\
— что?! да не может быть! ты? и чтобы влюбиться в эту идиотку по имени хиджин? — джиу удивленно брови сначала взбрасывает, затем опускает, хмурит их, поднимает то левую, то правую, а ее глаза становятся то обозленными, то в них играет ноточка недопонимания. в этом человеке собирается так много эмоций и чувств, что соль их ну очень тяжело воспринимать, из-за чего она кладет голову на стол и руки вытягивает, хнычет, трется носом о тетрадь и бормочет несуразные вещи, заставляющие чу усмехнуться. — не думала, что нашу джинсоль тащит на таких оборванок, как хиджин, — йерим ловко запрыгивает на стол и придвигается чуть ближе к джинсоль, плавно двигая в ее сторону бедрами. стол слегка скрипит, вызывая у соль табун мурашек по спине. разве она признается, что хочет слышать такой скрип, но не в аудитории, а именно у себя дома? — да ладно там.. гм.. в ту же чонын? из архитектурного, ну? или в хасыль.. милейшее создание. но в хиджин. ты вообще в курсе, что она пары прогуливать любит? — джиу начинает причитать, постоянно теребя меж своими пальцами прядку своих волос и одновременно глядя на джинсоль, лежащую на столе, как самый настоящий труп. — сердцу не прикажешь, верно? — это было единственное, что чон сказала, прежде чем поднялась и увидела в дверном проеме ту самую оборванку, о которой они с чу и йерим пару минут разговаривали, обсуждая ее жизнь и то, как она выглядит. а хиджин прекрасна по-своему. только джинсоль смогла разглядеть в ней ту красоту, которую многие упускают. и разве все эти слова стоят ее красоты? у хиджин не сладкий характер. она вспыльчива и ревнива, ведет себя, как самый настоящий собственник. очень любит язвить в порыве злобы, а один раз и вовсе сломала стол преподавателя в одной из аудиторий, потому что ей не понравилась та самая несправедливость, царящая в стенах данного учебного заведения. чон всегда была борцом за справедливость, а джинсоль тихо наблюдала за ней исподтишка, восхищалась и по ночам подушку сжимала, потому что внутри нее бурлили сильнейшие чувства. то, что нельзя описать словами, и то, о чем она просто боится говорить. подавляет все это, но делает хуже себе. садит георгины в своем сердце, но вместо них вырастают какие-то сорняки, полностью пожирающие ее горячее сердце, не могут потушить его, а лишь могут разорвать на части, вонзая свои маленькие шипы слишком глубоко, до ужаснейшей боли в груди. со своей влюбленностью джинсоль живет пару дней, с осознанной влюбленностью она живет дольше в несколько раз. месяца три? а может, целых пять? точно чон не знает, потому что время так быстро мчится, что она боится вмешиваться в его идиллию. но она вмешивается впервые, когда видит хиджин в коридоре. что ей тогда двигало? джинсоль сама себя забыла, сама в себе запуталась, а сорняки, растущие внутри ее сердца, сильнее и сильнее сжимают его, впиваются шипами и делают больно, из-за чего одни ее чувства становятся больше. можно сказать, ее любовь к хиджин похожа на маленький комок пластилина или глины, который с каждым днем становится все громаднее, и его изменения можно заметить уже через неделю. хиджин стоит буквально за пару метров от нее, выбирает какую-то газировку в автомате со снэками и напитками, щурится, снова забыв очки в общежитии, мелочь считает, которую достала из своей детской копилки-хрюшки среднего размера. хенджин частенько ругает чон за то, что она берет оттуда деньги на всякую всячину по типу энергетиков или тех же сухариков, но хи, убежденная тем, что это очень полезно для ее практически мертвого организма, берет с каждым днем все больше и больше мелочи, из-за чего ким прячет хрюшку у себя под подушкой. джинсоль внимательно наблюдает за ней со стороны, почему-то старается делать вид, что читает свое любимое произведение булгакова — мастер и маргарита, — изредка морщится, потому что это делает и хиджин. зачастую их действия синхронизируются, и соль краснеет, как вареный рак, но ее краснота быстро спадает, когда она переводит свои мысли на джиу, стоящую рядом. у ким всегда руки в боки уперты, и ноги стоят на ширине плеч, словно она готова выкрутить соль ее полупустую головешку, в которой были мысли только о хиджин. настолько напряженное лицо, что джинсоль, сама того не замечая, останавливает время, осматривается сразу же по сторонам и резко двигается в сторону того самого аппарата, из которого вот-вот бы упала злорадная бутылочка с какой-то газировкой неизвестного происхождения. но она не падает, хиджин не двигается и не моргает. всё застыло. абсолютно всё вокруг стоит неподвижно, даже грудь ни у кого не вздымается, лишь у джинсоль, которая приближается к чон как можно ближе и скорее. она встает позади нее и хочет коснуться ее тела своими ладонями, просто прикоснуться к ее мощным плечам, аккуратно их сжать и крепко-накрепко прижать к себе. вдохнуть томно и тяжело терпкий запах волос хиджин. пахнет шоколадом и кокосом. соль тонет в ней, но не жмется к девушке, не притрагивается, громко излишки слюны сглатывает и обходит ее, очень осторожно, она будто бы боится, что одно ее неверное движение испортит абсолютно все, и ее ужасно-соблазнительный план накроется медным тазом. губы хиджин блестят даже под тусклым светом этого старого коридора, а глаза, как две бусинки, устремлены прямо на аппарат, в них, где-то глубоко, сверкает тот самый луч надежды, что она вот-вот попьет. но джинсоль ее опередила, когда резко остановила время. соль жадно рассматривает лицо такого желанного человека, касается кончиками своих пальцев ее щеки и чуть ли не обжигается: настолько приятная кожа, что она готова заплакать, лишь бы трогать ее всегда. она движется чуть дальше, касается волос чон, задевает двумя пальцами ушко хиджин и очерчивает его, заостряя внимание на мочке с несколькими проколами и серьгами, вставленными в них. джинсоль знала, что делает ужасные вещи, но когда перед ней хиджин, она готова гореть в аду считанные дни, часы, минуты и секунды. просто лишь бы чувствовать ее. чон убирает волосы за ухо девушки напротив себя, медленно, очень аккуратно приближаясь к ней. хиджин немного смотрит вниз, а ее губы слегка приоткрыты, и чон касается их своими, слегка сминает, но тут же останавливается с тяжким полувздохом полустоном, который мог бы раздаться на весь тихий коридор, но его слышит только одна джиндори. у джинсоль губы на вкус, как черника. у хиджин губы на вкус, как дешевые сигареты и мятная жвачка.\
с тех пор джинсоль казалось, что она счастлива: мало того, что она нашла новый способ, как ей использовать свою супер-пупер-полезную способность, так еще и стала совмещать приятное с ужасно полезным. чон целовала хиджин каждый день, каждый раз, когда видела ее. целовала в губы, в щеки, в нос, в каждую ее родинку на лице, целовала даже ее плечи, когда они переодевались вместе на пары по физкультуре, просто наслаждалась каждой ее частичкой, а по ночам винила себя за то, что делает такие несуразные вещи, как самая настоящая маньячка. но влюбленный человек страшнее маньяка. и это знает даже джиу. джинсоль снова направляется на третий этаж. сейчас у нее пары должны быть на первом, а у хиджин как раз таки там, куда она и идет. но на пути чон встречается джиу. — так-так-так.. куда это мы собрались? — с усмешкой спрашивает чу, заставляя соль резко остановиться и выпрямиться, как оловянного солдатика. она стоит неподвижно, словно ее саму очаровали и околдовали, молчит, смотря на джиу, которая руки у груди скрещивает. — я.. ам... — соль пытается найти оправдание глазами, которые бегают то туда, то сюда, она молчит, иногда мычит и хмыкает, облизывая свои губы и слизывая с них вкуснейший черничный блеск. — к автомату, вот.. на втором этаже сломался, вроде как. мне чонын сказала. а тут.. тут мои любимые снэки с кальмаром, помнишь, да? для джиу это не звучит убедительно, и она поворачивается с нахмуренными бровями назад, осматривая коридор, в котором нет ни единого автомата со снэками. получается, соль ей наврала. но стоило было чу повернуться, как джинсоль и след простыл. хорошо иногда быть такой странной. джинсоль счастлива здесь и сейчас, но не потому, что она существует, а потому, что у нее есть хиджин и такая способность, как остановка времени, благодаря которой она может избежать встреч с ким. все это, что делала джинсоль, продолжалось на протяжении двух месяцев, пока хиджин не стала обращать внимание на определенные вещи: на свои губы, которые каждый день становились слишком сладкими (она не пользуется бальзамом или той же гигиенической помадкой), на свой нос, который приятно щекотало чувство чего-то липкого на коже, на свои плечи, на которых оставались не то чьи-то губы, не то еще что-то странное. ей начало казаться, что у нее проблемы с памятью, потому она начинала отслеживать каждое времяпровождение с каждым человеком, которого тут знает. и джинсоль тогда поняла, что проебалась. конкретно проебалась. как-то на днях, она пошла вместе с джиу и йерим обедать в столовую за одним столиком, а рядом с ними был столик хиджин, который находился настолько рядом, что чон снова теряла себя. хи ей мило улыбалась и частенько брови поднимала, что казалось соль очень хорошим знаком. но разве она не может саму себя утешать? может. — ты в последнее время себя странно ведешь, джинсоль, — йерим ложечкой набирает йогурт и с широкой улыбкой отправляет ее в свой приоткрытый рот, мычит от удовольствия, пока джиу рядом в тарелке ковыряется. зачем она заказывает то, что не хочет есть? — неужели ты действительно влюблена? — джиу и йерим давно думают об этом: был ли тот разговор шуткой или все же правдой. но чон кивает, кратко и еле заметно, вздыхает тяжело, в пол глаза опускает. — да, — кратко отвечает соль и поднимается из-за стола, чтобы убрать за собой все, что с ней же и было. вместе с джинсоль ушла и джиу, а там и йерим подтянулась, которой потребовалось помыть руки (чистюля), так еще и хиджин вышла, которая встала просто на месте, что-то ища в своем телефоне. вероятнее всего, она ждала чонын и хенджин, возгласы которых были слышны в коридоре. они частенько дрались за булочки с корицей, которые были тут наивкуснейшими. и чон, поддавшись соблазну, снова остановила время, подошла к хиджин и, обхватив ладонями ее маленькое личико, притянула ее аккуратно к себе, нежно целуя. — джинсоль! какого ху- — заткнись! — слышится сначала возглас джиу, а вслед за ним и возглас йерим, которая пыталась заткнуть чу как можно скорее, дабы не портить такой момент. джинсоль просекла. она все поняла. абсолютно всё. она не остановила время. она не заметила, что все вокруг спокойно ходят. она увидела удивленный взгляд хиджин, которая трогала свои губы, облизывала их и ощущала этот черничный блеск. его-то она и ощущала последние месяца. — джинсоль? — чон смотрит на другую чон, а джинсоль делает шаг назад, понимая, что она натворила. и единственное, что она могла сделать сейчас — испариться. провалиться сквозь землю, уничтожить себя саму, но к сожалению, в ее теле нет такой функции, нет кнопки "самоуничтожение". потому ей пришлось просто сбежать в противоположную сторону, в сторону туалета, в который она забегает. а что остается делать удивленной хиджин, у которой сердце бешено колотится? бежать следом. в туалете практически тихо. лишь слышны изредка всхлипы и капанье воды из побитого кем-то крана. хиджин осматривает по очереди кабинки, но ни в одной из них не находит джинсоль, только потом заглядывает за угол и тяжко вздыхает, поправляя лямку своего клетчатого черно-белого рюкзака. и разве теперь джинсоль сможет соврать, что хиджин для нее никто? что она нечто большее, чем просто девушка из параллельной группы архитекторов. разве она сможет наврать самой чон о том, что делала это не специально? нет. она не может ей врать. уже не может. хиджин аккуратно садится рядом на холодный кафель и достает из кармана мятную жвачку, которой шуршит. джинсоль рядом совсем тихо плачет, носом шмыгает, к себе ноги прижимает, и хи видит, как соленые слезы стекают по ее коленям, на которых были дыры. — знаешь.. мне всегда казалось, что между нами есть нечто большее, чем просто соседи или недо-одногруппники, несмотря на то, что мы не в одной группе.. хах, — чон достает пачку винстона и с какой-то жалостью на нее смотрит, достает одну сигарету и ломает ее, с каждым разломом тяжело вздыхая. — я все больше и больше понимала с каждым днем, что ты мне небезразлична. я мало что знаю о тебе.. джиу всегда была моим переносчиком информации, знаешь, да? нет, не знаешь.. хах. зря сказала. только джиу не говори, ладно? и.. не плачь, пожалуйста. я сама всегда мечтала тебя поцеловать. джинсоль хоть и молчит, но внимательно слушает хиджин, которая не двигается. чон снова кажется, что она остановила время, только боится снова оплошаться, вот так проебаться. хиджин зачастую говорит правильные вещи, но именно сейчас несет собачью чушь, из-за которой соль улыбается и тихо смеется. — ты? меня? "такая оборванка, как чон хиджин, никогда в твою сторону не посмотрит", — цитирует джинсоль чьи-то слова и голову поднимает, пока хиджин смотрит на нее с вскинутой в недопонимании левой бровью. да, кто-то мог такое сказать, но ведь чон действительно посмотрела на такую удивительную девушку, как джинсоль. — но я же посмотрела, — хиджин протягивает руку к джинсоль, кладет ее на щеку девушки и вытирает холодными пальцами мокрые от слез дорожки, а затем на ее лице расплывается нежная улыбка. — пообещаешь мне больше не плакать? — не обещаю, — шепотом отвечает ей джинсоль, глаза прикрывая и прижимаясь как можно крепче к чужой ладони, запястье ее обхватывает своей и перекладывает чуть повыше. сама снизу вверх слегка смотрит заплаканным взглядом, как тот самый падший ангел с известнейшей картины александра кабанеля. у хиджин по телу дрожь от такого взгляда проходит. он наполнен и болью, и любовью, и огорчением. всем, чем только можно было. — а если я тебя поцелую? — хиджин улыбается уже хитро, не так нежно, как до этого, но смотрит постоянно в глаза соль, читая в них только непровозглашенный ответ — "да". и хиджин, придвинувшись чуть ближе, касается своими губами со вкусом морозной мяты чужих губ, джинсолевских губ. целует нежно, аккуратно и очень осторожно, боится навредить такому хрупкому сердцу, немного ворчит, стоит соль укусить ее, а потом оттянуть нижнюю губу, снова втягивая ее в поцелуй и не давая отстраниться. соль уже готова отдаться хиджин, прямо здесь и сейчас, но разве это возможно сделать в университетских стенах? нет. нельзя. и хиджин, и джинсоль понимают это. и разве какая-то там способность джинсоль останавливать время сможет осчастливить ее? нет это может сделать только упрямая и до ужаса вредная хиджин, которая однажды опрокинула учительский стол, сломала автомат со снэками и напитками одним ударом, а еще забрала сердце такой беззащитной и глупой джинсоль, которая не смогла уследить ни за собой, ни за своим сердцем. — научишь меня лепить горшки из глины? я слышала, у тебя это отлично получается, — произносит хиджин, слегка оторвавшись от губ джинсоль, и джинсоль, будучи уже счастливой, кивает ей в ответ и снова целует.