All time

Хоть Нил и не был человеком, но он точно знал, когда стоит спрятать свои кошачьи уши и хвост. На улице в нём едва ли можно было признать кота, потому что Нил научился прятаться, хотя каким-то образом Эндрю догадался. И дал ему дом. Он дал ему место, которое можно назвать своим и спать на мягкой постели. Он дал ему человеческое тепло и ответные объятия. Эндрю думал, что от кота у Джостена только уши и хвост, но он также быстро вырос. Он был ещё подростком, когда бродил по улицам, но уже представал таким же юношей, каким был и сам Эндрю. Хотя Нил также, как и кошки реагировал на мяту или уютно устраивался клубочком, пока ждал конец его рабочего дня, иногда следовал за солнечными зайчиками и игрался с тем, что напоминало шарик. Джостен был полу-котом и не мог на самом деле это скрывать на сто процентов, поэтому Эндрю был достаточно удивлён, когда тот нашёл себе подработку или наловчился ходить по супермаркетам. — Ты не обязан это делать, — сказал тогда Эндрю. — Я хочу, — возразил Джостен, и Эндрю не посчитал нужным что-то добавить. В конце концов, подработка Джостена заканчивалась в то же время, что и его работа в офисе, так что он продолжал будними утрами и вечерами наблюдать хитрое лицо возлюбленного и его прыткий хвост. Однажды он этим хвостом залез под футболку Миньярда, после чего стал отказываться есть на том же столе, где… В общем, Джостен сам был виноват. В большинстве случаев Нил просто просил ласки и жёстких поглаживаний, потому что знал, что Эндрю по-другому не умеет. Он счастливо мурлыкал пока юноша поглаживал его по голове и спине, отчего постепенно засыпал, если это было вечернее время. Поглаживания Эндрю не были мягкими, но он старался, когда видел то доверие, которое выражал Нил. Джостен в ответ дарил слишком много заботы. Он готовил ужин, помогал лечь на уютной кровати после тяжёлого дня и всегда обращал внимание на то, чтобы Эндрю было комфортно в любой ситуации. Эндрю подозревал, что для этого же он на свои деньги покупал мороженное и прочий сахар: потому что это ещё одна возможность выразить заботу и внимание. Джостен был слишком мягким. И пушистым. Эндрю просыпался с ним утром, обнимая поперёк груди и понимал, что отдал бы всё время мира, чтобы вечно лежать со своим счастьем в одной постели и греться в лучах солнца. Джостен делал и его мягким. — Я не смогу всю твою жизнь быть твоим другом. Я столько не проживу, — сказал Нил тогда. — Но я буду твоим другом всю мою жизнь. И Эндрю ненавидел то, что у его полу-идиота-полу-комка-шерсти отсчитывалась кошачья жизнь. Нил не был человеком. Он гонялся за солнечными зайчиками, любил жареного лосося и проживёт в лучшем случае ещё лет семь. Но Эндрю никогда не был везучим. Он ловил каждый момент и каждый взгляд, когда возвращался домой, брал все дни отпуска, подделывал больничные и всё чаще целовал податливые родные губы. — Ты будешь моим светом всю свою жизнь, — прошептал он, когда заметил как неохотно Нил начал вставать с постели. Он стал меньше играть и чаще спал. Он старел, но Эндрю знал на что идёт. Он бы всё равно пустил его в свой дом и сердце, даже если бы ему сказали этого не делать, потому что потом будет невыносимо остаться одному. Эндрю было плевать. Это были лучшие десять лет в его жизни. Это был лучший полу-человек в его жизни. И Эндрю был действительно счастлив, но когда Нил будет тихо закрывать свои глаза в последний раз, сидя на его коленях, он скажет только: — Спасибо.