Everything I Know

      Дверь отворяется, и потоки стального воздуха наполняют помещение. Слипшиеся меж собой индустриальные шторы издают характерный отзвук, вырывая ключевую фигуру из состояния полусна. Приподнявшись, мужчина свешивает с постели ноги, опирается о металлический мебельный корпус. Он медлит, словно вбирая силу, готовясь к подъёму, как к последнему отчаянному рывку. — Осторожнее, лекарство ещё не подействовало… — вошедшая опережает его; ниспадая подле кроватного полотна, не раздумывая, не выжидая, пальцами тянется ко впалой щеке — стирает тем самым неврологическую испарину. Множество медицинских энциклопедий и врачебных справочников было прочитано ею: о течении болезни, о сопутствующих симптомах, о средствах со сложным химическим составом, что симптомы эти призваны подавлять. «Совсем скоро, потерпи. Ещё не подействовало».       Прикосновение. Тонкую женскую пясть прячет Джон в своей огрубевшей ладони, и Аманда ощущает тепло его прикосновения. Воистину, ничто не согревает так, как любимые руки. Ничто не избавляет от душевных терзаний, но тактильный контакт.       Всякая птица перед тем, как взлететь, должна выбраться из скорлупы. Однако Янг всегда ощущала себя сломленной; раненой птахой, неспособной к полноценному полёту. Решаясь выпорхнуть, она падала снова и снова, больно ударяясь о скалистый отрóг. Сначала родитель, запиравший дочь в тёмном чулане, точь-в-точь ненужную вещь. Полицейский, сфальсифицировавший доказательства и отправивший невинную Мэнди за решётку. Сокамерник, склонивший к насилию под стать извращённым желаниям. И, наконец, наркоман, разделивший изнуряющую участь. В глазах каждого из них она была ненастоящей, игрушечной; пустым местом, потерянной душой. В глазах каждого из них…, но затем чернота неминуемого падения преисполнилась свечения. То были его глаза. Те, что ждали её на другом конце пропасти. Те, что её спасли. «Аманда, не нужно бояться. Твоя жизнь только начинается».       Лишь потом, спустя время, старательно глуша слёзы, подавляя утробный вопль (только бы Джон не услышал), она впервые задастся вопросом: «Что есть моя жизнь без Тебя?». — Леди Макбет. Не могу поверить, что эта-, — девушка обрывает себя на полуслове, отрекаясь от нецензурности. Крамер, в свою очередь, смеряет оную многозначительным взглядом, а затем мягко посмеивается. — Она вынашивала амбициозные планы, была жестокой, но в итоге? Покончила с собой, — женский голос дрожит, ломится предательски под грузом двойственных чувств. Подумать только! Такая, как она, размышляет о шекспировских строках. Такая, как она. — Милей судьбой с убитым поменяться, чем страхами, убив его, терзаться… — инженер цитирует первоисточник, и девичье сердце съёживается до размеров спичечной головки, чтобы забиться с новой силой и новой масштабностью. Подобными ощущениями преисполнен каждый их разговор. В голосе учителя всё: рассудительность и покой, терпкая истина, покоящаяся на острие холодной безмятежности, такой проникновенной и обжигающей одновременно.       Красноречивый жест — движение рукой — Джон просит ученицу приблизиться. И она слушается — безоговорочно и охотно — ступая к нему, восседающему за чертёжным столом. — Ты хорошо справилась со сборкой устройства. Молодец. Аманда старается не показывать эмоций, но улыбка, искреннее движение губ, выдаёт её. Ни за одну похвалу в своей жизни не боролась она с таким остервенением. — Работая со взрывчатыми элементами, не забывай о технике безопасности. Один из спусковых механизмов неисправен. Стоило проверить перед тем, как заряжать патронники. — Да, извини… — Сверяйся со схемой, когда собираешь электрическую цепь. Это исключит вероятность ошибки.       Янг глядит на своего спасителя не видящими изумрудными глазами: на его профиль, контуры волос, изгибы длинных пальцев, которые он подносит к лицу, и остаток диалога ускользает от неё. Где была эта чёртова схема тогда, в клинике «Homeward Bound»? Где были инструкции и подсказки, когда она, наркозависимая, уговаривала своего дружка на воровство? Быть может, детектив прав, и люди не перерождаются вовсе? Может, их участь — ранить любимых? И ей никогда не очиститься от вины и сожаления, ровно как Леди Макбет — от пороков грязной души? — Аманда, — он вырывает её из раздумий, возвращает в реальность посредством одного лишь имени; трепетно, ласково, осторожно. Всякий раз, попадая в его объятия, прижимаясь к мужской груди, вдыхая родной запах, девушка с ужасом понимает: на её месте должна быть другая.       Кричать, кричать, сказать ему всё… «Это я погубила твоего ребёнка, Джон! Это из-за меня Гидеон не появился на свет. Я стала причиной твоей болезни. Мир по клочкам отнимал у меня жизнь, поэтому я в одночасье разрушила твою». Мэнди оглядывает пустóты убежища, манекены и инструменты, зачатки изобретений грядущих тестов. «Джон презирает убийц», — напоминает она себе. «Джон презирает убийц», — и крохотное лезвие превращает запястье в разверстой бутон алой розы; калеча себя глубоко и нещадно, Аманда топит тайну в собственной крови. Жертва во имя его признания. Жертва во имя любви.       Покалеченная пташка трясущимися руками сжимает измятый листок. — Наши судьбы связаны, Аманда. Я пытался тебе помочь.       Покалеченная пташка взводит курок, направляя пистолетное дуло. — Подумай о том, что ты обещала мне. Подумай о наших мечтах. Подумай о завтрашнем дне. Покалеченная пташка, акт её перерождения. Покалеченная пташка и её свободный полёт.