Мой...

Спаситель

Лежа на каменном холодном выступе в камере Р-4700, я, казалось бы, и вовсе перестала что-либо чувствовать. Холод, кромешный ужас, наводящий на всех нас предводителем Империи Лордом Вейдером и страх. Страх, сковывающий каждую клеточку маленького девичьего тела. Я уже давно потеряла счёт дням, которые проводила в камере; штурмовикам, в отвратительном до тошноты белом доспехе, что раз за разом истязали меня; крикам моих родных, знакомых, да и абсолютно не знакомых мне существ, которые мучались на корабле Вейдера не один год, будучи пленниками. Раз за разом, день за днём нас становилось всё меньше. Мужчины умирали первыми. Женщины, защищавшие родных и чужих детей, и дети. Такие как я возрастом, не старше десяти лет, и совсем маленькие. Империя не щадила никого, ни при каких обстоятельствах. Для нас пленных выбор был не большим, либо присягнуть на верность Империи и выжить, либо отказаться и постичь наказание. С моего первого жуткого дня, когда я оказалась в этом Аду, от меня ничего не требовали. Совсем юной девчушкой, шестилетнюю меня разбудили среди ночи крики и возгласы. Мама прибежала практически сразу, схватила меня, наспех помогла надеть первую попавшуюся куртку и кое-как зашнуровать ботинки. Я помню, как мы бежали с родного дома на Набу. И как унося меня на руках, мама спешила вперёд, не оборачиваясь. Она сжимала дрожащими руками бластер, хотя и едва ли умела стрелять. Мама бежала и молилась, она просила всех богов, и какую-то силу помочь нам, спасти нас, меня. Но видимо, в ту злополучную ночь, ни Сила, ни боги были не в силах что-либо противопоставить Империи. Солдаты безжалостно вырезали мирных жителей, поджигали дома, разрушали всё, что попадалось на их пути. В ту ночь, на нашем острове пустился такой сильный ливень, будто сама планета оплакивала своих жителей, желая утопить в слезах скорби всю Империю. Мама бежала вперёд, сбивая ноги в кровь, поскальзывалась на влажной дороге, падала, и снова поднималась, чтобы продолжить бежать, и унести меня из этого имперского Ада. Мама бежала, а я видела, как удаляются дома, как гаснут огни на нашем мирно острове. Как люди бегут в разные стороны и падают прямо под ноги штурмовикам, а те палят по всему без разбору, не щадя ни одной живой души. Мама бежала, а перед моими глазами разворачивалась картина самой настоящей войны. Неравной, жестокой, кровопролитной войны! Моя родная планета, наш спокойный и тихий остров пылали огнём. Люди гибли ни за что, не имея даже шанса защититься. Наше поселение даже не имело никакого оружия! Мы жили в мире по своим правилам, не внедряясь в дела Галактики. Так, всего лишь одна ночь на Набу унесла жизни сотни ни в чем неповинных людей. Тогда же, Империя забрала и мою жизнь. Всё, что бьло после Набу, едва ли можно было назвать жизнью. Лишь существование, не более. Без цели, без каких-либо желаний, чаяний, надежд, рвений…. Только страх, выжегший всё внутри дотла. Но в ту ночь, в моей памяти, мама продолжала бежать, не смотря на сильные порывы ветра, сбивавшие её с ног, несмотря на холодный ливень, несмотря на обстрел, мама бежала и умоляла о помощи. Она просила Силу защитить нас. Только вот Сила её не слышала, и никого не слышала. На одном из поворотов, так и не закончив свою молитву, мама резко упала и больше она не поднималась. Штурмовики неумолимо приближались. Я трясла маму за руку, звала её не своим голосом, но мама не поднималась. В её светлых зелёных глазах застыл ужас и так и не скатившиеся по фарфоровым щекам, слёзы. Я продолжала кричать, пробовала тащить маму за её заледеневшие руки, но она продолжала лежать на мокрой холодной земле, там на Набу. Мама лежала на нашей родной земле, на узкой тропинке, по которой мы бывало, гуляли тёплыми летними вечерами. И как бы я не кричала, как бы не звала маму, она так и лежала, лишившись жизни. Её яркие зелёные глаза, цвета самых дорогих изумрудов из пещер Набу, вмиг погасли. И только огонь войны вдали, бликами отражался в её прекрасных глазах. Я обнимала маму, продолжала звать её, трясти за плечи, умоляла её идти дальше. Ведь штурмовики были уже так близко. Но мама всё так же лежала, без движения, с застывшими слезами на прекрасных светлых глазах. Едва ли тогда, будучи маленькой шестилетней девочкой, могла ли я знать, что мама уже не встанет? Что мама больше никогда не встанет…. Никогда больше не позовёт меня к себе на руки, не поцелует меня в лоб перед сном, не пожалеет, когда я снова разобью коленки…. Что мама больше никогда не обнимет меня. И я больше никогда не обниму маму. Больше никогда не увижу света её прекрасных изумрудных глаз. Потому что, в ту ужасную ночь на Набу, моя мама уже была убита, несколькими выстрелами из бластера. Убита каким-то штурмовиком, выполнявшим приказ безжалостного Лорда Вейдера. Но могла ли тогда маленькая шестилетняя девочка понимать, что её мамы больше с ней нет. А тело, лежащее камнем нам холодной сырой земле — это только тело, всего минуту назад принадлежавшее моей прекрасной маме. Её тонкая изящная ручка так и продолжала сжимать бластер, который должен был защитить нас, но не смог. Как и Сила, на которую уповала мама. Никто не защитил нас, и никто не помог. А маленькая девочка, в напрочь промокшей одежде, продолжала кричать и звать свою маму, трясти её руку, и пытаться тащить её дальше. Казалось бы, это длилось целую вечность, прежде чем команда штурмовиков оказалась рядом. Меня схватили, ударили, и пытались насильно утащить от мамы. Но как же я могла бросить её?! Как же могла позволить им забрать меня от моей мамы?! Я не могла! Никак не могла! И я продолжала кричать, брыкаться, что есть сил. Но штурмовики выполняли приказ и тащили меня дальше, как и многих остальных детей. Буквально волокли моё тело по земле. А я продолжала кричать и звать маму. Могла ли я тогда надеяться, что мама всё же поднимется и защитит меня? Могла ли? Имела ли такое право маленькая шестилетняя девочка, никогда прежде не видевшая подобного ужаса? Может и да, вот только Империя распорядилась иначе. И когда штурмовики всё дальше утягивали маленькую плачущую девочку от тела её матери, из меня вырвался неимоверный отчаянный крик. Скорее визг даже. Я смотрела на маму, мои глаза застилала пелена слез и дождя. Черное небо Набу вмиг разрезала яркая молния, ослепив меня и всех штурмовиков вокруг, как мне тогда показалось, фиолетовым свечением. А следом грянул гром, такой силы, что земля под ногами задрожала. Я упала, зажмурилась и затихла. Меня больше никто никуда не тащил. Дождь усилился и барабанил по земле тяжелыми каплями. Когда я решилась открыть глаза, целый отряд штурмовиков лежал навзничь повержено на сырой земле Набу, как и моя мама. Я не знала, что случилось тогда, да и откуда мне было знать. Из последних сил я вновь побежала обратно к маме, рухнула перед ней на колени и продолжала трясти её и плакать. Не знаю, сколько я там просидела, в надежде, что мы с мамой сможем сбежать. И столько бы ещё я могла сидеть там, тряся безжизненное тело матери, прежде чем, перед глазами мелькнул очередной гарнизон штурмовиков, на этот раз во главе с самим Лородом Вейдером. Меня забрали и утащили на корабль, бросили в камеру, велев мне заткнуться. На этом моя жизнь была закончена, утеряна там, на просторах Набу. С каждым новым днём, проведённым на корабле Вейдера, в камере, я не знала - жива ли я ещё, или это просто такая смерть. Я хотела к маме, и хотела умереть, только бы не продолжать это никчёмное существование во имя Империи. Я видела, как уводили знакомых мне людей, и после, больше никогда не видела их, как и маму. Однажды меня приволокли к Вейдеру лично, швырнули ему под ноги, словно мешок с мусором. Я даже не помню говорил ли он мне что-то, спрашивал ли или требовал что…. Я ничего не слышала и не хотела слышать. Лишь тяжёлое дыхание, сквозь страшную чёрную маску, страх и холод, пробиравший меня до костей. Вейдер увидел что-то. Уж не знаю, что, и почему меня не лишили жизни в тот самый миг у ног этого страшного генерала, но я отправилась обратно в камеру и жизнь закончилась. Осталось лишь пустое существование. Дни сменяли ночи, недели месяцы, тянулись годы. Я давно потеряла всякий счёт времени. В соседних камерах появлялись новые люди, а затем их забирали. Некоторые, вроде меня, продолжали жалкое существование на корабле Империи. Но таких было мало. Не многие выживали в условиях тотального геноцида. Но чем больше времени проходило, чем старше я становилась, мне истинно казалось, что лучше смерть. Намного лучше! Да что угодно лучше, чем то, что было у меня. Поэтому, я не упускала ни единой возможности взбесить штурмовиков, когда они подавали еду. Стоило им лишь открыть камеру, как я бросалась на них, будто раненое животное. Дикий раненый зверь, им я и была. В надежде, что один из этих олухов в белой жалкой броне всё же сжалиться и убьёт меня, наконец. Но этого не случалось. Конечно, я регулярно получала хлёсткие удары, или разряды электрошока, но никто из этих жалких чудовищ не мог убить меня, и от этого отчаянье накрывало лишь сильнее, пока не поглотило меня полностью. Я лишилась всего. Даже собственных чувств, словно сердце умерло в ту страшную ночь на Набу, и умирало каждый раз в воспоминаниях, во снах, где мама погибала снова и снова, а я никак не могла ей помочь. Сегодняшняя ночь не стала исключением. Я проснулась от кошмара и не могла сомкнуть глаз. Даже моргать боялась, только бы не видеть картины самой страшной ночи, забравшей у меня всё. Вот так и лежала, тихо, как мышка, когда на корабле произошёл сильный толчок. Всех в камерах тряхнуло с такой силой, что узники попадали на пол. Начали раздаваться крики и возгласы. Люди забеспокоились, штурмовики заметались. В одно мгновение мы поняли — что-то происходит. Некоторые не придали этому большого значения, решив, что крейсер в очередной раз попал в астероидный пояс. Другие же вставали на колени и отчаянно молились, в надежде, что корабли Восстания пришли и, наконец, спасут нас из этого Имперского Ада. Что до меня, то я не молилась, и не надеялась. Наверное, уже просто не могла. Не умела. Но в то же время, я вдруг почувствовала какие-то новые колебания вокруг себя. Навряд ли я смогла бы объяснить свои чувства в тот момент, да и кому было их объяснять. Но всё происходящее, заставившее всполошиться охрану и включить вопящую сигнализацию, подарило мне едва уловимое чувство тепла и света. Такое чёткое, почти осязаемое. Оно напомнило мне молнию, разразившую небо Набу. И чем сильнее поднималось напряжение, тем спокойнее я себя ощущала. Ещё несколько мощных толчков, затем отключение электричества, и слабое красное освещение корабля, говорившее о том, что крейсер перешёл на аварийный режим. Не осталось ни одного узника в камерах, кто не рвался бы на волю. Толи самозабвенный страх, толи надежда охватили всех, без исключения. В коридорах было пусто, словно все стражники в белой форме исчезли. Не слышен был даже писк дроидов, будто всё вокруг просто вымерло. Через минуту свет погас полностью, камеры вокруг охватила устрашающая тишина. Я так же замерла, ожидая того, что будет дальше. Какое-то время мы так и сидели в темноте и тишине, боялись проронить хоть один звук, когда в коридоре послышались быстрые шаги и голоса. Штурмовики вернулись?! Нет…. Корабль вновь начало трясти, а голоса гостей приближались. Я присела на пол, обхватив руками колени и зажмурилась, прямо как в ту ночь на Набу. Вокруг всё замерло, но едва уловимое чувство тепла и света витало вокруг. Даже в полной темноте, с закрытыми глазами, напряжённая, как струна, я чувствовала, осязала это странное тепло. Вдруг тяжелые двери камеры разъехались, от чего я сильнее вжалась в стену, насколько это вообще было возможно. Но стоило мне открыть глаза, как вместо белого шлема, я встретилась с пронзительным взглядом голубых глаз. Мужчина в чёрном костюме, явно не Имперского происхождения возвышался надо мной. Он был не очень высоким, тем неимение полностью закрывал собой проход. Я замерла, невольно любуясь светлыми лазурными глазами мужчины, прекрасными, словно моря Набу, будто голубые сапфиры и топазы, с маминого ожерелья. — Скорее, нужно уходить, — заговорил мужчина и протянул мне открытую ладонь. Корабль и правда ходил ходуном. Много ума не нужно было, чтобы понять, что он рушиться. Камеры других заключённых открывались. Они бежали, не разбирая дороги, толкались, кричали! Вокруг воцарился полнейший хаос. А я словно приросла к каменному полу своей камеры, завороженная голосом и глазами мужчины, что пришёл за мной. Нет, я его не боялась. Более того, до меня уже дошло, что надежды моих верующих сокамерников сбылись и их молитвы, наконец, были услышаны. Корабли Сопротивления всё же пришли, возможно они даже победили Вейдера, а теперь пришли спасти нас, прежде, чем корабль развалился бы на части. Всё это определённо было лучше, чем существование до данного мгновения. Так почему тогда я так упорно приросла задницей к полу, и не могу даже подняться?! Корабль снова сильно тряхнуло, замигал аварийный красный свет, и видимо, потеряв терпение, мужчина с легкостью оторвал меня от пола, поднял на руки и понёс вперед, прямо как мама когда-то! — Не бойся, — шепнул он мне прямо над ухом, — теперь ты в безопасности. Всё будет хорошо. И он побежал вперёд, как когда-то бежала мама. Но в этот раз я всеми силами уцепилась в кафтан спасителя, зажмурилась и не хотела открывать глаза, пока стены Имперского корабля не останутся далеко позади. Вокруг царил хаос, множество голосов кричали и провозглашали о победе над Имперской тиранией. Но можно ли было в это верить? Было ли всё это вообще реальным, или лишь сном, терзавшим мою больную голову? Я не знала, да и едва верила. Но цепко ухватившись пальцами за мужчину, который торопился вынести меня, я ощущала тепло и свет. Они точно исходили от моего спасителя. Стоило ему только ступить на корабль, я осязала эти ощущения, просто не знала, как они называются. Но теперь, когда мужчина поднял меня на руки, так крепко держа у своей груди — точно понимала, что этот свет и тепло исходят от него. Я не могла ошибиться. Всё произошло так быстро. Я открыла глаза лишь тогда, когда мужчина бережно опустил меня вниз. Мы уже покинули крейсер Империи. Это тоже был корабль, довольно старый, как по мне. Вокруг были мои сокамерники и другие люди, которых я совсем не знала, как и того мужчину, что спас меня. Все вокруг ликовали. Победные возгласы восхищения заполнили всё маленькое пространство корабля, и только в голубых глазах мужчины, который спас меня виднелась глубокая скрытая печаль. Он улыбался, как и остальные. Но в этой красивой солнечной улыбке было что-то ещё. Что-то, что причиняло ему боль. Я чувствовала это, когда остальные придавались ликованию. — Ты дрожишь, — сделал вывод мой спаситель, оглядев меня с ног до головы. И был прав, я действительно задрожала, стоило только ему отпустить мои плечи, — я сейчас. И он ушёл, я потеряла его в ликовавшей толпе, и снова почувствовала себя потерянной во тьме. Но не прошло и минуты, как мужчина вернулся, накрыл мои плечи пледом, и вручил мне в ладони чашку с горячим чаем. Он опустился рядом на колени изучая маленькую и напуганную меня, как и я внимательно с неподдельным интересом, изучала его. Прекрасные правильные черты лица, не считая нескольких неглубоких порезов и ссадин, светлые волосы, слегка влажные от пота после сражения, и глаза. Такие глубокие голубые и светлые. Этот мужчина будто светился изнутри, он источал свет и тепло, и рядом с ним приходило чувство покоя, которого я не помнила раньше, но знала, наверняка знала, что это чувство мне знакомо. Будто какая-то магия! Свет струился через него нескончаемым потоком, будто костёр, у которого никогда не устанешь греться. — Теперь ты в безопасности, малышка, — мужчина улыбнулся мне, и сейчас его улыбка выглядела искренней и такой тёплой, что я невольно улыбнулась в ответ, — как тебя зовут? У тебя есть семья здесь? Я ответила не сразу, словно забыла, как произносятся слова, будто и имени своего не помнила. — Я Кэт, — кое-как вымолвила я, и опустила взгляд. Лицо будто вспыхнуло, к щекам прилил жар. Я чувствовала, как краснею, просто от того, что мой спаситель смотрит на меня, — я… У меня нет никого здесь…. И нигде нет. Я одна. На последнем слове мой голос дрогнул, ведь это было правдой. Я была одна в целой огромной Галактике! У меня уже давно никого и ничего не было, даже жизни до этого момента. Мужчина заметил, может даже почувствовал мою тоску, печаль и одиночество, а может мне просто так показалось. — Я Люк, — он протянул мне открытую ладонь, но я толи побоялась, толи постеснялась дотронуться, — теперь ты не одна, Кэт. Ты свободна и Альянс позаботиться о тебе. Люк…. Я ещё этого не знала, но в какое-то мгновенье поняла, что это имя я запомню на всю свою жизнь. Перед глазами пронеслись сотни картинок, но я не в силах была задержать внимание и на одной. Сейчас это было совсем не важным. Мне хотелось запомнить каждое мгновенье, высечь в памяти каждую драгоценную секунду, рядом со своим спасителем, пока его не позвали и он не исчез из моей жизни, будто вспышка, словно та яркая фиолетовая молния, озарившая небо над Набу и всю мою дальнейшую жизнь. Вскоре Люка всё же позвали, и улыбнувшись мне на прощанье, он ушёл. А я глядела ему в след, боясь даже моргнуть, чтобы не упустить ничего, что связано с ним. Мой спаситель уходил всё дальше, теряясь среди остальных людей, но я продолжала ощущать его свет и тепло, как бы далеко он не был.