***
Нет. Это неправда. Началось всё раньше. Когда Бруно ходил по своей комнате из стороны в сторону, репетируя, что он мог бы сказать новым родственникам? Когда впервые пожал Камило руку? Когда увидел, как блеснули глаза, или когда услышал, как Камило называет его прикольным? Бруно не подавал знаки. Никогда. Он просто плыл по течению и делал вид, что всё нормально. В конце концов, он делал так почти каждый день своей жизни. Нормальность стала для него обыденностью и рутиной, а разговоры о ней — нудятиной. — Нельзя же знать в городе всех? — спросил Камило у Долорес. Бруно лишь проходил мимо, он не хотел подслушивать. — Нельзя, — просто ответила она, а затем продолжила вешать белье на веревку. — Вот и хорошо. Бруно встретился с Камило глазами. Тот покраснел и отвернулся в сторону, помогая сестре держать корзину в руках. — Стань повыше, — сказала она. Камило в ту же минуту сменил образ и выпрямился, вставая ровно. — Может, вам помочь? — спросил Бруно, наблюдая за работой со стороны дома. — Не нужно, мы справляемся, — Долорес уже вешала последнюю тряпку, потому можно было и в самом деле развернуться, поверить, что они заканчивают, и уйти, но Бруно так не сделал. Он остался смотреть, ожидая, когда Камило сменит образ на свой родной. Хотелось поймать его осторожный взгляд ещё раз. — Вообще мне нужна помощь, — ответил Камило, замечая, что от него чего-то ждут, — сходишь со мной? Бруно кивнул. Корзина из-под белья осталась стоять на земле. — Только нужно скрыться от Долорес, где бы это можно было бы сделать? — Камило шел уверенно в дом, почему-то все равно приговаривая шёпотом, хотя их прекрасно слышали. — В наших комнатах же, — ответил Бруно, идя следом. Они свернули к пескам, захлопнули щеколду и закрылись. Камило вел себя странно. Он думал странно, действовал странно, говорил странно. Бруно тогда не придал этому значения, и зря. — Ты можешь помочь мне кончить? Это было слишком прямо. Слишком глупо. Слишком нагло. Бруно тогда только брови поднял и спросил: — Что? В ответ Камило вдруг поднял ладони и замахал ими из стороны в сторону, словно и не ляпнул ничего дурного. Такое нельзя предлагать. Кто-то в этом доме точно сходит с ума. Только кто больше - вопрос. Камило покраснел, как яблоко в июльский день, свел руки на груди и сжался, как ребенок. Да он и был ребенком. Совсем не понимал, на что идет и чего говорить не нужно. — Я не хотел сказать ничего плохого. Я просто не знал, к кому обратиться. Слишком резко получилось, да? — Да, — без эмоций ответил Бруно. Они просто стояли, как два дурака, смотрели друг на друга, молчали, а вокруг песок, горшки и стены. — Объясни сначала. — Это слишком стыдно. — То есть то, что уже было сказано, не слишком стыдно? Камило покачал головой. — Проблема в том, что мне не удается, а ты мог бы… — Не мог бы, — резко обрывает Бруно, — найди себе девушку. — Хочу тебя. Камило так нагло и дерзко это произнес, что у Бруно сердце замерло, как сейчас сказать бы мог. Он вытолкнул мальчишку из комнаты и захлопнул за ним дверь. Никаких больше вольностей.***
Впрочем, начало не имеет значения. Потому как дальше стало хуже. Сначала взгляды. Такие. Украдкой. Словно их и нельзя было заметить, словно они ни на что не намекали и словно они ничего не значили. Взгляды были лишь от женщин, от высоких, низких, стройных, пухлых, то с темными волосами, то с длинными, то с уложенными в косы, то с собранными в пучки. Женщины приходили в дом, встречали на улице, флиртовали при всех. Бруно отнекивался, мотал головой, вскидывал руки в защитном жесте и очень мило смущался, когда женщины начинали с ним разговаривать. Семья начала подозревать неладное, а потому в быстром темпе решила с кем-то его все же да сосватать. Они ужинали. Стол ломился от еды и напитков, солнце чудесно освещало их лица через открытое окно, а птицы чирикали, острыми клювами через раз ударяя по вывешенной на соседнем дереве кормушке. Мирабель заговорила первая: — Дядя Бруно, — сказала она и тут же опустила глаза в тарелку, чтобы на него не смотреть. Долорес и Иза поступили точно так же, — вам не кажется, что в этом городе каждая хочет взять вас замуж? Бруно посмотрел на её смущенное лицо, понимая, что все женщины в доме хотели, наконец, это обсудить, да всё никак не решались. Камило, сидящий напротив, усмехнулся, сверкая позеленевшими глазами. — Дядя дамский угодник? — пошутил он, словно и не зная, что все дамы, так активно проявляющие себя, буквально и есть он сам. — Мы просто хотели поинтересоваться, а не выбрали ли вы фаворитку? — Мирабель замахала руками из стороны в сторону, прекрасно понимая, что лезет не в своё дело. В этот момент происходит что-то ужасное. Бруно чувствует, как нога Камило под столом бессовестно поднимается по его ноге. Сначала мягко поглаживая, а затем настойчиво надавливая на икру. Бруно дергается в его сторону и едва заметно качает головой из стороны в сторону. Мальчишка совсем обнаглел. — Думаю, что выбор жены слишком ответственное дело, — говорит он, стараясь и виду не показать, что Камило устроил. Бруно краснеет, но все сидящие за столом расценивают это по-своему. — Нет, ну вот Азалия очень чудная, — говорит бабушка, поднимая ложку к своему рту, — не мне настаивать, но она принесет здоровое потомство. — Нет, нет, она слишком высокая, — отвечает Пепа, — по мне Роза подойдёт лучше. Бруно чувствует, как нога Камило под столом достает до его паха и настойчиво давит на него, вызывая эрекцию. — Может, Клара? — Ноэль? — Маргарита? За столом поднимается шум. Каждая сидящая дама решает, что её предложение лучше сестры. Они активно начинают перечислять всех знакомых девиц, даже тех, что уже в браке. Никто не обращает внимания на то, как Бруно сверлит наглое усмехающееся лицо Камило своими глазами. У Бруно покраснели даже уши и шея. Его член предательски отзывался на прикосновения через ткань брюк. Он уже стоял, и по расплывшимся в ухмылке губам можно было догадаться, что это прекрасно чувствуется. — Всё! Хватит, — Бруно вскочил со стула и оперся руками о стол, чтобы не повалиться. Он тяжело дышал и смутно думал, — я ухожу, — а затем с показушным хлопком скрылся в коридоре первого этажа. Непонятно, кому были обращены эти слова, но каждый подумал на себя. За столом все притихли. Камило уткнулся в тарелку, ехидно улыбаясь своей самой озорной улыбкой. — Довели, — сказал он, поднимаясь с места вслед за Бруно, — может, он вообще жениться не хочет. Может, у него кем-то сердце разбито. Девушки смущенно затихли. Их пристыдили. Камило вышел за дверь столовой, чтобы свернуть в сторону второго этажа, а затем и в свою комнату, где смог бы отдохнуть после дня. Он и сам умудрился возбудиться от своего невинного флирта. Теперь хотелось разрядки. Птицы залетали даже в эту дальнюю, почти заброшенную часть дома, строя маленькие гнезда из поломанных мелких веток и опавших листьев. Некоторые из них наглели и возводили домики прямо на перилах или ступеньках лестниц, а потому приходилось аккуратно перекладывать их ненадежную конструкцию на деревья. — Что с вами сделаешь? — спросил он, поворачиваясь в сторону маленьких щебечущих птичек у одной из пустующих дверей. Камило вытянулся и переместил гнездо на одну из веток, любуясь своим творением. — Ну вот и … — он не договорил. Кто-то резко зажал ему рот ладонью и потянул в сторону чуланной двери. Бруно зажал его между собой и дверью с внутренней стороны. Отсюда через щели между досками можно было увидеть проблески света. — Совсем рехнулся? — прямо спросил Бруно, возвышаясь над мальчишкой. Камило вдруг растерялся, вжимаясь в стену. — Ты переходишь границу, ты ведь это понимаешь? Камило активно закивал, чувствуя, как Бруно ставит руки у него с обеих сторон от головы, чтобы не дать сбежать. Дверь столовой открылась. Мирабель вышла счастливая и довольная, переговариваясь с сестрой о возможных планах на ближайшие два дня. — Я же вроде сказал держаться от меня подальше? Камило вдруг разозлился. Бруно совершенно не хотел принимать ни его точку зрения, ни свою собственную. Их тянуло друг к другу, пускай неправильно и грубо, но тянуло. Камило знал это точно, он был бессовестным мальчишкой с головой из сахарной ваты, ему были чужды понятия и страх. Он хотел получить Бруно, а значит, он получит его любой ценой. — Накажешь меня? — шипит он в самые губы. Это уже не игра, это почти война. Кто победит, решит не случай и не судьба, только они сами, однако Камило не сдастся даже если у него на руках не останется карт. Над головой шорохи и топот ног. — Я могу быть, кем хочешь, — говорит Камило. Его лицо меняется на круглое и женское, брови становятся то острыми, то широкими, то узкими, губы складываются бантиком, а грудь растет прямо под пышным платьем, — тебе хочется форм или худобы? Может, высокий рост? Кто тебе больше понравился? Бруно чувствует неуверенность, рассматривая бесстыжие глаза, но вдруг расслабляется. Его руки опускаются, взгляд сменяется, а лоб упирается в лоб Камило. Вернее, в лоб одной из барышень. — Ты, — говорит он несмело. Камило замирает. Стоит не шевелится. Кажется, даже не дышит. А затем снимает с себя образ. Бруно впервые видит его растерянность и сомнения на лице. — Ты всегда можешь сказать мне нет, — произносит Бруно шепотом прямо в чужие губы. Теперь он смелеет, берёт ответственность в свои руки. — Я не скажу, — это последнее, что успевает произнести Камило прежде, чем его губ касаются чужие. Тонкие и обветренные, но такие родные и приятные. Целоваться — это здорово. Но чувствовать чужую руку на своем члене ещё круче, даже жёсткая ткань штанов не мешает удовольствию. Камило боится, что закончит так рано, что они даже не успеют начать, если Бруно продолжит прямо здесь. Он тянет его выйти и подняться наверх. Прямо перед входом в комнату Камило вдруг замирает и разворачивает, чтобы свернуть в другую. — Давай не здесь? Бруно вскидывает брови от удивления и бессовестно, нарушая правила и порядки, без разрешения входит. У Камило в комнате зеркала. — Ты… — он не успевает закончить, потому что Камило вдруг резко наваливается на него, сбивая с ног, вновь целуя в губы. Они валятся на пол. — Кем мне стать? — спрашивает он вновь горячим дыханием. Бруно замирает, понимая, что что-то не так. Бруно приподнимается на локтях, перемещаясь на кровать. Они идут на неё вместе, всматриваясь в пугающие отблески от зеркал. Кровать мягкая и большая, поместиться в ней вдвоем труда не составляет. Бруно сам наклоняется и мягко целует, прижимая нервничающего Камило к пододеяльнику. — Камило, все хорошо? Ему в ответ быстро кивают. — Ты всё ещё уверен, что хочешь? Опять кивок. — Только… И тишина. — Только? — Кем мне стать? Бруно совсем запутался. Он часто заморгал. Быть может, Камило хотел, чтобы его первый раз прошел, когда у него были бы гениталии женщины? Бруно сел, выпрямляя спину. — Будь собой, Камило. Ты же меня хочешь, так будь собой. — Но разве Люсиль тебе не понравилась больше? Или, может, Маргарита или Азалия? У Камило столько неуверенности во взгляде, что это даже вселяет страх. Он вдруг сжимается, прижимая колени к своей груди и утыкается носом в сгиб прямо на кровати. — У меня есть… ну… — Член? — без проблем уточняет Бруно, вдруг накрывая его собой. Он ставит руки по обе стороны от головы Камило, вынуждая его раскрутиться и распластаться на кровати под своим телом. — Да, — Камило краснеет, смотря в чужие глаза и тянет руки к щекам, чтобы прикрыться. Сам цветок невинности. Бруно спускается ниже и приподнимает пончо, чтобы поцеловать плоский живот. Один мягкий поцелуй, второй… Он спускается так до границы и стягивает штаны с нижнем бельем прямо к коленям. У Камило всё горит. Ему жарко и дурно, хочется разрядки. Бруно целует головку, а затем проводит по всему стоящему стволу своим языком, собирая выступающую смазку, и смотрит прямо в любопытные глаза, возвышающиеся над ним. Он дразнит языком уздечку, вслушиваясь в сдержанные стоны, что Камило пытается заглушить. — Видишь? Меня ничего не смущает, — ласково говорит он. Камило тянется к спрятанной под подушкой маленькой баночке масла и подаёт Бруно. Жидкость стекает на пальцы, что плавно проникают внутрь. Камило плавится. Бруно поднимается выше, целует грудь, соски и шею, оставляя мягкие теплые ощущения. Очень хорошо. Очень возбуждающе. — Ты довольно легко принимаешь мои пальцы, — шепчет он в самые губы, — почему? — А ты и не знаешь, — издевательски хрипит Камило, запрокидывая голову. Он сжимает одеяло в своих руках и приподнимается на локтях, чтобы видеть, что происходит ниже. У Бруно тоже стоит, его член выпирает бугорком на брюках. Температура в комнате заметно возрастает. Камило всё ещё в себе неуверен. Он прячет глаза за кудряшками. Бруно выпрямляется, встает плотнее и снимает штаны с себя, чтобы приблизиться ко входу. — Эй, Камило, — низким шёпотом говорит он, — смотри на меня. Я хочу любоваться тобой. Камило краснеет, поднимает возбужденные глаза, а затем протяжно охает, чувствуя, как член начинает проникать в него. Так хорошо, что он на секунду забывает, как дышать. — Не сдерживай себя, — Бруно мягко убирает от его лица ладони, вынуждая без страха смотреть прямо. Опускается к шее и делает очередной толчок, тяжело дыша в ключицу. Он движется плавно, входит не до конца, придерживая грубыми ладонями за талию. Боли нет, он хорошо растянут. Камило откровенно кайфует, выгибает спину, упирается пятками в кровать и тихонечко постанывает, почти кончая. У него весь член в масле и смазке. — Остановись, остановись, — тяжелое дыхание смешивается в одно. Бруно послушно замирает, чувствуя, как его руки крепко сжимают пальцы, так не далеко оставить мелкие синяки, и внутри тоже… всё сжимается. Они только начали, ему до разрядки стоит ещё постараться, но если Камило продолжит так его стягивать собой, то станет непозволительно больно. Камило хнычет и закрывает руками лицо, расслабляясь. Член внутри стыдливо и хорошо чувствуется. Очень хорошо. Слишком хорошо. Это сводит с ума. — Я сейчас кончу, — говорит он, словно признается в краже, и краснеет до самых ушей. — Тогда мы сделаем это два раза, а может, и три, — отвечает Бруно, вновь делая толчок, — ты не переживай. Я буду любить тебя столько, сколько ты захочешь. Допрыгался, мальчик, допрыгался. Камило стонет и выгибается, когда головка внутри давит на чувствительную точку. Он кончает без прикосновений себе на живот, и Бруно замедляется. Нужно немного подождать, чтобы продолжить. — Всё хорошо? Камило медленно и устало кивает. Их пальцы переплетаются в замок. — Мне нравится смотреть на тебя, — задыхаясь говорит Бруно, и Камило понимает, что попал. Это должна была быть простая влюбленность. Шутка. Эксперимент. Теперь это просто… конец. — Не нужно так говорить, — хрипит он. — Но это правда, — Бруно наклоняется и целует в мочку уха. Он кусает в шею и ласкает носом щеку, а затем долгожданно медленно целует губы, — ты хотел получить меня? Теперь тебя хочу получить я. Камило постанывает от его слов и прячет глаза. Ему не хватит одной ночи. Определенно не хватит. Три дня спустя Камило открывает глаза прежде, чем звенит будильник. Рука Бруно на его груди очень теплая. Глаза открываются с трудом, теперь остается только подняться, выпрямиться и полюбоваться собой в одно из зеркал. Ступни по холодному полу идут неохотно. Мир движется вправо, а затем вновь выравнивается, когда Камило вдруг видит на своём плече красное пятнышко. Бруно любил его до глубокой ночи: то медленно, то быстро, то грубо, то нежно. Это было восхитительно. Но теперь наступило утро. Сейчас Бруно встанет, поцелует его и уйдет. И всё будет на своих местах. До следующей ночи.