Один

Грязно-серые стены, грязная одежда, хаотично по полу разметанная. Грязные глаза потухшие, грязные волосы и руки за них цепляющиеся - тоже грязные, в краске измазанные. За окном - грязное серое небо, слезы пресные льющее - тоже грязными выглядят. Альбедо не привык мир видеть таким. Для него во всем всегда краски сияли - в глазах золотых, в волосах светлых, длинных, что через пальцы пропускал с благоговением. В блеске кожи чужой, в утреннем дожде летнем, теплом, в закате таком невероятном, что дух захватывало. Так с каких же пор ему в глаза ведро помоев вылили? С тех пор, как Итэр ушел, дни тянутся бесконечной серой лентой - ни черной, ни белой - слишком мало цвета для черного, столь глубокого, и слишком мрачно для белого, столь непорочного. Каждая улочка этого города, каждый шаг, каждый вздох - все о нем напоминает, словно все еще есть мимолетные касания, такие теплые и нежные, словно в них весь мир. В них, и в тех глазах ярких и чистых, что спосбны были краской залить самый хмурый день в неродном городе неродной страны. Но с ним это было неважно - где он, там и дом. Они были домом друг другу, плясали под дождем и снегом мокрым, за руки взявшись, не пытаясь объяснить прохожим-идиотам, что они две звезды, что спрыгнули с небес. С ним каждый день был смыслом наполнен и жизнью - он и есть жизнь, он и есть мир. Глаза в глаза, плечо к плечу и слова-слова-слова, обещания, клятвы, планы, чувства. Они горели, огнем друг друга дыша, словно не существовало серых улиц, шума машин и громких людей - лишь они и их мысли, которые в унисон звучали на устах. Они были однинаковы, но различны, словно два разных состояния воды - пар ли, лед или текучая влага - все одно в основе один кислорода атом и два - водорода. Слепленные, скомканные, но цельные. Они любили друг друга так, что слов не находили своим чувствам - взгляды, улыбки, прикосновения - "я люблю тебя", не вслух только. Они подмечали друг в друге целые вечности, вселенные внутри, звездные россыпи родинок на спине - они были единственными людьми на своей планете. Но на каждую планету рано или поздно вторгаются чужаки. Это был самый обычный прохожий, человек из толпы, такой же, как и все остальные, на кого они внимания не обращали - зачем, если в их мире есть место лишь для них двоих. Но он с Итэром столкнулся. Совершенно случайно, без злого умысла. И Альбедо видел тот взгляд. Незнакомец на его сокровище глядел так, словно только что нашел что-то ценное настолько, что никогда ни алмазы, ни золото в ценности сравниться не смогут. Альбедо знал и сам, насколько солнце ценное и хрупкое, радовался секунде каждой, что они проводили вдвоем. И даже поверить до конца не мог, что этот света комочек ему достался - невесть каким чудом. Он гордился даже, что смог доверие ломкое завоевать, что смог разделить с ним его мир - и свой собственный тоже. Возможно, именно гордыня все и погубила. Чужаки приходят и забирают все, что дорого было, вырывая с корнем клятвы, засыпая солью озера и топя ледники, что вокруг себя стенами выстроили, лишь бы не тревожили. Альбедо знал, понимал, что происходит что-то. Видел, как постепенно бескрайняя чужая - но такая родная - вселенная схлопывается перед ним, не пускает больше. Как тускнеет золото глаз, что всегда звездой путеводной было, светом, на который он, мотылек, летел. Его пытались словно очень нежно, аккуратно, незаметно вытолкнуть из мира, без которого уже никак, словно он там - тот самый чужак. Вновь слова, разговоры, вздохи едва слышные по ночам. Альбедо думал, что хуже не будет. Итэра забрали. Он по доброй воле ушел, сверкнув на прощание глазами бездонными и улыбкой мягкой - такой же, как всегда. Но теперь недосягаемой. Его солнце, что сквозь призму улыбки своей мир раскрашивало цветами самыми яркими, теплыми - теперь эту призму разбило, забрало свой свет и трепетно в ладонях осколки другому передало. Один оставшись средь пустых полей и пустых квартир, Альбедо вновь стены возвел и медленно в них умирал, живьем разлагал себя солью на щеках и дырой черной в груди - от тепла остались лишь призраки, воспоминания, которые медленно сердце разбитое уничтожало. Воспоминания о запахе его тела, звуке голоса, о той маленькой вселенной, что была внутри него. Вместо одной из их двойной, парной звезды остался лишь карлик белый, потухший, и постепенно совсем в пустоте исчезающий. Альбедо не винил никого - ни незнакомца с глазами янтарными, но хололными, ни Итэра тем более. Напротив, он все еще любил его, любил до луны, до солнца - и обратно, он был его солнцем. Правда, светило оно уже не ему вовсе. Почему же любить меньше не получалось? Любовь эта горьким ядом по венам растекалась, дыхание перекрывая, выжимая прочие все чувства, сердце колючей проволокой обвивая. Костяшки о стену содраны уже не раз, не два, голос от крика охрип - он кричал, но больше никто не слышал. Все, чего теперь хотелось - лишь спать. И Альбедо засыпал покорно, свистом ветра в форточке убаюканный, без теплой спины чужой у груди. Один.