1
Утром в воскресенье лег густой туман, потому Том совершенно не мог разглядеть из окна свой «Ровер», стоявший всего в шести ярдах от дома. Он слышал, как октябрьский ветер разгуливал по дому и стучал входной дверью. Косяк каждую осень разбухал от влаги, и для того, чтобы ее закрыть, приходилось хорошенько хлопнуть дверью. Было еще очень рано, Литтл-Хэнглтон не желал просыпаться, но Том уже давно встал и направлялся на кухню. Там на высоком стульчике уже сидел Джеймс и играл в свой любимый паровозик «Сэмми», издавая при этом бессвязные гортанные звуки, больше похожие на бульканье. Несомненно, он был дефектным. Отставал в развитии и к пяти годам совсем не научился говорить. Он часто что-то ронял, будил всех членов семьи и постоянно кричал, дергаясь в припадках. Порой Том жалел, что в родах умерла лишь Сесилия, не забрав с собой Джеймса, которого теперь называли маленьким монстром. Иногда Том любил Джеймса, целовал его в макушку и укладывал спать. Иногда ненавидел, кричал и бил его по рукам до плача, обвиняя в дефектности. Все эти чувства накладывались друг на друга и порой доводили Тома Риддла до крайних мыслей. Джесс делала яичницу с сосисками и попутно перемалывала хлопья каши до однородности, чтобы потом залить водой или молоком. Нетрудно было догадаться, что последнее ― для Джеймса. Том любил Джесси гораздо больше младшего ребенка, часто называл ее юной женщиной и восхищался ее красотой и внешней схожестью с покойной матерью. ― Доброе утро, милая. ― он поцеловал ее в макушку, а рука скользнула под подол платья, очерчивая изгибы бедер. Том приник к ее бедрам своими, упираясь возбужденным членом. Джесс зажмурилась, представляя прекрасный и далёкий пруд со множеством прекрасных уток. Они не знают печали и им всегда хорошо. И она, вместе с этими прекрасными утками, купается в пруду и совершенно не знает, что такое быть грязной. Джеймс начал размахивать руками и булькать, из-за чего выронил «Сэмми». Он начал плакать. Тома это разозлило. Он схватил Джеймса за руки, посмотрел в его глупые глаза — именно такие, какие могут быть только у дефектных детей — и швырнул его на пол, ударив головой об плитку. Джеймс начал плакать и орать еще больше, это отозвалось большей ненавистью в душе Тома Риддла. Он открыл темный чулан с извилистой лестницей и бросил туда паровозик. «Сэмми», кувыркаясь и стуча о ступени, полетел вниз. ― Упс, ― сказал Том. ― Сэмми упал. Джеймс подполз к открытой двери и заглянул в устрашающую темноту. Это его заинтересовало. Том посмотрел на памперс под красными колготками, включил свет и указал на поблескивающий в свете железный паровозик. ― Вон там, видишь его, Джеймс? Там твой Сэмми. Джеймс продолжал орать, слезы стекали по его подбородку. Он переступил порог двери в подвал и смотрел своими тупыми глазами на Сэмми. Том ни о чем не думал. Он пнул прикрытый колготками и подгузником зад Джеймса, и тот покатился вниз, неуклюже кувыркаясь. На первом кувырке Джеймс продолжал орать, но на втором сильно приложился головой к бетонной ступеньке, и детский крик резко прервался. Том прикрыл ладонью улыбающееся лицо: мальчишка кувыркнулся снова и ударился головой об пол. ― Господи, Джеймс упал! Джесси, зови Тома и Мэри! ― выкрикнул Том. Он спустился по лестнице, а Джесси, прежде чем отправиться за пожилыми родственниками, заглянула в чулан. Джеймс сломал шею. Это можно было определить точно, глядя на его неестественно повернутую голову. Джесси посмотрела в его стеклянные и глупые глаза и заплакала. Кровь текла из носа Джеймса. И из ссадины у виска. И тут Джесси подумала, что должно быть, теперь Джеймсу лучше, ведь они не могли о нем позаботиться.2
Как и предполагал Том Риддл, несчастный случай вызвал лишь несколько несложных вопросов. Джеймса похоронили. Красиво. Джеймс, одетый в костюм, лежал в маленьком гробу. Он не выглядел дефектным, не было и смотрящих в пустоту глупых глаз ― они были закрыты, так что Джеймс выглядел просто спящим. Прежде, чем гроб закрыли, Джесс поцеловала брата в щеку и положила рядом с ним Сэмми ― маленький железный паровозик. Места как раз хватило. В ту ночь у Джесс впервые случился приступ, — ей снился разлагающийся труп Джеймса, желающий отомщения. Где-то в глубине сознания Джесси отпечаталась тёмная тень, присутствующая на похоронах. Ей совершенно не хотелось знать, кто это, да и в тот момент это было совершенно не важно. Он — отчего-то Джесс была уверена, что это именно он, — скрывал лицо шляпой и чёрным зонтом, чем вызвал странную реакцию у Тома Реддла.3
Джесс вынырнула из воспоминаний — они прямо-таки загипнотизировали, отчего едва успевает заметить пульсирующую боль в затылке. Воспоминания давались ей с трудом, каждый раз доставляя невыносимую головную боль. Раньше помощь при головных болях оказывал ей отец, но вот уже как двадцать лет его тело гниет в могиле. И по чьей вине? — Джесс? Все хорошо? — слова Тэда упрямо ускользали, перебиваемые пьяным смехом и радостными возгласами толпы, и она едва могла их разобрать. — Снова приступ? Воспоминания накатили с новой силой, как навязчивый приступ тошноты, Джесс попыталась удержаться на ногах и схватилась за Тэда как за спасательный круг. Белый свет софитов слепил глаза, отчего головная боль только усиливалась; стоило закрыть глаза: отклики пестрящих неонов кружились в бурном танце, сливаясь воедино. — Всё будет хорошо, Джесс, только не теряй сознание. — Тэд достал из кармана телефон и набрал девять-один-один. — Всё точно будет хорошо. Я уверен.