замер. Зарычав, он плотно прижался пахом к заднице девушки. Когда эякулирующий член упёрся в сочащееся слизью отверстие матки, у Баш перехватило дух. Мышцы влагалища свело мучительно-сладкой судорогой. По инерции Баш всё ещё двигала ягодицами, смыкая ноги в коленях, упиваясь экстазом. Протяжный рёв Оборотня, тепло его шершавого пениса, мокрые шлепки мошонки о расцарапанную кожу — это сводило с ума. Вместе с оргазмом пришла боль, разливаясь изнутри — она многократно усиливала эйфорию; Баш, рухнув на ковёр в изнеможении, сжала кулаки и впилась в ладони ногтями, раздирая — лишь бы этот горько-сладкий оргазм длился на пару секунд дольше. Матка хаотично и дёргано сокращалась, источая огонь в каждую клетку тела. Мужчина отстранился, напоследок шлёпнув Баш, чтобы услышать хриплый благодарный вскрик, и сплюнул ей на поясницу. Видимо, так он выразил своё довольство. Обмякшая и обессиленная, девушка лежала без движения ещё долго, слушая, как Оборотень одевается, как выравнивается его звучное дыхание. Усталость навалилась внезапно, напоминая, что ликвидатор весь день провела в дороге, скрываясь от погони. Проходя по телу, слабость колола в каждое ушибленное и израненное место. Нега и упоение полной беспомощности… — Какой калибр? — Будничный равнодушный вопрос вывел девушку из дрёмы. Ковёр, испачканный теперь ещё и спермой, вязко вытекающей из тугой вагины, казался потрясающе удобным. — Малый. Для пистолета, — пробубнила, еле ворочая искусанным языком, Баш. Оборотень ничего не ответил; звук его шагов отдалялся. Ликвидатор уже успела заснуть, когда прямо перед её лицом упали две небольших коробки. Внутри них что-то металлически звякнуло. Божественно красивый звук… — Оплата в кармане, — ещё не до конца придя в себя, промямлила девушка. Раздался шорох: торговец рылся в её комбинезоне. — Серьёзно? И всё? — возмутился он, перебирая извлечённую горстку блестящих камней. — И всё, — вздохнула Баш с закрытыми глазами. — Проваливай давай. — Снова твёрдая подошва упиралась в её скулу. На этот раз только пару секунд — Оборотень лишь ткнул девушку в пол, чтобы разбудить. Кое-как натянув комбинезон, подобрав коробки с заветными патронами и доковыляв до порога, девушка не выдержала: легла прямо у лестницы в дом, глядя в лиловый зенит неба. Вой и грызня собак совершенно не мешали, став привычным фоновым шумом. Прохладный августовский ветер приносил вместе с трупным смрадом ароматы полевых цветов. В голове звенело эхом: "Мясо, ты просто мясо". Вообще-то обидно. Как там называлась её кандидатская?.. Оборотень вышел на крыльцо — Баш слышала это сквозь сон — и уселся на нижней ступеньке, легонько поводив когтем по груди девушки. Она лениво открыла глаза и украдкой улыбнулась, наблюдая за его спокойно вздымавшимися при каждом вдохе широкими плечами. Щёлкнула зажигалка. Щёлкнула ещё раз. И ещё. — Блять, — констатировал Оборотень, не вынимая сигарету из зубов. Баш еле слышно хихикнула и тут же почувствовала на себе немигающий жёлтый взгляд, уже лишённый всякого интереса. — Шла бы ты подобру-поздорову. Ночь скоро. — У Баш не было сил. Она выдавила обречённое «угу», растаявшее в холодном воздухе, и сомкнула веки, не смея противиться сну. Клевер мягко щекотал истерзанное лицо. Табачный дым втекал в лёгкие, напитанные запахом сырого мяса и мокрой псины. Девушка проснулась ещё раз, когда Оборотень поднял её и, без труда перекинув через плечо, внёс за порог дома. Погружаясь в уютное кресло, куда её положил торговец, и слушая успокаивающе ровный стук берцев о прогнивший пол, Баш уснула снова. Уже до утра.