Волшебник

Я помню, как Ньярлатотеп пришел в мой город — великий, древний, страшный город бесчисленных преступлений. Мой друг рассказал мне о нем и о манящей прелести и очаровании его откровений, и я загорелся страстным желанием познать его глубочайшие тайны. Мой друг говорил, что тайны эти были ужасны и способны поразить самое воспаленное воображение; и картины, появлявшиеся на экране в затемненной комнате, предрекали то, что никто, кроме Ньярлатотепа, не смел предрекать, и в суматохе своих вспышек он отнимал у людей то, что никогда не отнималось прежде, а лишь выражалось в глазах. И я повсюду слышал намеки, что те, кто знал Ньярлатотепа, наблюдали зрелища, недоступные для прочих. ("Ньярлатотеп" Говард Филлипс Лавкрафт)

Воды над Рифом Дьявола вспенились и шли большими волнами, ударяясь о скалы. Море бунтовало, закручивалось в вихри, норовило утянуть в свои тёмные глубины все, что окажется поблизости. – Повелитель проснулся! – проклокотало отдалённо напоминающее жабу существо с морщинистой серо-зелёной кожей и выпученными рыбьими глазами. На нем все ещё были какие-то ошметки человеческой одежды, которую, по-видимому, носило это существо последние годы. – Великий Ктулху! – рядом нарисовалось ещё несколько похожих по степени уродства и внеземной мерзости существ, точно также напоминающих морщинистых серых жаб. – Фхтагн! – разом провозгласили создания, вздымая руки к небесам. – О, Великий Ктулху! – Час пробил! Море волновалось все сильнее. Небо над ним было безжизненной чёрной бездной, которая периодически вся озарялась резким ударом молнии, бьющей в воду, словно даже не бьющей, а исходящей из-под воды. Волны становились все больше, всё разгневаннее они били о берег. Всё жаднее их языки лизали поверхность скалистого пляжа. В центре из воды словно слышались какие-то толчки и движения материи. Что-то выходило из-под воды. Что-то поднималось. Что-то огромное. Жабоподобных тварей собиралось все больше и больше. Разной степени уродства, некоторые из них все ещё напоминали людей, другие уже были почти неузнаваемы. Все присоединялись к орущей толпе, вздымающей руки к чёрной бездне неба. Все они распевали на странной гортанной ноте, не то растягивая, не то вырыкивая: – Ктулху Рльех Фхтагн! Ктулху Рльех Фхтагн! Ктулху Рльех Фхтагн! Наконец, из-под воды показалась какая-то зеленовато-коричневая гладкая поверхность. Начала увеличиваться. Словно диковинный остров что-то выходило из-под воды. Вскоре оказалось, что эта поверхность была головой какого-то громадного неизвестного науке существа. Глаза его горели красным огнём ненависти ко всему живому. Вместо носа и пасти вниз спускался, извиваясь, рой щупалец. Мясистая шея, огромные кожистые крылья. Великан обладал почти человеческими руками, только руки эти были покрыты большими буграми мышц, а пальцы оканчивались заостренными когтями дикого зверя. Восстав над водой, существо издало победный клич, душераздирающий вопль, заставивший всех замолчать. – Ууааааарррргхххаааааааааргх! Оно окинуло собравшихся строгим взглядом. После чего начало говорить раскатистым, словно сам небесный гром, голосом, в котором ухо человека никогда не смогло бы разобрать ни единого слова. Для человека это был шум раздираемых на части миров, умоляющих о пощаде, вопль тысячи страдающих в аду душ. Человек, слыша эту речь, мог запросто сойти с ума. – Поздравляю с победой вас, братья! – существо подняло руки, словно благословляя собравшихся. – Фхтагн! – разом заголосило собрание. – Расскажите же мне о победе вашей. Как вам удалось победить людей, ранее обитавших на этой планете? Существа стали суетиться и голосить, каждый стремился быть первым. Быть тем самым рассказчиком, который поведает Великому Повелителю о Великой Победе. – Вы наслали на них шогготов? Тех самых ползучих тварей со множеством глаз? Эти сгустки раскаленной протоплазмы, которые уничтожили своих создателей, сожрав их головы? Положив конец ненавистной нам цивилизации старцев, заселявшей эти земли ещё до людей? – Нет, Великий Повелитель! Мы растили шогготов в заброшенных домах! Кормили их телами тех, кто пытался открыть тайны Инсмаута! Но нам не пришлось прибегать к силе всепожирающих шогготов! Повелитель издал странный хлюпающий и резко обрывающийся звук, видимо, обозначающий хмыкание. – Значит, вы медленно скрещивались с ними, порождая детей наших младших? Кои рождаются человеками, а к старости обращаются в истинный облик и уходят жить вечно в воды под Рифом Дьявола? – Нет, Повелитель. Мы тщательно скрещивались с их расой. И рождались наши младшие. Рождённые человеками, к старости они уходили под воду встречать свою истинную вечную жизнь в мягком иле подводного города. Но мы не успели обратить весь их мир. Наши расы соединились воедино только на землях славного города Инсмаута и на отдельных островах. Повелитель снова издал громогласный хмык. – Что это означает, братья мои? Вы объединили силы с другими иноземными цивилизациями? Вы дали расе членистоногих грибов Ми-Го высосать мозги людей для их дурацких исследований? – Нет, Повелитель. Ми-Го очень избирательны и забирали мозг только у лучших. Немало профессоров они превратили в говорящие мозги в банке и возили с собой по просторам космоса до скончания века. Но не они выиграли эту битву. Громогласный гигант насупился. – Как же долго я спал, братья! Неужели последние выжившие из рода старцев, которые всегда были безразличны к этим обезьяноподобным тварям, потому что некогда сами создали их себе на потеху... Неужели эти звездоголовые смогли что-то сделать своим любимым зверушкам? Неужели они, слабые поклонники знаний и удовольствий, доверившиеся шогготам и погубившие себя этим... Неужели они обошли вас и первыми уничтожили людей? – Нет, Повелитель. Лучше! Вы не поверите! – существо-рассказчик довольно прихрюкнуло. Его голос напоминал бульканье пузырей в закипающей воде, сопровождающееся каким-то треском, звуком чего-то рвущегося и скрежущего. Гигант, часть тела которого высилась теперь над водой, сделал несколько грузных шагов в сторону своих обожателей. При каждом его шаге земля стонала, волны взметывались вверх и с новой силой конвульсивно ударяли о берег. – Что же произошло со столь неразвитой расой, с этими людьми, которые так долго метались у нас под ногами? Существа запрыгали по-лягушечьи. Многие из них лезли на скалы, цепляясь за них своими тонкими, покрытыми множеством перепонок, пальцами, лишь бы быть поближе к Великому, восставшему из глубин вод. – Люди... – прихрюкивал рассказчик, глаза которого метались из стороны в сторону, словно он вдруг забыл, как сконцентрировать взгляд на отдельном предмете. – Уничтожили сами себя! – он повалился наземь, дрожа в конвульсии, перебирая в воздухе своими короткими лапками и разражаясь странным невротическим скрежетом, который, по-видимому, заменял этим тварям смех. И тут же вся толпа зашлась диким хохотом. Залезшие на скалы попадали на водную гладь. Ныряя под воду, уносимые стремительно вертящимся потоком волн, они продолжали икать, гикать и клокотать, бьясь в припадке безумного веселья. Не удержался и водный гигант. Его смех был похож на крушение скал, звук дробящихся костей, островов, взрывающихся звезд. Казалось, словно в мире начался апокалипсис. Сами молнии и их гром утонули в этом оглушительном потоке веселья. – Ой, не могу! – провыл Повелитель, потирая глаза своими огромными ручищами. Где-то вдалеке вспыхнул ненадолго красный огонь, и новый гость стрелой проскользнул к толпе веселящихся. Он был похож на человека, но только похож. Одет в золотые одеяния древнего фараона, наспех прикрытые чёрным плащом. Новый гость имел серо-коричневый цвет кожи и хитрые, издали зыркающие на всех, все подмечающие глаза. – Какими судьбами? – проревел гигант, однако его рев был скорее приветственным, нежели злобным. – Ньярлатхотеп. Ты все носишь это жалкое человеческое шмотье? Все ещё притворяешься человеком, даже когда самих людей уже нет? – Прибыл поприветствовать тебя. О, один из Великих. Твой сон окончен, и людей больше нет. – Мои верноподданные говорят, что люди убили сами себя. Вот умора! Но я бы скорее поверил, что это ты свёл весь их род в пучины клокочущей бездны, как ты делал уже много раз. Ведь все знают, что ты посланник богов. И в том числе Азатота. Ты всегда заботился, чтобы у несчастного, запертого в космических безднах и всеми покинутого, было что есть и чему подивиться. – Да, я иногда целые народы уводил, – как бы невзначай отвечал мнимый фараон, бережно рассматривая свои руки, все ещё выглядящие человеческими. – Я, сознаться, уже так привык к этой оболочке. Это тело намного более ловкое и меньше запрашивает энергии, чем моя настоящая форма. И этот голос, он так сладок, что я, как последний тщеславец, все ещё любуюсь этой иллюзорной красотой. Но в этот раз погубил род людской действительно не я. Твои подданные не соврали. Ктулху едва удержался от очередного приступа хохота. – Расскажи мне, друг мой, посланник богов. Как так-то? Первый раз вижу расу, которая так легко сама убрала себя с дороги. – Видишь ли, мой щупальценосный друг. Люди во все времена были идиотами. Но даже я... Я честно говорю, даже я не ожидал от них этого. Новый взрыв хохота, к которому уже присоединился "фараон". Его лёгкий все ещё человекоподобный голос было практически невозможно различить в этом сонме скрежета, грохота и клокотания. Однако он явно смеялся. При этом то, как изгибались иногда его руки и ноги, уже начинало выдавать, что за человеческой формой этого гостя прячется нечто большее и совсем нечеловеческое. – Ещё минутка такого смеха, и я сам забуду, какими они были, эти люди. – он полунасмешливо смотрел на свою все еще человеческую руку, изогнувшуюся уже каким-то странным для человека образом. Теперь она казалась переломленной и загнутой кверху. – Я не могу вспомнить, как они изгибали эту свою конечность, черт возьми! – хихикнул. – Ну вот, а была такая красивая оболочка. Посмотрев на несчастную "конечность" ещё какое-то время, "фараон" сравнил её со второй, сохранившей ещё правильный изгиб. После чего одним смелым движением вправил назад выскочивший из пазов сустав. Движение сопровождалось звучным хрустом. – Ох, разваливаюсь на глазах. – пародийно простонал диковинный гость, обмахиваясь краем своего плаща. – Это ж надо, так позабавить нас. – Ну а что же все-таки произошло? – его "щупальценосный друг" присел на край скалы, после чего часть скал, окружающих Риф Дьявола, с грохотом рухнула под воду. – Что за хрупкий у них мирок! Только сядешь, уже пол стула под воду! – А дело все в том... – "фараон" также присел, только бесшумно и на самый краешек скалистого выступа. – Что эти идиоты решили играть в мировое господство. Они и раньше в него играли. Но потом совсем дошли до абсурда. Их правящий класс хотел сделать из остальных нечто вроде легко управляемых рабов-биороботов. И это вышло им боком... Они придумали чудо-средство от несуществующей болезни и отравили им весь свой род. Как тебе? Новые раскаты хохота. – Ой, не могу! Как я мог проспать все веселье. – гигант вытер рукой свои красные глаза. Ньярлатхотеп вдоволь отсмеялся, потом задумчиво и даже как-то немного тоскливо подпер рукой подбородок. – А, сознаться, без этих обезьян будет даже немного скучно. – он снова посмотрел на свою серо-коричневую руку с тонким запястьем, тонкими пальцами. – Ради них я научился делать такие прикольные фокусы. Огоньки в темноте, ткал целые иллюзии удивительных миров. Эх, кого теперь я приведу господину Азатоту! – Разве ты не приводишь к нему всех, кто тебе попадется? И кроме людей достаточно есть аппетитных существ. – Как грубо. Господин Азатот не столько физически их поглощает, сколько... Понимаешь, он наслаждается красотой умирающего сознания, растворяющегося в бесконечности. Он как чёрная дыра. Заглатывает души, заставляя их распадаться на атомы. Это поглощение, которое сродни искусству. – И именно поэтому его, обманщика, все боги единогласно решили запереть в бездне. – отрезал Ктулху. – Ты сам сходного образа мысли. Тот же обманщик, разве что аппетиты у тебя поменьше. "Фараон" расплылся в улыбке чуть больше, чем следовало. Гигант продолжил: – Лучше иногда просто честно сожрать. Без твоего коварного искусства. – Ну... – "фараон" изящно поправил свой плащ. – Просто жрать скучно. Других таких идиотов долго искать придётся. *** Тысячи разноцветных солнц зажглись посреди тёмной бездны. Они витали в странной переливающейся и каждую секунду изменяющей свои очертания материи. Кроме этой материи не было ничего. Только промелькнувшее перед ней серое существо. Ни лап его, ни морды не было видно. Оно промелькнуло внезапно, подобно молнии и было освещено светом тысячи солнц лишь на жалкие мгновения. Существо притаилось где-то посреди темноты. Словно боясь показываться в таком виде или наоборот собираясь с мыслями. – О, Великий Йог-Сотот! Повелитель Небесных Врат, взирающий на мироздание тысячей своих солнц. Божество, познавшее вечность! Я пришёл просить тебя об одной мелочи. – Ползучий Хаос Ньярлатхотеп... – голос Великого Божества раздавался внутри сознания и напоминал струящийся ручей, состоящий из несметного количества капель воды или перезвон тысячи колоколен. – Ты пришёл просить меня... О том, чтобы я вернул тебе одну из любимых игрушек? – Ты как всегда проницателен, мой друг. Да, я хочу, чтобы ты вернул этих непутевых обезьян, когда-то давно созданных старцами. Мне без них скучно. – Я лицезрею, но не меняю сам ход истории, дорогой мой неугомонный друг. Я не могу возродить из пепла то, что мертво. – Но ты можешь направить меня в то время и место, где они все ещё существовали, не так ли? – Могу, но ты прекрасно знаешь, что в любой момент можешь вернуться к ним и сам. Достаточно просто вспомнить их. Ведь ты был с ними столько веков. Серое существо, притаившееся в тени, настороженно шевельнулось. Неспешно оно выглянуло из тени. Мрачное, все ещё напоминающее отдалённо человеческий силуэт, оно словно лишено было чётких очертаний. Голова вытянулась, превратившись в длинную черную полосу, извивающуюся подобно огромному щупальцу. Из лица остался только застывший в гримасе дикого крика рот. Верхняя часть тела словно была наспех слеплена из обрывков чёрной материи. На спине вырастало несколько рядов крыльев. Низ тела оканчивался мельтешащими щупальцами. Единственным, что все ещё оставалось относительно человеческим, были руки. Они сохранили изгиб в локте, кисти и даже пальцы. Которые, правда, заканчивались теперь острыми когтями. – Посмотри на меня, – рот растянулся ещё больше, превратив гримасу дикого крика в ужасную разорванную до ушей улыбку. – Я уже не помню, какими они были, эти люди. Помню только, какими были руки... Потому что последним я рассматривал свои руки... Если бы я мог сам, я бы не был сейчас здесь. – Ты не хочешь возвращаться в свою истинную форму? – Я просто ещё не наигрался. – улыбка стала ещё шире. – Для меня это особый вид удовольствия: играть с этими обезьянами. Для них я волшебник, я фараон, загадочный иноземец. Это очень воодушевляет. – Ты один из тех, кто вжился в чужую жизнь и уже полностью не может вернуться в свою. – Возможно. Я не могу бросить роль, которая приросла к лицу. Я ощущаю себя властелином мира, когда они смотрят на меня с таким восхищением. Эта их чувственность, как будто они единственные разумные существа во вселенной. Эта наивность... Они просто гениальное изобретение для потехи. Подумать только. Жалкие обезьянки... – гримаса его лица приобрела слабый умилительный оттенок. – Что ж. Я открою для тебя дверь в их мир. Ты вспомнишь людей. Увидишь их снова... Свет тысячи солнц стал ярче, светлее. Маленькие огоньки задвигались в окружающей их материи, которая сама прокатывалась волнами, закручиваясь в вихри. – Какую картину ты вспоминаешь, думая о людях? – голос Йог-Сотота доносится словно откуда-то издалека. В памяти неземного существа всплыли отрывистые картины древнего Египта. Пустыня, палящее солнце. Люди с темноватой кожей, одетые в намотанные на них тряпки. Нищие дети. Грязные лица со следами побоев, затекшей крови, засохшей еды на губах. Грязные руки, исцарапанные ноги. Лохмотья. Но главное – восторженные глаза и тихие шепотки: "Волшебник!". Несколько мгновений, и все растворилось в свете. В следующую секунду он уже снова был одет в золотистой одеяние фараона, сокрытое наполовину тёмным плащом. Лицо стало человеческим. Вполне себе нормальное лицо, только глаза уж сильно цепкие, вглядывающиеся, не отпускающие, и самоуверенная улыбка, словно он знает уже все на свете. Под ногами палящий песок. Время строения пирамид. Древний мир, ещё не разрушенный техникой и цивилизаций. – Самое чистое время... – пробормотал Ньярлатхотеп, радуюсь своему возвратившемуся мягкому человеческому голосу. Мягкому, но с остринкой. Сладкому, но отдающему привкусом чего-то потустороннего. Человеческий образ делал его маленькой песчинкой. Но песчинкой, в которой сокрыты бесконечные возможности. Совершенно особенной песчинкой, которая могла творить удивительные чудеса и одним своим взглядом вызывала бурю ответных чувств. Пару шагов по песку. Знакомые угловатые человеческие движения. Улыбка растянулась на губах. – До катастрофы у меня ещё достаточно времени поразвлечься, – думал он, уже посматривая на толпу детей, явно узнавших в нем того самого путника, который мог творить удивительные вещи. – А если что я снова вернусь сюда. В свой любимый жаркий Египет, где я действительно был Богом. – посмеялся сам себе, уже пробуя пальцами знакомые движения, к которым достаточно было приложить одну единственную мысль, чтобы в небесах или в его руке родился свет иного мира. *** Маленький Абдул очень хотел посмотреть на Волшебника, прибывшего из других земель. Ради этого он вылез из дому, пробежал достаточно много по обжигающему песку, пробрался сквозь заросли, прятался от проходящих мимо взрослых... В общем сделал все-все возможное, лишь бы добраться до большого красочно расписанного шатра. Перед шатром ему пришлось выстоять огромную очередь. Все это время ни крошки на губах, ни глотка воды. Голова кружилась, все тело саднило. Мальчик сидел на песке уже не веря, что когда-нибудь настанет его очередь. Но вот человек, стоявший перед ним в очереди и исчезнувший в тканях шатра, вышел наружу. Пришла его очередь! Абдул вскочил и рванулся внутрь. Атмосфера в шатре была совершенно непохожа на мир снаружи и напоминала прохладную бездну. В центре бездны стоял человек. Его золотое одеяние фараона поблескивало, наполовину прикрытое тёмным плащом. Красно-фиолетовые глаза словно светились в темноте. Уверенная улыбка, вздернутый подбородок. Весь его вид выражал чёткое понимание своих сил и своего превосходства. Но в той же степени было в нем и что-то игривое. Не та беззаботная игривость, с которой наивно играют дети, а хищный и цепкий интеллект кошки, получающей истинное удовольствие от игры с мышью. – О, какой маленький у меня сегодня гость! – голос волшебника отдавал сладостью иного мира. – Ты пришёл посмотреть чудеса? Абдул закивал, не в силах сложить свои мысли в слова. – А как тебя зовут, мальчик? – Абдул... – Альхазред? Ах, тот самый! Какая славная встреча! Дай погадаю... – он взял руку мальчика, но лишь мельком взглянул на неё. – Ты хочешь стать писателем, верно? Абдул закивал. – Ты станешь великим писателем. И я тебе в этом помогу. Ведь я посланник из мира богов. – подмигнул. – Ты напишешь книгу, самую важную во всем мире. Ты будешь писать о богах и других мирах. Ты запишешь правду, как она есть на самом деле. Она даст людям знание... Но не всем. А только тем, кто сможет её понять. Нас ждут великие свершения. И великие путешествия. Ну же, готов ли ты погрузиться в них? – взял мальчика за руку. – Ну? – Готов. – смело кивнул тот. И улыбнулся, ведь волшебник, несмотря на всю необычность его облика, смотрел на него как смотрят на друга, ожидая длительной и интересной игры. Игры, которую мальчик воспринимал как доброту и знак внимания. Ведь он действительно мечтал стать писателем и написать самую великую книгу на земле. *** – Друг мой Абдул, ты почти дописал свой трактат. Не хочешь ли ты посмотреть очень чудную сцену. Сцену конца мира людей? С момента их первой встречи прошло уже достаточно много времени. Маленький мальчик успел за это время вырасти и состариться, тогда как его загадочный информатор ничуть не изменился. Абдул поднял голову. Руки его тряслись от напряжения. Взгляд выдавал сонм мыслей. – Скажи прежде. Людей убьют существа из других миров, которых ты мне показал? Ньярлатхотеп прыснул. – Я сейчас умру от смеха. Нет, мой дорогой друг. Все было гораздо прозаичнее. Вспоминая тот день, я просто не могу не смеяться... – Это что-то страшное? – Ну... Те люди, они уже будут совсем другими, поэтому... Не знаю, насколько эта сцена затронет тебя. Для меня так она бесконечно смешна. Ну, что, смотрим? *** После увиденной сцены конца, завершившейся диким роготом неземных чудовищ, Абдул, собственно, и стал тем безумным стариком Альхазредом, которым его запомнил мир. – Тебя ужаснула эта картина? Приношу свои извинения, – Ньярлатхотеп вытер губы какой-то тряпицей, словно только что пообедал. – Ну как, достойное завершение для трактата? Абдул молчал. – Я не буду писать такую концовку. – Но даже если ты её не напишешь, она все равно будет. И ты все равно о ней уже знаешь. – "фараон" развел руками. – Ну, что же, как хочешь. Похоже, на тебя действует та самая человеческая черта, которая всегда меня поражала. Вы, люди, считаете себя центром всего мироздания. И с этим у вас связано столько трогательных надежд. У меня аж слезы наворачиваются, – он пародийно всхлипнул и в следующую секунду скептически ухмыльнулся. – Я опять забыл, как вы люди их делаете, эти слезы. Хех. – Но ты ведь сам выбрал остаться с нами? Не пошёл дальше, а снова и снова возвращаешься. – Потому что ваш мир категорически пленил меня. Я пленник тонких материй. Эти ваши чувства, драмы, трагедии. Они питают куда сильнее, чем любая физическая еда. Да вы и рады их дарить. Старцы, видать, знали толк в искусстве, когда создавали вас. Вкусные вы мои, несчастные маленькие люди. Я даже сочувствую вам. Самую малость. – он показал на пальцах щепотку. – Вот столечко. Да и без вас мир становится чудовищно скучным. А скука убивает богов. Иначе, ты думаешь, почему остальные боги почти все время спят под убаюкивающую музыку космической флейты? Они Каддат уже превратили в какую-то спальню. – посмеялся. – А у вас чувства, драмы, театр. И даже роль для меня готовая, которую я, между прочим, даже люблю. Я здесь любимый волшебник, бог. Можно сказать, у вас я нашёл свое место в мире. Ведь я тоже когда-то был маленьким и потерянным. – ещё пару пародийных всхлипов, которые снова сменились хищной ухмылкой. – Представь, маленькая, не нашедшая своего места в жизни, космическая тварь. Не трагично? Абдул вздрогнул, настороженно оглядываясь на своего спутника и невольно вспоминая, что за человеческой оболочкой здесь прячется нечто гораздо большее во всех смыслах. – Хех. А вот нашу трагичность вы не понимаете. – с лёгким укором и немного тоскливо ухмыльнулся Ньярлатхотеп. – Маленькая печальная космическая тварь ничем не хуже маленьких печальных человеков. Так что, как говорят люди будущего, мне надо бесконечно закрывать мой бесконечный "гештальт". – сам с себя посмеялся. – Ты не представляешь себе, Абдул, насколько волшебный мир древности с его жаркими песками, тайнами, насыщенными лунным светом ночами... С этими бедными людьми чище, живее мира будущего. Ты должен гордиться, что живёшь именно в это время и в этом месте. Уж поверь мне, я знаю, что говорю. Вы грязные и живёте в нищете, но в глазах ваших людей живёт вера в чудо. В глазах тех людей жила только усталость. Они неспособны были увидеть чудеса. Кроме некоторых единичных случаев. Но все единичные случаи, как правило, предпочитают уходить в мир снов. Хех. Если и ты захочешь к нам уйти, то, думаю, не пожалеешь. – он подмигнул. – Ну, что ж, оставляю тогда тебя одного думать над концовкой. Что бы ты не придумал, основная часть, стараниями вашего верного слуги, – поклонился. – Уже написана. Так что закончить ты можешь и просто какими-нибудь нелепыми, характерным для людей словами. Например: "Внимайте и будьте счастливы!". – после чего он засмеялся, прежде чем раствориться в воздухе. Абдул долго смотрел на исписанные листы перед собой. Труд всей его жизни – книга о тварях из других миров. Пока он писал, он все ещё надеялся, что в конце люди, если не победят, то хотя бы просто останутся на этой земле. Что они хотя бы просто будут. Теперь же, зная конец, он больше не видел смысла продолжать писать. Перевернул листы и, вместо того, чтобы дописать конец, добавил несколько строк в начало: "О, смертный! Если ты недостаточно смел и силен душой, чтобы столкнуться с вечностью, брось эту книгу! Здесь записаны Великие Знания и Великие Тайны. Но, если ты хоть на секунду чувствуешь страх, что сойдешь с ума, никогда... НИКОГДА НЕ ОТКРЫВАЙ ЭТУ КНИГУ! Храни то немногое человеческое, что в тебе есть. А если ты, подобно мне, отвергнут миром людей и чувствуешь нечеловеческое желание знать правду, тогда эта книга для тебя. Но будь осторожен. Единственное сомнение, и пути назад больше не будет." *** На утро Альхазреда уже не было в комнате. Он ушёл, намереваясь, видимо, порвать свою дружбу с одинокими тварями из далёкого космоса и забыть о них. Ньярлатотеп задумчиво почитал дописанное предисловие и остановился на жирном троеточии в конце. – Эх, снова он её так и не закончил. Ну ничего. Это абсолютно неважно. – щёлкнул пальцами, и на столе вместо одной книги уже лежало штук десять таких же. – Я распространю её по миру, чтобы однажды её прочитали наши молодцы-удальцы. Рэндольф Картер, Куранес, тот художник, рисующий упырей... И все остальные, кто хоть немного может растопить мою скуку в наступающем тысячелетии. *** Рэндольф восторженно вбежал в комнату к своему другу. – Куранес! Эй! Ты меня слышишь?! Я выхватил её последний экземпляр! Ты только посмотри! – он величественно прошествовал по комнате, после чего вытащил из-за пазухи старинную книгу, бережно укрытую самодельной бумажной обложкой. – Боже, да ты гений! – Куранес всплеснул руками. – Это же та самая! Книга безумного старика Альхазреда, каким-то чудом дошедшая до наших дней! – Ага! – довольно смеялся Рэндольф. – Последний экземпляр перехватил. Ты представляешь, как нам везёт! Теперь мы не просто будем путешествовать во снах... – его глаза горели совершенно человеческим восторгом. – Теперь я отыщу ту страну, в которую меня постоянно тянет! – Куранес довольно потер ладони. Картер также довольно сиял, бережно рассматривая свое приобретение. Он осторожно стянул бумажную пленку. Взору друзей открылась красующаяся на обложке надпись готическими буквами: "НЕКРОНОМИКОН". Где-то далеко-далеко от них в чертогах Неведомого Каддата одна неугомонная космическая тварь торжествовала от души. Ведь это означало ещё много лет веселья, ещё много славных выходок и игр с этими забавными непутевыми обезьянками. – Ну, что я и говорил! – Ньярлатхотеп довольно всплеснул руками. – Люди не меняются!